Такая грамота, как мы видели, действительно существовала; только ею отдавался и поручался Униевский монастырь Галицкому викарному епископу наравне со всеми прочими монастырями епархии, а не в качестве исключительно епископского, непосредственно подчиненного викарию. Король потребовал митрополита к себе на суд по жалобе Арсения и назначил, чтобы митрополит явился с нужными документами в седьмую субботу 1556 г. Но едва ли митрополит являлся, потому что в начале этого года, если не в конце предыдущего, он уже скончался и явился на суд Божий.
От Галицкой митрополии, которою доселе занимались, обратимся к делам митрополии собственно Киевской, или Литовской, совершавшимся во дни митрополита Макария II. Здесь не видим борьбы и каких-либо столкновений православных с латинянами, но не прекращалась борьба с светскими властями и вообще с мирянами, посягавшими на права Церкви и духовенства. В 1536 г. митрополит жаловался королю и заявил виленскому воеводе Гаштольду, что виленские бурмистры и радцы привлекают к своему городскому суду и заставляют платить пошлины наравне с горожанами церковных людей, митрополичьих и монастырских, издавна живущих в Вильне на церковных землях. И король, хотя только в 1530 г. запретил это бурмистрам и радцам, вновь приказывал им не обижать церковных людей и оставить их по-старому, в подчинении и подсудности духовной власти. А Гаштольд, повторяя тот же самый королевский приказ, объяснял, что, если когда король наложит подать и на бискупских и митрополичьих людей в Вильне, тогда митрополит сам или чрез своего наместника соберет подать с своих людей и доставит в городскую ратушу. Но, отстаивая так своих церковных крестьян, живших в Вильне, от притязаний городских властей, митрополит не хотел или не умел отстаивать и охранять от них свое виленское духовенство. В 1542 г. протопоп и все священники виленских церквей с великою горестью жаловались королю, что бурмистры, радцы и мещане виленские греческого закона выпросили себе у митрополита грамоту, по которой берут всех духовных под свою справу и власть и хотят иметь их во всем покорными себе, а если кто им не покоряется, тех удаляют от церквей и отдают церкви другим с соизволения митрополита. Король, прочитав эту грамоту митрополита, писал к нему: "Мы крайне удивляемся, как они, мещане, оставив в таком деле нас, государя, обратились к тебе, выпросили у тебя такую небывалую грамоту и берут под свою мещанскую справу то, что подлежит нашей господарской власти. Дело незаконное, чтобы ты священников, богомольцев наших, записывал своими листами и отдавал кому-либо в распоряжение. Дело неслыханное, чтобы церкви Божии в нашем столичном городе были взяты из нашей господарской власти под справу мещанскую, - этого никогда не бывало при наших предках". То же самое писал король и к виленским бурмистрам, радцам и мещанам и, освободив от подчинения им виленское духовенство, приказал митрополиту, чтобы он впредь не давал таких грамот, а виленским бурмистрам, радцам и мещанам - чтобы они не имели никакой власти и справы над своими священниками под опасением в противном случае уплаты 1000 коп грошей и впредь не выпрашивали себе у митрополита таких грамот, которые не могут иметь никакой силы, ибо митрополит, говорил король, в делах духовных имеет власть распоряжаться теми нашими богомольцами, но в других делах, каково настоящее, не вправе причинять им никакого принуждения и кривды. В руководство же на будущее время король дал приказ: когда при какой-либо церкви умрет священник, тогда бурмистр или один или два из добрых людей должны вместе с протопопом, наместником митрополита, пойти в ту церковь и, записав в реестр все церковное имущество, замкнуть ее и запечатать своими печатьми, а ключи церковные отдать в казнохранилище Пречистенского собора; потом, когда мещане изберут нового священника и митрополит, признав его годным, поставит его в ту церковь, тогда прикажет отдать ему ее со всем церковным имуществом. А что касается до описей церковных имуществ, то пусть, как бывало и прежде, по всем виленским церквам вместе с протопопом виленским и попом той церкви, в которой будет совершаться опись, один или два мещанина записывают все церковные вещи в свои реестры каждый год и имеют то в своем ведении, по давнему обычаю. Виленские граждане, однако ж, не успокаивались и имели постоянные столкновения с своими священниками. Те и другие неоднократно жаловались королю друг на друга относительно избрания