обратили было почти всю Карелию к православной вере 327. В-третьих, если к старцу Сергию прибыл в сожительство на Валаам преподобный Герман в 1393 г., то они могли основать обитель только в конце XIV в. Между тем, из жития преподобного Арсения Коневского видно, что он около 1395 г. нашел на Валааме уже многолюдную обитель, что потом, когда он для большего уединения удалился на другой остров Ладожского озера - Коневец, то в течение двух лет был приглашаем возвратиться на Валаам тамошним иноком Лаврентием по поручению игумена Силы и что в 1398 г. Арсений основал уже свою обитель на Коневце 328. Наконец, спрашиваем: на каком основании должно предпочесть две случайные заметки или записки неизвестного о поселении преподобных Сергия и Германа на Валаамском острове будто бы в XIV в. свидетельству Софийской летописи об открытии мощей их еще в XII в. и свидетельству жития Авраамия Ростовского о пострижении его в Валаамской обители еще при святом Владимире?..
      Рассматривая внимательно содержание этого жития, как мы уже заметили в своем месте, можем, по крайней мере с некоторою вероятностию, допускать издавна господствующее у нас мнение, что святой Авраамий действительно начал свои подвиги при самом начале отечественной Церкви и тогда же основал свою обитель. Он родился, повествует житие, в городе Чухломе (нынешней Костромской губернии) неподалеку от Галича, когда вся страна та находилась в язычестве, от родителей богатых, но не просвещенных святою верою, и получил имя Иверк. До восемнадцати лет пролежал в великом расслаблении, и когда однажды услышал беседу некоторых благочестивых новгородцев, случившихся в дому отца его, о вере в Господа Иисуса и о чудесах, совершающихся в христианстве, то начал размышлять в себе: "Вот у отца моего много богов, а ни один мне не поможет, а у новгородцев - один Бог, и многим подает исцеление. Если бы и мне даровал Он здравие, я стал бы веровать в Него и служить ему вечно и пошел бы в страну их". В таких мыслях больной начал призывать к себе на помощь Господа Иисуса и, действительно получив от Него исцеление, решился немедленно исполнить обет свой: тайно удалился из дому родителей и, направляя путь свой к западу, после многих дней нашел наконец верующих во Христа, от которых и получил наставление в законе христианском и навык книжному учению 329. Спустя несколько времени достиг он Новгорода, возрадовался духом при виде христианских храмов и благочестия, но, ища себе уединения, отправился рекою Волховом к Ладожскому озеру в Валаамскую обитель, о которой уже слышал. Со слезами умолил здесь братию принять его к себе и открылся, что он еще не крещен. Игумен Феогност принял его в монастырь, крестил и назвал Аверкием, а по истечении некоторого времени по усильной просьбе Аверкия постриг его и дал ему имя Авраамия. С величайшею ревностию предался новый инок трудам подвижническим и, подвизаясь на Валааме лета довольна, обратил на себя общее внимание, так что братия стали оказывать ему особенное почтение и чествование. Тогда, избегая хвалы человеческой, Авраамий удалился из Валаамской обители и по устроению Божию пришел к граду Ростову, где не все еще обратились к христианству, напротив, весь Чудский конец поклонялся идолу Велесу 330. Здесь у озера Неро поставил себе преподобный убогую хижину и начал принимать приходивших к нему христиан и поучать их закону Божию, а вместе начал молить Господа, чтобы помог ему сокрушить идола Велеса и привести остальных ростовцев к истинной вере. Скорбя об этом всею душою, благочестивый старец вскоре удостоился видения святого евангелиста Иоанна Богослова, который вручил ему жезл для сокрушения идола. Идол немедленно был сокрушен, и святой Авраамий поведал о всем случившемся тогдашнему епископу Ростовскому Феодору, который "бе первый присланный с мучеником Борисом от князя Владимера, крестившаго всю Русскую землю". По благословению епископа преподобный поставил на том месте, где явился ему святой Иоанн Богослов, церковь во имя этого евангелиста, а там, где стоял прежде Велес, возградил церковь малую во имя Богоявления и при ней кельи и общежительную обитель 331. Много терпела юная обитель от окрестных иноверцев, которые не раз покушались разорить ее и предать пламени. Но при помощи Божией Авраамий мало-помалу привел их всех ко Христу благоразумием и крестил от мала и до велика. С умножением числа иноков Авраамий, вспомоществуемый князьями и руководимый советами епископа Феодора, построил новую великую церковь и постоянно благоустроял обитель. Когда за удалением Феодора из Ростова прибыл сюда другой епископ - Иларион, он нашел ее уже в таком состоянии, что держал совет с великим князем Владимиром и с князем Борисом, "дабы сотворити архимандритию ту обитель". Возведенный в сан архимандрита преподобный Авраамий еще более начал подвизаться и, прилагая труды к трудам, потерпев великие искушения от дьявола, оклеветавшего его однажды пред великим князем, в глубоких сединах отошел к Богу, Которого измлада возлюбил, и погребен учениками своими в основанной им ростовской Авраамиевой обители 332. О некоторых несообразностях этого жития и как смотреть на них, было сказано нами прежде.
