– Дело было так...

– Если не возражаете, – вмешался представительный господин, – я здесь пострадавшая сторона.

– Эй, от чего ты пострадал, ну-ка объясни! – состроила гримасу Ребекка.

– Так, все успокоились, – приказал Капек.

Он как раз закончил изучать каталог «Уличные грабители» и принялся было за «Образ действия». Этот переполох был так некстати.

Девушки, черная и белая, были одеты в кремовые свитера, замшевые мини-юбки и коричневые туфли. Ребекка, та, что черная, поражала африканской прической из обесцвеченных волос. Обеим чуть больше двадцати, обе привлекательные. Обе высокие, длинноногие, грудастые, бесстыжие и дешевые, как бутылка бормотухи. Представительный господин устроился подальше от них, глаза его горели негодованием.

– Я хочу, чтобы этих девушек арестовали, – заявил он. – Я пострадавшая сторона и хочу выдвинуть против них обвинение. Я требую, чтобы их немедленно арестовали.

– Хорошо, мистер... – Капек заглянул в блокнот, – мистер Сэрли. Расскажите, что случилось.

– Я из города Индепенденс, штат Миссури. Родина Гарри Трумэна.

– Так, сэр, – кивнул Капек.

– Ну, надо же! – саркастически воскликнула Салли.

– Я приехал по делам, – продолжал Сэрли. – Обычно я останавливаюсь в другой гостинице, но у меня завтра утром назначено несколько встреч в этом районе, и я подумал, что удобнее будет поселиться неподалеку, – он помолчал, прочистил горло и заговорил снова. – Рядом с парком есть неплохой отель «Гровер».

– Да, сэр, – кивнул Капек.

– Во всяком случае, я думал, что это неплохой отель.

– Клоповник, – вставила Ребекка.

– Помолчи пока, – бросил ей Капек.

– Ну, конечно! Этот козел развопился черте-чего, а мы должны...

– Послушаем сначала его, – оборвал ее полицейский.

– О'кей, – Ребекка смирилась, но тут вступила Салли:

– Что вы его слушаете? Он же дубовый!

– Так, сестричка... – грозно начал Капек.

– Ладно-ладно.

Салли поправила свои длинные волосы. Ребекка закинула ногу на ногу и закурила сигарету, выпуская дым Сэрли в лицо. Тот отгонял его рукой.

– Мистер Сэрли? – Капек предложил господину продолжить рассказ.

– Я сидел в номере и читал «Тайме», когда кто-то постучал в дверь.

– Когда это было, мистер Сэрли?

– Мне кажется, час назад.

– Когда ты получил вызов. Фил?

– В час двадцать.

– Продолжайте, мистер Сэрли.

– Они пришли, наверное, в час десять.

– Кто пришел, мистер Сэрли?

– Эти девицы, – он даже не взглянул на них.

– Они постучали в вашу дверь?

– Да.

– И что потом?

– Я открыл дверь. Они стояли в коридоре. Обе. Они сказали... – Сэрли покачал головой. – Это непостижимо для меня!

– Что они сказали?

– Вроде бы лифтер сказал им, что я хотел размяться, и они пришли, чтобы мне помочь в этом. Я сначала не понял, о чем они. Я спросил, что это значит. Они тогда сказали мне прямо.

– Что же они сказали?

– Это обязательно говорить?

– Если вы хотите предъявить им обвинение, то обязательно. Я еще не знаю, что эти девушки сказали или сделали...

– Они предложили лечь со мной в постель. – Сэрли отвернулся.

– Да кому ты нужен?! – взвизгнула Салли.

– Совсем рехнулся. – Ребекка выдула ему в лицо еще одно облако дыма.

– Они мне сказали, что хотят обе со мной переспать, – продолжал Сэрли. Вместе.

– У-гу, – Капек понимающе покивал головой и взглянул на Ребекку. – Это так?

– Не-а.

– Хорошо. Что произошло потом?

– Я попросил их прийти через пять минут.

– Почему?

– Я хотел обратиться к полицейскому.

– Обратились?

– Да.

– Девушки пришли?

