– Да, совершенно верно, – сказал Карелла. – А зонтик у него был?
– Зонта не было.
– А не заметили ли вы, какая одежда была у него под плащом?
– Костюм на нем был темно-серого цвета, знаете – такой, типа маренго. Я сужу об этом по его брюкам. Рубашка была белого цвета – ее видно было, потому что плащ был полурасстегнут, – и черный галстук.
– Ботинки какого цвета?
– Черные.
– А не заметили ли вы каких-нибудь шрамов или родимых пятен на лице или на руках?
– Нет, не заметил.
– А кольца или какие-нибудь другие украшения?
– У него было кольцо с зеленым камнем на правой руке, нет, погодите, это была левая рука.
– А еще какие-нибудь ювелирные изделия на нем были? Запонки, булавка для галстука или еще что-нибудь?
– Нет, ничего такого я не видел.
– Шляпа была?
– Не было.
– Бритый? – спросил Клинг.
– Как это понимать?
– Ну были у него усы или борода?.
– Нет, ни усов, ни бороды не было. Он был бритый.
– А сколько ему могло быть примерно лет?
– Около сорока или сорок с небольшим.
– А какой он комплекции? Тяжелый или легковес?
– Он очень крупный человек. И при этом не толстый, а просто крупный, физически развитый. Я сказал бы, что его наверняка можно отнести к тяжеловесам. У него очень крупные кисти рук. Я заметил, что кольцо у него на руке выглядело очень маленьким. Да, он – явный тяжеловес, это я могу сказать совершенно определенно.
– Было у него что-нибудь в руках? Портфель, папка?..
– Ничего не было.
– Он разговаривал с вами?
– Он просто назвал мне номер нужного этажа и больше ничего. Он сказал: “Девятый” и больше ничего не говорил.
– А голос какой у него? Низкий, средний, высокий?
– Низкий.
– А не заметили ли вы у него какого-нибудь акцента или местного диалекта?
– Он сказал при мне всего одно-единственное слово. И звучало это как у любого жителя нашего города.
– Ну ладно, хорошо, – сказал Карелла. – Ты хотел бы задать еще какие-нибудь вопросы, Клинг?
– Нет у меня больше никаких вопросов, – сказал Клинг.
– Вы – исключительно наблюдательный человек, – обратился Карелла к Циклопу.
– Да у меня ведь целый день только одно занятие – рассматривать людей, которых я поднимаю и спускаю в лифте, – ответил Циклоп. – Рассматриваешь их, и как-то быстрей протекает время.
– Мы очень благодарны вам за то, что вы нам сообщили, – сказал Карелла. – Огромное вам спасибо.
– Не за что.
Они вышли на улицу.
– Хитрый старый подонок, – сказал Клинг.
– Но он сообщил нам много интересного, – мягко возразил Карелла.
– Да-да.
– Ведь в результате у нас имеется вполне подробное описание внешности преступника.
– Слишком хорошее, если всерьез подумать об этом.
– Что ты хочешь сказать?
– У этого типа один-единственный глаз, а по возрасту он уже одной ногой в могиле. А тут он выкладывает без запинки такие детали, которые и специально натренированный наблюдатель наверняка не заметил бы. Очень может быть, что он просто придумал все эти детали только для того, чтобы доказать нам, что он еще не совсем бесполезный старик.
– Совсем бесполезных людей просто не бывает, – мягко заметил Карелла. – И это никак не зависит от возраста.
– Весьма гуманный взгляд на человечество, особенно полезный при расследовании уголовного преступления, – едко ответил Клинг.
– А в чем, скажи на милость, перед тобой еще и человечество провинилось?
– Ни в чем. Ты, наверное, считаешь достойным представителем человечества и того типа, который так исполосовал эту Тинку Закс, не так ли? – спросил Клинг.
На это у Кареллы не нашлось ответа.
