Глава 9

В отличие от детективов, которые сами распоряжаются своим рабочим временем, патрульные работают по точно рассчитанному восьмичасовому графику. Пять дней они патрулируют с восьми утра до четырех пополудни, а потом пятьдесят шесть часов отдыхают. Вернувшись на службу, отбудут ещё пять дежурств, с полуночи до восьми утра, потом снова следуют пятьдесят шесть часов отдыха. Очередные пять смен у патрульного будут с четырех пополудни до полуночи. И снова перерыв, пятьдесят шесть часов – и карусель закручивается снова.

Система патрулирования не признает ни суббот, ни воскресений, ни праздников. Если не ваша очередь, то сможете спокойно насладиться Рождеством, а если ваша – извольте идти на службу. Или меняйтесь дежурством с коллегой-евреем, который хочет отпраздновать свой Рош Хашана. Это вроде того, как было в войну на авиазаводах. Единственная разница в том, что патрульному все тяжелее оформить страховку.

В тот понедельник утром Берт Клинг вышел на службу в семь сорок пять, – это было первое из пяти дежурств. Закончил он обход в три сорок. Вернулся в участок, переоделся в штатское в том же коридоре, где был следственный отдел, и вышел на неяркий солнечный свет предвечерней поры.

Обычно бы Клинг продолжил обход в штатском. В заднем кармане он носил маленький черный блокнот, куда записывал информацию от местных осведомителей и сведения, полученные в участке. Знал он, например, что на Элевент Норт, 3112, открылся тир с тотализатором, что подозрительный тип ездит в светло-синем “кадиллаке” 1953 года выпуска, с номером РХ 42 – 10. Знал, что вчера ночью обокрали филиал супермаркета, и даже знал, кого в этой краже подозревают. И ещё он знал, что парочка успешных дел могла бы приблизить его к званию детектива третьего класса, которым он, разумеется, хотел стать.

И вот обычно он по нескольку часов в день расхаживал по округе, уже после службы и не в форме, следил, вынюхивал, всюду совал свой нос и каждый раз был поражен, как много людей не узнают его в штатском.

Сегодня ночью ему предстояло совсем иное, и он не отвлекался на внеслужебную деятельность. Вместо того сел в поезд и заехал в Риверхед.

Клуб “Темпа” занимал подвал четырехэтажного кирпичного дома неподалеку от Петерсон-авеню, на Клаузер-стрит. Нужно было пройти по бетонной дорожке к двухместному гаражу за домом, свернуть влево, и человек упирался в заднюю стену дома, где и был вход в клуб. Рисованная табличка была перерезана посередине длинным черным нотным знаком. Надпись была такая: КЛУБ “ТЕМПО”

Клинг подергал ручку. Двери были заперты. Откуда-то изнутри доносился голос, что-то вроде мелодекламации, сопровождаемый бешеным грохотом барабанов, видимо, в записи. Он постучал кулаком. Но, продолжая стучать, уже понял, что барабанный бой заглушает все звуки снаружи. Подождал, пока не раздастся спокойная мелодия наподобие мадригала, и снова застучал.

– Кто там? – раздался мальчишеский голос.

– Откройте.

– Кто вы?

Он услышал шаги, приближавшиеся к дверям, а потом тот же голос совсем близко, сразу за дверью:

– Кто там?

Он не хотел представляться полицейским. Начни он задавать вопросы, компания подростков тут же заняла бы оборону.

– Берт Клинг, – ответил он.

– Как-как? А кто такой Берт Клинг?

– Я хочу арендовать клуб, – объяснял Клинг.

– Ну да?

– Ну да.

– Зачем?

– Если откроете дверь, можем поговорить.

– Эй, Томми, – закричали за дверью, – какой-то тип хочет арендовать клуб.

Клинг услышал неразборчивый ответ, потом щелкнул замок и двери распахнул настежь русоволосый стройный парень лет восемнадцати.

