"Твердо верую и исповедую все, что содержится в Символе веры, который употребляется Римскою Церковию. Верую во единаго Бога Отца... и во единаго Господа нашего Иисуса Христа, Сына Божия Единороднаго... и в Духа Святаго, Господа Животворящаго, Иже от Отца "и Сына" исходящаго... аминь.
      Еще верую, принимаю и исповедую все то, что определил и объявил св. Вселенский Флорентийский Собор относительно унии Западной и Восточной Церкви. То есть: Дух Святой имеет личное Свое бытие от Отца вместе и от Сына и от обоих вечно исходит как от одного источника. Когда св. отцы и учители говорят, что Дух Святой исходит от Отца чрез Сына, это значит, что и Сын, по выражению греков, есть причина (causa), а по выражению латинян, начало (principium) бытия Св. Духа, как и Отец. И если все, что имеет Отец, Он дал и Своему Единородному Сыну, кроме отчества, то Сын вечно имеет от Отца и то, что и от Него исходит Дух Святой. Выражение "и от Сына" внесено в Символ законно и разумно для уяснения истины и по настоятельной нужде. Еще: таинство Тела Христова истинно совершается как на пресном, так и кислом пшеничном хлебе, и священники могут совершать это таинство на том и на другом хлебе, каждый по обычаю своей Церкви, Западной или Восточной. Еще: души тех, которые умерли с покаянием в любви Божией, но не успели удовлетворить за свои грехи плодами, достойными покаяния, очищаются по смерти наказаниями в чистилище. А для облегчения этих наказаний полезны им пособия еще живущих христиан, как-то: литургии, молитвы, милостыни и другие дела благочестия, какие обыкновенно совершают верующие за других верующих по установлению Церкви. Души тех, которые после крещения не осквернились никаким грехом, а равно и тех, которые по осквернении себя грехом очистились еще в теле или по смерти, тотчас приемлются на небо и ясно видят Самого Бога, единого в трех Ипостасях, по различию, однако ж, заслуг, один другого совершеннее. А души тех, которые умерли в смертном грехе или только в первородном, тотчас нисходят во ад и подвергаются, хотя и неодинаковым, наказаниям. Еще: св. апостольский престол и Римский первосвященник имеет первенство на всю вселенную, Римский папа есть преемник блаж. Петра, князя апостолов, истинный наместник Христов, глава всей Церкви, отец и учитель всех христиан, и ему в лице блаж. Петра предана Господом нашим Иисусом Христом полная власть пасти всю Церковь и управлять ею, как говорится в деяниях Вселенских Соборов и в свящ. канонах.
      Кроме того, исповедую и принимаю все, что св. апостольская Церковь Римская предлагает исповедовать и принимать по определениям св. Вселенского Тридентийского Собора сверх содержащегося в вышеизложенном Символе веры. В частности, вполне приемлю апостольские и церковные предания и прочие постановления той же Церкви. Приемлю также Свящ. Писание по тому смыслу, какой содержала и содержит св. мать Церковь, которой одной принадлежит рассуждать об истинном смысле и истолковании Свящ. Писания, и никогда не буду понимать и толковать его иначе, как только по единодушному согласию отцов. И исповедую, что семь в истинном и собственном смысле таинств Нового Завета, которые установлены Господом нашим Иисусом Христом и необходимы для спасения рода человеческого, хотя не все необходимы каждому человеку, именно: крещение, миропомазание, Евхаристия, покаяние, елеосвящение, священство и брак - все они сообщают благодать, и из них крещение, миропомазание и священство не могут быть повторяемы без святотатства. Приемлю и установленные католическою Церковию обряды при совершении всех названных таинств. Приемлю все, что определено и обнародовано на св. Тридентийском Соборе о первородном грехе и оправдании. Исповедую, что в литургии приносится Богу истинная, действительная и умилостивительная жертва за живых и умерших и что в святейшем таинстве Евхаристии, истинно, действительно и существенно находятся Тело и Кровь вместе с Душою и Божеством Господа нашего Иисуса Христа и бывает преложение всего существа хлеба в Тело и всего существа вина в Кровь, каковое преложение католическая Церковь называет пресуществлением. Признаю, что и под одним только видом принимается весь Христос и истинное таинство. Твердо содержу, что чистилище есть и что находящиеся там души получают облегчение от пособия верующих; равно и то, что святых, царствующих вместе со Христом, должно почитать и призывать, что они молятся за нас Богу и что мощи их должны быть чтимы. Непоколебимо признаю, что иконы Христа, Приснодевы Богородицы и других святых должно содержать и воздавать им надлежащую честь и почтение. Утверждаю, что власть индульгенций оставлена Церкви Христом и что употребление их весьма полезно для христианского народа. Признаю св. католическую и апостольскую Церковь Римскую матерью и учительницею всех Церквей, а Римскому папе, преемнику блаж. Петра, князя апостолов и наместнику Иисуса Христа, обещаю и клятвою подтверждаю истинное повиновение. Принимаю также и исповедую и все прочее, что предано, определено и обнародовано св. канонами и Вселенскими Соборами, в особенности же св. Собором Тридентийским, а все противное, всякие схизмы и ереси, осужденные, отвергнутые и анафематствованные Церковию, и я осуждаю, отвергаю и анафематствую.
