- Ну что было, - настороженно подобрался Леонид Петрович. - Что ты, Сергея не знаешь? Он юбку не пропустит, если под ней ножки соответственные, как собачка у каждого столбика задержаться готов! Да тут и обжегся... Ты мне рубашку выстирала?
      - А ты мне вчера стиральный порошок купил?
      - Я? Да купил же, купил! - хлопнул себя по лбу Леонид Петрович. Специально заехал, купил и в багажнике оставил, сейчас принесу.
      Переодеваясь, она слышала, как хлопнула входная дверь, и, мурлыча несложный модный мотивчик, занялась лицом.
      Успела привести в порядок, полюбоваться, подправить и опять полюбоваться. Потом вышла в комнату, где завтракали, снова взглянула на часы и села, нога на ногу, покачав головой осуждающе.
      Замок в передней тихо щелкнул, но муж оттуда не появлялся.
      - Господи, где ты там? - Нина Георгиевна решительно вышла к нему.
      Самохин стоял, прислонясь к вешалке, и прижимал к груди объемистый пакет.
      - Это столько купил? - изумилась она, всплеснув руками. Его лицо показалось ей болезненным, и она встревожилась. - Да что с тобой, сердце?!
      - Посмотри, Ниночка...
      Нетвердо ступая, он вошел в комнату, развел руки, и паркет мягко устлали выпавшие шкурки. Мех заиграл под солнечными лучами, и они оба не могли отвести от него глаз.
      - Что это, Леня?! Где ты взял? Когда?
      - Се... сейчас. Открыл багажник, а они тут, - пролепетал Леонид Петрович. - Лежали завернутые.
      - Где тут? Где лежали?.. Откуда? Ты думаешь, я тебе поверю? - отбежав от него, закричала жена. - Ты угробить нас хочешь? Славику жизнь испортить? Ну нет!
      Но когда он закрыл лицо руками и осел на стул - бросилась рядом на колени, затормошила, приговаривая:
      - Прости, прости, Леня, я, не подумав, брякнула, от испуга. Я ведь знаю тебя, знаю, что ты никогда... Верю, слышишь? Откуда только... Кто мог? Знаешь что: мы это выбросим куда-нибудь, поедем за город и выбросим!
      - Как - выбросим? - отведя руки от лица, Самохин смотрел укоряюще. Что ты говоришь? Они же есть, кто-то их подложил ко мне, а значит, имел цель... И про это должны знать те, кому положено. Я сейчас поеду... Минуточку посижу и поеду. И если ты хоть одной душе скажешь - смотри, Нина!
      - Я не скажу. Я на работу не пойду, буду ждать тебя, - Нина Георгиевна заплакала. - Только ты сразу домой, если отпустят, или хотя бы позвонить попросись...
      Комиссионный магазин фото- и радиотоваров, как обычно, открывался в одиннадцать, но уже к десяти вокруг него собралась разношерстная публика.
      Мальцев пришел сюда в самом начале двенадцатого, со скучающим видом все имеющего, интересующегося лишь экстратоваром человека прошелся по отделам.
      Разнообразная музыка наслаивалась одна на другую, поскольку страждущие опробовали и кассетную, и пленочную аппаратуру, проверяли транзисторные приемники. Вскоре Мальцев выбрался из толкучки, образовавшейся вокруг новенького устройства "Акаи", а от стены отделился плотный детина в больших квадратных очках со стеклами фиолетового цвета и басовито предложил:
      - Канадский "хамелеон" нужен? Всего полтинник.
      - Это тот, что на тебе? - приостановился Мальцев. - Проснись, внучок, это формы вчерашнего дня. Носи сам на здоровье.
      И пошел дальше, но опять приостановился, потому что лохматый Сева в неизменной джинсовой униформе подсунулся близко, сказал в никуда:
      - Стерео-хром "Агфа", блоком в упаковке, интересует?
      - Пожалуй, - согласился Мальцев. - Только пойдем отсюда на воздух. Там и поговорим.
      Они порознь прошли сквозь толпившихся у магазина; завернув за угол, Мальцев закурил, опершись о стену спиной. Вскоре появился Сева.