церковных причтов, подавания церквей, описи церковных имуществ, погребения умерших, сорокоустов, исповеди и пр.; те и другие выпрашивали себе у короля и митрополита особые листы, но несогласия и споры не прекращались. Наконец, когда в 1544 г. король прибыл в Брест и обе стороны явились к нему с своими новыми жалобами и положили пред ним свои листы, король велел разорвать все эти листы и взамен их дал спорившим одну общую уставную грамоту: а) когда при какой-либо церкви священник впадет в болезнь, тогда протопоп дает знать бурмистру греческого закона и бурмистр должен или сам пойти в ту церковь, или послать двух радцев и городского писаря и там вместе с протопопом и священниками, которые при нем будут, описать все церковные вещи, по стародавнему обычаю; б) если священник умрет, тогда бурмистр, замкнувши церковь, возьмет ключи к себе и будет держать их в своем хранении; в) когда мещане вместе с протопопом и двумя священниками, избрав годного и наученного человека, пошлют его к митрополиту с своею просьбою о поставлении избранного во священника в ту церковь и митрополит поставит его и пришлет, по давнему обычаю, с своим благословенным листом, тогда бурмистр или радцы с городским писарем и протопопом имеют подать новому священнику ту церковь, и ключи ее, и все церковные вещи; г) тем же обычаем бурмистры и радцы с протопопом и двумя священниками избирают и уставляют к соборной церкви диакона, уставщика и пономаря и подают им церковные вещи, которые им подлежат; д) для описания церковного имущества Пречистенского собора и окрестных церквей бурмистр каждый год посылает двух радцев и писаря, но при этом должны находиться протопоп или священники; е) если пожелают, чтобы умершего мещанина проводили всем Собором и погребли в соборной церкви, тогда священникам за провод копа грошей и сукно в пять локтей, положенное на гроб, и за место в соборной церкви копа грошей; за места же для погребения пред церковию и в монастыре ничего не брать; ж) если пожелают, чтобы гроб умершего был накрыт церковною парчою, или бархатом, или другим покрывалом, в таком случае должны внести плату за покрывало по условию с священниками; если же принесут гроб в церковь под своим покрывалом, парчовым или другим, оно должно остаться священникам; а покрывало на гроб, которое устроили сами мещане и хранят у себя, они могут употреблять по своей воле и ничего не платят за то священникам; з) если пожелают погребсти умершего в своей приходской церкви, но проводить Собором, то за место в церкви и вне церкви не брать ничего, а Собору священников копа грошей; если же позовут только несколько священников, тогда платят за провод по возможности; и) кто даст на сорокоуст, вечный, годовой или месячный, на соборную церковь и по окрестным церквам, за того обязаны молиться священники, а кто ничего не даст, за тех священники не обязаны служить сорокоустов; и) ходить на исповедь к своим духовным отцам мещане имеют по своей доброй воле, а не по принуждению и где хотят, там и исповедуются, и священники не должны никого призывать к себе на исповедь принуждениями; к) кто пожелает собороваться маслом и для того пригласит семь священников, диакона, уставщика и пономаря, тот заплатит им двадцать грошей и более, сколько захочет, а кто позовет только двух или трех священников и диакона, тот платит по возможности; л) в духовницы (духовные завещания), составляемые светскими людьми в городе, священники не должны вмешиваться и составлять их: то дело гражданское; м) не переспорив городских людей законным порядком по какому-либо мирскому делу, священники не должны изрекать на них клятвы.
Правом избирать священников к своим церквам граждане Вильны очень дорожили и в этом отношении не делали никакой уступки самому митрополиту. Когда в 1551 г. скончался виленский протопоп, священник Николаевской Перенесенской церкви Клементий и церковь довольно долго оставалась без пастыря, митрополит вздумал было отправить туда от себя священника минской Михайловской церкви Феодосия, написал к двум панам мещанам виленским, чтобы они уговорили своих бурмистров подать ту церковь посылаемому священнику, и для большего успеха послал из Новогрудка в Вильну даже своего духовника. Но виленские бурмистры и радские на это не согласились и сами избрали к Перенесенской церкви священника Спасской виленской церкви Григория, которого митрополит по их желанию и должен был благословить своею грамотою на служение при Перенесенской церкви.