      А что сию истинную католическую веру, без которой никто не может спастись и которую я здесь добровольно исповедую и истинно содержу, я буду стараться при помощи Божией всеми моими силами содержать и исповедовать целою и неповрежденною до последнего моего дыхания, а также проповедовать ее и моим подчиненным или тем, которые вверены будут моему пастырскому попечению, - в этом я, тот же Ипатий Потей, прототрон, епископ Владимирский и Брестский (Кирилл Терлецкий, экзарх, епископ Луцкий и Острожский), посол вышеназванных господ, архиепископа и епископов русских, как от их имени, по их доверенности, так и от моего собственного, торжественно обещаюсь и клянусь, так да поможет мне Бог и сие св. Его Евангелие".
      По прочтении этого исповедания Потеем и Терлецким аналой с Евангелием был принят, и они приблизились к папе и не без слез облобызали его ноги. А папа сначала сказал им тихим голосом несколько слов, в том числе и следующие: "Я не хочу господствовать над вами; хочу на себе носить тяготы ваши". Потом, обняв и облобызав того и другого посла, объявил во всеуслышание, что принимает их, как и отсутствующих митрополита Михаила и всех русских епископов, с их клиром и народом русским, живущим во владениях польского короля, в лоно католической Церкви и сочетавает и соединяет с нею в одно тело. И, обратившись к кардиналу-пресвитеру Юлию Антонию, старшему духовнику и инквизитору, приказал ему, чтобы он публично разрешил по установленной форме властию папы епископов Ипатия и Кирилла и их спутников, как пресвитеров и клириков, так и мирян, и всех русских, находящихся в Риме, от епитимий, запрещений и всяких духовных наказаний, каким, быть может, они подверглись за схизму, ереси и вообще религиозные заблуждения, и благословил властию же папы обоих епископов и при них пресвитеров и клириков оставаться в том сане, каким они облечены, продолжать свое служение Церкви и пользоваться всеми правами и церковными имениями, какими доселе пользовались. А обратившись к самим епископам Ипатию и Кириллу, предоставил им власть разрешить точно так же и благословить от имени папы митрополита и прочих епископов русских, с тем чтобы каждый из них в свою очередь разрешил таким же образом в своей епархии всех духовных и мирян, которые примут унию, и благословил пресвитеров и клириков продолжать свое служение Церкви. Наконец, по просьбе Ипатия и Кирилла и по соизволению папы подведены были к целованию ног его все их спутники, духовные и миряне, и его святейшество, преподав общее благословение всем находившимся в зале собрания, оставил ее.