      - Послушай, апостол сомнительных операций, меня вот что интересует, Мальцев подождал, пока их минует компания юнцов, спешащих к ближайшему подъезду. - Как бы ты поступил, став владельцем очень большой партии мехов?
      - Я бы на них спал, но спал плохо, - ответствовал Сева, не задумываясь. - Потому что если мех грязный, то деть его некуда... Будь я глупый и больной, то мог попытаться разбазарить по мелочи, через знакомых. Но я здоровый и умный, поэтому с таким делом не свяжусь, даже под угрозой произвести меня в участковые.
      - Стало быть, что мне остается после того, как я сдуру согласился этот мех заиметь?
      - Искать солидный выход на туда, - Сева неопределенно махнул рукой. - И прилежно молиться каждый вечер, чтобы все обошлось... Кое-какие гости из чужих краев рискуют вывозить ценности. Особенно если прикрыты неприкосновенностью.
      - До чего приятно советоваться с умным человеком, - усмехнулся Мальцев. - Теперь еще одно: меня интересует твоя тачка. Она где?
      - Недалеко, у кафе. Надо подбросить? Могу вообще одолжить на время.
      - Нет, только подбрось. Откуда у московского корреспондента вдруг взялась машина с ленинградским номером? - укорил Мальцев. - Подозрительно я стану выглядеть в глазах интересующихся мной людей.
      - А такие наметились? - внешне безучастно поинтересовался Сева.
      - Я не теряю иллюзии, что мной интересуются всегда, - отщелкнул окурок Мальцев. - Пойдем к твоей стоянке. Об остальном еще поразмыслим, пока совместно прокатимся.
      Б.И.Томилин, он же Харитонов, он же Любецкий, одно время Боря Нырок, а теперь Боря Архитектор, в сопровождении конвоира шел коридором управления. И не сразу можно было узнать в пожилом, покореженном жизнью человеке того балагурящего, с которым в их первую встречу беседовал подполковник Бутырцев.
      И Бутырцев почуял перемену, едва к нему ввели конвоируемого. Отодвинул бумаги, облокотился на стол.
      - Садитесь. Вы просили встречи со мной. Я слушаю.
      - Разговор будет простой: мне зазря гореть неохота, - сказал Томилин. Хоть и наше дело сидеть, где укажут, а годочки стали с весом, тяжело государственные харчи отрыгиваются.
      - Насчет годочков согласен, - отозвался Бутырцев. - Каждый, кому к пятидесяти, по-своему их вес ощущает, а нам с вами больше.
      - Оно и то-то! И получается, что столько лет берегся, а теперь чуть не под вышку пойду из-за вонючих зверушек... Я того гада давно знаю!
      - Кого? - быстро спросил Бутырцев. - Старика из Пассажа, да?
      - Его. Годочков с четвертак в Казлаге вместе отбывали, ваша правда. Только он по другим статьям числился, за военные грехи... У немцев будто служил. Сам, конечно, кричал, что это ошибка, да я и тогда на веру не брал.
      Подполковник обошел стол, пододвинув себе стул, сел близко к Томилину.
      - Слушайте, а вы не помните, под какой фамилией он тогда значился?
      - Нет, не помню начисто. А гадать да врать не хочу.
      - Врать нехорошо, - согласился Бутырцев и взял со стола из-под бумаги фотографию. - Он?
      - Его хохотальник, точно. Я еще в тот раз уличил, да по привычке в отказ вломился... Так думаю, что он сам тот складик заделал, а нас, как фрайеров, прокатил. Зря он со мной нехорошо обошелся, когда бог есть - еще встретимся!
      - Вы сказали - "нас", - сразу поймал его на слове Бутырцев. - Почему вас, если вы были один?
      - Потому что про Шмеля этому порчаку я брякнул. Он в серьезных числился, Шмель, мы с ним на пути в Питер встренулись, полялякали и разбежались. Оставил он мне наводку на себя, про всякий случай, - Томилин смотрел на подполковника, говорил медленно, как бы доразмышляя в процессе разговора. - Когда с этим гадом в кабаке сидели, я сперва не соглашался и сдуру совет дал, чтобы он лучше Шмеля на это дело агитнул. Ну, после уломал он меня, под "Сибирскую", так ведь где Шмеля найти - я обмолвился!