      Остается упомянуть еще об одной обители, несомненно основанной у нас в то время. Преподобный Ефрем, Новоторжский чудотворец, был родом из Венгрии (угрин) и вместе с братьями своими Георгием и Моисеем служил при князе ростовском Борисе, занимая должность главного конюшего 333. Когда этот святой князь был умерщвлен, а с ним и любимый отрок его Георгий, которому убийцы отрубили голову, чтобы воспользоваться златою гривною, возложенною на него Борисом, тогда Ефрем пришел (может быть из Ростова, где оставался в отсутствие князя) на берега Альты, желая найти здесь тело своего убитого брата 334. Но при всех усилиях не мог отыскать его, а обрел только главу, которую узнал по некоторому бывшему на ней признаку. В неутешной скорби взял Ефрем эту братнюю главу, как сокровище, с собою, оставил мир и, приняв (неизвестно где) иноческий образ, удалился в одно уединенное место неподалеку от города Торжка. Здесь сначала он построил на свое достояние странноприимный дом, а спустя несколько на правом берегу реки Тверцы создал каменную церковь во имя святых мучеников Бориса и Глеба и при ней монастырь, что произошло, без сомнения, не прежде, как уже по открытии мощей святых страстотерпцев 335. Подвизаясь день и ночь, особенно с достойным учеником своим Аркадием, преподобный Ефрем успел собрать иноков, утвердить их в правилах монашеского жития и скончался в глубокой старости (в 1053 г.), завещав положить вместе с собою во гроб главу брата своего Георгия, которую хранил дотоле тайно 336. Обитель преподобного подвергалась многократным разорениям и опустошениям; но созданный им храм во имя святых мучеников оставался цел среди всех бурь и переворотов и, перестроенный в 1781 г., существует доселе. Мощи преподобного Ефрема открыты в 1572 г. (января 28), когда основанная им обитель считалась уже архимандриею и окружена была поселением, называвшимся Новый Торжок. А потому неудивительно, если и основателю этой обители присвоили с того времени наименование архимандрита и Новоторжского чудотворца.
      Вместе с тем как начали у нас появляться святые обители, эти пристанища для душ, стремящихся к высшим духовным подвигам, мало-помалу начинали обнаруживаться благотворные действия христианства и вообще в нравственном состоянии наших предков. Правда, то было еще переходное время. Язычество пало в России окончательно, его истуканы были ниспровергнуты; но языческие предания, суеверия, нравы и обычаи, господствовавшие в народе русском целые века, не могли искорениться в течение каких-нибудь 50 - 60 лет. Церковь Христова сделалась господствующею в России и на местах прежних языческих капищ воздвигла свои храмы, но истины спасительной веры не успели еще в такой период быть вполне усвоены всеми новообращенными христианами и вытеснить в них прежние верования. И очень естественно, если, быть может, многие, нося имя христиан, продолжали жить по-язычески, тайно молились своим прежним богам под овином, или в роще, или у воды, на что намекает церковный устав Владимиров. Очень естественно, если чернь была еще столько суеверна, что, когда в 1021 г. по случаю голода явились в Суздали волхвы и стали проповедовать, будто причина неурожая - старые женщины и они держат в себе жито, многие верили обманщикам и убивали несчастных старух, пока не приспел туда великий князь Ярослав, не расточил и не казнил дерзких возмутителей, не образумил невежественной толпы. Припомним также рассказ летописца о разбойниках, которые до того было умножились при святом Владимире, что епископы для прекращения зла молили князя казнить злодеев смертию; рассказы о несогласиях и даже бранях между детьми самого Владимира, о непокорности новгородского князя Ярослава отцу своему, о Святополке, умертвившем трех братьев своих и готовившем ту же участь остальным братьям 337. Все это - мрачная сторона картины... Но есть в ней и сторона светлая.