      В память совершившегося таким образом соединения русских с Римскою Церковию составлен был в тот же день (23 декабря 1595 г.) папскими протонотариями и секретарями по приглашению главного прокурора письменный акт, или протокол, в котором подробно изложено было, как происходило это достопамятное событие в торжественном собрании священной коллегии кардиналов под председательством папы. Вскоре (21 генваря 1596 г.) и сам папа написал и утвердил особое "постановление", в котором, не менее подробно изложив "на память потомству", как пришли к нему послы от русских иерархов, просивших унии с Римскою Церковию, и как совершилась эта уния в Риме, говорил в заключение, между прочим: "Мы настоящим нашим постановлением принимаем достопочтенных братьев, Михаила архиепископа-митрополита и прочих епископов русских, со всем их клиром и народом русским, живущим во владениях польского короля, в лоно католической Церкви как наши члены во Христе и во свидетельство такой любви к ним по апостольской благосклонности позволяем им и разрешаем все свящ. обряды и церемонии, какие употребляют они при совершении Божественных служб и святейшей литургии, так же при совершении прочих таинств и других священнодействий, если только эти обряды и церемонии не противны истине и учению католической веры и не препятствуют общению с Римскою Церковию, позволяем и разрешаем, несмотря ни на какие другие, противоположные постановления и распоряжения апостольского престола". Наконец, в память той же унии, состоявшейся в Риме, выбита была медаль, золотая и серебряная. На одной стороне ее изображен только папа с надписью: Clemens. VIII Pont. Max. A. V.; а на другой представлены: папа, сидящий на троне, с сидящим подле него на особом седалище кардиналом, и благословляющий русских послов; русские послы (ясно виден только один) на коленях пред папою, и за ними два стоящие, вероятно, каноника, находившиеся позади них, когда они читали исповедание веры, и сделана надпись вверху: Ruthenis receptis [Русские приняты (лат.)], внизу: 1596. Эту медаль торжественно роздал сам папа в праздник святых апостолов.
      Таким образом Потей и Терлецкий, принимая от лица Западнорусских иерархов и всей будто бы их паствы унию в Риме, совершенно отверглись православия, осудили и отвергли все те пункты учения, по которым доселе как православные отделялись от Римской Церкви, и вообще осудили, отвергли и анафематствовали все по понятиям ее схизмы (следовательно, и всю православную Церковь) и ереси, осужденные, отвергнутые и анафематствованные папою. А с другой стороны, вполне приняли римскую веру, или латинство, со всеми ее учениями и постановлениями, как они изложены не только на Флорентийском, но и на Тридентийском Соборе. И если папа по снисхождению дозволил русским, принявшим унию, сохранять свои церковные обряды и церемонии, то лишь те, которые, на его взгляд, окажутся непротивными истине и учению католической веры и не препятствующими общению русских с Римскою Церковию. А это значило, что папа оставлял за собою, когда ему вздумается, запретить неугодные ему русские обряды если не как противные истине и католической вере, то как препятствующие общению русских с латинянами. Потей и Терлецкий, без сомнения, и сами понимали, что зашли далеко и переступили границы, указанные их доверителями в послании к папе и в артикулах унии. В послании к папе, нами уже приведенном прежде, митрополит и владыки говорили только: "С Божиею помощию, мы решились приступить к тому соединению, которое предки наши постановили на Флорентийском Соборе..." и далее: "Мы поручили (нашим уполномоченным) ударить челом Вашей святыне и предложить, чтобы Ваша святыня согласился оставить нас всех при вере, таинствах и всех церемониях и обрядах Восточной Церкви, ни в чем их не нарушая". Между тем уполномоченные согласились принять не только постановленное на Флорентийском Соборе, но и все постановленное на Соборе Тридентийском; уполномоченные сумели кое-как отстоять неприкосновенность лишь таинств и обрядов Восточной Церкви, а ее верою, т. е. всеми особенностями ее веры, пожертвовали латинству. В артикулах митрополит и владыки сказали: "О Св. Духе исповедуем, что Он исходит от Отца чрез Сына". Уполномоченные же приняли совершенно римское учение, что Дух Святой исходит от Отца и Сына. Несмотря, однако ж, на такую измену православию, Потей и Терлецкий не постыдились написать из Рима от 30 декабря 1595 г. к Краковскому бискупу Юрию Радзивиллу, что исповедание греческой веры сохранено для них ненарушимо святейшим отцом, что они исполнили свое дело даже лучше, нежели надеялись, и им оставлены не только все обряды и таинства, но и Символ веры в древнем виде, без прибавки "и от Сына". А затем просили бискупа склонить короля, чтобы он своими грамотами успокаивал православных относительно унии, объявляя им, что они "все свое имеют в целости", и тем подготовлял их к принятию унии.