      Заметив, что Томилин несколько раз облизывал губы, Бутырцев встал, подойдя к столику, что стоял в углу, открыл бутылку "Нарзана", принес со стаканом.
      - Благодарю, - залпом выпил, утер рот ладонью Архитектор. - Я нынче на койке все прикидывал, кости ворочая... Он ведь как мог сделать, этот сторож подлючий? Меня навел и Шмеля, скажем, навел. Оставил шкурок с пустяк, остальное сам взял и ушел с концами. Кто-то из нас по его расчету обязательно на дело выходил! Значит, в случае чего, с нас и спрос, раз мы подучетники. Вспо-омнил я, как он все напирал, чтоб я ровно в три на дело выходил... А когда Шмеля он на позже подначил? Мы и сшиблись, как псы на кости! Вот истинный крест, - Боря Архитектор расстегнул рубаху, под которой синело выколотое распятие, перекрестился. - Не хотел я чужой жизни вредить... Сами посудите: ну зачем мне своего грабить? Да еще со Шмелем лоб в лоб стукаться! Не-ет, старик все это обтяпал, верное слово. Его, гниду, ищите.
      - А вы не предполагаете, Томилин, где он может укрыться?
      - Вот не скажу... Знал бы - не утаил, верное слово, гражданин начальник! Даже признаю: по нашим захоронкам его бесполезняк нюхать, успел я на волю крикнуть, какой он мне подарок угадал.
      - Успели, это я знаю. Та-ак... - поразмыслив, Бутырцев вернулся в кресло за столом. - Учтется вам, Томилин, ваше заявление. Сейчас в соседнем кабинете другой товарищ все запишет с ваших слов, а вы поточнее, поподробней все изложите.
      - Теперь темнить нечего, - поднимаясь, сказал Томилин. - В открытую я пошел, такое мое решение.
      Когда его выводили, в кабинет вошел Таганцев и положил перед начальником лист протокола.
      - Прямо сто пятьдесят шкурок? - прочитав, посмотрел на старшего лейтенанта Бутырцев. - Щедрее становятся наши партнеры, забеспокоились... Как он выглядит, волнуется, да?
      - Очень, Николай Афанасьевич! Я на всякий случай даже врача пригласил: вдруг давление или с сердцем что.
      - Правильно сделали. Попросите его сюда. Именно попросите, вежливо.
      Таганцев вышел и очень скоро вернулся вместе с Самохиным.
      - Здравствуйте, гражданин подполковник, - тихо сказал Самохин.
      - Здравствуйте, товарищ Самохин, - улыбнулся Бутырцев. - Ждал я вас, Леонид Петрович, и рад видеть. Усаживайтесь.
      - Ждали? Почему?.. Не понимаю.
      - Сейчас, сейчас... Вот, - протянул изъятый у Томилина листок бумажки Бутырцев. - Тут записан ваш номер телефона?
      - Да... мой. Но как он к вам попал? - изумился Самохин. - Почему?
      - Сложным путем. Шкурки-то к вам тоже непросто попали, кто-то очень надеется, что вы виноватым выявитесь! Поможем им, Леонид Петрович?
      - Если необходимо, то как сочтете нужным... В интересах дела я готов, но прошу, чтобы мое руководство знало истину.
      - Узнает обязательно, - заверил Бутырцев. - Но пока мы вас якобы арестуем.
      - Я уже сказал: поступайте как нужно для дела, - стоически отреагировал Леонид Петрович. - Но как аукцион без меня? Столько вопросов, много сложностей, вы не думайте, что у нас, как в магазине: выбросили и раскупили...
      - К началу аукциона и партия соболей, и вы будете на месте. - Будете, или мне головы не сносить!
      В небольшом номере царил беспорядок, который позволяет себе человек, живущий один.
      Завершив дневной душ, Мальцев вышел из ванны, причесал перед зеркалом шкафа мокрые волосы, надел чистую рубашку. И, на ходу накидывая пиджак, вышел из номера.
      Забирая ключ, моложавая дежурная по этажу кокетливо улыбнулась:
      - А что говорить, если вас станут спрашивать?
      - Принимаю по субботам и воскресеньям, с шести до одиннадцати. Но не станут, к сожалению.