– Через семь минут. Я засекал.

– И что потом?

– Они вошли в номер и сказали, что это мне обойдется в пятьдесят долларов каждой. Я ответил, что это очень дорого. Тогда обе сняли свитеры, чтобы показать мне, что я получу за эти деньги. Бюстгальтеров на них не было.

– Это так? – Капек повернулся к девицам.

– Кто их сейчас носит? – презрительно скривилась Салли.

– Спросите вот этого полицейского, в каком виде он их застал.

– Фил?

– Обнаженными по пояс, – ответил патрульный.

– Если без бюстгальтера, значит шлюха? – не унималась Салли.

– Я хочу, чтобы их арестовали, – настаивал Сэрли, – за проституцию.

– Обхлопочешься, дорогой! – усмехнулась Ребекка.

– Ты знаешь, что такое интимные части, милый? – поинтересовалась Салли.

– Почему я должен это выслушивать? – возмутился Сэрли. – Это...

– Замолкните! – бросил девицам детектив. – Мистер Сэрли, они хотели вам сказать, что в этом городе чрезвычайно трудно обосновать обвинение в проституции. Только, если женщина демонстрирует свои интимные части, понимаете? Свои половые органы. Здесь такой порядок, вот так, – и пожал плечами.

Ребекка и Салли ухмылялись.

– Они демонстрировали, – не отступал Сэрли.

– Да, но не интимные части. Это не основание для ареста. Не основание для обвинения. Понимаете, так заведено в здешнем Управлении полиции. Но мы, конечно, можем их привлечь за антиобщественное поведение...

– Да, пожалуйста.

– Это статья 722, часть 9-я. Но вам придется свидетельствовать на суде, что девушки предлагали вам соответствующего рода услуги, то есть находились в общественном месте с целью совершения преступления против естества или с целью вступления в развратную связь. Так формулируется часть 9-я. Значит, вам придется рассказать в суде, что произошло. То есть, все, что они вам говорили, ну и так далее. Вы понимаете меня, мистер Сэрли?

– Да, кажется.

– Мы также можем их привлечь по статье 887, части 4-й. Это совращение или принуждение другого лица к совершению разврата или блуда...

– Да-да, я все понимаю, – сказал Сэрли, помахав в воздухе рукой, словно отгоняя дым, хотя Ребекка уже не курила.

– ...или незаконного полового сношения или другого непристойного деяния, – закончил Капек. – Но и в этом случае вам придется выступать в суде.

– А показаний патрульного не будет достаточно? Он видел, что они полуголые.

– Знаете, у вас в городе идет с десяток спектаклей, где девушки обнажаются до пояса и ниже, но ведь это не значит, что они занимаются проституцией. – Капек повернулся к патрульному. – Фил, они что-нибудь говорили о проституции?

– Нет, сэр, – патрульный улыбнулся. Он явно развлекался. – Я не слышал.

– Зато я слышал, – настаивал Сэрли.

– Конечно. И, как я уже сказал, вы должны дать показания в суде...

– Но они же явные проститутки! – воскликнул Сэрли.

– Может быть, даже уже задерживались за это, но...

– Не задерживались, – отрубила Салли.

– А ты, Ребекка?

– Если хотите меня допрашивать, зовите адвоката.

– Ну, что вы скажете, мистер Сэрли? Вы все еще хотите выдвинуть обвинение? – поинтересовался полицейский.

– Когда мне надо будет явиться в суд?

– Дела о проституции, обычно, слушаются немедленно. Их десятки каждый день. Я думаю, завтра утром.

– У меня дела завтра утром. Я, собственно, для этого и приехал.

– Ну, тогда... – Капек пожал плечами.

– Но нельзя же их так просто отпустить?! – возмутился Сэрли.

– А почему? – поинтересовалась Салли. – Мы тебе что-нибудь сделали?

– Вы глубоко меня оскорбили, девушка.

– Как? – подключилась Ребекка.

– Попросите их уйти, пожалуйста.

– Вы решили не предъявлять им обвинения?

– Да, это мое решение.