      Первое и самое видное место занимает здесь сам русский равноапостол. Сделавшись христианином, он сделался совсем другим человеком. Прежде Владимир был до крайности предан чувственности, имел несколько жен и множество наложниц 338 - теперь он отпустил всех этих жен и наложниц и оставался верным единой жене своей, греческой царевне Анне, с которою сочетался христианским браком 339. Прежде мы видим Владимира жестоким, мстительным, кровожадным, даже братоубийцею - теперь сердце князя сделалось столько кротким и мягким, что он боялся наказывать и злодеев, считая это грехом, и если поднимал оружие, то единственно для защиты своих владений от врагов 340. Всего же более восхваляют древнейшие наши писатели милосердие и щедроты благоверного князя - живой плод его христианской любви к ближним. Он повелел всякому нищему и убогому приходить на княжеский двор и брать себе, что только нужно: пищу, питие и деньги; повелел также развозить по всему городу хлеб, мясо, рыбу, разные овощи, мед и квас и раздавать все это тем несчастным, которые по немощи не могли сами приходить на княжеский двор и брать себе милостыню. Вместе с тем Владимир одевал нагих, посылал всякого рода утешения больным, искупал должников, освобождал содержимых в рабстве 341. Если прежде он и предавался нечистой похоти, замечает вообще летописец, если сотворил и многие другие грехи - зато после он все эти грехи рассыпал прилежным покаянием и милостынями. Не упоминаем уже о той пламенной ревности по славе Божией, с какою подвизался русский равноапостол в распространении Евангелия и в построении храмов; о тех великих, незабвенных заслугах, какие оказал он всему народу своему, изведши его однажды навсегда из тьмы язычества в чудный свет Христов 342.
      По следам благочестивого отца своего шли достойные дети: Борис, Глеб, Ярослав. Первые два скончались преждевременною насильственною смертию, но оба они, как мы видели, успели в краткий период земной жизни приготовиться для жизни вечной: оба с самых ранних лет были исполнены страха Божия, оба любили поучаться в чтении Божественных книг и житий святых, ревнуя подражать им; оба были смиренны, кротки, целомудренны и отличались делами христианской любви и милосердия к ближним; оба, умирая мученическою смертию, молились за своих врагов. Юные страстотерпцы представили в себе первый пример на Руси истинно благочестивого, христианского воспитания детей и вместе первый образец взаимной братской любви. Ярославу судил Господь долговременную жизнь, и он, занимая престол отца своего, умел продолжить и докончить начатое им для славы Божией и спасения ближних. Христолюбец, как часто называет Ярослава преподобный Нестор, употреблял все средства к утверждению в стране своей веры Христовой, которая действительно начала при нем плодитися и расширяти, к распространению между подданными своими священных и назидательных книг, которые повелевал писцам своим списывать и предлагать для чтения всем желавшим поучаться; созидал обители и храмы, для которых нередко не щадил никаких издержек; любил церковные уставы; весьма любил духовный и чернеческий чин; сам часто с прилежанием читал днем и ночью священные книги и заботился вкоренить христианское благочестие в собственном семействе. "Встань, - говорил современный Ярославу первосвятитель русский Иларион, обращаясь к равноапостольному Владимиру, - посмотри на сына своего Георгия, посмотри на кровного своего, посмотри на возлюбленного своего, посмотри на того, которого извел Господь от чресл твоих, посмотри на украшающего престол земли твоей - и возрадуйся, возвеселись! Посмотри и на благоверную сноху твою Ирину; посмотри и на внуков и правнуков твоих, как они живут, как Господь хранит их, как содержат они благоверие, тобою преданное, как часто посещают святые храмы, как славят Христа, как поклоняются Его имени" 343. И ныне еще, входя в новгородский Софийский собор, видим в нем две древние гробницы, современные началу самого храма, из которых в одной открыто почивают мощи святого благоверного князя новгородского Владимира, сына Ярославова, скончавшегося 32-х лет, а в другой - мощи святой благоверной матери его Ирины, которая первая из русских княгинь приняла пред смертию иноческий образ с именем Анны 344, - два живые свидетельства того благочестия, которое господствовало в благословенном семействе великого князя Ярослава!