      Войдя в кабину лифта, оказался между тремя очень высокими неграми в спортивных костюмах. Негры оживленно болтали, посмеивались.
      Вестибюль пересекал спешно и не сразу остановился, услышав:
      - Мальцев! Виктор Сергеевич... Минутку! - Воронцов, подходя, загодя протягивал руку. Заговорил раскаянно: - Слушай, прости меня, обалдуя. Ну попал в аховое положение между родными и девицей, взвинтился сгоряча! Разве приятно, когда тебя в этаком компоте застают? Пойми.
      - Я пойму, положим, а вот человечество не переживет потери закоренелого холостяка, если женишься-таки... Имею в виду слабую половину человечества, рассмеявшись, Мальцев хлопнул по протянутой руке. - Ладно, мир!
      - Мир - дружба, хинди - руси пхай, пхай... Хорошо, что ты меня не отпихнул, - Воронцов благодарно посмотрел на Мальцева. - Беда у меня, Виктор, Леню Самохина арестовали, а он честнейший человек, хотя и сухарь! Дурью там мучаются, раз хватают таких, как Самохин... Или для престижа, лишь бы лишь бы стараются.
      - Престиж тогда появится, когда меха вернут, верно? Но и дыма без огня не бывает! Я его мало видел, и не очень он мне показался, ваш Самохин.
      - Да что ты о нем знаешь? - возмутился Воронцов. - А я с ним нюх в нюх какой год...
      - Шуми тихо, на нас внимание обращают, а я этого не люблю, - потянул его к выходу Мальцев. - У тебя здесь дела, не подбросишь меня к своей конторе?
      - Дела прикончил, хотя вообще-то надо в одно место заехать, - прикинул Воронцов. - Но я по дороге заскочу. Едем!
      Закуривая в машине, Мальцев протянул пачку спутнику, но тот замотал головой.
      - Бр-р, не буду. Вчера и перебрал, и перекурил: во рту словно полк солдат ночевку произвел. Травись сам.
      - Догуливаешь перед семейной жизнью? Думаешь, она переменится после свадьбы, вето наложит на пирушки?
      - Какая там свадьба! Папахен на что кроткий человек - и тот встал, как крепость, и грозит отлучением. Вика, как баба, хороша, не скрою, но дура непроходимая. Мало что я ей без дозволения одно колечко от своих позаимствовал, так она матери такое наговорила - богородица взбесится! Видно, пора наши амуры кончать.
      - Дабы получить возможность начать новые, - подсказал Мальцев.
      - Именно так, - Воронцов резко взяв вправо, прижался к тротуару, затормозил. - Посиди минутку, я скоро.
      Вылез из машины, завернув в ближний переулок, скрылся за углом здания.
      И Мальцев вышел. Постоял, прогуливаясь, подошел к угловому дому, потоптался на углу. Чуть поодаль, на другой стороне переулка, увидел вывеску: "Стоматологическая поликлиника".
      Когда Воронцов плюхнулся на сиденье рядом, вид у него был озабоченный.
      - Ты сам-то женат? - спросил он, выруливая от тротуара.
      - Нет. Разъездная работа не для семейной жизни. А что? Хотел перенять опыт?
      - Хотел по-дружески спросить, как у тебя с Еленой.
      - С кем, с кем?
      - Ну, с Русановой... Если проводились и разошлись, так я бы сам опять подкатился. Уж больно мои старики пленились ее обаянием! Ты снова не взовьешься?
      - Зачем, раз мужской разговор... Подкатиться, Сергей Александрович, никому не заказано, для этого разрешения у приятелей не спрашивают, я так эти дела понимаю, - открыв косое боковое окошечко, Мальцев дал ветру сдуть пепел с сигареты. - Свои личные дела строй по желанию, а я свои не обнародовал бы даже родне, пусть и нет ее у меня.
      - Усвоено и предано забвению, - покосился на него Воронцов. - Ты сейчас зачем к нам жалуешь?
      - Пропуск на открытие получить. Что у вас так строго, ведь я аккредитован!
      - Дипломатов набежит... Я с тобой схожу, мигну кое-кому, а то проволынишься. И повод будет вечером за это коньяк потревожить.
      - За мной не пропадет. В чем, в чем, а в этом можешь быть уверен, усмехнулся Мальцев.
