Глава 2

Голос Винса – старшего сына Грейс. Некоторая часть напряжения в мышцах исчезла.

Наверное, Винс, как обычно, пришел занять денег или принес какую-нибудь запрещенную штуку, чтобы спрятать здесь от посторонних глаз. Он частенько так делал, когда мы жили все вместе. Я предполагала, что в тщательно завернутых свертках, которые он иногда приносил и в хижину, вряд ли находились безобидные игрушки. Иначе зачем так тщательно скрывать их от посторонних глаз? Однажды я попробовала приподнять один из таких пакетов, однако он оказался таким тяжелым, словно там лежали кирпичи. Я как-то поинтересовалась у Грейс, не связан ли ее старший сын с одной из промышлявших в районе банд.

– Я ничего не хочу об этом знать! – таков был ответ.

Что ж, я никогда больше не затрагивала в разговорах эту тему.

Я включила тусклую лампочку на лестничной клетке за дверью и открыла замок входной двери. Спустившись на несколько ступеней, я действительно увидела Винса.

– Привет!

Юноша посмотрел на меня своим обычным угрюмым взглядом и засунул руки в карманы. Несмотря на жару, на нем были черная футболка, джинсы и короткая синяя куртка с поднятым воротником. Грейс всегда возмущалась жалобами старшего сына на отсутствие денег, в то время как он постоянно покупал себе новую одежду.

– Ты не видела Уилла? – спросил он про своего десятилетнего брата.

– Нет, он здесь не появлялся. Опять этот озорник разгуливает по округе в такое позднее время? – спросила я, чувствуя, как голос становится резким, походя на голос Грейс.

– Не знаю, просто решил проверить, не тут ли он. Скажи матери, что я искал его, ладно?

Затем, кивнув в сторону лестницы, добавил:

– Эти парни хотят поговорить с тобой.

Теперь я заметила позади Винса нескольких мужчин, стоявших в темноте на лестнице. Сощурив глаза, попыталась разглядеть незнакомые лица. Из четверых мне оказались знакомы лишь двое – мясник и водитель автобуса, который ездил по маршруту между полем Ярдс к югу от эстакады и самой крайней улицей Нижнего Сиднея. Двое других мне незнакомы.

– Ты говорил, что нам здесь покажут телескоп, – грубо сказал мясник, обращаясь к Винсу.

Водитель почесал нос и, отвернувшись, стал разглядывать лестницу. Козырек его кепки ударился о балку, однако кепка словно приклеилась к его длинным засаленным волосам и даже не сдвинулась.

– Что, прямо сейчас? Знаете, в нем мало интересного. Это просто самодельная игрушка, – сказала я.

– Это ты так считаешь, – сказал один из незнакомцев, высунувшись из-за спины мясника.

– Нам не нравится, когда в округе шпионят, – добавил второй.

– Винс, это ты вбил своим знакомым в голову такую чушь? – фыркнув, спросила я.

– Я здесь ни при чем, – промямлил он с хмурым видом.

Однако глаза выдавали его: именно Винс выступил инициатором этой идеи. Очевидно, решив пойти на попятную, юноша стукнул кулаком по двери и сказал:

– Ладно, я пойду. Если увидишь Уилла – отправь его домой. Мне уже надоело искать этого оболтуса!

Оставшись наедине с четырьмя мужчинами, я попыталась убедить их в неосновательности опасений.

– Ну и для кого же я шпионю, по-вашему?

– Для миграционной службы!

– Интересно, что нового могу я им сообщить?

– Имена, например, – сказал незнакомец позади мясника и посмотрел на остальных с триумфом.

Я чувствовала, как внутри одновременно нарастает беспокойство и закипает злоба.

– Любопытно… И каким образом, по-вашему, я могу передавать им информацию?

Мясник кивнул в сторону комнаты и сказал:

– Да ладно! Я видел всю твою радиоаппаратуру!

– Это не связное устройство, – ответила я. Хотелось добавить: «По крайней мере не для связи с земными объектами!»

Поняв, что так просто наглецы не уйдут, я решила все-таки продемонстрировать им телескоп.

– Подождите минуту! – сказала я и скрылась за дверью в офис.