      Пастыри Церкви, действовавшие у нас в то время, подавали и со своей стороны благой пример для пасомых. Доселе еще в стенах Киево-Печерской лавры сыны православной России имеют счастие поклоняться святым мощам первосвятителя русского Михаила, разделявшего первые труды апостольства с равноапостольным князем и за свою веру и благочестие прославленного Господом. Доселе в Новгороде местно чтится память двух первых Новгородских епископов и благовестников - Иоакима Корсунянина и Луки Жидяты. Доселе в суздальском соборном храме нетленно почивают останки угодника Божия Феодора, бывшего первым епископом Ростовским.
      Для насаждения святой веры и благочестия христианского в народе употребляемы были все средства. С этою, между прочим, целию святыми Владимиром и Ярославом заведены были училища; с этою целию по воле последнего были приобретены, списаны и даже вновь переведены книги многы, которыми поучались верные люди; с этою целию умножаемо было число храмов и Ярослав обязывал священников, давая им от имения своего урок, чтобы они как можно чаще приходили в церкви, собирали народ и учили его истинам христианства. С этою целию все преступления против веры: волхвования, чародеяния, моления под овином, или в роще, или у воды, все преступления семейные и противные чистоте нравов предоставлены были ведомству и суду церковному, так что духовенство христианское наблюдало за нравственным поведением каждого из верующих, входило непосредственно в самый быт семейный и, искореняя в нем остатки прежней языческой жизни, преобразовывало его по началам христианским. Наконец, с этою же целию оба великих князя - Владимир и Ярослав - любили светло торжествовать праздники христианские, созывали на них из всех градов бесчисленное множество народа, предлагали ему здесь после назидания духовного от священнодействий Церкви и телесное утешение, раздавали великую милостыню бедным и несчастным и, нередко торжествуя подобным образом по нескольку дней сряду, приучали своих подданных мало-помалу забывать прежние языческие празднества и привязываться духом к светлым праздникам христианства. И не напрасны были все такие меры. По словам преподобного летописца, еще сам святой Владимир радовался душею и телом, видя люди хрестьяны суща, радовался потом и Ярослав, видя множество церквей и люди хрестьяны зело 345.
      ГЛАВА VI
      ПЕРВОНАЧАЛЬНОЕ ОТНОШЕНИЕ РУССКОЙ ЦЕРКВИ К ДРУГИМ ЦЕРКВАМ И ОБЩЕСТВАМ ХРИСТИАНСКИМ
      К концу Х и в 1-й половине XI в. христианский Восток и Запад, по-видимому, сохраняли еще единение между собою. По крайней мере, хоть изредка Восточные первосвятители сносились еще с Римским, и даже его имя, как бывало и прежде, поминалось иногда в Церквах Восточных наравне с именами прочих патриархов. Но внутреннего единства между христианским Востоком и Западом уже не существовало. Незаконные притязания пап на всемирное владычество в Церкви и разные другие нововведения их, догматические и обрядовые, осужденные патриархом Фотием еще за столетие пред тем, не только не уменьшались, но более и более усиливались. Это невольно заставляло восточных христиан смотреть с подозрением на западных как на уклонившихся от истины, невольно вынуждало первосвятителей Восточных при всем желании церковного мира и любви снова возвышать обличительный голос против заблуждений римских и даже самое имя папы исключать из памятников церковных 346. Оставался один последний шаг к окончательному отделению Запада от православного Востока.
      Основанная и утвержденная в это самое время иерархами восточными Церковь Русская, естественно, должна была стать в общение и единение с Церквами Восточными и хотя по временам входила в некоторое соприкосновение с Церковию Западною, но не имела и не могла иметь единения с нею.
