День первый, 5:30 пополудни

Шаттл уносил меня все дальше и дальше от Иокасты. Передо мной открывался впечатляющий вид: яркая россыпь далеких звезд и две похожие на драгоценные камни планеты системы Абеляра. Цветные прозрачные полосы указывали месторасположение еще двух планет, которые торы, прежде чем уйти отсюда, превратили в облако пара.

Такой же вид открывается и с Иокасты. Раньше он обычно оживлялся пролетающими мимо кораблями, некоторые из них, проходившие достаточно близко от станции, можно было хорошо рассмотреть, другие походили на далекие кометы, слишком маленькие, чтобы установить их регистрационный номер или другие особенности. Теперь движение замерло. Планета, вокруг которой обращается Иокаста, похожа на бледный призрак, превращенный торами в бесплодную радиоактивную пустыню.

Через воздушный шлюз я перешла на борт серого корабля. Даже если в нем было не так много кислорода, как в атмосфере Земли, даже если ноги вязли там по колено в скользкой слизи, все же это был настоящий воздушный шлюз. Корабль имел гравитацию. В Конфедерации только инвиди умели использовать в стационарных транспортных средствах гравитационное поле, не основанное на инерции или вращении. Либо сэрасы самостоятельно достигли сходного {***#93} казалось неправдоподобным, поскольку, если бы сэрасы обладали столь широкими возможностями, их вряд ли заинтересовала бы Иокаста в ее нынешнем жалком техническом состоянии.

Темноту слегка рассеивало свечение, исходившее от слизи, которая капала с низкого потолка и чавкала под ногами. Я находилась в небольшом помещении, от которого в разные стороны и под разными углами отходили похожие на туннели проходы, их трудно было разглядеть в деталях, поскольку картина преломлялась и искажалась в неверном свете, словно в подводном мире. Однажды моя рука до плеча погрузилась в слизь, и я с трудом нащупала под ней твердую поверхность.

Они были здесь. Сегодня на встречу со мной пришли двое. Если сэрасы и имеют форму, то ее очень трудно определить, потому что она постоянно находится в движении и изменяется. На близком расстоянии, кажется, что они мерцают. Как будто смотришь в микроскоп на колонию крохотных живых существ, рождающихся и тут же умирающих. Издали они похожи на единое целое, но вблизи картина распадается на бесчисленные мельчайшие детали. Кажется, что отдельные частицы удерживаются вместе каким-то полем, постоянно меняющим свои очертания. Я представляю, как оно создает известные нам формы или гигантский образ из наших кошмарных сновидений, однако пока передо мной возникает нечто, похожее на цилиндрические капли высотой примерно в человеческий рост и в три раза шире, чем я. Зеленоватая слизь. Или тело, покрытое ею таким густым слоем, что невозможно разглядеть то, что находится под нею. К концу сеанса общения я тоже обычно вся покрыта слизью.

Стены и потолок, казалось, вжимали меня в себя. Создавалось впечатление, будто я нахожусь внутри пищеварительного тракта… Эта ассоциация возникала у меня всякий раз, когда меня проглатывал и поглощал серый корабль, чтобы использовать мою энергию в своих целях…

«Успокойся. Не дыши так прерывисто, порой это мешает работе имплантата, внедренного в твою шею. Успокойся. Подойди – остановись – помоги проникновению в тебя».

Я тряхнула головой, чтобы избавиться от навязчивого зова. Порой общение с сэрасами причиняет мне боль, когда они начинают «говорить» слишком громко и настойчиво. И сейчас острая боль пронзила затылок, и я ощутила ее отголоски в груди, шее и плечах. Как жаль, что я не знала, чего они хотят. Во время прошлого визита мне показалось, что сэрасы спорят между собой. Я редко получаю ясное и четкое сообщение.

«Иди сюда. Нет, вот сюда».

Какофония требований и повелений. Для того чтобы описать мои впечатления, я использую слова, но сэрасы фактически не говорили.

«Теперь снова иди. Остановись. Открой».