Следует, однако ж, сказать, что если граждане Вильны, привыкшие пользоваться магдебургским правом, т. е. правом самоуправления по всем делам своей городской жизни, желали распростирать это право и на церковные дела в своем городе и нередко переступали должные границы к обиде церквей и церковных причтов, то, с другой стороны, эти же граждане оказывали и теплое усердие к своим церквам и существенную помощь им, соединяясь вокруг них в церковные братства. Мы уже упоминали о двух виленских братствах, из которых одно, кушнерское, получило начало еще почти в половине XV в., а другое, при Пречистенском соборе, называвшееся то местским, или городским, то панским, то бурмистровским и радецким, существовало по крайней мере с начала XVI столетия. Устав первого из них, нам уже известный, утвержден в 1538 г. королем Сигизмундом I. Около этого же времени, если не прежде, образовалось в Вильне еще одно братство - купецко-кожемяцкое, потому что и это братство наравне с двумя другими имело и впоследствии предъявляло грамоты короля Сигизмунда I, утверждавшие и ограждавшие его существование. У всех трех братств было одинаковое устройство и одна цель - "радеть о потребностях церквей Божиих и о гошпиталях", или богадельнях. Каждое братство имело в городе свой дом, в котором собиралось по временам и который освобождался от городских пошлин. Члены каждого братства делали складчину, покупали и варили мед в дозволенной правительством пропорции по нескольку раз в год, на избранные праздники, например, панское братство - шесть раз в год: на Троицын день, Успение, Воздвижение, Николин день, Рождество Христово и на Пасху; купецкое братство - восемь раз в год: на Пасху, на седьмую субботу по Пасхе, Петров день, Успение, Покров, Николин день, Рождество Христово и Благовещение. Воск от меда отдавали в церкви на свечи, сваренный мед распивался на избранные братством праздники в братском доме, куда сходились братчики в каждый свой праздник по три дня сряду, а также приглашали гостей и допускали сторонних за небольшую плату. Если в три дня не выпивали всего сваренного меда, то остаток продавали беспошлинно и вырученные деньги употребляли на церковное строение, на слуг церковных, на госпиталь, на милостыню бедным, на погребение замерзших и других покойников, которых некому было похоронить. Панское братство имело свою богадельню при Спасской церкви и на содержание этой богадельни отпускало доходы с своего дома на Савич улице, отдававшегося в аренду, а впоследствии и доходы с каменных бань на реке Вилейке и при них дома, купленных братством и также отдававшихся в аренду. Устав у всех братств был тот же самый, какой мы видели у братства кушнерского. Каждое принимало в свой состав и в свои собрания людей всех сословий, в том числе и латинян даже духовного сана. Каждое избирало своих старост, которые в продолжение года заведовали делами братства и потом давали ему отчет. Каждое братство пользовалось самоуправлением и самосудом по делам братским и по всем проступкам, какие совершались в братском доме во время братских собраний кем бы то ни было: членами братства и сторонними посетителями, православными и латинянами, мирянами и духовными лицами.
Не в одной Вильне, но и в других местах великого княжества Литовского бывали посягательства на права православного духовенства. Слуцкая княгиня Елена, как писал епархиальный владыка-митрополит к королю, приказала своим наместникам, слуцкому и копыльскому, вступаться в духовные дела. Эти урядники судили попов, сажали их в темницу, брали с них судебные пошлины, даже расторгали браки, а в духовный суд никого не выдавали. Когда митрополит потребовал к себе слуцкого архимандрита Никандра по жалобе на него жены подскарбия Сенчилы, архимандрит к митрополиту не явился, потом на второй зов митрополита также не явился. Когда митрополит за такое непослушание послал с своим слугою грамоту архимандриту, которою запрещал ему священнослужение, пока не явится на суд, архимандрит грамоту митрополита презрел, слугу его избил и сам убежал к княгине, которая не хотела его выдать. Король по этой жалобе митрополита выражал свое изумление княгине, как она позволяет себе вмешиваться в духовные дела, не имея на то никакого права; приказывал ей прекратить эти злоупотребления и отпустить архимандрита к митрополиту и извещал, что посылает своего дворянина Кондрата Рылу, чтобы он, если архимандрит не будет отпущен, насильно взял его и поставил пред митрополитом. В Минске войт, бурмистры и радцы притесняли людей своего Вознесенского монастыря, живших на церковной земле, заставляли их платить пошлины и отбывать повинности в пользу города, привлекали к своему суду, подвергали наказаниям. И король по жалобам настоятелей монастыря несколько раз (1537, 1546, 1554) подтверждал городским властям минским, чтобы они не делали таких обид церковным людям. Равным образом по церковным своим владениям подвергались притеснениям и обидам: в Киеве монастырь Печерский от князя Андрея Соколинского (1544) и Выдубицкий от боярыни Коташевичевой (1541), в Троках монастырь Богородичный от пристава Мицы (1541), в Гродне монастырь Коложский от пана Гринкевича-Воловича и его зятя Кунчевича (1546), в Гомеле Николаевская церковь от гомельских державцев (1549) и пр. И нужны были грамоты то митрополита, то самого короля, чтобы ограждать эти монастыри и церкви от незаконных притязаний.