      "Жигуленок" подкатил к знакомому зданию, оба вышли и направились к подъезду.
      Будучи вызван к начальнику управления к шестнадцати тридцати, подполковник Бутырцев появился неподалеку от служебных аппартаментов генерал-майора Вавилова в шестнадцать двадцать пять и, верный укоренившейся привычке, три минуты прогуливался в отдалении от полированных дверей. Доразмышлял.
      То, что предстоящий разговор обещал совсем не радостные минуты, ему было понятно. Поэтому размышлял совсем не о том, как оправдываться и вести себя, а лишний раз сводил воедино все, что накопила к настоящему моменту группа сотрудников, работавшая под его руководством. К ним у Бутырцева не было ни малейших претензий: каждый делал все, что мог, что было нужно делать, и все целиком отдались нелегкой задаче. А себя, свою сметку, собственные расчеты и ходы перепроверить казалось не лишним.
      Ровно в шестнадцать тридцать он вошел в знакомый кабинет. Генерал-майор сидел один и, выслушав положенные слова прибывшего по вызову, досадливо поморщился:
      - Хорошо-хорошо, вижу, что прибыли, садитесь... А больше всего хочу услышать, как у вас с этим делом, ведь открытие на носу, я отговариваться устал, что мы работаем, стараемся и все возможное делаем. Ну и как мы работаем, какие новости?
      - Разрешите сесть? - Генерал махнул рукой, и подполковник сел. Главная новость: мы вышли на человека, который навел Архитектора и Шмеля на склад. Архитектор, то есть Томилин, опознал его по фотографии - когда-то отбывал с ним наказание в Казлаге.
      - Кто он?
      - Сосновский Мечислав Давыдович. Удалось установить следующее: во время войны сотрудничал с оккупантами, по отбытии наказания сменил документы. Шесть лет назад приехал в наш город под фамилией Лохов. Выдал себя за родственника девочки - сироты Галины Лоховой, а два года тому назад устроился сторожем на склад.
      - Лихо! - оценил Вавилов ворчливо. - И мы молодцы, хорошо службу ведем... Девочка знает обо всем?
      - О том, что он ей никакой не родственник, не знает. Сейчас ей девятнадцать, Петр Кузьмич. Виктория Лохова, работает манекенщицей. Имя Виктория у нее как псевдоним.
      - Ну-ну, бывает... Лохов этот до сих пор не обнаружен, я так понимаю?
      - Нет, не обнаружен. Хотя есть основания полагать, что из города ему выбраться не удалось, - Бутырцев помедлил, ожидая реакции. Не дождался и продолжил. - В целях его скорейшего обнаружения подключили новых сотрудников. Принимаем все меры.
      - Еще варианты были в проверке?
      - У Томилина при задержании обнаружена бумажка со служебным телефоном старшего товароведа Самохина. Это принялось нами во внимание, но сегодня Самохин по собственной инициативе сдал сто пятьдесят соболиных шкурок, обнаруженных им утром в багажнике лично ему принадлежащей автомашины. Самохина мы намеренно задержали.
      - Ага, предполагаете, что на него тень наводили? - оживился Вавилов.
      - Уверены. Я уверен, - поправился Бутырцев. - Но так же считает Пионер.
      - Кстати, я все хотел спросить, почему вы его именно этаким образом зашифровали? - впервые за весь разговор разрешил себе улыбнуться начальник управления. - Мужчина серьезный.
      - Ну, наш передовой разведчик, поэтому... Мы его сразу включили в работу, но работает он обособленно, поддерживая связь с нашей группой.
      - Передайте, чтобы чересчур не зарывался, я его по делу с валютой помню! Лихость, она иногда боком выходит. Аукцион открывается через два дня, Николай Афанасьевич, а положение сложное и неясное. Может быть, нуждаетесь в помощи, так скажите, тут стесняться не к месту. Подошлем еще людей.
      - Людей достаточно. Толкотня тоже делу не подмога, - рассудил подполковник. - Сделаем все возможное, товарищ генерал. И часть невозможного, если необходимость заставит. Очень важно найти Лохова-Сосновского. Очень!
      - Так это вы не мне объясняйте, - снова нахмурился Вавилов. - Я не рассуждений жду, а результатов!
