Митрополит, с своей стороны, не хотел уступить, но "неволею великою Всеволода и Святославлею" поставил Луку епископом в землю Суздальскую, назначив Николаю другую епархию - Полоцкую. Летописец при этом замечает: "Несть бо достойно наскакати на святительский чин на мзде, но егоже Бог позовет и святая Богородица, князь восхочет и людье", - указывая тем на общее правило, какого держались тогда у нас при избрании епископов 324. По смерти епископа Луки тот же великий князь Всеволод послал (1190) в Киев к князю Святославу и митрополиту для рукоположения во епископа отца своего духовного Иоанна, который и был рукоположен. Когда этот епископ отказался от епархии и отошел в Боголюбов монастырь, сын князя Всеволода Константин отправил (1215) к Киевскому митрополиту Матфею игумена Петровского монастыря Пахомия для поставления его епископом Ростову, а другой сын Всеволода - Юрий - отправил туда же игумена Рождественского монастыря Симона для поставления его епископом Суздалю и Володимеру. В 1231 г. ростовский князь Василько Константинович послал в Киев к князю Владимиру Рюриковичу и митрополиту отца своего духовного Кирилла для рукоположения в епископа Ростову 325. Вследствие такого близкого участия князей в избрании епископов и говорится в летописях, что, например, киевский князь Рюрик "постави епископом в Белгород отца своего духовнаго выдубицкаго игумена Адриана" (1190), а суздальский князь Всеволод "посла на епископство в русский Переяславль Павла" (1198) 326.
      В Новгороде, где все важнейшие дела решало народное вече, и избрание епископа совершалось вечем. В 1156 г., когда скончался Новгородский епископ Нифонт, "собрались, - говорит местная летопись, - жители всего города, и изволили поставить (т. е. избрать) себе епископом мужа богоизбраннаго Аркадия, и пошли всем народом, и взяли его из монастыря от святой Богородицы, и князь Мстислав Юрьевич, и весь клир святой Софии, и все городские священники, игумены, и чернецы, и ввели его в двор святой Софии и поручили ему епископию". Точно так же по смерти архиепископа Илии (1186) новгородцы, сдумав с князем своим Мстиславом, и с игуменами, и с священниками, изволили поставить себе епископом брата Илии Гавриила. Но из этих случаев еще не видно, как происходило самое избрание, хотя одна из местных летописей замечает, что Аркадия новгородцы поставили по жребию 327. Следующие примеры объясняют дело подробнее. В 1193 г. по смерти архиепископа Гавриила новгородцы вместе с князем Ярославом, игуменами, софийским духовенством и всеми священниками гадали между собою, и одни желали избрать на епископию Митрофана, другие Мартирия, третьи какого-то Гричина (вероятно, или мирское имя, или переделанное из Григория), и была между ними распря. Тогда положили на святой трапезе (в Софийском соборе) три жребия и послали с веча слепца, чтобы он взял жребий того, кого Бог даст, и вынулся Божиею милостию жребий Мартирия. Немедленно послали за ним, и привели его из Руссы, и посадили во дворе святой Софии. В 1229 г. при избрании нового владыки опять произошло на вече разногласие: одни хотели Спиридона, иеродиакона Юрьевского монастыря, другие - Иоасафа, епископа Владимиро-Волынского, третьи - Грьцина, или Савву, юрьевского архимандрита. Для успокоения умов князь Михаил сказал: "Положим три жребия на святой трапезе, написав на них имена избираемых". И действительно, положили жребии и послали из владычних палат княжича Ростислава взять один жребий, и по воле Божией вынулся жребий Спиридона, которого немедленно вывели из монастыря и посадили во дворе владычном 328. Кроме того, в деле избрания епископов у новгородцев замечаем и другие особенности. Тогда как в прочих епархиях во епископы избирались почти исключительно настоятели обителей, новгородцы часто избирали себе владык из простых иноков, даже из белого духовенства.