* * *
Солидное агентство по трудоустройству манекенщиц никогда не ограничивается просто предоставлением клиентам списка девушек, интересы которых оно представляет. Оно отвечает на телефонные звонки, адресованные девушкам, вынужденным метаться по всему городу, посылает нянь к их детям пока матери заняты на работе, обеспечивает их юридической консультацией и следит за тем, чтобы управляемое мужчинами общество ни в чем не ущемляло их профессиональные и не только профессиональные интересы и, в конце концов, является тем местом, где эти красавицы могут спокойно отдохнуть в перерыве между работой.
Арт и Лесли Катлер владели именно таким агентством. Они управляли им с железной предусмотрительностью компьютера и при этом относились к своим подопечным с пониманием хорошего программиста или, если хотите, психоаналитика. Их контора, со вкусом отделанная панелями из орехового дерева, состояла из трехкомнатной квартиры на Каррингтон-авеню в доме, расположенном прямо рядом с мостом, ведущим к Калмз-Пойнт. Вывеска с названием агентства указывала вход. Дальше шла покрытая ковровой дорожкой лестница.
Карелла с Клингом поднялись на второй этаж, не испытав при этом особого восхищения. Там они увидели еще одну табличку, но на ней была изображена только фамилия владельцев фирмы. Они вошли в маленькое фойе, в котором стоял стерильно белый, изумительно изящный столик. За столиком сидела девушка. Она была просто ослепительно красива, как и полагается девушке, посаженной в приемной такого агентства. Ведь первая мысль, которая возникает при взгляде на нее, должна быть примерно такой: “Боже мой, если у них простой секретаршей работает такая красавица, то как же должны выглядеть предлагаемые ими манекенщицы?”
– Да, джентльмены, что вам угодно? – спросила девушка. Голос ее звучал вполне по-светски. На ней были очки в, казалось бы, слишком широкой темной оправе, но резкий контур их, тем не менее, отнюдь не скрывал яркого блеска больших голубых глаз. Макияж на ее лице выглядел вполне невинно, блестели иссиня-черные волосы, а улыбка была самой солнечной из всех, какие только можно себе представить. На эту улыбку Карелла ответил не менее лучезарной улыбкой, той самой, которую он обычно приберегал для встреч с кинозвездами, когда ему случалось видеть их на званых вечерах у губернатора штата.
– Мы из полиции, – сказал он. – Разрешите представиться – детектив Карелла, а это мой партнер – детектив Клинг.
– Да? – только и вымолвила девушка. Казалось, что визит полицейских просто ошеломил ее.
– Нам хотелось бы переговорить с мистером или миссис Катлер, – сказал Клинг. – Они у себя сейчас?
– Они у себя, но по какому вопросу вы хотели бы их видеть? – спросила девушка.
– По вопросу, связанному с убийством Тинки Закс, – сказал Клинг.
– Ах, – выдохнула девушка. – Ах, да. – Она потянулась пальцем к кнопке на внутреннем телефоне, но приостановилась, пожала плечами, глянула на них сияющим полной невинностью взглядом и осведомилась. – Я так полагаю, что удостоверения личности или что там у вас еще может быть, – в полном порядке?
Карелла предъявил ей жетон детектива. Девушка выжидающе уставилась на Клинга. Клинг вздохнул, неохотно полез в карман вытащил из него бумажник, раскрыл его и предъявил приколотый внутри бумажника жетон.
– А знаете? У нас тут еще никогда не бывало детективов, – сказала оправдывающимся тоном девушка и нажала кнопку.
– Да? – послышался мужской голос.
– Мистер Катлер, к вам пришли два детектива, некий мистер Кинг и с ним мистер Коппола.
– Клинг и Карелла, – поправил ее Карелла.
– Клинг и Каппелла, – поправилась девушка.
Карелла решил, что и так сойдет.
– Попросите их пройти прямо ко мне, – сказал Катлер.
– Слушаюсь, сэр, – девушка отпустила кнопку и поглядела на детективов. – Не будете ли вы любезны пройти внутрь? Через загон для быков и сразу же в дверь напротив.