      Потей и Терлецкий по принятии ими унии более месяца оставались в Риме и пользовались особым благоволением папы. На другой день, 24 декабря, пред праздником Рождества Христова, папа совершал торжественную вечерню, со множеством кардиналов, архиепископов и епископов. В числе их находились в своих облачениях и русские послы и поставлены были выше всех латинских епископов. Но папа, как только увидел Потея и Терлецкого, велел поставить их еще выше, поближе к нему. В последующее время он часто приглашал их к сослужению с собою, особенно в церкви святого Петра, часто принимал их у себя и сделал обоих своими "придворными прелатами и ассистентами". С соизволения папы они посетили все базилики Рима, поклонились его святыням и везде были встречаемы с полным вниманием и радушием. С наступлением февраля (1596) послы начали собираться в обратный путь, и папа в один день (7-го числа) подписал шестнадцать посланий, чтобы переслать их с послами в Литву и Польшу. Послания адресованы были: одно к митрополиту и епископам русским, другое к королю и четырнадцать к литовским и польским сенаторам, духовным и светским. В послании к митрополиту и владыкам папа прежде всего благословлял Бога, просветившего их и подвигшего искать соединения с истинною Церковию; потом восхвалял их самих за их благочестивое намерение и решимость, извещал их, как прибыли к нему посланные ими епископы, Ипатий и Кирилл, и исполнили возложенное на них поручение, с какою любовию он относился к ним, и продолжал: "Все, о чем они просили нас, мы охотно исполнили, сколько возможно. Мы позволили вам, как позволено было и на Флорентийском Соборе, удержать ваши обряды и церемонии, которые не нарушают целости католической веры и нашего взаимного соединения. Мы рекомендовали вас, и ваши церкви, и ваши имения особенному вниманию короля Сигизмунда, нашего возлюбленного сына, и просили его, чтобы он не только защищал вас и все ваше своею властию, но жаловал вас новыми своими милостями и сопричислил вас к сенаторам царства, пока вы будете пребывать в повиновении Римской Церкви. Об этом же писали мы и ко многим сенаторам царства, духовным и светским... Теперь остается только, чтобы и вы искренне приняли и утвердили то, что сделано в Риме послами вашими. Для этого мы желаем, чтобы ты, брат архиепископ, нашею властию назначил поместный Собор и созвал своих епископов: пусть каждый из вас исповедует в публичном собрании католическую веру по той самой формуле, по какой исповедали ее здесь два ваши посла епископы, и точно так же пусть каждый даст торжественное обещание повиноваться нам и апостольскому престолу. И о всем, что будет совершено на вашем Соборе, пришлите нам письменный документ, надлежащим образом утвержденный и засвидетельствованный, чтобы он навсегда сохранялся в наших архивах во свидетельство потомству о вашем обращении к католической Церкви. Мы написали и к латинским епископам, Львовскому, Луцкому и Холмскому, чтобы они присутствовали на вашем Соборе в знак братской любви и общения". В послании к королю, выражая свою радость по случаю обращения русских и приветствуя его с таким радостным событием, которое началось только при его помощи, по его ревности и благочестию, папа извещал, что для окончания и утверждения этого спасительного дела он приказал митрополиту Михаилу Рагозе созвать поместный Собор, на котором будут присутствовать и три латинские иерарха, и выражал надежду, что король окажет свое содействие созванию этого Собора. Потом просил Сигизмунда, чтобы он обратил свое благосклонное внимание на жалкое положение русских владык, их церквей, домов, школ и имений и позаботился об улучшении этого положения, чтобы он тщательно исполнил "артикулы, представленные русскими епископами", которые преимущественно относятся к нему и которые он уже обещался исполнить. А особенно просил и ходатайствовал о том, чтобы король принял русских владык в число духовных сенаторов Польского государства и уравнял во всех почестях с епископами римскими, причем объяснял, что это возвысит русских владык в глазах народа, усилит их влияние на народ и послужит к распространению и утверждению унии, а вместе привлечет к королю сердца не только русских владык, но и всего русского духовенства и народа и повлияет на укрепление и возвышение самого государства. "И будет для тебя славою во всем потомстве, - заключал папа, - что твоею властию, старанием, советом, помощию русские возвратились на путь спасения и к единству католической Церкви". Из посланий папы к сенаторам семь написаны им к сенаторам духовным и семь к сенаторам светским. Во всех этих посланиях главное содержание одно и то же: в каждом папа, извещая о присоединении русских к Римской Церкви, просил того или другого сенатора содействовать своим влиянием принятию русских владык в число сенаторов. Кроме того, в посланиях к Львовскому архиепископу Яну Димитрию и епископам - Холмскому Станиславу и Луцкому Бернарду папа приказывал им присутствовать на Соборе русских епископов, который созовет митрополит Рагоза. В послании же к Луцкому епископу прибавлял еще: "Знаем вполне, какое участие принимал ты в обращении русских владык к Римско-католической Церкви... Да воздаст тебе праведный Судия обильную награду в день воздаяния, за то что ты так ревностно желал этого и столько, по силам твоим, в этом потрудился".
