Для меня выход "Поэмы" - важнейшее событие в жизни. Я не способен судить, насколько это важно или нужно для людей. Здесь, в своей харьковской каторге, я вообще слишком мало ощущаю из широкой литературной жизни и не могу даже следить за критическими статьями, не знаю даже, есть они или нет.
      И меня очень затрудняет вопрос о том, что дальше делать с поэмой? Следует ли добиваться отдельного издания первой части, или она не стоит того, чтобы ее отдельно издавать? Отдельное издание меня интересует больше всего потому, что можно будет восстановить несколько глав и отдельных мест (всего около 4 печатных листов), не напечатанных в альманахе за недостатком места; мне, как, вероятно, и каждому автору, кажется, что места эти очень хороши и очень нужны, что без них "Поэма" много в своей цельности теряет.
      Писать ли вторую часть или не стоит?...
      Материал для второй части у меня букто богатый. Это лучшее время горьковской колонии. В первой части я пытался изобразить, как складывается коллектив, во второй части хочу описать сильное движение развернутого коллектива, завоевание Куряжа и харьковскую борьбу - до самого Вашего приезда. Закончить хочу Вашим приездом в Куряж.
      Вторая часть для меня труднее, чем первая. Я не представляю себе, как я справлюсь с такой трудной задачей: описывать целый коллектив и в то же время не растерять отдельных людей, не притушить их яркости. Одним словом, боюсь.
      Не знаю также, уместно ли разбавлять повествование теоретическими отступлениями по вопросам воспитания, у меня есть такой зуд, - хорошо ли это?
      И еще одно затруднение. Ваш приезд - это кульминационный пункт развития коллектива горьковцев, но это и его конец. До Вашего еще приезда мне удалось спасти 60 человек в коммуне им. Дзержинского. Эти 60 человек и продолжают традиции горьковцев уже на новом месте. Я всегда думал, что история дзержинцев уже составит тему третьей части "Педагогической поэмы". На деле, однако, мне не удалось сохранить цельность развития коллектива. Здесь набежало много людей, они дружно растащили коллектив в разные стороны, и в настоящее время вместо одного цельного явления я стою перед целой кучей проблем, получившихся исключительно благодаря неумению других людей.
      Для окончания "Поэмы" здесь нет хорошей правды, врать не хочу, окончить же 28-м годом тоже как будто неудобно.
      Простите, дорогой Алексей Максимович, что затрудняю Вас своими делами. Просто хочу поделиться с Вами. Если Вы только одним словом отзоветесь стоит ли писать продолжение? - мне больше ничего и не нужно. А что выйдет, я все равно Вам покажу, тогда будет видно.
      Страшное спасибо Вам за Ваше письмо Серафимовичу#61. Оно многим людям показывает дорогу.
      Желаю Вам здоровья и радости. Харьков, 54 Преданный Вам А.Макаренко коммуна им. Дзержинского
      --------
      Дорогой Антон Семенович!
      Рукопись Ваша сокращена по недоразумению, сократить нужно было не ее. Но я живу за городом и - "не досмотрел". А на других положиться - нельзя, как Вы знаете.
      Очень огорчен тем, что Вы еще не принимались работать над второй частью и очень прошу Вас: начинайте!
      Первая часть хорошо удалась Вам, все, кто читал ее, - читали с наслаждением, и все говорят: нет конца!
      Первую часть нужно издать, включив, конечно, выпавшие четыре листа. П.П.Крючков возьмет на себя хлопоты по изданию. Особенно резко полемизировать по поводу Вашего метода воспитания Вам не стоит, метод этот оправдан на Б-б#62 водном пути по Печоре - книга "Большой шанс" Канторовича#63 и другие. Замалчивать правду, разумеется, не рекомендую.
      Крепко жму руку, рукописей жду. 14.3.34 Ваш А.Пешков
      ---------
      Харьков, 54
      коммуна им. Дзержинского,
      14 июня 1934 г.
      Дорогой Алексей Максимович!
      Давно должен был написать Вам, но не хотел тревожить Вас моими делами во время таких горестных для Вас событий, которые и мы здесь встретили с глубокой и искренней печалью#64. Непереносимо тягостно было представить себе Ваше страдание, так это все не вяжется с Вашей личностю и с любовью к Вам. Нет ничего отвратительнее для меня знать, что и по отношению к Вам возможны подобные издевательства этих дурацких мировых неустройств. Так это возмутительно, и так себя неуютно чувствуешь в мире: ведь по справедливости и по здравому смыслу умирать должны только те люди, которые уже не нужны для жизни.