– Через что?
– Загон для быков. Ах, простите, так мы называем нашу главную контору. Это здесь, прямо за этой дверью, бы сами увидите. – В этот момент на ее столе зазвонил телефон. Девушка сделала неопределенный жест в сторону противоположной стены, которая на первый взгляд могла показаться сплошь обитой панелями из орехового дерева, и сняла трубку. – Фирма “Катлер”, – сказала она в трубку. – Одну минуточку, прошу вас. – Она снова нажала кнопку и сказала. – Миссис Катлер, по пятьдесят седьмому вас вызывает Алекс Джемисон, не возьмете ли вы трубочку? – она кивнула, немного послушала и потом повесила трубку.
Тем временем Карелла с Клингом успели обнаружить ручку ореховой двери в ореховой стене. Карелла несколько глуповато улыбнулся девушке – ее глаза продолжали излучать неземное сияние – и открыл дверь.
Загон для быков оказался, как и обещала девушка, прямо за дверью приемной. Это была огромная открытая комната, отделанная теми же ореховыми панелями, что и приемная, и обставленная так же преимущественно белой мебелью. У правой стены комнаты сидела за длинной стойкой женщина, которая, держа телефонную трубку у уха, что-то лихорадочно записывала. Ей было примерно около сорока лет и по фигуре в ней легко было угадать бывшую манекенщицу. Она быстро взглянула на Кареллу с Клингом, которые в нерешительности застыли у двери, и тут же снова продолжила свои записи, не удостаивая вошедших своим вниманием.
За ней на стене были вывешены три огромных графика. Каждый из них был разбит на квадратики два на два дюйма, чем-то напоминая нераскрашенную шахматную доску. Крайнюю левую колонку каждого из этих графиков составлял ряд расположенных одна под другой фотографий. Сам график был разбит по рабочим часам. Графики были покрыты прозрачным плексигласом. Справа от них висел на шнуре фломастер, которым можно было делать записи. Благодаря этому каждая из манекенщиц могла с первого же взгляда увидеть расписание своих работ на целую неделю. Справа от графиков была полочка для писем, разделенная на ячейки и также снабженная фотографиями, однако, чтобы подойти к ней, нужно было пройти через проход в стойке, за которой сейчас сидела женщина, разговаривающая по телефону.
Противоположная стена была покрыта крупными – двадцать четыре на тридцать – черно-белыми фотографиями всех манекенщиц, интересы которых представляло данное агентство. Фотографий этих было около семидесяти пяти. На фотографиях не было ни имен, ни фамилий, но зато под каждым рядом фотографий шла общая широкая полоса из белого пластика, к которой также были прикреплены на шнурках фломастеры, чтобы можно было делать при необходимости легко стираемые записи. Благодаря этому нехитрому приему каждая из манекенщиц, едва войдя в комнату, сразу же могла узнать, куда ей следует позвонить или какие предложения поступали в ее адрес, а заодно и справиться с расписанием уже назначенных работ. Таким образом, едва вы попадали в эту комнату, как у вас немедленно возникало впечатление, что фотографии играют весьма существенную роль в работе самого агентства. Кроме того, у вас возникала странная уверенность в том, что изображенные на фотографиях лица вы уже сотни раз видели до этого и знакомы с ними по рекламным табло и журнальным обложкам. При этом казалось, что сопроводить какую-либо из выставленных фотографий табличкой с именем и фамилией было бы столь же неуместным, как, скажем, прицепить к Тадж-Махалу или Статуе Свободы табличку с их названием. Однако одна стена в этой обширной комнате оставалась ни чем не украшенной. Она просто была сплошь покрыта панелями, в точности такими же, как те, что были в приемной.
– Кажется, я все-таки разглядел здесь ручку двери, – шепотом сказал Карелла, и они направились туда, пересекая зал.
Женщина, которая до этого целиком была поглощена телефонным разговором, соблаговолила заметить их.