      Обратное путешествие Потея и Терлецкого в отечество не было так продолжительно, как путешествие их к папе. Из Рима они не могли выехать раньше 7 февраля, а к марту были уже дома, и Луцкий бискуп Бернард Мациевский первого или второго числа марта воспел в своем костеле: "Те, Deum, laudamus", т. е. благодарственный молебен, по тому случаю, что "владыки Луцкий и Владимирский приехали из Рима в добром здоровье, счастливо и с радостями". Возвратившиеся владыки, разумеется, не замедлили доставить королю и митрополиту послание от папы, и теперь надлежало ожидать созвания Собора. Король не мог более этому противиться, так как Собора требовал сам папа и Собор был необходим, чтобы докончить начатое в Риме и чтобы уния, принятая там двумя уполномоченными, принята была и теми, от имени которых они действовали и за которых торжественно поручились. Но обстоятельства не позволили немедленно заняться созванием Собора, потому что и в Польше, и в Литве заняты были тогда сборами и поездками на генеральный сейм, происходивший в Варшаве. И этим обстоятельством православные еще до Собора сумели воспользоваться против возвратившихся из Рима Потея и Терлецкого и привезенной ими унии. Земские послы, или депутаты, избранные на провинциальных сеймиках в воеводствах Киевском, Волынском, Минском, Новогрудском, Полоцком и других, явившись на генеральный сейм, подали от имени всех своих избирателей просьбы королю, чтобы Потей и Терлецкий были лишены духовного сана, так как они без ведома православных и своих духовных начальников - патриархов ездили в Рим и самовольно отдались под власть папы и привезли оттуда великие перемены в вере, и чтобы король по силе Варшавской конфедерации 28 генваря 1573 г., которую и его предместники и он сам подтвердили присягою при своей коронации, благоволил дать православным епископов православной веры, а не иной взамен этих отступников. Такую же просьбу подал на сейме королю и лично от себя князь К. К. Острожский. Но как король не делал никакого распоряжения по этим просьбам, а между тем сейм приближался к концу, то князь Острожский и депутаты от православных в последний день сейма торжественно объявили королю, сенату и вообще сейму, что они и весь русский народ не будут признавать Потея и Терлецкого своими епископами и не будут терпеть и допускать их духовной власти в своих имениях. Кроме того, Острожский в 5-й день мая внес от своего имени этот самый протест против Потея и Терлецкого в актовые книги варшавского сейма, а депутаты внесли на следующий день два такие же протеста в радзиевские гродские книги: один за общею их подписью, другой же за подписью уполномоченного ими князя Юрия Друцкого-Горского, посла воеводства Киевского. Копии с этих протестов, законно засвидетельствованные, разосланы были по воеводствам. Подобные протесты вносились тогда в актовые книги и в других городах, и особенною обстоятельностию отличался протест, внесенный в апреле от имени православных граждан литовской столицы - Вильны.