      Я пишу вторую часть "Педагогической поэмы". Подвигается она чрезвычайно медленно, мешают коммунарские дела, напряженные, как всегда. К коммунарским делам прибавилось еще одно, увлекательное до высшей степени. Здесь в Харькове организован Комитет для открытия новых детских трудовых коммун на 12000 человек. И меня ввели в состав комитета. Я настойчиво предлагаю всем открыть одну коммуну на 12000 детей на берегу Днепра недалеко от Черкасс или при впадении Сейма в Десну. Я представил подробный план, составленный целой группой людей, понимающих в этом деле и настоящих энтузиастов. План деловой и точный#65. Я прошу 33 миллиона выдать в течение 3 лет. Обязуюсь потом возвратить эти деньги в течение десяти лет, а сверх того ежегодно увеличивать коммуну на 2000 человек. Вообще, начиная с четвертого года, коммуна должна быть на хозрасчете.
      О деньгах никто не спорит. На борьбу с беспризорностью ежегодно расходуются гораздо большие деньги и без всяких материальных и педагогических последствий. И если открыть не одну, а двенадцать коммун на 12000 человек, то это будет стоить не 33 миллиона, а больше ста.
      Не денег жалеют, а просто боятся поднять серьезное большое дело, боятся тронуться с насиженного, хотя и дрянного, места, на котором давно стоит беспризорный вопрос. Я уже многих убедил, но многие еще сомневаются и чего-то боятся.
      Если бы дали в руки такое дело, да еще если бы назвали новую коммуну Вашим именем, я уже не мог бы ручаться за скорое окончание "Педагогической поэмы". Это, конечно, очень грустно, но отказаться от такой коммуны я все равно не в силах.
      Первая часть "Педагогической поэмы" давно сдана в "Советскую литературу", но с изданием там не спешат, говорят, что до августа она в производство не пойдет. Почему так долго, не знаю, может быть, так и нужно. Вероятно, украинский перевод выйдет раньше, так как "Радяньска лiтература" спешит обогнать Москву, справедливо рассчитывая, что читатель будет читать по-укранински только в том случае, если рядом нет лучшего#66.
      Сдал я и "Мажор" в МХАТ товарищу Виленкину#67. Около месяца поработал над пьесой, считаю, что она теперь лучше, чем была раньше, но бабы привязать не сумел - я еще очень слабый техник. Виленкин сказал, что с Вами будут советоваться. Здесь в Харькове есть симпатичный и культурный театр русской драмы. Коллектив этого театра очень воодушевленно и красиво шефствует над коммуной им. Дзержинского. Просили дать им "Мажор" к постановке, но я не хочу ставить пьесу в том городе, где так хорошо знают коммуну, - будут копировать, а это совсем не то: в "Мажоре" есть много от мечты о ближайших будущих днях.
      В конце июля коммунары уезжают в отпуск. Становимся лагерем в Сосновом лесу на берегу Днепра. Как и в прошлом году, ребята воображают, что это замечательная вещь - лагерь на Днепре, и собираются приглашать Вас. Главное, чем они собираются Вас завлечь, это маленький пароходик в распоряжении лагеря. Ездить на пароходике по Днепру и снимать берега собственной "лейкой" - конечно, высшее блаженство.
      Между прочим, "лейки" (по-нашему - ФЭД - "Федьки") нашего нового завода выходят не плохие. Остался еще недоступным секрет одного лака. Когда этот секрет будет осилен и ФЭД примет настоящий нарядный вид - коммунары мечтают, что Вы примете от них образец - ведь это тоже "наши достижения".
      Простите за длинное письмо.
      Преданный Вам А.Макаренко
      В "Литературной газете" было напечатано, что в Союз писателей принят Макаренко#68. По некоторым данным, это я. Но я так не верю в это счастье, что боюсь страшно разочарования. Недавно жена была в Москве, но я ей прямо запретил заходить в ССП, а вдруг скажут:
      - Н-нет... это другой товарищ.
      --------
      Дорогой мой друг Антон Семенович,
      спасибо за письмо!