– Одну секундочку, Алекс. – сказала она в трубку и, обращаясь к детективам, осведомилась:
– Что вам угодно, не могу ли я вам чем-нибудь помочь?
– Нам нужен кабинет мистера Катлера, – сказал Карелла.
– Да? – сказала она.
– Да. Мы детективы. Нам поручено расследование дела об убийстве Тинки Закс.
– Ах, так. Идите прямо туда, – сказала женщина. – Я – Лесли Катлер. Сейчас я закончу этот разговор и сразу же присоединюсь к вам.
– Благодарю вас, – сказал Карелла.
Сопровождаемый Клингом, он подошел к стене и постучал в то место, где, по его предположениям, должна была скрываться дверь.
– Входите, – услышали они мужской голос.
Арт Катлер был мужчина сорока с небольшим лет с прямыми светлыми волосами, которые он носил на манер Сонни Тафтса. Рост его был по меньшей мере шесть футов и четыре дюйма при мускулистой, мощной фигуре. Он встал им навстречу из-за стола и, улыбаясь, протянул руку.
– Входите, джентльмены, – сказал он глубоким низким голосом. Он так и продолжал держать руку вытянутой, пока Карелла с Клингом не подошли к его столу. Рукопожатие его было сильным и уверенным. – Пожалуйста, рассаживайтесь поудобней, – сказал он, указывая на два кресла, что стояли у него перед столом. – Вы, как я полагаю, пришли сюда в связи с этой несчастной Тинкой, – сказал он с оттенком грусти в голосе.
– Да, – подтвердил Карелла.
– Жуткий случай. Наверняка это работа какого-нибудь маньяка, как вы думаете?
– Я пока ничего не могу сказать, – ответил Карелла.
– Ну, это же наверняка именно так, не правда ли? – настаивал он, обращаясь уже в сторону Клинга.
– Не знаю, – сказал Клинг.
– Вот именно для этого мы и пришли сюда, мистер Катлер, – объяснил Карелла. – Мы хотим узнать у вас как можно больше об этой девушке. Мы исходим из того предположения, что агент должен очень много знать о тех, кого он представля...
– Совершенно верно, – прервал его Катлер, – а особенно это справедливо в отношении Тинки.
– А почему особенно справедливо в отношении нее?
– Видите ли, мы оказывали ей услуги, можно сказать, с первого же дня ее карьеры на этом поприще.
– И каков же этот срок на самом деле, мистер Катлер?
– О, по меньшей мере, лет десять... Ей было всего девятнадцать лет, когда мы внесли ее в свои списки, а ей сейчас... погодите-ка, дайте мне подсчитать, тридцать лет ей исполнилось в феврале, значит, мы сотрудничаем с ней уже одиннадцать лет, так будет вернее.
– А какого числа в феврале? – спросил Клинг.
– Третьего февраля, – ответил Катлер. – Прежде чем подписать контракт с нами, она уже на свой страх и риск выступала в качестве манекенщицы на западном побережье. Однако ничего выдающегося она тогда собой не представляла. Мы ввели ее в большинство значительных журналов, впрочем, мне, пожалуй, перечислять их не стоит. А знаете ли вы, каковы были заработки у Тинки Закс?
– Нет, а сколько она зарабатывала? – спросил Клинг.
– Шестьдесят долларов в час, умножьте теперь эту цифру на восемь – десять рабочих часов в день при шестидневной рабочей неделе и вы получите что-то около ста пятидесяти тысяч в год. Это значительно больше, чем получает президент Соединенных Штатов.
– И притом безо всяких хлопот, – заметил Клинг.
– Мистер Катлер, – сказал Карелла, – а когда вы видели Тинку Закс в последний раз при жизни?
– В конце дня в пятницу, – ответил Катлер.
– Уточните пожалуйста, при каких обстоятельствах вы виделись?