      Так, Илия и брат его Григорий избраны были из священников приходских новгородских церквей, Спиридон - из иеродиаконов Юрьевского монастыря, а Антоний и Арсений - из простых черноризцев Хутыня монастыря. И князь Михаил, предлагая новгородцам в 1229 г. избрать нового владыку соответственно их обычаю, выразился: "Поищите себе такого мужа, в попех ли, в игуменех ли, в чернцех ли" 329. Вдруг по избрании нового епископа новгородцы вводили его во двор святой Софии и предоставляли ему управлять епархиею, а сами отправляли послов к митрополиту с просьбою поставить им избранного владыку. Когда митрополит изъявлял свое согласие и присылал за новоизбранным с великою честию, этот последний торжественно ехал в Киев со свитою и принимал там рукоположение. Случалось, что избранный во епископа управлял Новгородскою епархиею до своего посвящения довольно долго, дожидаясь, пока "будет от митрополита позвание", например, Аркадий управлял около двух лет, Илия и Митрофан - по столько же, а Арсений возведенный на владычные "сени" из чернецов Хутыня монастыря, хотя правил епархиею два года, но посвящения вовсе не дождался, потому что по прошествии двух лет был изгнан новгородцами в ту же обитель 330.
      Принимая такое полное участие в избрании для себя архипастырей, князья, а по местам народ, иногда присвояли себе право и удалять их с кафедры прежде суда над ними церковного или даже вовсе без этого суда. В 1157 г. изгнан был из своей епархии Ростовский епископ Нестор за то, что не разрешал поста в среду и пяток для праздников Господских, кроме Рождества Христова и Богоявленья, и еще за какие-то другие вины, которые взводил на него князь Андрей Боголюбский. Киевский митрополит Феодор рассмотрел дело Нестора соборне и совершенно оправдал его, но Боголюбский не хотел принять изгнанного епископа, и Нестор должен был искать себе защиты у Цареградского патриарха. Патриарх также нашел его невинным и неоднократно просил Боголюбского о принятии его, но не видно и после этого, чтобы Нестор был принят 331. В 1159 г. ростовцы и суздальцы с согласия князя своего Андрея Боголюбского изгнали от себя епископа Леона за то, что он, будучи поставлен в Ростов незаконно, еще при жизни Нестора, без нужды умножал число церквей и грабил духовных. Чрез несколько времени Боголюбский принял Леона, но в 1164 г. изгнал опять. Вскоре возвратил его снова, впрочем только в Ростов, а не в Суздаль, но через четыре месяца изгнал в третий раз, потому что Леон не соглашался разрешать пост в среду и пяток ни для каких Господских праздников 332. В 1168 г. черниговский князь Святослав изгнал из епархии епископа своего Антония, будучи недоволен тем, что Антоний строго возбранял ему разрешать пост среды и пятка для праздников Господских, кроме двух: Рождества Христова и Богоявления 333. Не упоминаем уже о том, что в делах собственно гражданских епископы зависели от князей. Так, когда в 1208 г. великий князь Всеволод владимирский, огорченный непокорностию рязанцев, повелел их город сжечь, а самих всех отвесть в свою столицу, он пленил и епископа их Арсения, который и содержался во Владимире четыре года, пока не был отпущен со всеми рязанцами. В 1229 г. Ростовский епископ Кирилл имел с кем-то тяжбу пред князем Ярославом и вследствие княжеского суда, происходившего "на сонме", у епископа отнято было все его богатство, а он, по словам летописи, был так богат кунами, и селами, и книгами, и вообще всяким добром, как ни один из его предшественников. Кирилл, страдавший тогда тяжкою болезнию, перенес судебный приговор с благодарностию Богу и, оставив кафедру, принял схиму в Дмитриевской Суздальской обители 334.