Взяв телескоп, который то и дело норовил выскользнуть из рук, я осторожно вышла и спустилась вниз, обратно к железной двери. Опустив громоздкую трубу на пол, я принялась открывать замок. Лампочка светила тускло, и увидеть замочную скважину оказалось труднее, чем нести эту штуку. Я немного приоткрыла дверь и, выскользнув со своей ношей в образовавшуюся щель, заперла дверь и стала продвигаться в потемках вслед за мужчинами на первый этаж. Жаль, что я все-таки не успела привинтить к держателю колесо.

На улице я аккуратно присела и опустила телескоп на неровный бетон, надеясь, что пыленепроницаемая обшивка и винты выдержат это испытание.

– Взгляните сюда, – пропыхтела я, закончив установку аппарата.

На востоке небо уже потемнело, лишь вдалеке мерцали огни небоскребов большого города. Наиболее интересной для наблюдения была южная часть небосвода.

Первым посмотреть в объектив вызвался мясник. Враждебно взглянув в мою сторону, он подозрительно подошел к телескопу и припал к окуляру.

– Ну, что там? – нетерпеливо поинтересовался водитель автобуса, всем телом навалившись на прибор.

Решив не делать замечаний и без того нервному типу, я молча стояла и молилась о том, чтобы обшивка и хрупкие винты выдержали его грузное тело. В противном случае телескоп попросту рухнет и рассыплется на части.

Наконец мясник отодвинулся от окуляра и потер глаз.

– А ты думал, я ничего там не увижу?! Ха! – усмехнулся он, глядя на товарища.

– Ладно, дай-ка теперь я посмотрю в эту штуку!

Водитель оттолкнул локтем мясника и припал к объективу.

– А, ничего особенного! – махнул он рукой, не отрываясь от своего занятия.

– Ну, тогда посторонись и дай другим посмотреть, – сказал один из незнакомцев.

– Э-э, дружок, подожди своей очереди! – пробубнил водитель.

На самом деле большинство людей уже несколько лет не могли отчетливо разглядеть звезды. В 2023 году небо всех больших городов мира, в том числе и Сиднея, заволокло смогом. За те пять месяцев, что я провела здесь, единственным, что удавалось изредка разглядеть, была Венера в ранние предрассветные часы. Звезды почти не были видны с Земли. Многие дети даже не знали, как выглядят далекие светила и что такое созвездия. Некоторые жители трущоб рассказывали, что впервые увидели маленькие яркие точки в небе, когда плыли на корабле в море по пути в Австралию. И это было единственное положительное ощущение по пути в «землю обетованную», ибо на подходе к континенту несчастных часто заталкивали сотнями в трюмы кораблей, дабы незамеченными провезти через таможню.

Мне и самой редко удавалось полюбоваться на мерцание далеких светил в ночном небе. В такие моменты я вспоминала детство. Тогда я обожала наблюдать за «подмигиванием» звезд. Господи, как же давно это было! Последние двадцать пять лет я провела в бескрайнем космическом пространстве на обитаемой межпланетной станции, вокруг которой не существовало атмосферы. Звезды оттуда кажутся совсем другими.

– Эй! Теперь я! – напомнил о себе один из незнакомцев.

Дождавшись наконец своей очереди, он подошел к телескопу и, припав к окуляру, замер. Наверное, зрелище потрясло его. Жаль все же, что из-за грязной атмосферы даже в телескоп эти люди не смогут увидеть и половину всех звезд, которые во времена моего детства земляне наблюдали невооруженным глазом.

– Я же говорила, наблюдать за звездами – это просто хобби, – сказала я, не скрывая раздражения в голосе.

Мужчины понимающе кивнули и отошли в сторону. Все, кроме дотошного мясника.

– Конечно, конечно, но мы ведь должны были проверить, понимаешь? Можно я еще как-нибудь приду взглянуть в эту штуку? – спросил он, жадно глядя на сигнальное устройство и вытирая руки о грязный фартук, от которого несло тухлятиной и падалью.

– Можно, только не сегодня вечером. У меня был трудный день.

– Хорошо, как скажешь.

Мясник присоединился к стоявшим в стороне товарищам, и компания, не попрощавшись, исчезла в темном переулке.

Ассамблея старалась угождать населению и не вызывать негативных эмоций, ибо в случае конфликта сломать старую дверь, ворваться в офис и уничтожить всю работу для неуправляемой толпы не составит ни малейшего труда. Однако такое все же вряд ли могло случиться: люди знали, что Ассамблея работает для их же блага. Живущие поблизости нелегалы приглядывали за офисом, и нам не оставалось ничего другого, как доверять им, ибо позволить себе профессиональную охрану организация не могла.