      Очень обрадован намрением правительства широко организовать детские трудкоммуны, очень ясно сознаю необходимость Вашего участия в этом прекрасном деле, но - огорчен тем, что вторая часть "Педагогической поэмы" Вашей "подвигается медленно".
      Мне кажется, что Вы недостаточно правильно оцениваете значение этого труда, который должен оправдать и укрепить Ваш метод воспитания детей. Вы должны сделать что-то, чтоб "Поэма" была кончена Вами и прочитана в момент организации новых коммун. Этим актом Вы поможете поставить дело правильно, как было поставлено в Куряже и в коммуне Дзержинского. Убедительно прошу Вас - напрягитесь и кончайте вторую часть "Поэмы". Настаиваю на этом не только как литератор, а - по мотиву, изложенному выше.
      Крепко жму руку, будьте здоровы и - за работу! Июль, после 16-го, 1934 г. Москва М.Горький
      --------
      Дорогой Антон Семенович,
      вторая часть "Поэмы" значительно менее "актуальна", чем первая; над работой с людьми и землей преобладают "разговоры". В них много юмора, они придают "Поэме" веселый тон, - это, конечно, еще не порок, если не снижает серьезнейшее тематическое, а также историческое значение социального опыта, проделанного колонией.
      Мне кажется, что эта часть поэмы весьма выиграет, если Вы сократите ее. Сокращать надо незначительное, чтобы ярче оттенить значительнейшее. Длинновата сцена покупки лошади. Очень хороша свадьба.
      Я "придираюсь", потому что глубоко убежден в серьезнейшем значении "Поэмы", в правде метода, в поучительности опыта. Но чтоб опыт был ясен читателю, - даже и тогда, когда он - профессионал-педагог, - Вам необходимо более четко изображать постепенность перерождения ребят. В этой части личная Ваша фигура и работа оставляет ребят несколько в тени. И это - потому что работы Вы освещаете словами, тогда как освещение ее требует фактов. Незаметко, как ребята пришли к необходимости учиться в рабфаках, решение это является неожиданным.
      Вообще, очень прошу Вас внимательно прочитать и местами сократить, а кое-где дополнить рукопись.
      Крайне важно дать эту Вашу работу в форме - по возможности совершенной.
      Крепко жму руку. 10. 9. 34 г. М. Горький
      --------
      (Из черновика письма А.М.Горького
      А.С.Макаренко 10.9.34)
      ...И это потому, что работу Вы освещаете словами, тогда как освещение ее требует фактов. Незаметно, как ребята пришли к необходимости учиться в рабфаках, решение это является неопределенным.
      Вообще очень прошу Вас внимательно прочитать и - местами - сократить, а кое-где дополнить рукопись. Крайне важно дать эту Вашу работу в форме - по возможности - совершенной.
      Крепко жму руку. 10. 9. 34 г. М. Горький
      --------
      Дорогой, родной Алексей Максимович!
      Не нахожу слов, чтобы выразить Вам свою благодарность и любовь. Одно знаю хорошо, что ни я, ни моя поэма не стоят того исключительного внимания, которое Вы оказываете нам, и не стоят огромного труда, который Вы нам дарите.
      О второй части у меня нет ясного представления: то она мне кажется очень хорошей, гораздо лучше первой, то чрезвычайно слабой, ничего не стоящей. Писал я ее в ужасных условиях, во время большой напряженной работе в коммуне, в летнем походе коммунаров: в вагоне, на улицах городов, в передышках между торжественными маршами.
      И поэтому и по моей неопытности и слабости в ней, конечно, много недостатков, которые я в особенности ясно увидел после Вашего отзыва: много "разговоров", выпирает моя фигура, есть лишнее зубоскальство.
      Я постарался вычеркнуть все то, что бросается в глаза, всего вычеркнул больше двух печатных листов, но как-нибудь основательно переделать всю часть я уже потому не могу, что она вся построена по особенному принципу, который я считаю правильным, но который, вероятно, плохо отобразил в своей работе над книгой.
      Я очень прошу Вашего внимания к следующему:
      Моя педагогическая вера: педагогика - вещь прежде всего диалектическая - не может быть установлено никаких абсолютно правильных педагогических мер или систем. Всякое догматическое положение, не исходящее из обстоятельств и требований данной минуты, данного этапа, всегда будет порочным.