По внутреннему управлению Церкви встречаем несколько новых фактов, более и более уясняющих меру участия светских властей, особенно королевской, в делах духовных, отношение духовных властей между собою и самое устройство духовного управления и суда.
Однажды митрополит Макарий совершал торжественное богослужение в виленском Пречистенском соборе вместе с Полоцким архиепископом Симеоном и Владимирским епископом Геннадием. Первый, считая себя старейшим по сану после митрополита, велел поставить свою кафедру по правую сторону митрополичьей кафедры, но митрополит приказал перенести архиепископскую кафедру на левую сторону своей кафедры, а на правой поставить кафедру епископа Владимирского. Симеон должен был молчаливо вытерпеть такое всенародное оскорбление, пока продолжалась церковная служба. Но потом обратился с жалобою к королю, объяснял ему, что Полоцкие владыки всегда назывались архиепископами и занимали высшее место пред всеми епископами, и представил королю грамоту, которою сам он утвердил звание архиепископа за Полоцким владыкою. В то же время все князья, паны и бояре Полоцкой земли прислали своих послов к королю просить справедливости своему архипастырю. Между тем поспешил к королю и митрополит; доказывал ему, что это дело подлежит суду духовному, а не светскому, что если Полоцкий владыка считает себя обиженным, то пусть ищет правды на церковном суде; предъявил королю его грамоту, данную еще митрополиту Иосифу Солтану, о неприкосновенности прав православного духовенства и церковного суда и просил передать дело на рассмотрение православного Собора. Король, посоветовавшись с своими панами радами и признавая, будто прежде он утвердил за Полоцким владыкою только титул архиепископа, а теперь вопрос не о титуле, но о месте, какое должен занимать архиепископ в церкви, согласился на представление митрополита, велел созвать для обсуждения этого дел Собор всех епископов Литовской митрополии ко дню Крещения Господня 1541 г. и присовокупил, что если та или другая сторона останется недовольною решением Собора, то может подать апелляцию королю, который и учинит окончательный и справедливый приговор. Не говорим уже о том, что настоящее постановление короля и его рады не совсем верно: король решил прежде своею властию вопрос как о титуле, так равно и о месте Полоцкого архиепископа. Но не можем не заметить, что король и его рада не держались никаких определенных правил относительно того, что в делах православной Церкви должно было подлежать светской, королевской, власти и что власти духовной, а поступали как приходилось, по своему произволу: прежде препирательство Полоцкого владыки с Владимирским о месте король признал подсудным себе и сам с своею радою сделал о нем постановление; теперь признает то же препирательство подсудным духовной власти и передает на рассмотрение Собора, но затем снова признает подсудным своей власти, потому что предоставляет препирающимся в случае недовольства решением Собора обратиться с апелляциею не к высшему духовному суду, т. е. патриаршему, а к суду короля.