– Проходите, – пригласил он. В правой руке держал стопку пластинок, прижимая её к груди. На нем был зеленый свитер и белая рубашка, расстегнутый воротник которой торчал из свитера. – Меня зовут Хад. Это от Хадсон. Хадсон Пэтт. С двумя “т”. Проходите.

Клинг вошел внутрь. Хад не спускал с него глаз.

– Вы не староваты для такого дела? – спросил Хад.

– Скоро на пенсию, – ответил Клинг. Осмотрелся вокруг. Тому, кто обустраивал помещение, пришлось немало потрудиться. Трубы на потолке были закрыты панелями, выкрашенными в белый цвет. Выбеленные стены до половины обшиты светлыми стругаными досками. Пластинки без конвертов, прикрепленные к стенам и потолку, производили впечатление воздушных шаров, улетевших из гирлянды торговца. Вокруг были расставлены кресла и длинный диван. На белом корпусе радиолы нарисованы черные ноты и скрипичный ключ. У широкой арки, за которой Клинг увидел соседнюю комнату, стояли музыкальные инструменты и пюпитры. В обоих комнатах кроме Хада и Клинга никого не было. Кем был ни был Томми, он словно растворился в воздухе.

– Вам тут нравится? – спросил Хад и с улыбкой взглянул на Клинга.

– Мило, – ответил тот.

– Мы все здесь сделали сами. Все эти пластинки на стенах и потолке мы купили оптом по два цента. Смотрятся они здорово, и не скажешь, что от этого хлама один тип хотел избавиться. Одну мы хотели послушать, – и раздался только скрежет. Звучало это, как налет на Лондон.

– О котором вы, несомненно, прекрасно помните, – заметил Клинг.

– Что? – переспросил Хад.

– Вы член этого клуба? – снова спросил Клинг.

– Разумеется. Днем тут вход только для членов клуба. Собственно, могут ходить к нам и не члены, кроме пятницы и воскресенья. Тогда у нас свои вечеринки. – Он в упор взглянул на Клинга. Глаза у него были большие и синие. – Танцы и все такое. Сами знаете.

– Знаю, – ответил Клинг.

– А иногда подаем и пиво. Это не вредно, а человек может отдохнуть, – Хад ухмыльнулся. – Здоровый отдых – это именно то, что нужно крепкой и румяной американской молодежи, я прав?

– Абсолютно.

– Так говорит доктор Мортессон.

– Кто?

– Доктор Мортессон. Он пишет статьи в одной газете. Каждый день – здоровый отдых. – Хад не переставал ухмыляться. – Зачем вы хотите арендовать клуб?

– Я член общества ветеранов войны, – сказал Клинг.

– Ну и что?

– А то. У нас будет… встреча… ну, с женами, с девушками и все такое…

– Ну, конечно, – сказал Хад.

– Так что мы подыскиваем место.

– А почему бы вам не попробовать в Доме Американского Легиона?

– Великоват.

– Ага.

– Я подумал об одном из клубов попроще. Ваш мне очень понравился.

– Я вам верю, – сказал Хад. – Мы все тут сделали своими руками.

Он подошел к радиоле, казалось, чтобы положить возле неё стопу пластинок, но потом передумал и обернулся.

– Слушайте, а когда это вам нужно?

– В субботу вечером, – сказал Клинг.

– Это хорошо… потому что у нас вечера отдыха всегда по пятницам и воскресеньям.

– Да, я знаю. – сказал Клинг.

– А сколько вы можете заплатить?

– Ну, все зависит… Вы уверены, что хозяин дома не помешает, если мы приведем девушек? Ничего такого, разумеется, вы понимаете. У нас многие женаты.

– Ах, ну разумеется, – Хад сразу приобрел сочувствие к проблемам взрослых людей. – Я вас понимаю. Ничего другого у меня и в мыслях не было.

– Но придут и девушки.

– Ну, какие проблемы!

– Вы в этом уверены?

– Разумеется. Сюда постоянно ходят девушки. Они могут посещать наш клуб.

– В самом деле?

– Точно, – заверил его Хад. – Членами нашего клуба состоят двенадцать девушек.

– Из тех, кто живет поблизости? – спросил Клинг.