      Единственно, что я хочу утверждать: в коммунистическом воспитании единственным и главным инструментом воспитания является живой трудовой коллектив. Поэтому главное усилие должно быть направлено к тому, чтобы создать и сберечь такой коллектив, устроить его, связать, создать тон и традиции, направить...
      В первой части "ПП" я хотел показать, как я, неопытный и даже ошибающийся, создавал коллектив из людей заблудших и отсталых. Это мне удалось благодаря основной установке: коллектив должен быть живой и создавать его могут настоящие живые люди, которые в своем напряжении и сами переделываются.
      Во второй части я сознательно не ставил перед собой темы переделки человека. Переделка одного, отдельного человека, обособленного индивида, мне представляется темой второстепенной, так как нам нужно массовое новое воспитание. Во второй части я задался целью изобразить главный инструмент воспитания, коллектив, и показать диалектичность его развития.
      Инструментовку я хотел изобразить в следующих главных чертах:
      1. Пролетарская классовая направленность - отрицание индивидуального крестьянского хозяйства.
      2. Превалирование интересов коллектив над интересами личности.
      3. Дисциплина.
      4. Бодрость.
      5. Коллективный труд и хозяйство.
      6. Образовательный и культурный процесс.
      7. Настоящие живые люди (Калина, Силантий, Мария Кондратьевна).
      8. Стремление вперед, обязательное развитие.
      9. Традиции, в том числе и внешние.
      10. Эстетическое оформление жизни.
      Может быть, это все мне плохо удалось, это другое дело.
      В третьей части я этот коллектив хочу показать в действии: в массовой переделке уже не отдельных личностей, а в массе - триста куряжан. В третьей части у меня богатый материал для изображения такой переделки и доказательства того, что силами коллектива эта переделка легче и быстрее.
      В третьей же части я хочу изобразить и сопротивление отдельных лиц в НКП. Во второй я хотел показать только первые предчуствия, первые дыхания борьбы. Нападение НКП на мою работу было вызвано именно обстоятельствами активной деятельности коллектива горьковцев в Куряже.
      В третьей же части я хочу показать, как здоровый коллектив легко размножается "почкованием" (дзержинцы).
      Это моя схема. Очень возможно, что я не сумел и не сумею рассказать все так, чтобы и читателю было ясно. Страшно хорошо, что это обнаруживается сейчас: в третьей части я теперь постараюсь все прояснить, если хватит у мення способности.
      Еще раз спасибо Вам, дорогой Алексей Максимович. Ужасно тяжело, что я не увидел вас, и еще тяжелей, что Вы хвораете.
      Желаю Вам здоровья и бодрости.
      Преданный Вам А.Макаренко Москва. 18.9.34
      --------
      Дорогой Алексей Максимович.
      Если Вы помните, весной прошлого года я был принят Вами и представил Вам свою пьесу "Мажор", которая перед тем побывала на конкурсе Совнаркома и удостоилась даже рекомендации.
      В общем Вы пьесу мою одобрили, предложили кое-что исправить. Я драматург молодой, и мне легче написать новую пьесу, чем исправить старую. Я все-таки еще поработал над "Мажором" и передал ее для печати в Гос. изд. "Художественная литература". Оттуда я получил очень хороший отзыв, скоро она должна выйти в свет. Ваше положительное отношение к моему драматургическому дебюту и потом успех пьесы в "Художественной литературе" меня настолько окрылили, что я даже пренебрег полной неудачей моих попыток пристроить ее театре (МХАТ отозвался отрицательно, все другие даже не ответили), тем более что эти попытки не отличались особенной энергией.
      Короче говоря, я написал еще одну пьесу "Ньютоновы кольца" (почему-то скрываюсь под фамилией Гальченко). Меня увлекла тема изобразить игру мельчайших бликов, зайчиков на очень ограниченном участке нашей борьбы, мне хотелось этой радужной игрой подчеркнуть величие и уверенность нашего движения. Сегодня я прочитал Вашу статью "Литературные забавы"#69, и теперь я понимаю, что меня в моей пьесе интересовала "химия" явлений среди наших людей. Очень возможно, что такой химии у меня не получилось, я не имею никакого понятия о качестве "Ньютоновых колец". Но так как в эту работу я вложил кое-что и так как в ней есть рисунки настоящих живых людей и живых конфликтов, которые я наблюдал вокруг себя, то я осмеливаюсь просить Вас, если позволяет здоровье и если у Вас найдется время, прочитайте "Ньютоновы кольца", которые я Вам одновременно посылаю. Внимание и забота, которые Вы мне всегда оказывали, позволяют и теперь обратиться к Вам с этой просьбой.