Я не была уверена, что они имеют в виду: мой разум или станцию. Ни то, ни другое, заявила я твердо, недоступно. Их разочарование вновь причинило мне боль.

Быстрое, все ускоряющееся движение по длинному темному туннелю, где слышится приглушенный шум, а в конце какое-то препятствие. Все это воспринимается не визуально, но я описала бы это как некий образ: маленький полуголый человечек падает, поскользнувшись на скользкой поверхности, зеленоватая слизь как будто сама приблизилась к нему и поглотила…

Я вновь прихожу в себя, ощущая кисловатое зловоние слизи, заполняющей все вокруг, и зеленоватый свет, который не имеет глубины. Голоса отступили.

Сегодняшний сеанс не был слишком долгим. Я протянула руку и сразу же ощутила, как напряглись мои мышцы, которые слегка ныли. Сжала пальцы в кулак и снова разжала их, они были липкими. Я сумела сглотнуть слюну – во рту у меня все пересохло и горло саднило, но не было сведено судорогой. Во рту стоял привкус слизи, но я не могла собрать достаточно слюны, чтобы сплюнуть. Перевернувшись на живот и опираясь на руки и колени, я попыталась подняться. Боль из желудка переместилась в область головы. Пожалуй, впервые за все время общения с сэрасами я испытывала такие неимоверные страдания. С каждым сеансом мне становилось все труднее «говорить» с ними.

Шаттл находился на прежнем месте. С какой радостью и облегчением увидела я его в окно воздушного шлюза сэрасов.

Чувствуя слабость в ногах и скользя на покрытом слизью полу, я толкнула дверь шлюза. Она тут же распахнулась, и я вошла на борт шаттла. Я ушибла колено, но не чувствовала боли. Сэрасы позволяли мне покидать их корабль, потому что знали, что я не выживу среди слизи в такой жаре. Так как слизь все равно просачивалась через швы наших скафандров, я после первых визитов разочаровалась в них и теперь, отправляясь к сэра-сам, надевала лишь брюки и ботинки. Пожалуй, я могла бы отказаться и от этой одежды, но если на обратном пути на станцию, находясь в состоянии невесомости, я еще могла как-то надеть куртку, то натянуть брюки было мне не под силу, особенно в те дни наиболее изматывающих сеансов. А я считала, что в нравственном отношении будет нехорошо, если начальника станции застанут, так сказать, со спущенными штанами, когда шаттл состыкуется с Иокастой.

Я ввела свой код в систему управления кораблем, следя за вспыхивающими сигналами и стараясь не заснуть. Глаза слипались. Нельзя спать, пока шаттл не удалится от корабля сэрасов на безопасное расстояние. Включение автопилота повлекло бы за собой нежелательные последствия – я могла бы пробыть в пути несколько дней. Вспышка, темнота, вспышка. Я взглянула на часы: была почти полночь. Прошло около пяти часов. Утешало только то, что мне не пришлось присутствовать на собрании жителей зоны Дыма.

Беда в том… Я залпом выпила пол-литровую бутылку воды, стерла с кожи и брюк пятна слизи оставленной специально для этих целей здесь, в шаттле, губкой и, надев куртку и сев в кресло, пристегнулась ремнями, готовясь к состоянию невесомости. Затем нажала кнопку старта и вновь ушла в свои мысли. Беда в том, что каждый раз я надеялась: этот визит будет последним. Каждое возвращение на станцию подстегивало меня еще упорнее искать пути к освобождению из-под власти сэрасов.

Пока я не знала, как сделать это. До последнего времени все наши усилия были направлены на то, чтобы передать сообщение Совету Конфедерации, надеясь на то, что Конфедерация все еще существует и ее члены не стали жертвой сэрасов, подобно нам самим. Если предположение, высказанное сегодня Квотермейном, верно, то, возможно, мы впустую тратили время. А что, если руководство Конфедерации решило, что соглашение, заключенное с данаданами и сэрасами, означает, что мы позволили им вторгнуться в пространство системы Абеляра или даже что мы вступили в союз с серыми кораблями? Конечно, Совету Конфедерации следовало бы войти в контакт с нами, чтобы подтвердить или опровергнуть свою догадку.