– Кыш отсюда! – сказал Калек девицам. – И не суйте свои задницы в этот отель, а то в следующий раз не отмажетесь!

Девушки не проронили ни слова. Салли подождала, пока Ребекка спрячет сигареты в сумочку, и они обе выскользнули из дежурки.

Сэрли выглядел несколько ошеломленным. Он смотрел прямо перед собой. Потом покачал головой и сказал:

– Когда они такое предлагают, когда они думают, что мужчине нужно две женщины, то наверняка считают, что он не справится и с одной.

Сэрли снова покачал головой, встал, надел шляпу и вышел из комнаты. Патрульный взмахом дубинки попрощался с Капеком и вразвалку покинул дежурку.

Капек вздохнул и вернулся к папке с надписью «Образ действия».

Последнее место жительства Бернарда Голденталя находилось на Северной Стороне, в районе складов, примыкающем к реке Харб. Дом, в котором он жил, был зажат между двумя колоссальными сооружениями, грозившими раздавить его. Улица уже опустела. Движение в воскресенье слабое. Даже буксиры на реке, казалось, застыли. Карелла и Браун вошли в дом, осмотрели почтовые ящики – имя было только на одном из них, но другое, не Голденталь. Они поднялись на третий этаж, где в квартире 3 "А", считалось, жил Голденталь. Никаких звуков через дверь не было слышно. Карелла кивнул Брауну, и тот постучал.

– Кто там? – донесся из-за двери мужской голос.

– Мистер Голденталь? – спросил Браун.

– Нет, – ответил мужчина. – Кто спрашивает?

Браун оглянулся на Кареллу. Тот кивнул.

– Полиция. Откройте, пожалуйста.

За дверью послышался шорох. Карелла расстегнул плащ и взялся за рукоять револьвера. Дверь открылась. В проеме стоял мужчина лет сорока, ростом с Кареллу, но мощнее. Черные волосы торчат пучками, как сорняки в саду. Карие глаза вопросительно оглядывают полицейских, густые черные брови изогнулись. Он абсолютно не соответствовал словесному портрету Голденталя.

– Да? – произнес человек. – В чем дело?

– Мы ищем Бернарда Голденталя, – сказал Браун, – он здесь проживает?

– Нет, к сожалению, – ответил человек. – Он здесь не живет.

Тон его был мягок, так говорят взрослые с детьми или со стариками, как бы стараясь приуменьшить свое физическое превосходство.

– По нашим данным, он живет здесь, – вступил Карелла.

– Нет, к сожалению. Его здесь нет. Жил когда-то, но съехал.

– Как вас зовут? – спросил Карелла. Его плащ все еще был расстегнут. Рука слегка касалась кобуры.

– Герберт Гросс.

– Вы позволите войти, мистер Гросс?

– Зачем?

– Чтобы убедиться, что Голденталя здесь нет.

– Я ведь сказал, что его нет.

– Позвольте нам самим посмотреть, – сказал Браун.

– Ну, я не знаю... я бы не хотел никого впускать, – не сдавался Гросс.

– Голденталь опасный рецидивист, – объяснил Карелла, – мы разыскиваем его в связи с недавним преступлением. По нашим данным, его последний адрес: Форрестер, 911, квартира 3 "А". Это – Форрестер, 911, квартира 3 "А", и мы хотим войти и проверить, верная ли у нас информация.

– Ваша информация неверная, – покачал головой Гросс, – она устарела.

– Нет, это недавняя информация.

– Насколько недавняя?

– Меньше трех месяцев.

– А я здесь живу уже два месяца, значит, он съехал еще раньше.

– Вы нас впустите, мистер Гросс?

– Нет, не думаю.

– Почему?

– Мне не хочется, чтобы полицейские сюда врывались в воскресенье, вот и все.

– Там у вас кто-нибудь есть?

– А вам какое дело?

– Слушайте, мистер Гросс, – решил зайти с другого конца Браун. – Мы можем вернуться с ордером, если это вас устраивает. Но зачем терять время? Помогите нам.

– Почему я должен вам помогать?

– А почему бы и нет? – спросил Карелла, – вы что-нибудь прячете?