На того же Полоцкого архиепископа Симеона принесли (в 1544 г.) жалобу королю вся православная шляхта и земяне Полоцкой земли и говорили: 1) прежние наши владыки назначали для Николаевской церкви в Риге священников добрых по совещании с шляхтою и мещанами полоцкими из крилоса святой Софии и назначенных всенародно приводили к присяге, чтобы они оставались верными королю, а теперешний владыка посылает в Ригу священниками людей простых за большие от них подарки, без всякого совещания с гражданами и без всякой присяги. 2) Прежде грошовая и медовая дани с сел Долецких, пожалованных еще полоцким князем Скиригайлом, шли на крилошан святой Софии и люди тех сел работали только на Софийскую церковь, крыли ее и огораживали; ныне владыка отнял те села со всеми доходами у крилошан и дает им что захочет, а людей тех заставил работать на него, а не на церковь соборную, у которой крыша, остающаяся без починок, теперь течет. 3) В монастыре святого Иоанна Предтечи, находящемся на Острове и пожалованном владыке от короля, всякие доходы и пожитки владыка один берет на себя, а монахам уделяет что захочет, тогда как прежде все это делили между собою пополам архимандриты с старцами. 4) По смерти архимандрита Антония, который держал два монастыря: Михайловский в Городке и Воскресенский в Мошонце, владыка тотчас забрал себе все из церковных домов обоих этих монастырей, все их села и доходы повернул на себя и потом, побравши подарки, поставил в монастыри новых архимандритов; равно и по смерти игуменов монастыря Петровского в Замке и монастыря Николаевского на Лучне взял себе все вещи из их церковных домов и все доходы из их сел и за большие подарки дал в тот и другой монастырь иных игуменов, хотя в Николаевском монастыре на Лучне не имел права сделать это, потому что монастырь тот - подаванье короля. 5) Король велел собрать подать - серебщизну со всех церковных людей Полоцкой епархии, принадлежавших как самому владыке, так монастырям и церквам, и всю эту подать употребить на исправление Софийского собора, но архиепископ Симеон, собравши ее в увеличенном размере, всю сполна взял себе и на исправление церкви не хотел дать ничего. 6) Церковные пошлины - куницы владыка берет со всех архимандритов, игуменов и попов не по стародавнему обычаю, а увеличивает по своему усмотрению и требует еще подарков себе и своим слугам. Выслушав эту жалобу жителей Полоцкого края, король признал ее подсудною не духовной власти, а своей, королевской, и назначил своего дворянина Александра Дмитриевича и полоцкого земянина Войну Петровича, чтобы они на месте проверили все эти "кривды, шкоды и тяжкости" Полоцкого владыки и по тщательном расследовании записали их в реестры, а ко владыке велел написать, чтобы он по тем реестрам, когда они будут представлены посланцами короля, вернул церквам Божиим и монастырям, также священникам и монахам все вещи, доходы и пожитки, которые побрал у них на себя, и отдал всю серебщизну, назначенную на исправление Софийского собора, и впредь не позволял себе таких несправедливостей. На тот же случай, если Полоцкий владыка не согласится исполнить все это по доброй воле, король дал наказную грамоту литовским радным панам, которые соберутся на первый очередной сейм, чтобы они пригласили тогда к себе Киевского митрополита Макария и вместе с ним рассмотрели и порешили это дело на основании права церковного и права писанного - земского, для чего по приказанию короля должен был явиться лично на сейм и подсудимый владыка. А если он не явится или не захочет выполнить решение сеймового суда, в таком случае паны рады должны властно сделать с него взыскание по литовскому Статуту.
На того же Полоцкого архиепископа Симеона принесла (в 1545 г.) жалобу королю жена полоцкого боярина Ивана, сына бывшего митрополита Иосифа III, Томила Гитовтовна. Более восемнадцати лет она жила с мужем мирно и в согласии, но потом неизвестно почему он начал обращаться с нею жестоко и подвергать ее частым побоям. Она прибегла к своему местному владыке и просила, чтобы он позвал к себе ее мужа и наставил его не терзать ее, а поступать с нею как следует. Но владыка, позвав мужа и ее и выслушав ее речь, совсем расторгнул их супружеский союз и дозволил мужу ее Ивану вступить в новый брак с собственною его, архиепископа, племянницею от сестры. И она, Томила, прогнанная мужем из дома, четвертый уже год кормится по чужим людям и вошла в большие долги. Всю эту жалобу король отослал к Киевскому митрополиту и приказал ему вызвать к себе Полоцкого владыку, внимательно рассмотреть его судное решение об этом разводе и, если владыка окажется неправым, подвергнуть его строгому взысканию по церковным правилам, чтобы и другие владыки научились удерживаться от подобных поступков.