– Большей частью – да. Издалека никто ездить не будет.

– Не мог бы я познакомиться с кем-нибудь из них? – спросил Клинг.

Хад смерил его взглядом, прикидывая возраст.

– Сомневаюсь, – ответил он, и его дружелюбие к миру взрослых сразу исчезло.

– Когда-то я жил здесь неподалеку, – солгал Клинг, – и знал в окрестностях уйму хорошеньких девушек. Не удивлюсь, если девушки из вашего клуба – это их младшие сестры.

– Это возможно, – согласился Хад. – Ну, а как же вы их звали?

– А зачем тебе это знать, приятель? – раздался голос откуда-то из-за арки. Клинг резко повернулся. Высокий парень выходил из-под арки в комнату, застегивая молнию на джинсах. Он был высокого роста, широкие мускулистые плечи, распиравшие майку, переходили в узкую талию. Волосы у него были каштановые, глаза – карие, почти шоколадные. Он был необыкновенно красив и всем поведением недвусмысленно давал понять, что прекрасно знает об этом.

– Томми?

– Да, меня так зовут, – сказал Томми. – Но я не знаю, как зовут вас.

– Берт Клинг.

– Очень приятно, – ответил Томми, не переставая испытующе мерить Клинга взглядом.

– Томми – президент клуба “Темпо”, – объяснил Хад. – Он согласен, чтобы я сдал вам клуб. При условии, что хорошо заплатите.

– Я был на страже, – вмешался Томми, – и слышал все, о чем вы говорили. С чего бы это вас так заинтересовали наши красотки?

– Да не интересуют они меня, – Клинг. Я просто из любопытства.

– Разумеется, – кивнул Хад.

– Сколько вы можете заплатить, приятель?

– Слушай, приятель, а часто сюда ходила Дженни Пейдж? – неожиданно спросил Клинг, наблюдая за лицом Томми. Но в нем ничего не изменилось. Одна пластинка соскользнула со стопки, которую держал в руках Хад, и с шумом упала на пол.

– А кто это – Дженни Пейдж? – спросил Томми. – Девушка, которую убили вечером в прошлый четверг, – сказал Хад.

– Никогда о ней не слышал, – настаивал Томми.

– Подумайте, – посоветовал Клинг.

– Подумаю. – Томми помолчал. – Вы полицейский?

– А что, если да?

Это приличный клуб, – сказал Томми. – У нас никогда не было никаких проблем с полицией, и мы не хотим их на будущее. И у нас никогда не было проблем с хозяином дома, хотя, честно говоря, он изрядная сволочь.

– Никто не собирается создавать вам проблемы, – заметил Клинг. – Я только спрашиваю, как часто сюда ходила Дженни Пейдж.

Она сюда не ходила, – ответил Томми. – Я прав, Хад?

Хад, собиравший куски разбитой пластинки, поднял глаза.

– Угу, это правда, Томми.

– Положим, я полицейский, – снова начал Клинг.

– У полицейских есть жетоны.

Клинг полез в задний карман, открыл бумажник и показал жетон. Томми взглянул на него.

– Полицейский – не полицейский, это всегда был порядочный клуб.

– Никто не утверждает, что это не так. Перестань напирать своими накачанными мышцами и отвечай, если тебя спрашивают. Когда Дженни Пейдж была тут в последний раз?

Томми долго колебался.

– Никто у нас не имеет ничего общего с её убийством, – наконец сказал он.

– Значит, Дженни ходила сюда.

– Да.

– Часто?

– Время от времени.

– Как часто?

– Всегда, когда было открыто для публики. А иногда и на неделе. Мы пускали её, потому что одна девушка… – Томми запнулся.

– Продолжай, говори уж все.

– Потому что её знала одна наша девушка. Иначе бы мы её сюда не пустили, только в дни, когда открыто для публики. Это все, что я знаю.

– Ага, – подтвердил Хад и положил осколки разбитой пластинки на радиолу.

– Думаю, эта девушка уговаривала её вступить в члены клуба.