Подобные мысли не раз приходили мне в голову, но слова Квотермейна явились для меня таким ударом, что я запаниковала. Комок подступал у меня к горлу от ужаса при мысли о том, что будет с нами, если предположения Квотермейна окажутся верными. Что мы могли сделать без помощи Конфедерации? Ждать, как Эн Барик? Но станция постепенно разваливалась, да и мои собственные силы были уже на пределе.

Внезапный рывок ремня на моем ушибленном колене разбудил меня. Шаттл изменил направление движения. Сквозь шум, стоявший у меня в ушах, я различила голос:

– Иокаста вызывает «Элиот». Командир Хэлли, мы перевели управление шаттлом в автоматический режим для стыковки со станцией.

Интересно, давно они вызывают меня? Серые корабли глушат наши сигналы, поэтому мы лишены связи на дальних расстояниях, но в коротком диапазоне в узком радиусе вокруг станции связь возможна. По всей видимости, Иокаста начала вызывать меня минут пять назад, не больше.

Открой глаза, идиотка. Конечно, я могла бы брать с собой пилота каждый раз, когда меня приглашали к себе сэрасы. Мердок, кстати, настаивал на этом. Однако я не хочу подвергать еще чью-то жизнь опасности, когда шаттлом вполне может управлять один человек.

Иокаста вырисовывалась передо мной в центральном окне кабины. Прекрасный вид. Я произнесла эти слова вслух. Огромная белая неправильной формы гора, вращающаяся на черном фоне. Я нашла взглядом точку на внешнем кольце и, не сводя с нее глаз, начала считать: «Один, два, три…», надеясь, что она совершит полный оборот за шестьдесят две секунды, но я, должно быть, опять задремала, а когда снова открыла глаза, шаттл уже обогнул окружность белых населенных колец, миновал угловые отражатели и вдоль одной из соединяющих кольца со стержнем спиц добрался до центра. Как раз в это время в спице двигался лифт, и я машинально помахала рукой тем, кто находился в нем, как будто они могли видеть меня.

Вдали от населенных зон станции над центральным стержнем находились обломки «Калипсо»; очертания корабля были размыты из-за повреждений обшивки и белого пара, струящегося из кабины наружу. «Калипсо» был привязан тросом к плоской открытой платформе. Я разглядела на его поверхности двух роботов, которые занимались дезактивацией. Чем быстрее они справятся со своей задачей, тем лучше. Необходимо обеспечить себе непосредственный доступ на таинственный корабль.

Я отстегнула ремни, резко оттолкнулась от своего места и, приблизившись к панели управления, села в кресло пилота, пристегнув ноги.

– «Элиот» вызывает Иокасту. Все в порядке. Я вблизи станции. Переключаюсь на самостоятельное управление.

Мой голос звучал хрипло, голова ныла.

– Иокаста вызывает «Элиота». Подтверждаю прием сообщения. Рады, что вы так быстро вернулись, командир.

Кто бы ни был этот диспетчер со слегка саркастическим голосом, он хорошо знал, что я, по своему обыкновению, одна в космическом аппарате и самостоятельно сажаю его на станцию. Конечно, я делала это не вручную, потому что никто в здравом рассудке не стал бы управлять высокоэффективным космическим аппаратом вручную, но мне было необходимо самой контролировать все системы корабля, чтобы быть способной вмешаться в ход событий, если случится что-нибудь непредвиденное. Элеонор называет это компенсаторным поведением. А Мердок расценивает это как упрямство. Но на самом деле управление кораблем не дает мне заснуть.

День второй, 0:30 пополуночи

Свист, а затем глухой стук. Лишь через секунду до моего сознания дошло, что дверь карикара открылась. Какой длинный день! Сэрасы, корабль с находящимся в криостазе экипажем, нерешенные загадки.