      Как ни много Потей и Терлецкий надеялись на короля, но и на них не могли не произвесть самого тяжелого впечатления такие сильные и многочисленные протесты. Терлецкий даже до того перепугался, что на всякий случай все свои документы и все движимое имущество чрез брата своего Яроша Терлецкого отдал для хранения какому-то пинскому мещанину Григорию Крупе, и 4 мая, тотчас по окончании варшавского сейма, явившись лично в королевскую канцелярию в Варшаве, просил записать в актовые книги подробный реестр этих документов и имущества, и в конце реестра присовокупил, что многих других вещей своего имущества он, к сожалению, в такое короткое время припомнить не может, как будто кто нудил его спешить. А ввиду того что князь Острожский и русские депутаты на варшавском сейме решительно заявили, что не станут признавать Потея и Терлецкого за православных епископов и подчиняться им, последний обратился к королю с просьбою пожаловать ему новую грамоту на епископию Луцкую и Туровскую, говоря, будто бы прежняя грамота, данная ему Стефаном Баторием 9 мая 1585 г., похищена вместе с другими документами какими-то буйными людьми во время отъезда его, Терлецкого, в Рим, между тем как и грамота эта и все другие документы Терлецкого значатся целыми в только что упомянутом нами реестре его имущества, заявленном уже по возвращении его в отечество. И король действительно пожаловал Терлецкому грамоту (21 мая), которою предоставлял ему и теперь, после подчинения его католической Церкви, спокойно держать владычество Луцкое и Острожское со всеми его имениями, пока сам захочет, и удостоверял за себя и за своих преемников, что никогда не удалят Кирилла и никому не позволят удалить его до самой его кончины от этого владычества и имений. Очень вероятно, что подобную подтвердительную грамоту король дал тогда и Ипатию Потею на епископию Владимирскую и Брестскую, так как и ему угрожала та же опасность, что и Терлецкому. Чрез несколько дней король предоставил еще Кириллу Терлецкому в пожизненное управление кобринский Спасский монастырь со всеми его имениями, хотя Кирилл и без того был очень не беден. Оградив владык Луцкого и Владимирского от протестов, сделанных против них на варшавском сейме, Сигизмунд III не оставил без внимания и протеста, сделанного православными в Вильне. И грамотою от 22 мая приказал митрополиту, чтобы он сперва предал своему духовному суду, а потом отослал для наказания в суд светский попов и проповедников виленского Троицкого братства как бунтовщиков и возмутителей, за то что они, согласившись с некоторыми виленскими гражданами, членами того братства, производят своими проповедями и печатными сочинениями на польском и русском языках смуты в народе и не только не способствуют соединению между христианами, но возбуждают между ними вражду, раздоры и столкновения, и чтобы совсем отнял у Троицкого братства церковный алтарь, будто бы незаконно предоставленный ему доселе в Троицком монастыре, и отдал законным владельцам монастыря, виленским бурмистрам и радцам, братству же не дозволял более никакого доступа к тому монастырю и церкви Святой Троицы. А когда митрополит уведомил, что проповедник виленского Троицкого братства Стефан Зизаний и братские попы Василий и Герасим еще прежде осуждены и анафематствованы Собором за их проповеди и самовольно издаваемые ими сочинения и, несмотря на то, упорно продолжают свое дело, и выслал этих мнимых бунтовщиков в распоряжение короля, то король присудил их на изгнание из своего государства и окружною грамотою (23 мая) дал приказ, чтобы никто нигде у себя их не принимал, никто не оказывал им никакого пособия и не имел с ними никакого общения; если же где встретят их, то взяли бы их под стражу и уведомили о том короля.
      Когда варшавский сейм совершенно окончился, король признал благовременным издать универсал ко всем своим подданным греческого закона о созвании Собора, и объявил им: "Имея в виду древнее соединение Церквей Восточной и Западной, всегда способствовавшее возвышению и процветанию царства, и подражая примеру великих государей, старавшихся о соединении этих Церквей, разделившихся между собою, пламенно желаем и мы находиться в одной вере со всеми нашими подданными и вместе с ними единым сердцем и устами славить Бога... Потому среди других наших государственных забот склонили мы наш помысл и на то, чтобы людей греческой религии в нашем государстве привесть к прежнему единству с Церковию католическою, Римскою, под властию одного верховного пастыря. С этою целию, с согласия высших особ греческого духовенства, ваших старших, отправлены были в Рим послами к папе владыки Владимирский и Луцкий, которые, побывав у св. отца, уже вернулись назад и не принесли оттуда с собою ничего нового и противного вашему спасению, ничего различного от ваших обычных церковных церемоний, напротив, согласно с древним учением св. отцов