– Она была тут в прошлый четверг вечером? – спросил Клинг.

– Нет, – тут же ответил Томми.

– Попытайся ещё немного подумать.

– Нет, её тут не было. В четверг у нас санитарный день. Шестеро ребят из клуба дежурят тут по четвергам… по очереди, понимаете. Трое парней и трое девушек. Парни делают тяжелую работу, а девушки чинят шторы, моют посуду и тому подобнее. Не членам клуба в такой вечер вход запрещен. Вообще нет входа, даже для членов клуба, кроме ребят, которые работают. Поэтому я знаю, что Дженни Пейдж здесь не было.

– А ты был?

– Ага, – ответил Томми.

– А кто был еще?

– Какая разница? Дженни тут не было.

– А её приятельница? Которая привела её сюда?

– Ну, та была.

– Как её зовут?

Томми помолчал. Когда, наконец, заговорил, с вопросом Клинга это не имело ничего общего.

– Дженни вам надо было было видеть. Она тут ни с кем даже танцевать не хотела. Какая-то странная. Красива до смерти, но ледышка. Просто минус тридцать, и все, я не вру, честно.

– Тогда зачем она сюда заходила?

– Спросите у меня чего-нибудь попроще. Даже когда приходила, никогда не оставалась надолго. Только сидела где-нибудь в углу и смотрела. В клубе не было парня, кто бы не хотел её снять, но, Господи, она была совершенно неприступна. – Томми помолчал. – Разве я не прав, Хад?

Хад кивнул.

– Прав. Хоть и нехорошо так говорить про мертвую, но это факт. Невесть что из себя корчила, тоже мне цаца нашлась. Скоро ни одному парню и в голову не приходило пригласить её танцевать. Так она и сидела, как баба на чайнике.

– Она была просто как не от мира сего, – добавил Томми. – Я даже думал, что она наркоманка или что-то вроде того, честно. Ведь знаете, об этом вечно пишут в газетах. – Он пожал плечами. – Но тут было что-то другое. Она просто как с луны свалилась, и все. – Он опять грустно покачал головой. – Но нужно признать, это была конфетка!

– Только ледышка, – повторил Хад и тоже покачал головой.

– Как зовут её приятельницу?

Томми и Хад обменялись быстрыми понимающими взглядами. Клинг это заметил.

– Дженни была так хороша, – сказал Томми, – и, увидев её, человек сразу говорил: – Вот это да! А вообще-то, вы её видели? Такую нечасто увидишь!

– Как зовут её приятельницу? – повторил Клинг, и на этот раз немного громче.

– Она совсем взрослая девушка, – тихо сказал Томми.

– Сколько ей лет?

– Двадцать, – ответил Томми.

– То есть она почти моего возраста, – заметил Клинг.

– Ну да, – серьезно кивнул Хад.

– А при чем тут её возраст?

– Ну… – замялся Томми.

– Черт побери, так в чем дело? – не выдержал Клинг.

– Она сюда ходит, – неохотно начал Томми.

– Ну и?

– Ну… но мы не хотим никаких неприятностей. У нас приличный клуб. Серьезно, я не вру. Если… если мы теперь выдадим Клер…

– Какую Клер? – перебил его Клинг.

– Клер… – Томми опять умолк.

– Послушайте, – резко начал Клинг. – Перестаньте играть в прятки. Семнадцатилетней девушке размозжили голову, и у меня нет желания играть с вами в бирюльки. Так что, черт вас возьми, говорите, как зовут эту девушку. Выкладывайте!

– Клер Таунсенд, – Томми облизал губы. – Послушайте, если наши домашние узнают, что тут… ну, понимаете… что мы тут… развлекаемся с Клер… тогда, о Господи… Послушайте, нельзя как-нибудь оставить её в покое? Вам-то с этого что за польза? Господи, ну что плохого, если немного позабавиться?

– Ничего, – ответил Клинг. – Для тебя убийство – забава? По-твоему, это смешно? Ты, сопляк проклятый?

– Нет, но…

– Где она живет?

– Клер?