      Во главе всех Церквей Восточных и по обширности своих пределов, и по внутреннему благосостоянию, и по власти своих первосвятителей находилась Церковь Цареградская. С нею-то первою и суждено было юной Церкви Русской войти в ближайшее и неразрывное соотношение, потому что с самого начала своего Русская Церковь сделалась одною из митрополий, подведомых Константинопольскому патриарху. Власть этого первосвятителя по отношению к Русской Церкви, по толкованию греческих канонистов, основывалась будто бы на 28-м правиле Четвертого Вселенского Собора, которым предоставлено было Цареградскому патриарху право не только рукополагать митрополитов для трех областей греческих - Азийской, Понтийской и Фракийской, но и поставлять епископов для иноплеменных народов, получивших оседлость в трех означенных областях или к ним прилежавших, а Русь хотели считать прилежащею или, по крайней мере, довольно близкою к области Фракийской 347. Но справедливее власть Византийского патриаршего престола над Русскою Церковию можно назвать прямым следствием того, что из Византии принесена была к нам святая вера, из Византии пришла первая наша иерархия, от Византийского патриарха начался ряд наших первосвятителей и Церковь Русская вообще была дщерию Церкви Константинопольской; дочери и естественно, и необходимо было питаться от сосцов своей матери и находиться под ее руководством, пока сама не возросла и не укрепилась в силах.
      В чем же состояли права Константинопольского патриарха по отношению к подведомым ему митрополиям, а следовательно и митрополии русской? Мы коснемся здесь этих прав, как имевших более или менее влияния на нашу Церковь в продолжение столетий и отразившихся в ее истории. Все патриархи по каноническим и государственным греческим постановлениям имели следующие главные права, каждый в своем округе: а) поставлять или утверждать митрополитов и давать им от себя настольные грамоты 348; б) созывать окружные Соборы из подведомых митрополитов и епископов 349; в) обнародовать законы церковные и гражданские, касавшиеся Церкви 350; г) иметь верховный надзор за всеми церковными делами в округе, а вместе - за всеми митрополитами и епископами 351; д) производить верховный суд над митрополитами и епископами 352; е) принимать апелляции после суда епископского, митрополичьего, даже соборного 353; ж) подвергать исправительным наказаниям митрополитов и епископов, обличенных в проступках 354; з) право ставропигии, т. е. право чрез водружение собственного патриаршего креста (????????????) при основании какой-либо церкви или монастыря во всех пределах округа поставлять эти церкви и монастыри в своем непосредственном ведении и вне зависимости от местных епископов или митрополитов 355. Впрочем, патриархи а) были ограничены по власти окружным Собором и самодержавною волею императоров 356; б) не имели права самовластно, без областного Собора, избирать и поставлять митрополитов для своего округа 357; в) не могли без Собора и отрешать или низлагать митрополитов и даже епископов 358. Не упоминаем о некоторых особенных правах патриарха Константинопольского, возвышавших его над всеми прочими патриархами Востока, но не имевших непосредственного отношения к нашей Церкви, каковы: право именоваться Вселенским (??????????т?), усвоенное этому патриарху Константинопольскими Соборами и императорами 359; право принимать апелляции даже из округов прочих патриархов 360; право быть как бы судиею дел между самими патриархами и право ставропигии не в своем только округе, но и во всех областях Востока 361.
      Из общих патриарших прав патриарха Цареградского по отношению к Церкви Русской в рассматриваемый нами период времени успело проявить себя по всей ясности одно первое, по крайней мере сколько это известно из истории: все наши первые четыре митрополита - Михаил, Леонтий, Иоанн и Феопемпт - даны нам из Цареграда. Можно бы даже подумать, что патриархи Цареградские позволяли себе в этом случае несколько более, нежели сколько следовало: им предоставлено было Соборами только поставлять или утверждать митрополитов для подведомых митрополий, а избирать митрополита по церковным правилам должны были собственно епископы той области, для которой он предназначался 362, между тем первые наши митрополиты не только были утверждены, но и избраны в Константинополе без участия наших епископов. Но это отчасти объясняется тогдашними обстоятельствами. Первый наш митрополит - Михаил, присланный из Цареграда, и не мог быть избран у нас, потому что некому еще было избирать: не было русских епископов. Второй - Леонтий также не мог быть избран у нас, потому что пришедшие с Михаилом в Россию епископы занимались пока проповеданием слова Божия в разных местах, не имели у себя епархий и не могли сказать, епископы ли они новой Русской Церкви, только что возникавшей, или еще Греческой 363. А с другой стороны, известно, что право избрания митрополитов, предоставленное древними канонами областным или местным Соборам епископов, мало-помалу незаметно перешло в Константинопольском патриархате от областных Соборов к Собору патриаршему, который обыкновенно составлялся при патриархе из всех святителей, проживавших или случайно находившихся в Царьграде. Этот-то Собор в X, XI и в последующие века избирал митрополитов для всех митрополий Константинопольского патриархата без участия Поместных Соборов тех областей, в которые митрополиты предназначались; очень естественно, что общее правило прилагаемо было и к Церкви Русской 364.