      Но более всех позволяли себе власти по отношению к своим владыкам новгородцы. В 1212 г. они прогневались за что-то на архиепископа Митрофана и, не дав ему оправдаться, удалили его в Торопец, а себе избрали нового владыку, хутынского чернеца Антония. Через шесть лет Митрофан возвратился в Новгород, и новгородцы проводили его в Благовещенский монастырь, а в следующем (1219) году, когда Антоний поехал в Торжок, ввели Митрофана во двор владычний и посадили снова на кафедру, послав сказать Антонию: "Иди себе куда хочешь". Антоний, однако ж, пришел в Новгород и остановился в Спасском Нередицком монастыре. Не зная, что делать, новгородцы отправили обоих архиепископов на суд к митрополиту. Митрополит порешил тем, что Митрофана возвратил в Новгород, а Антонию дал Перемышльскую епархию. По смерти Митрофана (1223) новгородцы избрали себе владыкою хутынского чернеца Арсения, но через два года с радостию приняли прежнего своего архиепископа Антония, пришедшего из Перемышля, и Арсений должен был оставить свое место. Когда Антоний, лишившись употребления языка, добровольно отказался от кафедры (1228) и заключился в Хутынском монастыре, Арсению снова предоставлено было управление епархиею. Но вскоре по случаю беспрестанных дождей, опустошивших поля, народ восстал на Арсения и составил против него вече, говоря: "Это за то мы страждем, что он выпроводил Антония в Хутынь, а сам несправедливо занял владычний престол, подкупив князя". С шумом ворвались безрассудные в архиерейский дом, выгнали из него Арсения и едва не умертвили, так что он с трудом спасся в Софийском соборе. На другой день извлекли архиепископа Антония, больного и немого, из Хутыня монастыря и посадили на святительской кафедре, дав ему в помощники двух светских чиновников. Уже князь Михаил черниговский, прибывший (1229) управлять новгородцами, убедил их избрать нового владыку вместо больного и изнемогшего старца 335.
      Участие князей и народа обнаруживалось также в открытии новых епархий, например Рязанской, и иногда в установлении праздников, например 18 июля в память явления Богоматери Андрею Боголюбскому и 1-го августа - по случаю победы его над болгарами, в избрании игуменов, перемещении их и удалении от должности 336.
      Зато, с другой стороны, и пастырям Церкви предоставляемо было у нас значительное участие в делах гражданских. Если в какой-либо области не было князя и жители решались пригласить его к себе из другой области, они обыкновенно отправляли за ним послов и нередко в числе их епископа. Так, киевляне (1154) посылали Каневского епископа Дамиана звать к себе на княжение Изяслава Давидовича черниговского; новгородцы посылали епископа своего Нифонта к Юрию Долгорукому просить к себе на княжение сына его Мстислава; те же новгородцы (1222) посылали архиепископа Митрофана вместе с посадником и знатнейшими людьми к владимирскому князю Георгию просить себе на княжение сына его Всеволода 337. Когда новый князь приближался к городу, в который был призван, его встречали здесь митрополит или епископ и знатнейшее духовенство в церковных облачениях с крестами и иконами при бесчисленном стечении народа, потом торжественно провожали в соборную церковь и посаждали в ней со славою и честию на княжеском престоле. Так, встречены были: в Киеве Роман Ростиславич (1174), а в Новгороде Мстислав Ростиславич (1178) и Константин Всеволодович (1206) 338. Во времена общественных смут и междоусобий, которые были тогда так обыкновенны, князья и народ очень часто обращались к пастырям Церкви как советникам и употребляли их в качестве послов при сношениях с враждебною стороною в качестве ходатаев и примирителей, и надобно заметить, что доброе участие иерархов почти всегда сопровождалось успехом. В 1195 г., когда киевский князь Рюрик отдал несколько городов зятю своему Роману Мстиславичу волынскому, подтвердив