– В пять часов у нее была съемка, а потом часов в семь она зашла сюда узнать, не было ли ей звонков или почты. Вот как это было.
– И были? – спросил Клинг.
– Что – были?
– Ну были звонки к ней?
– Ну этого уж я точно не помню. Обычно тот, кто сидит на телефоне, то есть дежурный, раскладывает почту и расписывает звонки сразу же после их поступления. Вы, возможно, видели фотографии наших моделей у нас на стенах...
– Да, видели, – сказал Клинг.
– Так вот, у нас этим занимается девушка из приемной. Если хотите, я могу у нее справиться, может, она припомнит, что кому пришло в тот день, может быть, она фиксирует это где-то для себя, хотя я и очень сомневаюсь в этом. Как только она положит нужную бумажку в соответствующее отделение на стене...
– А как насчет почты?
– Я не думаю, что она вообще... хотя, погодите минутку... да, мне и в самом деле припоминается, что она получала какую-то почту. Я помню, что однажды застал ее за тем, как она перебирала конверты, когда я вышел из своего кабинета, чтобы поговорить с ней.
– А в котором часу она ушла отсюда? – спросил Карелла.
– Примерно в четверть восьмого.
– Она поехала на очередную съемку?
– Нет, она поехала домой. У нее, как вы, наверное, знаете, есть дочь. Пятилетняя девочка.
– Да, я это знаю, – сказал Карелла.
– Ну, в общем она пошла домой, – сказал Катлер.
– А вы знаете, где она живет? – спросил Клинг.
– Да, знаю.
– И где это?
– На Стаффорд-Плейс.
– Вы когда-нибудь бывали там?
– Да, конечно, бывал.
– Как по-вашему, сколько может уйти времени на то, чтобы добраться отсюда до ее дома.
– Не более пятнадцати минут.
– Значит, Тинка должна была добраться до дома к половине восьмого... если, конечно, она и в самом деле пошла домой.
– Да, я полагаю, что именно так и было.
– А она, уходя, говорила, что направляется отсюда прямо домой?
– Да. Хотя нет, она сказала, что зайдет сначала за пирожными, а уж потом – прямо домой.
– Пирожными?
– Да. Здесь, немного дальше по улице есть кондитерская, где бывают очень вкусные пирожные. Многие из наших манекенщиц берут там пирожные и прочие кондитерские изделия.
– А не говорила ли она вам, что к ней должен прийти в тот день кто-нибудь в гости? – спросил Клинг.
– Нет, она не посвящала меня в свои планы.
– А может быть, эта ваша девушка из приемной лучше осведомлена о том, какие могли быть планы у Тинки Закс на тот вечер?
– Понятия не имею, вам лучше было бы спросить об этом у нее.
– Да, это обязательно нужно будет сделать, – сказал Карелла.
– А каковы были ваши планы относительно вечера в прошлую пятницу? – спросил Клинг.
– Мои планы?
– Да.
– А как прикажете это понимать?
– Вы-то сами в котором часу вышли из конторы?
– А зачем вам может понадобиться это? – спросил Катлер.
– Вы были последним человеком, который видел ее живой, – сказал Клинг.
– Нет, последним человеком, который видел ее живой, был, несомненно, ее убийца, – поправил его Катлер. – И если верить тому, что написано об этом в газетах, то предпоследним человеком, который видел ее живой, была ее дочь. Поэтому я, право, не понимаю, каким образом приход Тинки в агентство и мои планы на тот вечер могут хоть каким-то образом оказаться связанными с ее смертью.
– Очень может быть, что они никак и не связаны, мистер Катлер, – сказал Карелла, – но, я уверен, вы прекрасно понимаете, что мы просто обязаны тщательно проверить любую возможность.
Катлер поморщился, как бы давая этим понять, что враждебность, которую он испытывал по отношению к Клингу, распространяется теперь и на Кареллу. Он помолчал какое-то время, а потом заговорил обиженным тоном.