Здесь мы должны сказать о двух новостях, касавшихся нашей высшей иерархии. Доселе, сколько известно, право подаванья архиерейских кафедр король усвоял исключительно себе. Теперь в первый раз мы видим это самое право, по крайней мере по отношению к Пинской и Туровской кафедре, в руках королевы Боны. По смерти Пинского владыки Вассиана архимандрит пинского Лещинского монастыря Макарий просил королеву предоставить ему Пинскую епархию. И Бона издала грамоту (7 мая 1552 г.), в которой, называя владычество Пинское и Туровское своим подаваньем и ссылаясь на свидетельство своего пинского старосты Станислава Фальчевского об архимандрите Макарии как о человеке достойном и наученном, объявляла, что дает ему держать это владычество "до живота его", как держали прежние владыки. И Макарий действительно сделался затем епископом Пинским и Туровским. Другое нововведение сделано было самим митрополитом. Все прежние наши Западнорусские митрополиты имели у себя только наместников в разных местах своей обширной епархии. Митрополит Макарий II, как мы видели, согласился возвести одного из своих наместников, именно Галицкого, на степень епископа, своего викария. Но, не довольствуясь этим и, может быть, по своей старости и дряхлости нуждаясь в ближайшем помощнике, митрополит избрал для себя и поставил еще другого викарного архиерея, Макария Евлашевского, которого и держал при себе. Время избрания этого епископа неизвестно, но он оставался в звании викарного и без епархии до 1558 г.
Один священник Луцкой епархии по имени Тимофей, занимавший прежде место при Воскресенской церкви в Луцке, поведал митрополиту, что он взял себе церковь Святой Троицы в селе Клевани, имении князя Ивана Чарторыйского, луцкого старостича, но владыка Луцкий Феодосий возбраняет ему, Тимофею, отправлять службы в той церкви, не желая, чтобы он находился в имении князя. Митрополит послал Феодосию грамоту (22 февраля 1548 г.), в которой, преподавая ему свое благословение, напоминал владыке, чтобы он не возбранял священнику Тимофею служить службы в Троицкой церкви, находящейся в имении князя Чарторыйского, и оказывал князю внимание во всем. Знак, что митрополит не с Собором только, а единолично имел власть делать своим епископам напоминания и указания.
Игуменья витебского Пречистенского монастыря Мариамна принесла жалобу Полоцкому архиепископу Герману на священника Пятницкой церкви в Витебске Иосифа Жижчика, родного брата покойного ее мужа Льва Жижчика. Сущность жалобы состояла в том, что когда Лев Жижчик, приближаясь к смерти, составил в присутствии добрых людей свою "духовницу" (духовное завещание) и в ней отказал третью часть своих земель, отчинных и купленных, и всего имущества своей жене, то Иосиф Жижчик, внезапно явившись, вырвал ту духовницу из рук написавшего ее священника духовского и разорвал, переписать ее не допустил и по смерти брата завещанную им жене третью часть всего имения взял себе. Важность, впрочем, здесь не в самой жалобе и не в приговоре суда, обязавшего священника Иосифа Жижчика отдать игуменье все завещанное ей мужем, но в том, что архиепископ в своей судной грамоте подробно перечислил членов суда, с которыми он разбирал настоящее дело. "При нас, - говорит святитель, - находились тогда наши духовные: архимандрит петровский Иона, игумен пятницкий Кондратий, игумен Вознесенский Ферапонт, и крылошане соборной церкви святой Софии, и священники - сретенский Иларион, косьмодемьянский Григорий, рождественский Симеон, троицкий Петр, благовещенский Симеон, дмитриевский Андрей, и бояре господарские земли Полоцкой: князь Михаил Соколинский, пан Иван Володкович, пан Иван Стрижевский и пан Матвей Николаевич, господарский дворянин". Отсюда видно, что в состав духовного епархиального суда входили: а) настоятели некоторых монастырей епархии - священноиноки и б) крилошане соборной церкви, священники городских церквей, составлявшие при кафедральном соборе архиерейский крылос. Таким образом, уясняется для нас тот самый состав епархиального правления и суда, на который указали сами литовские иерархи на Виленском Соборе 1509 г., когда выразились: "Аще не престанет (священник, удаленный от своего места за бесчиние), тогды нам соборне с нашим крылосом, с священноиноки и с попы, таковому безчиннику не велети священствовати" (правило 7). Можно думать, что крилошане были постоянными членами епарального правления и суда при каждом архиерее, а священноиноки и попы-некрилошане бывали членами, временно приглашавшимися в заседания этого правления и суда. Что же касается бояр господарских, или королевских, то они присутствовали в настоящем случае на духовном суде, вероятно, потому, что хотя оба судившиеся между собою были лица духовного звания, но предмет суда - тяжба о наследстве - подлежал суду светскому, по литовскому Статуту (раздел VIII).