этот дар присягою, а великий князь суздальский Всеволод требовал этих же самых городов себе, угрожая в противном случае войною, Рюрик, равно не желая и нарушить клятву, и начать брань с Всеволодом, призвал к себе на совет митрополита Никифора. И митрополит сказал: "Князь! Мы поставлены от Бога в земле Русской, чтобы удерживать вас от кровопролития, да не проливается христианская кровь в Русской земле. Если ты дал волости младшему в обиду старейшему и целовал первому крест, я снимаю с тебя крестное целование и принимаю на себя. А ты послушайся меня: возьми волость у зятя своего и отдай старейшему; Роману же на место ее дашь другую". Рюрик так и поступил, и дело уладилось без кровопролития. В 1210 г. князья черниговские Ольговичи присылали к великому князю суздальскому Всеволоду митрополита Матфея просить мира, изъявляя свою покорность, и Всеволод простил виновных, заключил с ними союз, а митрополита, угостив, отпустил с честию. В 1226 г., когда начиналась брань между Олегом курским и Михаилом черниговским, который призвал к себе на помощь и зятя своего великого князя суздальского Георгия, их примирил митрополит Кирилл, присланный от киевского князя Владимира Рюриковича, после чего Георгий пригласил митрополита к себе во Владимир для рукоположения нового епископа. В 1230 г. тот же митрополит Кирилл с Черниговским епископом Порфирием и спасо-берестовским игуменом Петром были присланы от киевского князя Владимира и черниговского Михаила к великому князю суздальскому Георгию и брату его Ярославу, чтобы примирить последнего с Михаилом черниговским, и Ярослав "послушался брата своего старейшего Георгия и отца своего митрополита и епископа Порфирия", к общей радости 339. Не менее было случаев, когда для примирения князей и прекращения смут, подобно митрополиту, действовали собственно епископы с низшим духовенством. Например, в 1187 г. Черниговский епископ Порфирий приходил к великому князю суздальскому Всеволоду просить мира рязанцам, так как Рязань принадлежала к Черниговской епархии, и Всеволод послушал этого ходатая и вместе епископа своего Луки, хотя, должно заметить, вскоре открывшиеся двоедушие и коварство Порфирия сильно огорчили великого князя. В 1206 г. к тому же великому князю Всеволоду приходили Смоленский епископ Игнатий с игуменом какого-то Отроча монастыря просить извинения смоленскому князю Мстиславу за то, что он вступил в союз с Ольговичами. В 1220 г., когда новгородский князь Всеволод, намереваясь погубить посадника Твердислава, собрал на своем дворе множество воинов, а между тем и вокруг Твердислава, которого больного вынесли к церкви святых Бориса и Глеба, образовалось до пяти полков из вооружившихся жителей Новгорода и когда обе стороны готовы были напасть одна на другую, князь послал к вооружившимся новгородцам владыку Митрофана, и владыка успел своими пастырскими убеждениями примирить враждовавших и предотвратить кровопролитие 340. Бывали примеры, что князья посылали друг к другу для переговоров и заключения мира простых священников и игуменов 341.
      Уважение и расположение князей и народа к святителям и вообще к духовенству выражалось в разных случаях. Когда новый митрополит или епископ приходил на свою епархию, здесь встречали его торжественно сами князья с своими княгинями, бояре и все жители города. При рукоположении епископов нередко присутствовали князья и потом вместе с духовенством принимали участие в светлых пиршествах, какие бывали по этому случаю. Праздники церковные князья иногда проводили вместе с епископом своим, разделяя его трапезу, или в святых обителях. А в другие дни сами приглашали к себе на трапезу пастырей Церкви и в особенности иноков. На свои семейные торжества, например на постриги малолетних детей, князья также любили приглашать к себе епископов, которые нередко и совершали эти постриги 342.