– Да.

– Тут рядом, на Петерсона. Какой у неё адрес, Хад?

– По-моему, номер 728, – вспомнил Хад.

– Ага, так оно и есть. Но послушайте, пожалуйста, не вмешивайте в это нас, ладно?

– И сколько вас таких мне предстоит не вмешивать? – сухо спросил Клинг.

– Ну… по правде говоря, только Хада и меня, – сознался Томми.

– Молочные братья?

– Что?

– Ничего. – Клинг шагнул к дверям. – Избегайте зрелых женщин, – посоветовал он. – Лучше уж займитесь китаянками.

– Но вы нас не выдадите? – взмолился Томми.

– Возможно, я ещё вернусь, – сказал Клинг.

Уходя, он оставил их уныло застывшими у радиолы.

Глава 10

В Риверхеде, как, собственно, и в целом городе, но в Риверхеде особенно, под вечер обыватели покидают свои пещеры, свои бесчисленные клетушки, которые гордо именуются доходными домами для среднего класс. Такие дома, обычно из желтого кирпича, настолько изобретательно спроектированы, что развешанное для просушки белье вы видите только в том случае, если безжалостное строительное ведомство соорудит какую-нибудь подвесную магистраль, пересекающую задние дворы.

Там пространство между домами давно и прочно обжито. Перед подъездами собираются женщины. Сидя на стульях, стульчиках и табуретках, они загорают, вяжут и беседуют, и основным предметом их разговоров служит белье, развешенное перед домом напротив. За три минуты эти Риверхедские кумушки могут уничтожить любую репутацию. Эти всплески злословия спокойно перемежаются с обсуждением партии в маджонг, состоявшейся накануне вечером. И с той же скоростью они оставляют эту проблему и начинают обсуждать вопрос, не ввести ли контроль рождаемости на островах Рождества.

Тем полднем в понедельник 18 сентября злодейка осень так и сбивала их с пути истинного. Они продолжали сидеть во дворе, зная, что их мужья вот-вот вернутся домой, голодные и злые из-за опаздывающего обеда, но, не в силах уйти, наслаждались свежим воздухом.

Когда высокий светловолосый мужчина остановился на Петерсон-авеню перед домом номер 728, проверил номер над подъездом и вошел в парадное, вязавшие женщины тут же начали обсуждение. После короткого совещания выбрали одну из них, по имени Бирди, которая должна была незаметно проскользнуть в парадное и, если подвернется возможность, проследить незнакомого красавца и выяснить, куда он идет.

Но Бирди, как ни старалсь быть осторожной и неприметной, не воспользовалась своим шансом. Когда она проскользнула на лестницу, Клинга уже не было.

На длинном ряду почтовых ящиков с латунными табличками он нашел фамилию Таунсенд, надавил кнопку звонка и нажал на внутренние двери, пока они со щелчком не открылись. Потом поднялся на четвертый этаж, нашел квартиру 47 и снова нажал звонок.

Подождал немного.

Потом позвонил снова.

Двери сразу распахнулись. Никаких шагов он не слышал, поэтому, удивленный, машинально взглянул девушке на ноги. Она была босиком.

– Я выросла в предгорьях Озарка, – сказала она, проследив за его взглядом, и продолжала: – У нас уже есть пылесос, механическая щетка, гриль, комплект энциклопедий и подписка на все журналы. Полагаю, нам не нужно ничего из того, чем вы торгуете, и мы не собираемся поддерживать вас на выборах.

Клинг улыбнулся:

– Я продаю автоматический извлекатель яблочных сердцевин.

– Мы яблоки не едим, – ответила девушка.

– Наш агрегат вылущивает семечки и превращает их в волокна. К нему прилагается рекламный проспект, из которого вы узнаете, как из этого волокна можно ткать ткани.

Девушка подозрительно взглянула на него.

– Волокно можно получать шести цветов, – продолжал Клинг, – кофейный, светло-фиолетовый, ярко-красный…

– Вы себя хорошо чувствуете? – спросила девушка, несколько растерявшись.