В истории церквей и монастырей этого времени находим немало нового. В Вильне на церковь святого Иоанна Предтечи завещал (в 1554 г.) свой дом королевский подскарбий Иван Андреевич Солтан. При соборе Пречистенском, как видно из того же завещания, существовала особая "каплица", или придельная церковь, во имя Благовещения Пресвятой Богородицы фамилии Солтанов, служившая для них усыпальницею и, может быть, основанная еще при митрополите Иосифе Солтане, принадлежавшем к их фамилии: в этой каплице ежедневно совершалась ранняя литургия. Самый собор Пречистенский поправлен и перекрыт в 1555 г. виленскими бурмистрами и радцами, испросившими на то благословение от митрополита Макария. Виленский Свято-Троицкий монастырь, доселе очень бедный и не имевший никаких фундушей ни от кого, получил первый значительный фундуш от князя Матфея Никитича Головчинского, который, желая быть погребенным в этом монастыре, записал на него два своих имения-фольварка: Свинтыники (в 1536 г.) и Пурвиники (в 1539 г.), находившиеся в Ковенском повете. В Новогрудке в первый раз упоминается в 1554 г. Свято-Троицкий монастырь, который подскарбий Иван Андреевич Солтан называл своим и на который завещал он десятину с одного своего имения. В местечке Жировицах, неподалеку от Слонима, принадлежавшем к епархии митрополита, другой подскарбий Солтан, по имени Александр, может быть брат Ивана Андреевича, основал в 1549 г. Жировицкий Успенский монастырь по случаю явления на этом месте чудотворной иконы Богородицы, доселе находящейся в обители. В местечке Соломеречье, неподалеку от Минска и, следовательно, также митрополичьей епархии, князь Иван Васильевич соломерецкий с своею супругою основал Покровский Соломерецкий монастырь, на который в 1540 г. сын князя Василий Иванович записал несколько людей с освобождением их от своего суда и пошлин. В местечке Сурдегах, ныне Ковенской губернии, находившемся в пределах той же епархии, в котором еще в 1510 г. построена была православная приходская церковь помещиком Богданом Шиш-Ставецким, а в 1530 г. построена и другая церковь во имя Пресвятой Троицы по случаю явления здесь над одним ключом чудотворной иконы Божией Матери, основан в 1550 г. Сурдегский Свято-Духовский монастырь местною владелицею Анною Шишанкою-Ставецкою. В Троках на церковь Воскресенскую подскарбий Иван Андреевич Солтан завещал в 1554 г. десятину хлебом с имения своего Микутян, а на Рождество-Богородичный монастырь - такую же десятину с имения своего Вевья. В Гродне около 1555 г. было шесть православных храмов: Пречистенский собор и церкви Борисоглебская в Коложском монастыре, Воскресенская, Честного Креста, Николаевская и Симеоновская, а латинская церковь была только одна да деревянный монастырь с костелом бернардинов.
В Киеве, по описанию его королевскими люстраторами, в 1545 г. в замке киевском находились три православных церкви и одна латинская, а вне замка, в городе и его окрестностях, упоминаются церковь Святого Спаса, церковь и монастырь Воздвижения Честного Креста, церковь и монастырь святого Николая Межигорский, монастырь святого Михаила Выдубицкий, монастырь святых Бориса и Глеба, два бывших монастыря Пречистой - Гнилецкий и Зарубский и перечисляются семнадцать сел Печерского монастыря. Настоятельство в богатом Киево-Печерском монастыре было предметом постоянного искательства для многих, и хотя король, как мы видели, еще в 1522 г. предоставил своею грамотою самой монастырской братии избирать себе архимандрита при участии бояр и земян киевских и обещался утверждать только того, кого они изберут, но на самом деле никогда этого не держался и действовал по своему произволу. В 1535 г. по просьбе слуцкого князя Юрия и по ходатайству королевы Боны Сигизмунд уступил на время свое господарское право подавания Киево-Печерского монастыря этому князю под тем условием, чтобы он, когда скончается бывший тогда архимандрит печерский Геннадий, ваял монастырь в свои руки и отдал в управление тому, кому сам захочет, но чтобы по смерти избранного князем настоятеля монастырь вновь перешел в подаванье короля.