Взяв в руки телескоп, я зашла в здание и стала медленно подниматься по ступеням вверх. После того как уровень адреналина в крови вновь резко понизился, я почувствовала смертельную усталость. Колени тряслись до тех пор, пока я наконец не поставила тяжелый аппарат на пол и не закрыла за собой дверь офиса. Вспомнив, что, выйдя на улицу, я забыла про распахнутое окно, я вновь похолодела от страха. Подумать только – ведь за время моего отсутствия вполне могли украсть компьютер и все остальное! К счастью, страхи оказались беспочвенны. Закрыв окно и отключив компьютер, убрала телескоп в коробку и почувствовала, как на плечи опустилась вся тяжесть мира. Усталому организму требовался сон. Спать на сдвинутых вместе стульях в офисе или на ковре, по которому полчищами бегали тараканы, вовсе не хотелось. Оставалось лишь два выхода: я могла постелить на полу бумаги или использовать в качестве кровати стол, как уже бывало не раз, или рискнуть идти по темным улицам почти полкилометра к своей хижине.

Я вдруг вспомнила слова Винса о том, что Уилл где-то разгуливает один в такое позднее время. Неужели мальчик опять сбежал из нового дома? Если так, то скорее всего он прибежит в мою хижину. Значит, во что бы то ни стало надо пересилить усталость и шагать домой. Я еще раз проверила офис и закрыла за собой дверь.

До недавнего времени я жила вместе с Грейс и двумя ее детьми. Она подобрала меня на улице, когда я впервые очутилась в этом убогом месте. В тот момент я чувствовала себя потерянной и абсолютно беззащитной. Грейс великодушно взяла меня к себе и поначалу находила мне небольшую подработку. Я ремонтировала старые магнитофоны, радио и другую технику. За этот труд платили немного, но я радовалась и этому. В Ассамблею я устроилась тоже благодаря Грейс, и вообще она стала на Земле моим ангелом-хранителем. Каждый раз, когда я подхватывала очередной вирус, она ухаживала за мной, словно за ребенком, и через местную клинику доставала по своей карточке необходимые лекарства. Когда у меня появились приступы астмы, Грейс даже достала мне ингалятор. Именно ей я обязана тем, что выжила в этих страшных условиях.

Месяц назад моя спасительница потеряла работу на оптовом складе и переехала жить к своему бой-френду Левину, дом которого находился недалеко от Параматта-роуд. Я же, несмотря на великодушное предложение переехать вместе с ней, решила остаться в старой хижине. «Не волнуйся, у Левина есть еще одна комната наверху», – сказала она тогда. Очевидно, Левин хорошо зарабатывал. Он жил в благополучном районе с относительно постоянным электричеством и даже весьма сносным водопроводом, однако я считала его довольно неприятным типом. Можно сказать, мы не нашли с ним общего языка. По всей видимости, ему не нравились моя дружба и постоянное присутствие рядом с Грейс. Она же мне объяснила тогда, что переезжает только ради блага Уилла, который, кстати сказать, так же отрицательно относился к Левину, как и я.

Трудно сказать, чем занимался этот человек. Внешне его заведение походило на аккуратный офис. Внутри даже стояли диваны и журнальные столики с красочными печатными изданиями. Однако за те несколько раз, что мне удалось побывать там, навещая Грейс, я никогда не видела посетителей. По ее словам, Левин занимался мелким предпринимательством. На мои вопросы по поводу его работы она резким тоном дала понять, что не желает углубляться в подобную тему. Лично я считала, что ее дружок попросту связан с местными бандитами. Винс называл бой-френда матери «мистер Левин» и в его присутствии почти не разговаривал, что было само по себе достаточным основанием для меня серьезно опасаться этого человека. Несколько раз при мне Левин намекнул на свое полицейское прошлое. Обычно это происходило, когда он критиковал знания других людей в области огнестрельного оружия или ведения полицейского протокола.