– Ничего не прячу.

– Тогда в чем дело?

– Извините, – сказал Гросс и захлопнул дверь. Полицейские услышали щелчок запираемого замка.

Два детектива стояли в коридоре и молча обдумывали свои дальнейшие действия. Возможно, вооруженный Голденталь находился в квартире. В этом случае он был уже наготове и немедленно открыл бы пальбу, вздумай они выбить дверь. А возможно, информация секции опознаний действительно устарела, Голденталь на самом деле съехал с квартиры более двух месяцев назад, В этом случае Гросс получал прекрасную возможность возбудить против них дело, если они попытаются ворваться вовнутрь. Обвинение в незаконных методах следствия обеспечено.

– Ну, что думаешь? – прошептал Браун.

– В бакалейной лавке их было двое, – так же шепотом ответил Карелла. – Может, этот второй – Гросс?

– Он подходит под описание старушки, – согласился Браун. – Попробуем вломиться?

– Давай подождем внизу. Он нас ждет. Если он правда связан с Голденталем, то постарается сбежать, сто процентов!

– Точно, пошли.

Они оставили «седан» Брауна прямо под окнами квартиры. Зная, что Гросс следит за ними, детектива сели в автомобиль и поехали на север, в направлении реки. Браун свернул направо на Ривер Хайуэй и поехал к выезду из города. На следующем перекрестке он снова свернул направо и подъехал к углу Сковил-авеню и Форрестер-стрит, где прижал машину к бордюру. Полицейские вышли на тротуар.

– Думаешь, еще смотрит? – спросил Браун.

– Вряд ли. Но давай не рисковать. Из любого подъезда с одной стороны улицы нас не будет видно, а мы все увидим, кто входит, кто выходит.

Они зашли в подъезд, который явно служил приютом для бродяг. Валялись пустые бутылки из-под виски и вина, пол устилали обертки от продуктов. Нестерпимо воняло мочой.

– Никакое дело этого не стоит, – задохнулся Браун.

– Хоть бы даже и губернатора подстрелили, мать его так! – согласился Карелла.

Они быстро выскочили на свежий воздух. Браун оглядел улицу. Вместе с Кареллой они проворно шмыгнули в следующий подъезд. Хоть и не намного, но здесь было лучше.

– Хоть бы он пошевеливался, – жалобно проговорил Браун.

– Ну! – согласился Карелла.

Долго ждать им не пришлось. Минут через пять Гросс спустился у крыльца своего дома и пошел на юг в сторону здания, где его ждали полицейские. Они прижались к стене. Гросс прошел, даже не глянув на подъезд. Детективы дали ему оторваться и двинулись следом, разойдясь по разные стороны улицы. Образовался равнобедренный треугольник с Гроссом на вершине и Кареллой и Брауном в углах основания.

Сыщики потеряли его на Пэйн-авеню. Гросс вскочил в шедший из центра автобус, оставив подбежавших полицейских задыхаться в выхлопах. Карелла и Браун решили вернуться в квартиру и вскрыть дверь. Очень может быть, что это следовало сделать в самую первую очередь.

Есть старая испанская пословица. На городском сленге она звучит примерно так: «Если никто ничего не знает, значит все знают все»

Казалось, никто ничего не знал о нападении на Хосе Висенте Хуэрту. Его избили среди белого дня четверо мужчин ручками от метел, причем так, что перебили обе ноги и превратили лицо в сплошную кровавую рану. Но оказалось, что их никто не рассмотрел, хотя они трудились минут пять, а то и больше.

Дельгадо обошел всех соседей Хуэрты, беседуя с жильцами на каждом этаже. Затем побывал в кондитерской на противоположной стороне улицы, из которой отлично просматривалось крыльцо здания, и поговорил с владельцем – и он ничего не знал. Тогда детектив решил зайти с другого конца. В этом квартале он знал одну наркоманку-потаскушку. Девчонке было около девятнадцати, у нее не было одной руки. Этот физический недостаток вместо того, чтобы отталкивать предполагаемых клиентов, на самом деле почему-то их дико возбуждал. В поисках «однорукого бандита», как ее иногда называли, сюда стекались озабоченные кабальеро со всех концов района. Постоянным же клиентам из близлежащих кварталов девица была известна как Бланка Диас. Она пользовалась спросом еще и потому, что тяга к наркотикам не позволяла ей долго торговаться, она соглашалась практически на любую цену.