      Начал третью часть "Педагогической поэмы", которую надеюсь представить к альманаху седьмому. Очень хочу, чтобы третья часть вышла самой лучшей, поэтому стараюсь закончить ее раньше, чтобы успеть сделать исправления, а может быть, даже написать наново, если потребуется.
      Простите, что письмо на машинке - уже две недели, как лежу в постели, немножко надорвался - нервы. Харьков, коммуна Дзержинского. 26 января 1935 г. Преданный Вам А.Макаренко
      Дорогой Антон Семенович,
      на мой взгляд, пьеса "Ньютоновы кольца" пьеса интересная и может быть разыграна очень весело, если за нее возьмутся молодые артисты, например филиал МХАТа, играющий в Коршевском театре.
      Но я уверен, что любой режиссер скажет Вам: пьеса растянута и требует солидных сокращений "по всей длинне" ее текста.
      К этому недостатку присоединяется другой: недописаны фигуры Хромова, Лугового, Никитина. Хромов особенно требует добавлений, ибо драматизм его положения недостаточно подчеркнут. Ему надо бы дать сценку с Рязановой, сцену, после которой она почувствовала бы, что Хромов работает честно.
      Впрочем - все это дело режиссуры, и я Вас спрашиваю: будете ли Вы переделывать пьесу или сначала покажете ее режиссеру? Жду ответа.
      Сударь мой: мне очень хочется обругать вас. Вам бы следовало сначала довести до конца "Педагогическую поэму", а потом уж писать пьесы. А Вы, по примеру литературных юношей, взявшись за одно дело и не кончив его, начинаете другое. Первое дело от этого весьма страдает, а оно важнее пьесы, значительно важнее.
      Ну, вот, обругал, легче мне стало?
      Увы, нет. Всего доброго. Крепко жму руку. 8.2.1935. А.Пешков
      1935 г., февраль
      --------
      Дорогой Антон Семенович,
      на мой взгляд, "Ньютоновы кольца" пьеса веселая и - если хотите - я могу передать ее в театр Корша или же Вахтангова.
      Но - мне хочется ругать Вас. Напрасно Вы прервали работы над "Педагогической поэмой", значение которой гораздо солиднее пьес. Вот уже первые части "Поэмы" вышли, а где третья? Очень прошу Вас: продолжайте эту работу! Я думаю, что 3-ю часть нужно довести до момента Вашего ухода и на нем кончить.
      Копию Вашего письма П.П. о Куряже я сообщил Павлу Петровичу Постышеву#70, вероятно, он вызовет Вас "для разговора".
      Будьте здоровы! Работайте.
      А.Пешков
      1935 г., февраль
      --------
      Дорогой Алексей Максимович!
      Ругаете Вы меня или помогаете, а я все равно не умею так написать Вам, чтобы хотя бы на минутку Вы почувствовали всю глубину и теплоту моей благодарности и любви к Вам. И я страшно злюсь на себя и на наш век за то, что теперь люди такие деловые и суровые, что они умеют только возиться с материей, что явления в собственных душах такие для них стали непосильные.
      Спасибо, что обругали. Это у Вас так сильно и ласково выходит, что мне может позавидовать любой мой воспитанник. Секрет педагогического воздействия таким образом еще и до сих пор для меня проблема. Во всяком случае, после Вашей проборки мне хочется написать не третью часть "Педагогической поэмы", а третью часть чего-то страшно грандиозного.
      Это, однако, не мешает "жалкому лепету оправданий". "Педагогическая поэма" - это поэма всей моей жизни, которая хоть и слабо отражается в моем рассказе, тем не менее представляется мне чем-то "священным". Я не могу писать поэму в сутолоке моей работы в коммуне. Для поэмы мне нужен свободный вечер или какое-нибудь уединение. А пьесы я набрасываю в коммунарском кабинете в трехминутных перерывах между деловыми разговорами, выговорами, заседаниями, удовлетворяя писательский зуд, который так поздно у меня разгорелся в значительной мере благодаря Вашему ко мне внимания. Теперь я уже не в состоянии пройти безучастно мимо интересных людей и коллизий. А так как мне записывать некогда, то хочется написать скорей, пока не забыл ничего.