      Вторая Церковь, с которою юная Церковь Русская имела близкие и непосредственные сношения, была Церковь Болгарская. Основанная (ок. 863 г.) более нежели за столетие до окончательного введения христианства в Россию, Церковь эта при содействии своих благочестивых царей и ревностных пастырей быстро достигла довольно цветущего состояния, обогатилась славянскими переводами священных, богослужебных и других назидательных книг, соделалась с 927 г. независимою от Константинопольского престола под управлением собственного архиепископа, избиравшегося из природных болгар, заключала в себе в начале XI в. уже более тридцати епархий 365, и хотя с падением царства Болгарского под власть Греческой империи в 1018 г. неизбежно подчинилась церковному влиянию Византии, но, кажется, до самого 1056 г. пользовалась правом избирать себе архиепископа из болгар 366. О сношениях Церкви Русской с Церковию Болгарскою лучше всяких слов свидетельствуют самые события. Откуда, если не из Болгарии, могли быть принесены к нам вначале славянские богослужебные книги, и притом в таком количестве, в каком тогда требовались? Откуда могли прийти первые пастыри, которые способны были преподавать нашему народу христианские истины на понятном ему языке, первые учителя, которые начали учить русских славянской грамоте и письму в новозаведенных училищах? Откуда собрались к Ярославу те писцы многи, которые переводили с греческого языка на славянский и списали многие книги? Потому нельзя не назвать вероятным сказания, что не только первые шесть епископов, пришедшие к нам, были родом из болгар, но тогда же присланы к нам и "многи иереи, диаконы и демественники от славян... и книги довольны" 367. На близкие сношения русских с болгарами указывает и тот случай, что сам святой Владимир в 1000 г. находился в Переяславле болгарском (на Дунае), когда половцы под предводительством Володаря сделали нападение на Киев 368. Но эти сношения с Болгариею, столько нужные и полезные для новоустроенной Церкви Русской, обошлись было и не без худых последствий. В Болгарию незадолго пред тем (ок. 971 г.) проникла секта павликиан - единственная еретическая секта, остававшаяся еще тогда на Востоке, которая, отвергая все внешнее в христианстве, таинства, обряды, иерархию, ниспровергала вместе догматы о Боге как Творце мира и о Сыне Божием как Искупителе мира 369. Быстро усилившись в Болгарии под именем богомилов и утвердивши в ней как бы главное свое средоточие, еретики не могли не воспользоваться случаем посеять гибельные семена свои на свежей почве Церкви Русской. В 1004 г. явился в Киеве некто инок Адриан Скопец, которого не без основания считают принадлежавшим к этой секте, потому что он, видимо, держался ее начал, восставая против всех церковных уставов и порицая епископов, пресвитеров и иноков. Лжеучение его было столь дерзко, опасно и упорно, что митрополит Леонтий нашел нужным обличить еретика соборне и даже отлучить его от Церкви. Когда и это не подействовало, Адриан заключен был в темницу, где, к счастию, вскоре пришел в истинное раскаяние и отрекся от своих заблуждений 370.