Бланка не очень обрадовалась возможности провести воскресенье с полицейским, пусть даже и пуэрториканцем. Девица только что приняла свою послеобеденную дозу и наслаждалась октябрьским солнышком на скамейке в одном из скверов. Она скосила на Дельгадо глаза, поразмышляла о том, что надо было бы подвинуться, подумала:

«Черт с ним!», и осталась сидеть на своем месте.

– Привет, Бланка, – обратился к ней Дельгадо.

– Ну, привет.

– Как дела?

– Нормально. Я ничего не храню, если ты за этим пришел.

– Не за этим.

– Я хотела сказать, если ты...

– Нет.

– Ну ладно.

Бланка была довольно миловидна. Смуглое лицо, черные волосы, светло-карие глаза. Только губы, пожалуй, немного полноваты. И подбородок изуродован шрамом. Когда Бланке было только шестнадцать, но она уже три раза в день кололась героином, ее полоснул ножом сутенер.

– Помощь нужна, – сказал Дельгадо.

– Какая?

– Кое-какие сведения.

– Я не стучу.

– Если не захочешь отвечать, не отвечай.

– Большое спасибо.

– Querida, [12] – продолжал детектив, – мы с тобой по-хорошему. Давай-ка и ты по-хорошему, ладно?

Она оглядела полицейского и вздохнула.

– Что хочешь?

– Все о Хосе Хуэрте.

– Ничего.

– Он к тебе не заходит?

– Никогда.

– А его партнер?

– Какой партнер?

– Рай Кастаньеда.

– Не знаю такого. Он не родственник Пеле Кастаньеды?

– Может быть, Расскажи о Пепе.

Бланка пожала плечами.

– Фрайер.

– Старый?

– Примерно тридцать.

– Чем занимается?

– Бог его знает. Может, играет. Несколько лет кололся, а потом завязал. Я таких всего пару человек знаю. Тусовался когда-то с компанией. Они себя звали «Испанские рыцари» или что-то в этом роде. Их все здесь знали, они часто махались с другой бандой, не помню, как она называлась, с другого конца парка. Пепе мощно кололся, но бросил. По-моему, он лечился в Лексингтоне. А может, его повязали и засадили, и он там бросил, не знаю. Но с иглы соскочил, это точно, – она пожала плечами. – Все равно фрайер.

– Давно его видела?

– Недавно. Он тут часто крутится. Все время сидит у кого-нибудь на крыльце. Пацанам что-то травит. Большой человек. Козел исправившийся! – Бланка фыркнула.

– Сегодня видела его?

– Нет, я только что пришла. С клиентом всю ночь занималась.

– Где его искать?

– Пепе или клиента? – Бланка улыбнулась.

– Пепе, – без улыбки ответил Дельгадо.

– На Эйнсли есть биллиардная. Он там часто бывает.

– Давай на минуту вернемся к Хуэрте.

– Зачем? – Бланка отвернулась, разглядывая автобус, громыхающий по авеню. Казалось, ее очаровали сизые клубы, вырывающиеся из выхлопной трубы.

– Мы мало о нем поговорили.

– Я его почти не знаю.

– Посмотри на меня.

Бланка резко повернула голову.

– Я тебе сказала, я не стучу. Ничего не скажу о Хосе Хуэрте.

– Почему? Он во что-то влез?

– Отстань.

– Наркотики?

– Отстань.

– Да или нет, Бланка. Я ведь знаю, где ты живешь, поставлю у твоей двери топтуна, он все равно узнает. Расскажи о Хосе Хуэрте.

– Ну, да! Да!

– Я думал, он занимается недвижимостью.

– Занимается. У него есть акр земли в Мексике, он там сеет травку.

– Сильные препараты тоже возит?