– Матово-серый, – не дал сбить себя Клинг, – желто-зеленый и темно-красный. – Он помолчал. – Не интересуетесь?

– Идите к черту! – Та явно была шокирована.

– Меня зовут Берт Клинг, – абсолютно серьезно представился он. – Я из полиции.

– Вы говорите, как ведущий телешоу.

– Мне можно войти?

– А что я натворила? Снова оставила ту проклятую колымагу перед пожарным гидрантом? – спросила девушка.

– Нет.

И тут она атаковала:

– А где ваш жетон?!

Клинг его показал.

– Убедиться никогда не вредно, – сказала девушка. – Даже когда приходит коп. Каждый должен иметь документ при себе.

– Я понимаю.

– Так проходите же, – пригласила она. – Я – Клер Таунсенд.

– Я знаю.

– Откуда?

– Меня сюда направили ребята из клуба “Темпо”.

Клер молча взглянула на Клинга. Она была высокого роста. Даже босиком доставала Клингу до плеча. Обуй она туфли на высоких каблуках, немало американцев среднего роста схлопотали бы комплексы. Волосы у неё были черные. Не темные, а именно черные, как беззвездная и безлунная ночь. Темно-карие глаза оттеняли черные брови. Прямой нос, крутые скулы и ни следа косметики. Одеты она была в белую блузку и тесные черные брюки, зауженные к обнаженным лодыжкам. Ногти на ногах были покрыты ярко-красным лаком.

Она продолжала разглядывать его.

– Зачем вас сюда послали? – наконец спросила она.

– Они сказали, что вы знали Дженни Пейдж.

– Ох, – девушка вдруг покраснела. Слегка потрясла головой, словно стараясь скрыть это, и сказала: – Ну проходите же.

Клинг прошел за ней в квартиру. Та была обставлена во вкусе среднего класса.

– Садитесь, – предложила она.

– Спасибо. – Он сел в низкое кресло. В нем было ужасно неудобно, но приходилось терпеть.

Клер подошла к низкому столику, открыла шкатулку с сигаретами, взяла одну.

– Вы курите?

– Нет, спасибо.

– Вы сказали, вас зовут Клинг, не так ли?

– Да.

– Вы детектив?

– Нет, патрульный.

– Ага. – Клер закурила, загасила спичку и снова взглянула на Клинга. – Какое отношение вы имеете к Дженни?

– Я хотел спросить вас о том же самом.

Клер усмехнулась.

– Я спросила первая.

– Мы знакомы с её сестрой. Она меня попросила.

– Угу, – кивнула Клер. Затянулась сигаретой и скрестила руки на груди. – Тогда продолжайте. Спрашивайте. Вы же полицейский.

– Почему вы не садитесь?

– И так целый день сижу.

– Работаете?

– Учусь в университете, – сказала Клер. – Хочу стать социологом.

– Почему именно социологом?

– А почему нет?

Клинг улыбнулся:

– На этот раз я спросил первым.

– Потому что хочу заняться людьми до того, как они попадут в руки полиции.

– Это звучит разумно, – признал Клинг. – Почему вы ходите в клуб “Темпо”?

Она сразу насторожилась. Он буквально видел, как её глаза затянула темная пелена, словно защитная завеса. Отвернувшись, она выпустила шлейф дыма.

– А почему бы и нет? – спросила она.

– Я уже вижу, как будет развиваться наша беседа, – усмехнулся Клинг. – Почему? А почему бы и нет?

– Это намного лучше, чем “потому что потому”, вам не кажется? – её голос зазвучал язвительно. Он удивился, с чего бы вдруг она так сразу отказалась от предыдущего дружеского тона. Взвесив её возможную реакцию, решил ударить напрямую:

– Ребята в клубе для вас слишком юны, вам не кажется?

– А вы начинаете быть бестактным, вам не кажется?

– Да, – согласился Клинг, – начинаю.

– Наше знакомство слишком мимолетно, чтобы раскрывать свою душу, – холодно сказала Клер.