      - Тогда разрешите идти добывать результаты? - приподнялся Бутырцев. Здесь я их не найду.
      - Идите. И почаще меня информируйте, чтобы в полном курсе я был! Такие секреты развели, будто отдельную службу организовали.
      - Слушаюсь, почаще, товарищ генерал!
      Из подворотни на проезжую часть слишком резко выехал фургон, водитель троллейбуса отвернул, и слетевшая штанга с лязгом ударила по проводам. Посыпался сноп искр.
      Елена Андреевна невольно отскочила подальше, а потом на другой стороне улицы увидела Мальцева.
      - Виктор Сергеевич! - Она взмахнула рукой. - Виктор!
      Не слыша ее, Мальцев разговаривал с лохматым парнем в джинсовом костюме, затем тот сел в "Волгу" и уехал.
      А Мальцев пошел по другой стороне улицы и, подойдя к углу дома, уже собирался свернуть за него, и Русанова поднесла согнутые пальцы ко рту. Свистнула.
      - Нет, это ни на что не похоже! - отшатнулся, вздрогнув, стоявший рядом прохожий.
      И на той, и на этой стороне обернулись несколько человек, Мальцев тоже, и она опять помахала ему.
      - Между прочим, подача звуковых сигналов в городе-герое Ленинграде запрещена, - перейдя улицу, сказал Мальцев. Теперь они стояли рядом. Здравствуйте.
      - Извините за такой способ окликать, но я крикнула, а кругом шум стоит. Уже два дня вас не вижу, только один раз и то издали. Вы... решили совсем меня не замечать? - тихо закончила Русанова.
      - Я решил на вас жениться, когда минует эта катавасия с аукционом, сказал Мальцев и, взяв ее за плечи, отодвинул, давая дорогу стайке ребят, ломившихся против течения толпы. - Но если я сейчас не поем, то рухну у ваших ног, и вам станет неудобно.
      - Не надо рушиться, - попросила Елена Андреевна. - И опрометчиво говорить ничего не надо. Я тоже шла пообедать, но я в столовую шла. Как она вам покажется, не знаю.
      - Мне сейчас все покажется. Далеко столовая?
      - Не близко, две остановки. Правда, рядом ресторан, но там всегда очередь в это время.
      - Пойдемте в ресторан, если рядом. Осилим, я думаю.
      У ресторана томились ожидающие. Мальцев отвел Русанову в сторонку, решительно протиснулся к двери и постучал.
      - Куда? Мест нет, - приоткрыл створку привратник пищерая.
      - Да ты что, не узнал меня, хозяин? Я к метру.
      - А-а... Проходите. Вон он стоит.
      Метрдотель был среднего роста, ему пришлось смотреть на вошедшего снизу вверх, и это сразу обеспечило Мальцеву некоторое преимущество.
      - День добрый, я от Иванова, - небрежно оглядел зал Мальцев. - Мне с переводчицей необходимо быстро поесть: через час у нас пресс-конференция с Анри Бейлем.
      - Все понял. Катенька! Посади товарищей, обслужи экспрессно, распорядился метрдотель. И когда Мальцев возвращался к дверям, придержал официантку: - Все внимание! Поняла?
      Проведя Русанову в зал, Мальцев придвинул ей стул, сел напротив. Сразу подошедшая официантка положила меню, поставила тарелочку с хлебом.
      - До чего она прытко... Как вам удалось? - спросила Елена Андреевна, когда та отошла.
      - Мы от Иванова. И торопимся на пресс-конференцию с Анри Бейлем.
      - С кем, с кем? - прыснула Русанова. - А кто такой Иванов?
      - Понятия не имею... Метрдотель тоже. Но прием срабатывает безотказно, плюс иностранная фамилия. Что будем есть?
      - Все равно, - если бы она видела со стороны, как глядит на него, то застыдилась бы наверняка. - Что хотите.
      - Тогда лангеты, это в любом случае мясо... Мы готовы, Катенька! Нам минеральную воду, овощные салаты, холодную рыбу, лангеты и после всего кофе-гляссе. Крепкого ничего не будем, поскольку алкоголь - яд... Чему вы смеетесь, Лена? И у вас шрамик над бровью, а я и не замечал.