– Мы с женой присоединились к нашим друзьям, которые уже ждали нас к обеду в “Ле Труа Ша”. – Он помолчал и не без язвительности пояснил. – Это французский ресторан.
– И в котором часу это было? – спросил Клинг.
– В восемь часов.
– А где вы были в девять часов?
– Продолжал сидеть за обеденным столом.
– А в половине десятого?
– Мы пробыли в ресторане до начала одиннадцатого, – со вздохом сказал Катлер.
– А потом чем вы были заняты?
– Неужели и это вам нужно знать? – сказал Катлер, снова брезгливо поморщившись. Детективы не проронили ни слова. Он снова вздохнул и сказал: – Мы прошлись немного всей кампанией по Холл-авеню, а потом мы с женой остановили такси, распрощались с друзьями и отправились домой.
Дверь распахнулась. Лесли Катлер впорхнула в кабинет. Заметив выражение лица своего мужа, она сразу же по достоинству оценила встретившую ее появление тишину и немедленно подключилась к делу.
– Что тут происходит? – спросила она.
– Скажи им, пожалуйста, куда мы отсюда отправились вечером в пятницу, – сказал ей Катлер. – Этим джентльменам, кажется, не терпится поиграть в полицейских и преступников.
– Да вы шутите, – сказала Лесли и тут же поняла, что они отнюдь не намерены шутить. – Мы пошли пообедать с друзьями, – быстро добавила она. – С Маджи и Дениелом Роунетами. Она – одна из наших манекенщиц. А что?
– В котором часу вы вышли из ресторана, миссис Катлер?
– В десять.
– И ваш муж все время был вместе с вами?
– Да, конечно, он был все время с нами. – Обернувшись к Катлеру, она сказала: – Послушай, а у них и в самом деле есть право проделывать все это? Может, нам стоило бы пригласить Эдди?
– А кто такой этот Эдди? – спросил Клинг.
– Наш адвокат.
– Адвокат вам не понадобится.
– Вы недавно работаете детективом? – внезапно спросил у Клинга Катлер.
– Что вы хотите этим сказать?
– Я хочу этим сказать только то, что ваши приемы ведения допроса оставляют желать лучшего.
– Да? И в каком же это отношении? Чего же, по-вашему, недостает в моем подходе, мистер Катлер?
– Я бы это определил, как отсутствие деликатности.
– Это уже становится забавным.
– Очень рад, что мне удалось все же позабавить вас.
– А может, вам покажется еще более забавным тот факт, что лифтер дома семьсот девяносто один по Стаффорд-Плейс описал нам внешность мужчины, которого он поднимал в лифте к Тинке именно в тот вечер, когда было совершено убийство, и что описание это полностью совпадает с вашей внешностью? Как, интересно, это обстоятельство отразится на вашем чувстве юмора, мистер Катлер?
– Я и близко не подходил к дому Тинки в этот вечер!
– Все это еще предстоит проверить. Надеюсь, что вы не станете возражать против того, чтобы мы встретились и поговорили с вашими друзьями, с которыми вы обедали в тот вечер, просто для полной уверенности.
– Секретарь даст вам их телефон, – холодно бросил Катлер.
– Благодарю вас.
Катлер многозначительно поглядел на часы.
– Мне предстоит деловой ленч, – сказал он. – Так что, джентльмены, если у вас больше...
– Я хотел бы задать несколько вопросов вашей секретарше, относительно телефонных звонков к Тинке, – сказал Карелла. – А кроме того, мне хотелось бы, чтобы вы поподробнее рассказали нам о круге знакомств Тинки и о ее друзьях.
– Ну, в этом вопросе вам, пожалуй, сможет помочь моя жена, – Катлер мрачно поглядел на Клинга и добавил: – Я не собираюсь выезжать из города. Кажется об этом вы всегда предупреждаете подозреваемых, не так ли?
– Вот именно. Так что лучше вам действительно не выезжать из города, – сказал Клинг.