      Оправдался? Кажется, нет. Поэтом даю слово не писать ничего, пока не окончу "Педагогическую поэму", кстати, конец уже недалеко.
      А после "Педагогической поэмы" я мечтаю не о пьесах, а о таком большом деле: напишу тов. Бубнову#71 предложение. Я хочу написать большую, очень большую работу, серьезную книгу о советском воспитании. Если у меня хватит здоровья, я уверен - это будет очень важный и капитальный труд. Я однажды приступил к нему#72, но увидел, что такую книгу можно писать в полном отрешении от текущей работы и обязательно "с книгами в руках", просмотрев все высказывания старого опыта, истории, художественной литературы. Вы даже представить себе не можете, Алексей Максимович, сколько у меня скопилось за 30 лет моей работы мыслей, наблюдений, предчувствий, анализов, синтезов. Жалко будет, если все это ичезнет вместе со мной. Я потому и буду просить т. Бубнова, чтобы мне дали возможность жить в Москве, поближе к книгам и к центрам мысли, и работать. Мне понадобится два года.
      Видите, я не очень отравлен драматургией и помню ваше указание - писать о педагогическом деле. Но сейчас мои мозги очень скомканы коммуной: ведь у нас 520 ребят, а я уже достаточно заморился.
      Не знаю, как сказать, как благодарить Вас за то, что прочитали "Ньютоновы кольца". Совесть мучит меня, что я затруднил Вас этой работой, но утешаюсь тем, что в "Ньютоновых кольцах" тема тоже педагогическая. Ведь теперь перевоспитываются не только дети. В пьесе я и хотел захватить кусочек великого процесса перевоспитания, только выражая его не в "небывалых чудесах", а в простой "химии". Перевоспитывается не только Хромов, а и Рязанова, и Луговой, и Ходичков, и Елочка. И не потому перевоспитывается, что стоит над душой гениальный педагог, а потому, что вся атмосфера, весь тон жизни и отношений новые, конечно, все это тонкие штуки, и поэтому сократить, дописать, доработать пьесу наедине с самим собой я не сумею. Если пьеса того заслуживает, если она станет обьектом работы режиссера или театрального коллектива, я с большим успехом смогу ее улучшить. И Вы так пишете. Поэтому, если Вам придется говорить о моей пьесе с режиссером, Вы считайте, что за моими исправлениями остановки не будет.
      Спасибо еще раз за Ваше великое человеческое внимание ко мне и за ласку. Харьков, 54, коммуна им. Дзержинского, А.С.Макаренко Преданный Вам А.Макаренко
      --------
      Киев, 28 сентября 1935 г.
      Дорогой Алексей Максимович! ул. Леонтовича, 6, кв. 21
      Сегодня авипочтой выслал Вам третью часть "Педагогической поэмы". Не знаю, конечно, какой она получилась, но писал ее с большим волнением.
      Как Вы пожелали в Вашем письме по поводу второй части, я усилил все темы педагогического расхождения с Наркомпрососом, это прибавило к основной теме много перцу, но главный оптимистический тон я сохранил.
      Описать Ваше пребывание в Куряже я не решился, это значило бы описывать Вас, для этого у меня не хватило совершенно необходимого для этого дела профессионального нахальства. Как и мои колонисты, люблю Вас слишком застенчиво.
      Третью часть пришлось писать в тяжелых условиях, меня перевели в Киев помощником начальника Отдела трудовых колоний НКВД, обстоятельства переезда и новой работы - очень плохие условия для писания, в сутки оставалось не больше трех свободных часов, а свободной души ничего не оставалось.
      Работа у меня сейчас бюрократическая, для меня непривычная и неприятная, по хлопцам скучаю страшно. Меня вырвали из коммуны в июне, даже не попрощался с ребятами.
      Дорогой Алексей Максимович! Большая и непривычная для меня работа "Педагогическая поэма" окончена. Не нахожу слов и не соберу чувств, чтобы благодарить Вас, потому что вся эта книга исключительно дело Вашего внимания и любви к людям. Без Вашего нажима и прямо невиданной энергии помощи я никогда этой книжки не написал бы.
      У меня сейчас странное ощущение. Работа окончена, но остались уже кое-какие навыки письма, кое-какая техника, привычка к этой совершенно особенной, волнующей работе.