На улице совсем стемнело, единственными источниками освещения были редкие полоски света, пробивавшиеся из окон и дверных щелей. Я пустилась вперед быстрым шагом, то и дело натыкаясь на куски разрушенного бетона и выбоины на дороге. Оставив позади с горем пополам вымощенные асфальтом улицы, я свернула в мрачный переулок. Электрический свет в окнах сменился редкими проблесками керосиновых лампочек совсем нищего квартала. Где-то слышались голоса людей, в темноте угадывались неясные силуэты любителей ночных приключений, в одной из хижин слышался детский смех.

На одном из поворотов я прошла мимо желтого прямоугольника света, падавшего из окна обветшалой лачуги. Увидев меня в окно, женщина махнула рукой и спросила:

– Сегодня нужно что-нибудь, дорогая?

– Нет, спасибо, – улыбнувшись, ответила я продавщице горячих закусок.

В данный момент мой желудок не выдержит и чашки чая, не говоря уже о жаренной на старом масле картошке.

– Ну, тогда спокойной ночи! – сказала женщина и вытерла ярким рукавом нос, под которым начинали расти усы.

– Спокойной ночи! – отозвалась я из темноты.

Акцент торговки намного отличался от акцента других жителей. Большая часть беженцев в качестве средства общения использовала английский, хотя почти для всех он являлся иностранным языком. Без знания английского даже после получения поддельной идентификационной карты личности и переезде в Большой Сидней нельзя надеяться на принятие в полноправное общество. Говор этой женщины был на редкость странный и напоминал мне речь Билла Мердока.

Воспоминания о Мердоке всегда уносили меня на мою межпланетную станцию. Билл работал начальником службы безопасности на Иокасте. Его детство прошло как раз в Сиднее в конце этого века. Он достаточно своеобразно и бегло говорил на классическом земном языке, почти так же, как некоторые говорили в XXI веке на английском. Со временем я стала более спокойно вспоминать станцию и Билла. Когда прибудут инвиди, я попрошу их отправить меня обратно. Все встанет на свои места и будет просто замечательно. Тогда мы с Мердоком вернемся к моему эксперименту и обязательно выясним, в чем же именно оказалась допущена ошибка.

Я часто вспоминала Билла. Последнее время он давал понять, что хочет большего, нежели просто дружба. Как-то мы даже целовались… К тому времени, когда в результате злополучного эксперимента я оказалась на Земле в XXI веке, мы так и не решили вопрос о наших дальнейших отношениях. Порой, когда позволяли наши рабочие графики, мы вместе ужинали или гуляли в парке. Я проработала вместе с этим человеком почти пять лет и втайне надеялась, что по возвращении застану его там же, на Иокасте. Я убеждала себя, что все будет хорошо и жизнь вернется на круги своя, однако иногда вдруг наступало отчаяние и страх больше никогда не вернуться домой и… к Мердоку. А вдруг к тому времени, когда я вернусь, Билл уже покинет станцию? Может, он не захочет ждать моего возвращения и решит перевестись на другой космический объект? Ну почему, почему я так и не сказала ему, что…

Много ночей я провела в раздумьях над тем, чего же все-таки я так и не сказала Мердоку. Да, теперь у меня много времени, чтобы обдумать массу вещей. Часто, лежа в темноте и слушая, как где-то вдалеке ревут моторы проезжающих по эстакаде машин, скребутся крысы и стонет от наслаждения занимающаяся сексом в соседней хижине пара, я думала о том, как, когда все это закончится, изменится мое мировоззрение.

Если честно, я даже не знала, из какого района Сиднея был родом Билл. Вернее, не был, а есть. Или будет? Господи, я уже запуталась в этих временах! Однажды, идя по улице, мне показалось, что я его видела. Высокий широкоплечий мужчина со спины удивительно напоминал Билла, однако, когда он повернулся лицом, я поняла, что ошиблась. Наверное, мое больное воображение постепенно начинает рисовать несуществующие картины. Только галлюцинаций не хватало! Конечно, это смешно! Да и каким образом мог здесь очутиться Мердок? Билл – всего лишь человек, и, чтобы совершить переход во времени, ему необходим корабль со специальным оборудованием. К тому же как представителю одного из нижестоящих «Девяти Миров» доступ к таким космическим кораблям для него закрыт. Четверо сильнейших – цивилизации кчеров, инвиди, мелотов и бендарлов – охраняли свои права на использование этих технологий так же рьяно, как жители Большого Сиднея свой город и привилегии от живущих в трущобах беженцев. Девяти нижестоящим мирам воспрещалось под страхом страшного наказания использовать корабли, способные пересекать гиперпространство и время. Такие летательные аппараты создавались и управлялись только народами «Четырех Миров». Интересно, что произошло на Иокасте после того, как «Четверо» обнаружили, что я использовала корабль, способный на преодоление времени? Я всей душой надеялась, что троим техникам, работавшим со мной над экспериментом, не пришлось отвечать за внезапное исчезновение своего руководителя. Когда исследования только-только начинались, я предупредила их, чтобы в случае непредвиденных обстоятельств они взвалили всю вину на меня. Конечно, никто из нас не предполагал каких-либо существенных отклонений от намеченного плана, однако, как еще раз подтверждает жизнь, все может случиться. Наверное, следовало отложить эксперимент до того, как будет окончательно принят наш нейтралитет…