      Новою связию для Церкви Русской с Церквами Константинопольскою и Болгарскою послужила святая гора Афонская, которая считалась тогда главнейшим училищем подвижничества для всего христианского Востока и, находясь на пределах мира греческо-византийского и болгаро-славянского, равно привлекала к себе и греков, и славян. Очень естественно, если весть о чудной горе, об ее многочисленных обителях (которых в Х в. было до 180) и высоких подвижниках быстро пронеслась по всей России вслед за распространением в ней христианства и если русские весьма рано начали предпринимать туда благочестивые путешествия, каков был некто Антипа, житель города Любеча (местечко нынешней Черниговской губернии), ходивший на Афон в 1-й половине XI в., принявший там пострижение с новым именем Антония и принесший благословение Святой горы на горы киевские 371. Столько же естественно, с другой стороны, если и некоторые из подвижников афонских, ревнуя о спасении ближних, приходили по временам в новопросвещенную страну для утверждения в ней благочестия - каков был инок, неизвестный по имени, тайно постригший (ок. 1030 г.) Моисея Угрина, когда он, взятый в плен польским королем Болеславом (в 1018 г.), находился в рабстве у одной знатной ляхины 372. Сохранилось даже предание на Афоне, что еще первые наши христианские князья - святые Владимир и Ярослав положили там основание для русского монастыря в честь Успения Пресвятой Богородицы, местно называвшегося Богородица Ксилургу, к которому потом присоединен другой монастырь - святого Пантелеймона, доселе известный под именем Русского или Русика. Это предание, хотя не может быть оправдано никакими свидетельствами древности, принимаемо было за достоверное и в нашем отечестве, по крайней мере в XV в. 373
      С другими православными Церквами или патриархатами, существовавшими на Востоке, именно: Александрийским, Антиохийским и Иерусалимским, Церковь наша не могла иметь таких близких сношений, как с Церковию Константинопольскою, частию по самой их отдаленности, а вместе и потому, что все эти патриархаты страдали тогда под владычеством магометан. Впрочем, есть сказание в летописях, хотя и поздних, что сам святой Владимир (в 1001 г.) посылал послов в Египет, Иерусалим и другие благочестивые христианские страны, "да и тамо увесть богоугодных мужей пребывание и церковное благолепие, да отсюда пользу преобрящет" 374. В древнем жизнеописании преподобного Феодосия упоминается, что у нас находились тогда какие-то странники из Иерусалима, которые на возвратном пути своем в отечество взяли было с собою отрока Феодосия для поклонения святым местам 375; может быть, странники эти приходили к нам, спасаясь от страшного гонения на христиан, свирепствовавшего тогда в Египте, Сирии и других странах Востока, или для собирания пожертвований в пользу церквей и монастырей, ограбленных и разрушенных магометанами 376. В преданиях нашего народа о славном царствовании великого князя Владимира сохранилась память "о сорока каликах со каликою", как назывались у нас странствовавшие к святым местам для богомолья 377. И быть не может, чтобы в то время, когда мысль о близкой кончине мира, глубоко укоренившаяся в умах христианских, влекла на Восток целые толпы поклонников даже из стран далекого Запада, одни русские не сочувствовали этому общему стремлению христиан к святым местам и не принимали в нем никакого участия; отрок Феодосии, конечно, не первый и не сам собою пришел к желанию идти для поклонения иерусалимской святыне; он слышал о святых местах и, верно, о том, что другие ходят туда для богомолья 378.
      Обращаясь к отношениям Церкви Русской к Западному и Римскому патриархату, считаем необходимым со всею обстоятельностию рассмотреть мысль, уже около трех веков повторяемую ревнителями папства, будто русские во дни святого Владимира крестились в римскую веру и вначале были римскими католиками 379. На чем основывают эту мысль?
      Прежде всего на том, будто Константинопольские патриархи Николай Хрисоверг, Сисиний и другие до самого Михаила Керуллария, при которых последовало окончательное крещение России, находились в общении и единомыслии с папою 380. Но в каком общении? Требуется знать, точно ли эти патриархи признавали папу главою Церкви и подчинялись ему? Точно ли принимали они те западные нововведения, которые осудил еще патриарх Фотий, и отвергали самого Фотия как схизматика, многократно отлученного папами? Известно, что со времени возвышения Византии на степень императорской столицы архипастыри Церкви, желая почтить и епископскую кафедру Византии, еще на Втором Вселенском Соборе (в 381 г.) постановили: "Константинопольский епископ да имеет преимущество чести по Римском епископе, потому что град оный есть новый Рим" (правило 3); затем на Четвертом Вселенском Соборе (в 451 г.), заметив, что "престолу ветхого Рима отцы прилично дали преимущества, поелику то был царствующий град", предоставили "равные преимущества святейшему престолу нового Рима, праведно рассудив, да град, получивший честь быти градом царя и сигклита и имеющий равные преимущества с ветхим царственным Римом, и в церковных делах возвеличен будет подобно тому и будет второй по нем" (правило 28); наконец, на Шестом Вселенском Соборе, Трульском (в 691 г.