– Берт, – как бы мимоходом бросил Карелла, – я полагаю, что тебе нужно срочно поехать в участок. Гроссман пообещал сообщить по телефону результаты криминальной экспертизы сразу же после полудня. Одному из нас обязательно нужно там быть.
– Да, конечно, – сказал Клинг. Он направился к двери и, уже взявшись за ручку, обернулся. – Мой партнер наверняка покажется вам более деликатным, чем я, – сказал он и вышел.
Карелла, оценив обстановку, только удрученно вздохнул.
– А не могли бы мы именно сейчас поговорить с вашей секретаршей, миссис Катлер? – спросил он.
Глава 3
Когда в два часа дня Карелла покидал рекламное агентство, он не мог похвастаться, что сведения, которые ему удалось там собрать, слишком-то отличались от того, что он уже знал о Тинке Закс. Секретарша, по-прежнему излучавшая всем своим существом доброжелательность и искреннее желание оказать всяческое содействие, не смогла, однако, припомнить ни одного из поручений, сделанных по телефону для Тинки Закс в день ее трагической смерти. Она запомнила только, что все поручения были личного порядка, а некоторые из них были от мужчин, однако, имен этих мужчин она припомнить не смогла, как, впрочем, не смогла она припомнить имен и женщин, звонивших в тот день. Одним словом, она не смогла вспомнить буквально ни одного человека из тех, кто пытался дозвониться к Тинке в тот день.
Карелла поблагодарил ее за оказанное содействие, а потом посидел немного с Лесли Катлер, все еще продолжавшей пылать негодованием из-за грубого обращения Клинга с ее мужем. Карелла попытался составить список мужчин, с которыми Тинка могла быть знакома. Однако и это оказалось пустым номером, поскольку Лесли сразу же объявила ему, что Тинка, в отличие от большинства других манекенщиц агентства (слово “манекенщица” уже начинало действовать ему на нервы), никогда не распространялась относительно своих личных дел, никогда не позволяла никому из мужчин заезжать за ней в агентство, никогда не говорила о мужчинах, играющих хоть какую-то роль в ее жизни, даже с другими манекенщицами (да, слово это и впрямь раздражает его). Сначала Карелла склонен был думать, что Лесли не желает давать ему информацию из-за дурацкого поведения Клинга в начале разговора. Но, расспросив ее поподробней, он пришел к выводу о том, что она и в самом деле абсолютно ничего не знает о личных делах Тинки. Даже в тех редких случаях, когда она с мужем оказывалась приглашенной к Тинке домой, это был очень простой обед на троих, без кого-либо постороннего. Девочка Энни обычно в таких случаях спала в детской. Окончательно покоренная любезностью Кареллы, которая так выгодно отличалась от грубого поведения Клинга, Лесли даже предложила ему ознакомиться с рекламным проспектом агентства, посвященным специально Тинке Закс. Такие проспекты обычно рассылаются всем фотографам, рекламным агентствам, художественным руководителям и, вообще, предполагаемым клиентам агентства. Он взял этот проспект, поблагодарил ее и откланялся.
Потом, сидя за гамбургером и чашкой кофе в закусочной, расположенной всего в двух кварталах от участка, Карелла вынул этот проспект из конверта и невольно снова вспомнил, как чудовищно выглядела прекрасная Тинка Закс, когда он видел ее в последний раз. Рекламный проспект, если и помог ему в чем-то, так только в том, что показал что Тинка всегда фотографировалась одетой. Она, например, никогда не рекламировала купальных костюмов или нижнего белья и это было весьма примечательной деталью, которая тем не менее ничем не могла помочь ему в расследовании. Он снова упрятал рекламку в конверт, допил кофе и направился в участок.
В участке его встретил пылающий яростью Клинг.
– Послушай, Стив, что это за номера ты выкидываешь? – сразу же начал он.
– Вот рекламный проспектик на Тинку Закс, – спокойно сказал Карелла. – Пожалуй, его стоит на всякий случай приобщить к делу.