Наша межзвездная станция, как и вся звездная система Абеляра, в которой мы жили, являлась одним из первых кандидатов на получение нейтралитета от Конфедерации. Совет Конфедерации Миров, в числе которого находились представители всех тринадцати цивилизаций, должен голосовать по этому вопросу в ближайшем будущем. Жители Иокасты пошли на такой шаг, чтобы избавиться наконец от ига инвиди и их трех союзников. Желание выйти из состава Конфедерации вызвано множеством причин. В том числе и тем, что в ходе шестимесячной осады серыми кораблями сэрасов станция и все ее обитатели остались наедине со своей бедой. Конфедерация вспомнила о нас, только когда все уже было позади.

Возможно, нейтралитет уже приняли, ведь к моменту моего исчезновения прошло почти полгода с тех пор, как мы сообщили Главному Совету о своих намерениях. Трудно представить, что произошло за долгие пять месяцев дома, пока я нахожусь на Земле?! Вернее, произойдет… О Боже, эти времена!..

Погрузившись во все эти грустные и тревожные мысли, я столкнулась с кем-то в темноте.

– Смотри, куда идешь! – закричал массивный незнакомец, дыхнув мне прямо в нос сильным алкогольным перегаром.

Он прав: надо прекращать раздумья и сконцентрироваться на дороге. На улице достаточно темно, а так недолго и заблудиться.

Где-то рядом залаяла собака, неистово бросаясь на железный забор. Звук удара когтей о решетку оказался настолько резким и громким, что я едва не вскрикнула от неожиданности. Оставив позади взбесившегося пса, я свернула в очередной переулок. Здесь не виднелось даже редких отблесков от керосиновых лампочек. Лишь где-то в конце дороги горел костер, доносились крики и смех. Яркими точками темноту прорезали сигареты подвыпивших бродяг.

Моя хижина находилась на полпути отсюда. Стены ее представляли собой вкопанные в землю деревянные столбы, обтянутые старым брезентом. Крышей служил лист тонкого железа. Стена, выходившая на улицу, была дополнительно укреплена снаружи старой фанерой, которая хоть и защищала с горем пополам от некоторого шума, но безветренными ночами лишь усугубляла духоту.

Стоявшие вплотную хижины образовывали нечто вроде внутреннего дворика, устланного кусками разбитых бетонных плит. На этой маленькой, огороженной от остальной улицы территории находились общий душ и уборная. В центре небольшой площадки в старом пластиковом мусорном баке каким-то чудом росло большое лимонное дерево, согнувшееся, словно от нелегкой судьбы. Между ветками, которые переплелись между собой хитрыми узлами, висели бельевые веревки, на них сушилась одежда. В проржавевших от времени бочках росли скудные овощи.

Наконец я оказалась у себя в лачуге. Открыть тонкую, обернутую тканью фанерную дверь не составляло труда: она даже не закрывалась. Мебель в моем «доме» полностью отсутствовала. Большая старая корзина, привязанная к деревянному шесту в центре хижины, использовалась в качестве стола и шкафа одновременно. Шест в свою очередь служил в качестве опоры для потолка. Я включила маленькую электрическую лампочку, работавшую на аккумуляторах. Раз в неделю я заряжала их с помощью солнечного генератора в Ассамблее. Тусклый свет озарил мои «апартаменты». Кроме корзины-шкафа, у меня также имелись два старых матраса, поцарапанный зеленый пластиковый стул и маленький буфет. В отличие от Грейс я не могла спать на матрасе. Когда мы жили вместе, она как-то раз перевернула свой матрас и принялась обрабатывать его инсектицидным средством, вследствие чего все обитавшие в нем насекомые разбежались во все стороны, словно крысы с тонущего корабля. Это было ужасно! Помню, как, содрогаясь от отвращения, я сказала ей, что мне в качестве постели хватит и простыни. Грейс лишь посмеялась над моей брезгливостью, однако настаивать не стала.