      Для содержания своего наше духовенство продолжало пользоваться теми же правами, какие дарованы были ему с самого начала и которые по местам предоставлялись ему вновь. Из грамоты смоленского князя Ростислава мы видели, что он пожаловал для своего епископа и его соборной церкви судные пошлины с церковных судов, десятину с княжеских доходов, разные недвижимые имения - озера, сенокосы, огороды, наконец, некоторые населенные места с их данями и продажами. О князе Андрее Боголюбском летопись свидетельствует, что он дал (1158) основанной им во Владимире на Клязьме соборной церкви "много именья, и свободы купленыя, и с даньми их, и села лепшая, и десятины в стадех своих, и торг десятый". Эти пожертвования Боголюбского на время были отняты у соборной церкви князем Ярополком (1175), но вскоре возвращены и, когда во Владимире учредилась особая епископия, ими постоянно пользовались владимирские святители. "Кто не знает, - писал один из них (1225), - меня, грешного епископа Симона, и этой соборной церкви - красы Владимира, и другой суздальской, которую я сам создал? Сколько они имеют городов и сел? И десятину собирают по всей земле той, и всем тем владеет наша худость" 343. Летопись упоминает также (1169), что киевская Десятинная церковь, бывшая вначале соборною, владела городами Полонным и Семычем 344. Приходское духовенство пользовалось добровольными приношениями от прихожан за исполнение церковных треб 345. О монастырях, по крайней мере некоторых, владевших селами, землями и другими угодьями, было сказано нами прежде.
      ГЛАВА VI
      СОСТОЯНИЕ ВЕРЫ И НРАВСТВЕННОСТИ
      Картина нравственного состояния наших предков с ее мрачною и светлою сторонами в общих чертах оставалась и теперь та же самая, какую мы видели в предшествовавший период. Но в частностях совершились немаловажные перемены, и почти все к лучшему.
      Главные недостатки, нами прежде замеченные, с которыми еще надлежало бороться в России христианству, были двух родов: одни происходили от существовавшего некогда в России язычества, другие поддерживались и раскрывались преимущественно под влиянием господствовавшего духа времени.
      Недостатки первого рода заметно начали теперь ослабевать. Мы встречаем еще между русскими христиан, которые, держась старых обычаев, ставили трапезы Роду и рожаницам, хотя, может быть, уже не понимали языческого значения этих Рода и рожаниц. Видим женщин, которые в случае болезни своих детей носили их к волхвам, считая волхвов, очевидно, не за представителей язычества, а только за знахарей и врачей 346. Но ни летописи, ни другие достоверные памятники не показывают, чтобы оставались еще между русскими такие христиане, которые бы открыто или тайно поклонялись своим прежним языческим богам и приносили им жертвы, увлекались внушениями волхвов, явно враждебными христианству, и восставали против пастырей Церкви, как это случалось в конце XI и в начале XII в. Напротив, на волшебство даже простой народ смотрел уже неприязненно, и новгородцы в 1227 г. сожгли четырех волхвов по одному подозрению их в чародеяниях 347. Далеко не в прежней силе является и другой закоренелый обычай языческой старины - обычай многоженства и вообще чувственной жизни. В записках Кярика упоминаются люди, которые держали у себя тайно и явно наложниц, и распутство представляется пороком самым распространенным в народе. Но уже не упоминается о людях, какие были во дни митрополита Иоанна II, написавшего известное Церковное правило, которые имели у себя по нескольку жен разом или переменяли их по своему произволу, похищали себе жен и вовсе не уважали церковного венчания, признавая его учреждением для одних князей и бояр. Мало того, летопись рассказывает, что в 1174 г. галичане сожгли одну несчастную женщину по имени Анастасия, бывшую наложницею их князя Ярослава, а самого князя приводили к присяге, чтобы он вперед жил с своею законною женою - до такой степени сделались у нас строгими к распутной жизни и возвысились понятия о святости брачного союза! 348
      Недостатки, зависевшие от господствовавшего духа времени, духа междоусобий, кровопролития, жестокости, не только не ослабевали, но по временам обнаруживались даже сильнее. Излишне было бы перечислять самые междоусобия с их неизбежными спутниками: коварством, злобою, вероломством и другими подобными пороками, но не можем не остановиться на некоторых особых случаях, показывающих, до чего доводили иногда эти кровавые распри наших князей и до чего простиралась иногда жестокость нравов.