Душный воздух Холма ворвался в кабину лифта. На моем теле под курткой и на верхней губе сразу же выступил пот. Это – внешнее, самое нижнее кольцо, где повышенная гравитация вызывает отечность рук и ног, а также одышку. Я медленно шла вдоль длинных рядов крытых прилавков и киосков, которые располагались вокруг рыночной площади. Я хорошо знала эти места, так как до появления сэрасов здесь располагалась моя квартира. Мне нравилось жить здесь. Полезно было знать, чем дышит вторая половина станции – нелегалы, беженцы, контрактники. Многие из них так и остались на станции, потому что не могли позволить себе перебраться куда-нибудь в другое место, а затем явились сэрасы и заблокировали все пути, превратив всех обитателей Иокасты в своих заложников.

Синих вечерних огней явно не хватало для освещения. Здесь люди часто обращаются к администрации с требованиями предоставить им дополнительные источники света или сами незаконным образом подключаются к системе электроснабжения. Хотя грязь и убожество лучше было бы скрывать под покровом темноты.

В коридорах, несмотря на поздний час, все еще можно было встретить небольшие группки шатающихся по ночным барам людей, собирающихся у ярко горевших переносных фонарей, которые выделялись на фоне синего мерцающего основного освещения. Здесь всегда стояли разнообразные запахи, хотя мое ослабленное вонью слизи обоняние было способно воспринимать только самые резкие из них – это напоминало то, как полуглухой человек слушает симфонию: он улавливает только очень громкие ноты, зная, однако, что на самом деле звучат и другие.

Я почувствовала сильный запах рыбы и древесного угля. Кто-то вновь пользовался настоящей коптильней вопреки всем инструкциям по технике безопасности.

Здесь все еще встречались подобные предметы седой старины. Наряду с образцами высоких технологий, такими как, например, оставшиеся нам в наследство от торов двигатели, в которых мы плохо разбирались, или гравитационные колодцы инвиди, в которых мы не разбирались совсем, на Холме существовали сапожные мастерские и святыни, которым поклонялись разношерстные обитатели этого кольца, крошечные предприятия по производству продуктов питания и бесконечные модификации построек, возникавших вопреки официально принятому положению о застройке и создававших причудливый лабиринт.

Наши основные технологии используются местными жителями по их усмотрению: гарокианские беженцы зарабатывают на пропитание тем, что продают сандалии, сделанные из отходов, оставшихся после переработки стеклянного волокна. Дело в том, что наши запасы обуви, привезенные с Земли, почти исчерпаны, а рециркуляция имеет свои пределы. Гарокианские мастерские по ремонту обуви тоже приносят большую пользу. Я уже успела дважды заменить подметки своих любимых ботинок.

Кчеры рассматривают способность импровизировать как критерий, определяющий, относится ли данное существо к категории разумных. Жизнь на Иокасте, похоже, доказала их правоту.

Крошечные палатки, в которых чужеземцы торгуют произведенными ими продуктами питания, каждый вечер появляются здесь так же внезапно и неизбежно, как ржавчина на железе космической станции от повышенной влажности. Их владельцы используют различные компоненты, приобретенные на черном рынке, для приготовления пищи, которая кажется обитателям станции гораздо более аппетитной, чем официально разрешенные продукты. Представители Комитета здравоохранения регулярно проводят здесь рейды, но палатки и киоски после их ухода возобновляют свою работу. Прошлой ночью мне не повезло, но я не теряла надежды, что сегодня мне посчастливится и одна из торговых точек будет открыта. После фиаско, которое я потерпела нынешним утром на кухне, мне больше не хотелось ничего готовить.

Единственная палатка, над которой еще горел тусклый оранжевый огонек, по всей видимости, на сегодня уже прекратила свою работу. Три сложенных табурета стояли у стойки, в которую была вмонтирована печь для приготовления пищи. Шторки на ней были плотно задернуты. Я похлопала ладонью по стойке.

– У вас ничего не осталось для старой клиентки?

Из-за стойки встала владелица палатки, гарокианка с широким лицом, на ее чешуйках заиграли золотистые отсветы, падавшие от оранжевого фонаря, в перепончатых руках она держала закопченную кастрюлю.