– Меня не интересуют никакие рекламные проспекты. Почему ты не отвечаешь на мой вопрос?
– Я предпочел бы не разговаривать сейчас на эту тему. Гроссман звонил?
– Да. Единственные отпечатки пальцев, которые им пока что удалось добыть, принадлежат убитой. Правда, они еще не обследовали кухонный нож и ее записную книжку. Но ты только не пытайся увести меня в сторону, Стив. Я, черт побери, имею право выяснить у тебя, почему ты так себя ведешь.
– Берт, мне совсем не хочется сейчас вступать с тобой в споры. Давай просто оставим это, ладно?
– Нет, не ладно.
– Нам придется вместе работать над этим делом и очень может быть, что работа нам предстоит довольно долгая. И мне совсем не хочется начинать сотрудничество с...
– Да, все это верно, но я тоже не позволю, чтобы ты вдруг отсылал меня в участок только потому, что кому-то не понравились мои вопросы.
– Никто не приказывал тебе идти в участок.
– Стив, ты выше меня по званию и ты сказал мне, чтобы я вернулся в участок, и это по существу являлось приказом. И я хочу знать, почему ты это сделал?
– Да потому, что ты вел себя как последний дурак, удовлетворен?
– А я так не считаю.
– В таком случае тебе следовало бы отступить хотя бы на шаг и поглядеть на себя со стороны.
– Ты же сам, черт побери, говорил, что показания этого старика заслуживают доверия! Вот и прекрасно! А тут мы входим в этот кабинет и видим человека, внешность которого нам только что так подробно описали! Так чего же ты еще ожидал от меня? Что я поднесу ему чашечку кофе на подносе?
– Нет, я ожидал, что ты сразу же обвинишь его в убийстве...
– Я никого ни в чем не обвинял!
– ..а потом в наручниках приведешь его сюда и посадишь в камеру, – насмешливо продолжал Карелла. – Вот чего я дожидался от тебя.
– Я задавал ему вполне разумные и оправданные вопросы.
– Ты задавал их злобным тоном, подозрительно, враждебно и притом чисто по-любительски. Ты обращался с ним как с преступником с самого начала, не имея на это абсолютно никаких оснований. Этим ты сразу же заставил его перейти к обороне вместо того, чтобы разоружить его. Да будь я на его месте, я бы просто врал тебе только ради того, чтобы позлить тебя. Ты сразу же превратил в нашего врага человека, который вполне мог быть нам другом и мог оказать нам немалую помощь. А все это означает, что если в последующем мне понадобится какая-то информация о профессиональной жизни Тинки, то мне придется на коленях вымаливать ее у человека, который благодаря тебе имеет все основания ненавидеть полицию.
– Но ведь его внешность полностью совпадает с описанием старика! Любой задал бы ему...
– Так какого черта ты не задавал их в приличной форме? Потом можно было бы спокойно сопоставить его показания с показаниями тех, с кем, по его словам, они обедали, и уж только после этого работать над полученным материалом? И чего ты добился всем этим? Да ровным счетом ничего, черт побери. Ну ладно, ты задал мне вопрос и я ответил тебе на него. А сейчас у меня полно работы и я не могу себе позволить тратить время на дурацкие выяснения отношений. Теперь ты понял, почему я отослал тебя в участок? Вот и прекрасно. Ты успел проверить алиби Катлера?
– Да.
– Значит, он все-таки был с этими людьми в ресторане?
– Был.
– И подтвердилось то, что они вышли из ресторана примерно в десять часов, а потом еще прогуливались по улицам?
– Да, подтвердилось.
– Следовательно, Катлер не мог быть тем мужчиной, который вместе с Циклопом подымался к Тинке.
– Если только Циклоп не спутал что-нибудь со временем.
– Такое предположение тоже имеет право на существование и нам нужно будет проверить все еще раз. Но проверка эта должна быть проведена без твоих безапелляционных обвинений.