      В 1169 г. войска Боголюбского и других одиннадцати князей, его союзников, взяв Киев приступом, в продолжение трех дней грабили не только жилища киевлян, но и храмы - Софийский, Десятинный и все другие, равно как и монастыри, и похитили из них все сокровища, иконы, ризы, книги, колокола и прочую утварь, а некоторые церкви даже зажгли - такого открытого неуважения к святыне прежде не бывало. Племянник Боголюбского Ярополк, выгнав после кровавого междоусобия дядю своего Михаила из Владимира и заняв (1175) его престол, в первый день своего княжения не только отнял волости и доходы у соборной владимирской церкви, пожалованные ей Боголюбским, но насильно взял все ее золото и серебро, хранившиеся на церковных палатях, и лишил ее величайшего сокровища - чудотворной иконы Богоматери, подарив эту икону зятю своему Глебу рязанскому. В 1177 г., когда два племянника Всеволода владимирского Мстислав и Ярополк Ростиславичи, воевавшие против него, взяты были в плен и посажены в темницу, владимирцы с такою яростию восстали против них, что, несмотря на сопротивление своего князя, извлекли их из темницы и ослепили. В 1211 г. галичане, движимые ненавистию к бывшим своим князьям Роману, Святославу и Ростиславу Игоревичам, умолили венгров, завладевших Галичем, выдать им этих князей и повесили их. В 1217 г. Глеб, князь рязанский, и брат его Константин условились между собою погубить всех своих родственников, чтобы одним владеть Рязанскою областию, и воспользовались первым представившимся к тому случаем. Князья съехались в поле для общего совещания. Глеб пригласил всех их к себе на пир в свой шатер, и они, ничего не подозревая, явились окруженные многочисленными свитами. Но едва пир открылся и гости начали пить и веселиться, как Глеб и Константин обнажили свои мечи и при помощи своих слуг и половцев, которые дотоле были скрыты близ шатра, бросились на свои жертвы и умертвили шестерых князей и бесчисленное множество их бояр и челяди 349.
      Надобно, однако ж, заметить, что и теперь, как прежде, несмотря на преобладавшее направление к междоусобиям и кровопролитию, голос веры и любви к родине часто возвышался в сердцах наших предков и они старались прекращать свои кровавые распри. Так, когда в 1148 г. князья черниговские, долго воевавшие с великим князем Изяславом киевским, прислали к нему просить мира и этот князь обратился за советом к младшему брату своему Ростиславу смоленскому, последний отвечал: "Брат, кланяюсь тебе, ты старше меня, и как ты сгадаешь, на то я готов. Но если предоставляешь дело моей чести, я скажу тебе: ради Русской земли и ради христиан я люблю больше мир, и потому, брат, ради христиан и всей Русской земли примирись ныне". Другой враг того же великого князя Изяслава, родной дядя его Юрий Долгорукий, накануне сражения, после которого Изяслав на время лишился (1149) киевского престола, писал к своему племяннику: "Ты, брат, приходил в землю мою и повоевал ее, ты лишил меня старейшинства; но ныне, брат и сын, ради Русской земли и ради христиан не прольем крови христианской. Дай мне Переяславь, и я посажу в нем сына, а ты царствуй в Киеве. Если же на это не согласишься, пусть нас рассудит Бог". Через два года (1151), когда война между Изяславом и Юрием продолжалась с переменным счастием и последний с войском своим приступил к самому Киеву, старший брат Юрия Вячеслав, княживший в Киеве вместе с Изяславом, послал сказать своему брату: "Сколько раз, брат, я молил тебя и Изяслава: не проливайте крови христианской, не губите Русской земли! Я не стоял за себя, как вы оба меня обидели и положили на меня двоякое бесчестие, хотя имею полки и силу мне Бог дал; всего того я не поминал вам ради Русской земли и ради христиан... за все то я не требовал от вас воздаяния, а еще об вас же заботился, и вы не слушаете меня. Я был уже брадат, когда ты родился - подымешь ли руку на брата старейшего?" Когда Юрий не послушался и необходимо было вступить с ним в битву, Вячеслав воскликнул: "Суди Бог моего брата: он довел меня до сего; я от юности гнушался кровопролитием" 350. Не приводим многих других подобных примеров, а вспомним только, как часто наши пастыри, по чувству своего долга или по желанию князей и народа, являлись посредниками между враждовавшими сторонами и именем веры и любви успевали склонять их к примирению.