      - Это память о Ялте. Море слегка штормило, на стоянке катеров садились до Симеиза, подвернула ногу на трапе и о поручень... А смеюсь сама не знаю чему. Просто хорошее настроение.
      - И прекрасно, что хорошее! И Ялта - прекрасно, и стоянка катеров. Стоянка... Стоянка - обманка... - Он еще посидел с отсутствующим видом, глядя в одну точку, отпил из бокала. А вернувшись из откуда-то, попросил: Извините меня, бога ради... Забыл, что надо обязательно позвонить в гостиницу, я сейчас.
      В маленьком закутке-кабинетике метрдотель попивал чай, увидев Мальцева, отставил стакан.
      - Что-нибудь не так? Я распорядился...
      - Все прекрасно, мерси. Но мне срочно надо выдать важный звонок.
      - Прошу, о чем разговор!
      Отхлебывая чай, поглядывал уважительно, а клиент, набрав номер, говорил повелительно, не ожидая ответов, и это тоже действовало.
      - Сева? Немедленно нужен транспорт к ресторану "Центральный". Оставь машину у входа, ключи в ящичке щитка... Есть интересный материал, как только возьму интервью, поставлю в известность. Все! - Трубка брякнула о рычаг. Благодарю вас, вы очень любезны.
      - Ну что вы, - приподнялся со стаканом метрдотель. - Такая малость, знаете...
      Русанова ждала, оборотившись к окну. Сев на место, Мальцев долго смотрел на женщину против себя.
      - Что-нибудь произошло? - не выдержала она... - Или... Мы не будем есть? У меня аппетит не пропал.
      - У меня тоже. Просто, как бы ни кончился этот аукцион, я рад, что попал на него и встретился с вами.
      - И я рада, что вы на него попали.
      Они продолжали сидеть, не притрагиваясь к приборам, затем Елена Андреевна проговорила задумчиво:
      - Открытие у нас послезавтра, начнется самая суетня, а долго ждать не хочется... Приходите к нам завтра, Виктор. В шесть я освобожусь, а часов в восемь мы будем ждать.
      - Спасибо большое, Лена. Я приду обязательно.
      Кабинет Сергея Александровича Воронцова был не роскошный, но уютный, на столе жужжал, поводя тупым рыльцем, вентилятор.
      - Нет, нет и нет! - запальчиво кричал в телефонную трубку хозяин кабинета. - Я не могу этого отменить... Что - как? Вот так и раздавайте программы! Да-да, с упоминанием о соболях, ничего от руки не вычеркивать. Слушайте, любезный мой: раз руководство объявило, что они будут, значит, они будут! Что же - согласовывайте с ним, коли есть желание, а мое мнение известно, и я ни к кому объясняться не пойду...
      Бросив трубку, он закурил, полистал семидневник, громко позвал:
      - Люся! Ты здесь?
      - Иду, Сергей Александрович.
      - Я просил Самохиным позвонить. Просил узнать, что нужно, чем могу помочь... Звонила?
      - Уж лучше бы нет! У жены голос замогильный, только "да", "не знаю" и все. А в финотделе говорят, что у него на чужое имя две дачи были: одна на Кавказе, а другая где-то под Ригой.
      - Делать им нечего, в своем финотделе! Одни побрякушки собрались... У нас "Нескафе" остался?
      - Только индийский, сейчас заварю.
      - Сделай милость. И еще одно: на работу надо ходить в юбках... Воронцов поискал определение, - менее ошеломляющих, что ли! А у тебя фиговый листок.
      - Вы бы поглядели, какую одна датчанка тут носит, - обиженно скривилась Люся и показала, приподняв свою. - Вот!
      - Будешь датчанкой, тогда приходи хоть наряженная Евой, я первый ахну от восхищения. Неси кофе.
      - Сейчас. А когда приходить? - прищурилась Люся.
      - Куда?
      - К вам, наряженной Евой...
      - Знаешь что... - внимательно осмотрев ее, Воронцов сдержался и повторил: - В общем, неси кофе. Остальное обсудим позже.
      Люся вышла в соседнюю комнату, где уже находилась переводчица с поджарым мужчиной.
      - Сергей Александрович у себя?