– Нет, только травку.

– Его партнер об этом знает?

– Я не знаю, что его партнер знает, а что нет. Я не его партнер. Иди и спроси партнера.

– Может, и пойду, – сказал Дельгадо, – когда поговорю с братом.

– Ты идешь к Пепе?

– Да.

– Скажи ему, он должен мне пять долларов.

– За что?

– А как ты думаешь?

Уиллис вышел из телефонной будки, Дженеро ждал его на тротуаре.

– Что они сказали?

– Еще ничего. У них полно другой работы.

– Так как же мы узнаем, травка это или гашиш? – возмутился Дженеро.

– Подождем. Сказали позвонить им через полчасика.

– Меня воротит от этой лаборатории!

– Да, а что прикажешь делать? – Уиллис пожал плечами. – У каждого свой крест.

Дело было в том, что Уиллиса уже воротило от Дженеро. Они оформили и отправили в лабораторию пластиковую сумку с гашишем и марихуаной и попросили побыстрее провести анализ. Но лаборатория захлебывалась в таких просьбах каждый день. Ни один следователь не мог определить наверняка тип наркотика без анализа. Уиллис был согласен подождать заключения, Дженеро рвался позвонить в лабораторию и узнать, что происходит. И вот без двадцати четыре они знали, что происходит: ничего. Дженеро надулся, а Уиллис мечтал поскорее попасть домой и рассказать матери, как трудно быть полицейским в этом городе.

Они находились сейчас не в самом шикарном районе Квартала – ему недоставало особой изысканности Левого берега. Но и эта часть тоже могла похвастаться многоэтажными доходными домами, многочисленными магазинами, театрами, ресторанами. Кэрриер-авеню, 3541 оказался домом из бурого камня. На одном из почтовых ящиков в холле, сыщики нашли табличку с надписью «Роберт Хэмлинг». Уиллис позвонил в 22-ю квартиру. Ответное гудение электронного запора раздалось почти мгновенно. Дженеро открыл дверь, и оба детектива вошли в тускло освещенное помещение цокольного этажа. Лестничный пролет виднелся прямо перед ними. Здание пропиталось запахом лизоля. Они поднялись на третий этаж, нашли 22-ю квартиру, прислушались и, ничего не услышав, постучали в дверь.

– Бобби? – спросил женский голос.

– Полиция, – ответил Уиллис.

– Что вы хотите? – спросила девушка.

– Откройте дверь.

В квартире все стихло. Полицейские прислушались. Они поняли, что Роберта Хэмлинга в квартире не было, раз девушка спросила: «Бобби?» Но кто лучше полицейских знает, что нет на свете создания опаснее женщины? Детективы настороженно ждали. Плащи расстегнуты, револьверы под рукой. Дверь, наконец, распахнулась, и в проеме показалась молоденькая девушка, одетая в свободные брюки и футболку. К ее круглому лицу с голубыми глазами очень шли каштановые волосы.

– Что вы хотите? – повторила она.

Девушка казалась очень испуганной и напряженной. Одной рукой она держалась за ручку двери, другой стягивала ворот футболки.

– Мы ищем Роберта Хэмлинга, – сказал Уиллис. – Он здесь живет?

– Да, – робко ответила она.

– Он дома?

– Нет.

– Когда он придет?

– Не знаю.

– Как ваше имя, мисс? – спросил Дженеро.

– Соня.

– Соня?..

– Соня Соболева.

– Сколько вам лет, Соня?

– Восемнадцать.

– Вы здесь живете?

– Нет.

– А где?

– В Риверхед.

– Что вы здесь делаете?

– Жду Бобби. Он мой знакомый.

– Когда он ушел?

– Не знаю.

– Тогда как вы сюда попали?

– У меня есть ключ.

– Позвольте нам войти и подождать вместе с вами.

– Ради Бога, – сказала она и пожала плечами, – входите, если хотите.