      Между добрыми нравами и обычаями, которые насадило у нас христианство, одни оставались в прежней силе, а другие еще более раскрывались и усиливались. Мы уже видели, до какой степени простиралась тогда ревность к построению храмов Божиих и святых обителей; некоторые князья и другие достаточные люди созидали не по одной, а по нескольку церквей, не по одному, а по нескольку монастырей, и важнейшие города - Владимир, Новгород, Ростов были наполнены церквами и монастырями. Видели также, как велико было уважение к пастырям Церкви и инокам, как сами князья обращались к ним за советами и наставлениями, слушались их голоса, заботились о содержании их, оказывали им подобающую честь в разных случаях. В частности, любовь и уважение к монашеству выражались тем, что многие даже из княжеских фамилий принимали на себя иноческий образ, большею частию пред своею кончиною. Из князей, принявших таким образом монашество и схиму, летописи упоминают о Святославе киевском (1194), Всеволоде Мстиславиче (1195), Давиде смоленском (1197), Владимире Всеволодовиче (1227), Давиде муромском (1228), Мстиславе Мстиславиче (1228). Из княгинь - о Евфросинии, княжне полоцкой (? 1173), о Марии Казимировне (1179), Евфросинии, сестре великого князя Всеволода (1183), Марии, супруге того же князя Всеволода (1206), о супруге князя смоленского Давида (1197), о супруге князя киевского Рюрика (1206), супруге князя галицкого Романа (1213), супруге великого князя владимирского Константина (1218), супруге князя Святослава Мстиславича, внука Данилова (1228) 351.
      Благочестивые путешествия для поклонения святыне сделались у нас довольно обыкновенными. Владимирке, князь галицкий, овладев вместе с Юрием Долгоруким Киевом (1150), отправился в Вышгород для поклонения святым мученикам Борису и Глебу, оттуда приехал к святой Софии киевской, затем - к святой Богородице Десятинной, наконец - к святой Богородице в Печерский монастырь. Юрий Долгорукий, находясь (1151) в Переяславле, когда настал праздник святых мучеников Бориса и Глеба, ходил для богомолья вместе с детьми своими на реку Альту, где вкусил мученическую смерть святой Борис и где существовала церковь во имя святых страстотерпцев. Даниил, князь галицкий, ездил (1227) в Жидичин поклониться образу святого Николая Чудотворца 352. Во 2-й половине XII в. путешествовала в Иерусалим преподобная Евфросиния, княжна полоцкая, вместе с сестрою своею Евпраксиею и братом Давидом. Там останавливалась она в русском монастыре Пресвятой Богородицы, который носил это имя или потому, что был населен русскими иноками, или потому, что служил пристанищем для русских пилигримов. В Новгородской области эти путешествия к святым местам Палестины до того усилились было, что епископ Нифонт дозволял запрещать их некоторым, а архиепископ Иоанн определил даже подвергать епитимии всякого, кто налагал на себя обет идти во Иерусалим; такая мера оправдывалась тем, что иные предпринимали путешествия к святым местам не по чувству благочестия, а чтобы только скитаться, быть праздными и даром есть и пить 353.