Ты должна быть благодарна за все! – печально сказала я самой себе, устало опускаясь на стул. Такими унылыми вечерами ничего не оставалось, как сидеть и молча смотреть в землю. Та часть хижины, где спали Грейс и дети, до сих пор оставалась отгорожена шестью небольшими кусками разбитого бетона. Мне во многом повезло, что на моем пути встретилась Грейс. Если бы не она, страшно представить, какая незавидная участь могла меня постигнуть! В конце концов, никто, кроме меня одной, не виноват в том, что я здесь оказалась. Если бы не спешка с этим экспериментом!..

– Мария! – послышался тонкий голосок за дверью.

Смахнув незаметно нахлынувшие от грустных мыслей слезы, я запретила себе дальнейшее самоистязание и подбежала к двери.

– Уилл, что ты здесь делаешь?

Младший отпрыск Грейс, гибкий, как обезьянка, и такой же неугомонный, быстро юркнул в хижину.

– Захотел увидеть тебя.

Я вытерла все еще влажные глаза.

– Но мы ведь вчера виделись!

Вчера Уилл вновь сбежал с уроков, на что директор школы не преминула пожаловаться матери озорника. Днем, зайдя в офис Ассамблеи, Грейс хотела пожаловаться на поведение сына, однако, встретив Уилла у меня на работе, устроила ему грандиозный скандал и оттащила обратно в школу. Тихая Флоренс, ставшая невольным свидетелем столь бурной сцены, была потрясена увиденным.

Уилл сел на стул и принялся болтать ногами.

– Когда станут известны результаты?

– Я же говорила – в середине мая.

– А можно я буду приходить к тебе на работу и проверять?

– Посмотрим, это зависит от твоего поведения.

Когда мы жили вместе, я часто помогала мальчику со школьными уроками. Иногда я брала его в офис Ассамблеи, где мы садились за компьютер и занимались какими-нибудь поисками в глобальной информационной сети. Однажды, когда у ребенка в очередной раз пошла кругом голова от школьных задачек, я решила отвлечь его, и мы приняли участие в Интернет-конкурсе по проектированию космического корабля. А может, я подсознательно выбрала именно этот конкурс, рассчитывая на то, что, если инвиди не прилетят или – еще хуже – откажутся вернуть меня обратно, появится неплохой шанс начать карьеру в космической сфере. Наверное, это был некий вызов: я решила осторожно использовать некоторые принесенные из XXII века знания, хотя в мои планы вовсе не входило знакомить человечество с секретами технологий будущего.

– А ты сообщила им, что мы переехали к Левину? Они знают, по какому адресу прислать мой приз? – спросил Уилл, продолжая ритмично выстукивать дробь по стулу.

– Да. Однако не забывай, пожалуйста, что мы еще не выиграли!

Если сотрудники компании, организовавшей конкурс, хоть немного смыслят в технике, они, безусловно, отдадут приз именно нам. Не заметить такой гениальный проект способен только глупец. Для участия в конкурсе мне пришлось использовать идентификационную карту мальчика. Если мы выиграем, приз в размере десяти тысяч долларов достанется Грейс и ее детям. Для нищих беженцев это баснословная сумма. Иного пути отблагодарить женщину за все, что она сделала для меня, я не видела.

Конечно же, она и не подозревала о конкурсе, а если бы узнала, наверняка выступила бы против. Грейс вообще не нравилось, что я учу Уилла вещам, выходящим за рамки школьной программы. Развитие талантов и поиски скрытых способностей она считала бесполезным делом.

– Я хочу, чтобы он рос просто обычным ребенком, понимаешь? Надеюсь, он получит хоть какое-то образование и найдет приличную работу, поэтому не забивай ему голову, в которой и без того ветер гуляет, всякими дурацкими штуками, ладно? С меня хватит капризов его старшего брата! – объясняла она свою позицию.