Соня отступила в сторону. Она все еще была очень испугана. Пропуская полицейских, девушка выглянула в коридор, словно надеясь увидеть там Хэмлинга, или, во всяком случае, мечтая об этом. Уиллис заметил взгляд девушки, а Дженеро просмотрел. Соня закрыла дверь и провела полицейских в комнату, обставленную несколькими потрепанными стульями, поролоновым диваном и старым кофейным столиком.

– Присаживайтесь, – предложила она.

Полицейские сели на диван, Соня примостилась на одном из стульев.

– Как хорошо вы знаете Роберта Хэмлинга? – спросил Уиллис.

– Довольно хорошо.

– Когда вы последний раз его видели?

– Ну... – она пожала плечами и задумалась.

– Так когда?

– А что, это имеет значение?

– Это может иметь значение.

– На той неделе, наверное.

– Когда на той неделе?

– Слушайте, спросите Боба, когда он вернется.

– Мы спросим, – вступил Дженеро. – А пока спрашиваем вас. Когда вы его видели последний раз?

– Я не помню.

– Вы знаете кого-нибудь по имени Льюис Скотт? – спросил Уиллис.

– Нет.

– Когда-нибудь слышали о магазине одежды с названием «Обезьяньи ужимки»?

– Да, слышала.

– Покупали там вещи?

– Не помню.

– Может быть, черную шелковую блузку? – поинтересовался Дженеро.

– Не помню.

– Покажи-ка ей блузку. Дик, – сказал Уиллис.

Дженеро достал пакет, вынул из него блузку и вручил ее девушке.

– Это ваша?

– Не знаю.

– Да или нет? – настаивал Дженеро.

– Может быть. Я не знаю наверняка, у меня много вещей.

– У вас много черных шелковых блузок, купленных в «Обезьяньих ужимках»?

– Нет, но, если у вас много вещей, можно запутаться. Эта блузка может быть чьей угодно. Откуда я знаю, что это моя?

– Какой у вас размер?

– Тридцать четвертый.

– Блузка тридцать четвертого размера, – заметил Уиллис.

– Ну и что? Мало ли блузок такого размера?

– Вы были в Айсоле этой ночью?

– Да, была.

– Где?

– Ну, в разных местах.

– Где?

– То в одном месте, то в другом.

– Где это одно и где другое место?

– Можешь не отвечать им, Соня, – раздался голос из дверей, и оба детектива одновременно оглянулись. Там стоял парень лет восемнадцати с длинными светлыми волосами и висячими усами. Он был в синих джинсах и вельветовой голубой рубашке. На внутренней стороне открытого пальто виднелся белый мех.

– Мистер Хэмлинг, я так понимаю? – задал вопрос Уиллис.

– Значит, вы меня нашли, – пробормотал Хэмлинг. – Вы из-за Лью?

– Это вы нам скажите, – ответил Дженеро.

– Конечно, из-за Лью. Я знал, что рано или поздно вы меня найдете.

– Что с ним случилось?

– Он выпрыгнул из окна этой ночью.

– Вы были там, когда он выпрыгнул?

– Мы все были там, – Хэмлинг посмотрел на девушку.

Она кивнула.

– Расскажите, что там произошло.

– У него крыша поехала. Захотел полетать. Я пытался его остановить, но он вырвался и выпрыгнул в окно. Это все.

– Почему вы не заявили в полицию?

– Зачем? У меня длинные волосы.

Уиллис вздохнул.

– Ну, раз уж мы пришли, – начал он, – расскажите нам все, что случилось. Мы составим протокол и закроем, к чертовой матери, дело.

Дженеро посмотрел на него. Уиллис вынимал блокнот.

– Скажите, когда вы туда пришли?

– Наверное, около четырех тридцати. Слушайте, а у меня не будет неприятностей?

– С какой стати? Если Скотт выпрыгнул из окна, это самоубийство. Все просто и ясно.

– Да. Точно.

– О'кей. Давайте начнем, чтобы раньше закончить. Нас тоже от этого дела уже тошнит, – признался Уиллис. И снова Дженеро посмотрел на него.

– Что случилось, когда вы пришли?

– Но мы же ни при чем!

– Но вы же там были, разве не так?

– Да, но...