      Благочестивый дух наших предков обнаруживался и по случаю военных событий, которые были тогда так часты. Отправляясь на брань, князья и их воины призывали на помощь Бога и иногда приобщались Святых Христовых Тайн; в продолжение брани при войсках носимы были святые иконы и кресты; по окончании битв победители приносили Богу торжественные благодарения. Так, князья киевские Вячеслав и Изяслав с Ростиславом смоленским, выступая из Киева (1151) против Юрия Долгорукого, предварительно "поклонились святой Богородице Десятинной и святой Софии". А одержав над ним победу, "восхваляли Бога и Его Пречистую Матерь и силу Животворящего Креста" и, торжественно встреченные в Киеве самим митрополитом Климентом и другими святителями со множеством духовенства, снова здесь "поклонились святой Софии и святой Богородице Десятинной" 354. Великий князь Андрей Боголюбский, приготовляясь к борьбе (1164) с волжскими болгарами, велел священникам обносить пред войсками (такого обычая он держался всегда) чудотворную икону Владимирской Богоматери, икону Всемилостивого Спаса и честные кресты, и в то время, как все взывали к Богу о помощи, лобызали иконы и кресты, сам князь, а за ним и воины, приобщились Святых Тайн. Когда после этого Господь благословил Боголюбского знаменитою победою над неверными, то прежде всего он поспешил со всею дружиною к иконе Богоматери и все "ударили челом пред святою Богородицею, с радостию великою и со слезами воздавая ей хвалы и песни" 355. В 1170 г. князья русские, выступая соединенными силами против половцев, положились "на помощь Божию, на силу Честного Креста и на молитву святой Богородицы" и после весьма удачного похода в землю половецкую, истребив множество неприятелей, освободив многих пленников русских и стяжав огромные добычи, "похвалили Всемилостивого Бога и силу Честного Креста с радостию великою" 356.
      Но самыми главными, самыми господствующими добродетелями того времени были две: это вспомоществование церквам и монастырям, равно как и пастырям Церкви, а во-вторых, милосердие к бедным и несчастным. О каждом добром князе, о каком только говорят летописи, они непременно замечают, что он был милостив к нищим, не щадил имения своего для церквей и монастырей, снабдевал всем священников и черноризцев и т. п. Особенно богатые подаяния делали князья во дни радости, по случаю каких-либо празднеств и в дни скорби - пред своею смертию или по случаю кончины своих близких родственников. Например, когда по приглашению великого князя киевского Рюрика прибыл к нему брат его Давид Смоленский (1195) и здесь в честь дорогого гостя дано было несколько торжественных обедов, то и Давид, желая отвечать тем же, позвал к себе на пир сначала великого князя с его детьми, а на другой день "позва монастыре все на обед, и бысть с ними весел, и милостыню сильну раздава им и нищим". В 1218 г., когда в Ростове освящена была церковь святых мучеников Бориса и Глеба в присутствии великого князя владимирского Константина, и его детей, и бояр, князь "сотвори пир, и учреди люди, и многу милостыню сътвори к убогим, таков бо, замечает летописец, бе обычай того блаженнаго князя Константина". Ростислав, князь киевский, похоронив с честию дядю своего Вячеслава (1154), приказал снести все оставшееся имение покойного, и одежды, и золото, и серебро, и "нача раздавати по монастырем, и по церквам, и по затвором, и нищим, и тако раздая все, собе не прия ничто". Ярослав, князь галицкий, находясь в тяжкой болезни и предчувствуя близкую кончину, позвал (1187) к себе мужей своих и всю Галицкую землю, также все соборы и монастыри и, в продолжение трех дней испрашивая себе прощения во грехах у всех, "повеле раздавати имение свое монастырем и нищим, и тако даваша по всему Галичю по три дни, и не могоша раздати" 357.