– Хаду не больше восемнадцати…

– Послушайте…

– А Томми сколько? Девятнадцать? И у них обоих в голове ещё ветер гуляет. Почему вы ходите в “Темпо”?

Клер погасила сигарету.

– Пожалуй, вам лучше уйти, мистер Клинг.

– Я только что пришел, – напомнил он ей.

Она отвернулась.

– Послушайте, давайте откровенно. Насколько я знаю, я не обязана отвечать на вопросы, которые касаются моей личной жизни. Отвечать я должна была бы только, подозревай вы меня в тяжком преступлении. А если уж совсем напрямую, я не обязана отвечать ни на какие вопросы какому-то заурядному патрульному. Другое дело, явись вы официально, а вы признали сами, что это не так. Мне нравилась Дженни Пейдж, и я бы рада помочь, но если вы будете на меня давить, то здесь мой дом, а мой дом – моя крепость, и извольте убираться отсюда.

– О’кей, – прокудахтал растерянный Клинг. – Простите, мисс Таунсенд.

– О’кей, – сказала и Клер.

Воцарилась тишина. Клер взглянула на Клинга. Клинг взглянул на нее.

– И вы простите, – сказала наконец Клер. – Мне не стоило так возмущаться.

– Нет, вы были совершенно правы. Мне не нужно совать нос…

– Но и я не должна была…

– Нет, конечно, я был не прав…

Клер прыснула. Клинг тоже рассмеялся. Все ещё хихикая, она упала в кресло. Потом спросила:

– Что-нибудь выпьете, мистер Клинг?

Клинг взглянул на часы.

– Нет, спасибо.

– Для вас слишком рано?

– Ну…

– Для коньяка никогда не рано… – поучала она его.

– Я никогда коньяк и не нюхал, – признался он.

– В самом деле? – её брови медленно полезли кверху. – О, мсье, тогда вы лишились наибольшего удовольствия на свете. Немножко, да? Каплю?

– Если только капельку…

Подойдя к бару с дверцами, обтянутыми зеленой кожей, она открыла их и выбрала бутылку с соблазнительно выглядевшей янтарной жидкостью.

– Коньяк, – торжественно провозгласила она, – король всех крепких напитков. Он годится в хайболл, коктейль, пунш, в кофе, чай, горячий шоколад и даже с молоком.

– С молоком? – переспросил пораженный Клинг.

– Вот именно, с молоком. Но лучший способ насладиться коньяком – пить его чистым.

– Вы, похоже, специалистка, – сказал Клинг.

Ее глаза внезапно вновь скрыла пелена.

– Меня кое-кто научил его пить, – блеклым тоном сказала она, а потом налила понемногу в высокие бокалы грушевидной формы. Когда она снова обернулась к Клингу, пелены на глазах уже не было.

– Заметьте, что бокал наполнен только до половины, – обратила она его внимание. – Это чтобы вы могли покачивать бокал в руке и не расплескать содержимого.

Подала бокал Клингу.

– Покачивание и вращение перемешивают коньячные пары с воздухом в бокале, от чего усиливается аромат. Покрутите бокал в руке, мистер Клинг. Коньяк согреется, и вы ощутите его аромат.

– Вы его нюхаете или пьете? – с любопытством спросил Клинг и потряс бокал в своих громадных ручищах.

– И то и другое, – ответила Клер. – И все это позволяет насладиться коньяком. Ну, попробуйте!

Клинг отхлебнул как следует. Клер, не выдержав, даже пыталась остановить его рукой.

– Подождите! Господи Боже, его нельзя пить залпом! Это грех – так хлестать коньяк. Пригубите его, подержите на языке…

– Простите, – извинился Клинг. Пригубил коньяк и попытался его распробовать. – Прекрасный! – сказал он.

– Крепкий, – добавила она.

– Мягкий, – уточнил он.

– Конец рекламы.

Они сидели молча, наслаждаясь коньяком. Он чувствовал, как по телу разливается приятное тепло. На Клер Таунсенд приятно было взглянуть и приятно поговорить. Снаружи седой осенний полумрак затягивал улицу.