– А что мы должны, по-вашему, делать? Забыть, что вы там были? Да не бойтесь вы, никто не хочет вам неприятностей. Вы знаете, сколько чудиков выбрасываются каждый день из окон?

– Я просто не хочу, чтобы это попало в газеты, – объяснил Хэмлинг. – Я поэтому не позвонил вам сразу.

– Понятно, – кивнул Уиллис. – Мы сделаем, что можем, чтобы избежать огласки. Нам нужна информация для протокола и все.

– Ну, ладно, – нерешительно произнес Хэмлинг.

– Итак, что произошло? Вы все трое туда пришли или как? – начал опять Уиллис.

– Нет, я встретил его на улице. Я тогда был один. Потом позвонил Соне, и она пришла.

Уиллис записывал в блокнот. Дженеро все смотрел на него. Он странным образом ощущал, что что-то происходит, но не мог понять, что именно. Он также ощущал, что может кое-чему научиться. Смущенный и заинтересованный одновременно, Дженеро молча наблюдал и прислушивался.

– Хорошо, – продолжал Уиллис. – Вы встретили своего знакомого и...

– Он не был моим знакомым, – возразил Хэмлинг.

– Вы его не знали?

– Нет, я просто встретился с ним у кафе, и мы разговорились. Он предложил пойти к нему, послушать музыку и... слушайте, если я вам все расскажу, я, правда, не вляпаюсь?

– Я буду вам очень обязан, если расскажете, – заверил его Уиллис.

– Ну, он сказал, что у него есть хорошая шмаль и можно по разу пыхнуть. Я тогда больше ни о чем и не подумал. Шел покурить просто. Если бы я знал, что у него дома есть ЛСД...

– А вы тогда этого не знали?

– Нет, Боже упаси! Я вообще от этих пластиковых хиппи держусь подальше. От них всегда неприятности.

– Какие неприятности?

– Ну, знаете, они всегда рисуются. Понтяры, короче говоря. Воскресные хиппи, пластиковые хиппи – все одно и то же. Никто из них на самом деле не тусуется по-настоящему. Так, для вида только.

– А вы?

– Я считаю себя настоящим, – с достоинством ответил Хэмлинг.

– А Соня?

– Она хоть и воскресная хиппи, но балдежная кадра, и я с ней тусуюсь.

Роберт Хэмлинг широко улыбнулся. Соня на улыбку не ответила. Она была все так же испугана. Девушка переводила взгляд с Уиллиса на Хэмлинга, догадываясь, что идет опасная игра. Ей очень хотелось оказаться где-нибудь в другом месте. Дженеро это видел. Он, при всей своей неопытности, ощущал также, что именно девушка была вожделенной жертвой Уиллиса, и что тот рано или поздно обязательно вопьется, как вампир, ей в шею. Соня об этом тоже догадывалась. Хэмлинг был единственным в комнате, кто ничего не подозревал. Чрезвычайно самоуверенный, он лез головой прямо в петлю.

– Короче, мы пошли к нему домой, забили по косячку, попили винца, а потом я предложил позвонить Соне, чтобы она пришла и поучаствовала в празднестве.

– Что вы праздновали?

Хэмлинг несколько мгновений обдумывал ответ, а потом улыбнулся:

– Жизнь. Существование.

– О'кей, – Уиллис сделал вид, что удовлетворен ответом.

Дженеро внимательно следил за происходящим, учась на ходу. Он понял, например, что Хэмлинг только что солгал. Если они что и праздновали, то только не жизнь и не существование. Дженеро не смог бы точно описать, как он понял, что парень врет, но он это знал. И Уиллис знал. И девушка знала. Дженеро догадывался, что Уиллис обязательно вернется со временем к этому празднованию. Дик Дженеро чувствовал себя превосходно. Ему казалось, что он смотрит детектив по телевизору. Он не хотел, чтобы фильм кончался, о, нет! И почему-то во время всей этой сцены ему ни разу не вспомнилось, что он тоже сыщик. Он только чудесно проводил время. И даже чуть не спросил Соню, как ей это все нравится. Эх, если бы еще пакетик жареной кукурузы!