      - У себя. К вам гости, Сергей Александрович, - вернувшись к порогу кабинета, пропела секретарша. - Пожалуйста, проходите.
      Воронцов встал навстречу, после рукопожатий иностранец произнес длинную фразу и выжидательно уставился на переводчицу.
      - Господин Эдстрем в восторге от ваших проспектов промысловой пушнины. Он хотел бы получить необходимое количество экземпляров для распространения в Швеции.
      - Я рад высокой оценке нашей деятельности, - улыбнулся Воронцов. - Но сегодня не могу выполнить пожелания господина Эдстрема. И завтра... Лучше всего это сделать через два дня.
      Переводчица перевела, и швед сразу ответил тирадой.
      - Но послезавтра открытие, день очень хлопотливый... Господин Воронцов не упустил это из вида? После открытия тоже будет много хлопот.
      - Господин Воронцов обычно все помнит, - еще шире улыбнулся Воронцов. Открытие еще не торги, у нас будет время пообщаться.
      Респектабельный посетитель осклабился, выговорил нечто.
      - Господин Эдстрем заранее благодарит. Он просит извинения, если отнял драгоценное время.
      - Ну зачем он так... Скажите, что я рад быть полезным нашему общему делу. Всего доброго.
      Воронцов прошел с ними не дальше двери кабинета, вернувшись, уселся в кресло.
      - Люся, ушли они?
      - Ушли! - Девушка отсыпала в чашки из баночки. - Я забыла сказать. С обеда пришла, а у вас приятель сидит. Симпатичный такой, строгий и вежливый. Из Москвы.
      - Мальцев? - Сергей Александрович быстро вывел фломастером на бумаге знак вопроса. - Он ничего не просил передать?
      - Ничегошеньки, - Люся разлила кипяток, подхватила под-носик, появилась в дверях. И больше несла себя, нежели кофе. - Я с вами выпью, можно?
      Тем, кто впервые попадает на стоянку катеров и яхт, предоставляется возможность получить массу новых и разнородных впечатлений.
      Во-первых, они понимают, что в огромном городе рядом с ними живет романтическое племя людей, для которых водная стихия составляет главную притягательную силу. Во-вторых, поражает разнообразие типов судов малого флота, соседство изящных и тяжеловесных деревянных парусников с быстроходными, мощномоторными катерами из металла. И в-третьих, не может не оставить угнетающего впечатления и местоположение, и качество этих стоянок, оттесненных в самые заброшенные уголки берега, выходящего к загрязненной и мелководной акватории.
      На одной из стоянок, сидя на продырявленном днище не один год назад вытащенного из воды ялика, седоусый сторож дымил самокруткой, поджидая возвращающегося по берегу Мальцева.
      Под вечер из теплой воды вздымался туман, близко поставленные катера и яхты, покачиваясь на мелкой воде, звучно терлись бортами.
      - Ну, нашел? Э-э, говорил я тебе... Мало чево в бумагах записано, ты всегда гляди, что есть! У нас ведь с этим полное безобразие, со стоянки на стоянку посудины гоняют.
      - А зачем тогда пункты приписки, регистрация? - достав сигарету, прикурил от пахнущей махрой самокрутки Мальцев.
      - Как это - зачем? Для отчету, для виду, штоб все казалось заведено с порядком, - показал редкие желтые зубы сторож. - Хотя людям и лучше, свободней, коли порядка меньше. Вот ты, к примеру, с залива идешь, неохота к своему месту гнаться, завернул сюда. Сунул мне троячок, а я к вину слаб. Приму с душой и тебе швартовку разрешу. Понял?
      - Понял. Только теперь совсем не знаю, где мне своего дружка искать... Он, понимаешь, с женой не поладил и на катере ночует. Я, наверное, все такие порты объездил - и нигде. А нужен позарез!
      - Знаешь, сгоняй на Голодай, - решительно посоветовал седоусый охранник. - Там такой Петя по надзору заведует, скажешься от меня, от Палыча, стало быть. Прошлый раз я его навещал, так мы шибко гуляли! Малость самую недобрали, он и сбегай на одну лайбочку, которая у ево в укромном закутке стоит, принес полбутылки. Не иначе твой дружок в той лайбе ховается.