греческих и св. Соборов, сохранили вам все в целости, о чем и имеют дать вам подробный отчет. И как немало знатных людей греческой веры, желающих св. унии, просили нас, чтобы мы для окончания этого дела велели созвать Собор, то мы и позволили вашему митрополиту кир Михаилу Рагозе созвать Собор в Бресте, когда признает то с другими вашими старшими духовными наиболее удобным, будучи уверены, что вы, когда хорошо порассудите, ничего полезнее, важнее и утешительнее для себя не найдете, как св. соединение с католическою Церковию, которое водворяет и умножает между народами согласие и взаимную любовь, охраняет целость государственного союза и другие блага, земные и небесные". Затем король говорил, что явиться на Собор вольно будет всякому православному, только бы каждый приезжал с надлежащею скромностию и не приводил с собою непотребной толпы; что, кроме католиков и православных, между которыми должно состояться соединение, никакие другие люди иной веры на Собор не могут быть допущены и, кроме дела об унии, на Соборе никаких сторонних дел не должно быть возбуждаемо. Наконец, король напоминал, чтобы и на Соборе, как везде, соблюдалось полное уважение к его верховной власти и все совершалось с благословением Божиим в мире и согласии, на радость ему, королю, и всей Речи Посполитой. Этот королевский универсал издан был еще 29 мая или, как по другому списку, 14 июня. А митрополит, неизвестно по каким соображениям, подписал свою окружную грамоту о созвании Собора только 21 августа и самый Собор назначил на 8 октября, объявляя в ней также, чтобы на Собор приезжал каждый благоверный христианин греческого закона "для прислуханья и обмышливанья", а если кто не захочет прибыть сам, то прислал бы своих уполномоченных.
      Несмотря, однако ж, на королевский универсал и митрополичью грамоту о созвании Собора, на котором должен был окончательно решиться вопрос об унии, противники унии не успокаивались и причиняли немало беспокойств митрополиту и королю. В июне собрались в Вильну на чередный трибунальный суд депутаты со всего великого княжества Литовского. Дидаскал виленского Троицкого братства Стефан Зизаний, осужденный митрополитом на отлучение от Церкви, а королем на изгнание, подал этим депутатам какую-то жалобу на митрополита. И жалоба была принята, митрополит потребован на суд. А когда митрополит отвечал, что не подлежит трибунальному суду, депутаты не уважили этого, рассмотрели жалобу Зизания, судили митрополита заочно и признали виновным. Митрополит нашелся вынужденным жаловаться королю, и король с изумлением писал депутатам (от 21 июня), что они позволили себе судить митрополита по такому делу, по которому и он, король, не мог бы его судить, и приказывал им не приводить своего декрета против митрополита в исполнение. Подобное же случилось и в Киеве. Некоторые лица вздумали вести тяжебные дела против митрополита по его церковным имениям в гродском уряде киевском, и уряд принимал эти дела, посылал к митрополиту позвы явиться на суд и, не обращая внимания на объяснения митрополита, что гродский уряд не вправе судить его, постановлял свои решения. Пришлось митрополиту снова искать защиты у короля, и король (от 19 августа) напоминал киевскому воеводе князю Острожскому, чтобы гродский уряд в Киеве вопреки закону и обычаю не требовал по таким делам митрополита к ответу, а отсылал такие дела в подлежащие суды, согласно со Статутом. Через несколько дней король получил известие из Вильны, что некоторые граждане, составляющие Троицкое братство, которое недавно, как мы видели, он приказал совсем отдалить от Троицкого монастыря, восстают против королевской власти, разрушают начатое святое дело, которое должно было бы привести к соединению по вере народ христианский, увлекают за собою и других граждан, нарушают общественный покой и, купив место в Вильне, хотят строить себе церковь не столько для совершения хвалы Божией, сколько для расширения своей ереси и противодействия унии. Поэтому король дал приказ (от 29 августа) виленским бурмистрам, радцам и лавникам, чтобы они не допускали таких беспорядков и возмущений, а бунтовщиков и нарушителей общественного спокойствия предавали суду и наказывали и решительно возбранили им строить себе церковь, между тем как на постройку этой церкви Троицкое братство еще в 1594 г. имело разрешительную грамоту от самого же короля. Заметим, что речь идет о постройке Троицким братством той церкви, при которой вскоре образовался знаменитый в истории унии виленский Свято-Духов монастырь, существующий доселе. Еще чрез несколько дней к королю пришло известие, что и все вообще православные жители столичного города Вильны, духовные и миряне, взбунтовались против своего митрополита Михаила Рагозы и противятся ему, делают между собою тайные сходки, допускают в свои совещания и людей разных вер, издают протестации против своего архипастыря.