      А в то же время я вдруг опустошился, как будто всю свою жизнь до конца выложил, нечего больше сказать.
      Я очень хочу надеяться, что Вы не бросите меня в этот неожиданной пустоте.
      Посоветуйте, как сначала наладить мое писательское самочувствие, куда броситься, как сохранить те элементы стиля, которые, вероятно, все-таки есть в моей работе?
      Искренне преданный Вам А.Макаренко P.S. Второй экземпляр выслал в редакцию альманаха "Год 18".
      В Москве буду числа 6-го-12-го. Если нужно, вызовите меня телеграммой, а то так не пускают.
      В случае надобности, я думаю, можно выбросить главы "У подошвы Олимпа" и "Помогите мальчику".
      А.М.
      --------
      Дорогой Антон Семенович,
      третья часть "Поэмы" кажется мне еще более ценной, чем первые две.
      С большим волнением читал сцену встречи горьковцев с купяжцами, да и вообще очень многое дьявольски волновало. "Соцвосовцев" Вы изобразили так, как и следует, главы: "У подошвы Олимпа" и "Помогите мальчику" - нельзя исключать.
      Хорошую Вы себе "душу" нажили, отлично, умело она любит и ненавидит. Я сделал в рукописи кое-какие мелкие поправки и отправил ее в Москву.
      Вы спрашиваете, "как сохранить элементы стиля" и т.д. Очень просто: ведите аккуратно запись наиболее ясных мыслей, характерных фактов, словесной игры: удачных фраз, афоризмов, "словечек". Пишите ежедневно хоть десяток строк, но так экономно и туго, чтобы впоследствии их можно было развернуть на две, три страницы. Дайте свободу Вашему юмору. Делая все это, Вы не только сохраните приобретенное работой над "Поэмой", но расширите его.
      Напомню Вам сказанное в "Поэме" о :чекистах". Так же, как Вы, я высоко ценю и уважаю товарищей этого рода. У нас писали о них мало и плохо и писали не от удивления пред героями, а, кажется, "страха ради иудейска". Сами они, к сожалению, скромны и говорят о себе молча. Было бы очень хорошо, если б, присмотревшись к наркомвнудельцам, Вы написали очерк или рассказ "Чекист". Попробуйте. Героическое Вы любите и умеете изобразить.
      Если Вас тяготит "бюрократическая" работа и Вы хотели бы освободиться от нее - давайте хлопотать. Я могу просить, чтоб Вас возвратили к ребятам.
      Ну - что же? Поздравляю Вас с хорошей книгой, горячо поздравляю.
      М.Горький
      P.S. Вы, конечно, использовали не весь материал - дайте десяток портретов беспризорников. Говорят, что теперь они - грамотнее, легче идут на работу, быстрей дисциплинируются. И, будто бы, причиной ухода из семьи на улицу служат: мачехи, вотчимы и "скука жизни" в семье. Отцам-матерям некогда заниматься детьми, детям не о чем говорить с родителями. 8 октября 1935 г. Тессели М.Г.
      МЕТОДИКА ОРГАНИЗАЦИИ ВОСПИТАТЕЛЬНОГО ПРОЦЕССА
      1. Организационное строение коллектива Организация коллектива в детских учреждениях происходит по различным принципам. Дети могут разделяться на группы по признаку школы; при этой системе в интернатных учреждениях они поселяются в спальнях школьными классами или их частями. В этом есть свои выгоды: дети подбираются одного возраста, одного развития, для них удобнее и легче готовить уроки, пользоваться общими пособиями и учебниками, помогать отстающим.
      Но в этом есть много недостатков: первичные коллективы, образованные таким образом, быстро замыкаются в кругу узких школьных интересов, отходят от трудовых и производственных вопросов, от вопросов хозяйственного роста всего учреждения.
      Первичные коллективы воспитанников могут быть организованы и по другим принципам, а именно:
      по производственному,
      по возрасту и т.п.
      В коммуне им. Ф.Э.Дзержинского основным признаком организации первичного коллектива является признак производственный. При такой организации нужно руководствоваться следующими положениями:
      а) все воспитанники разделяются на отряды, которые являются отрядами и на производстве;
      б) величина отряда может колебаться от 7 до 15 человек. Больше 15 человек иметь в одном отряде нельзя. Как показал опыт, первичной коллектив, если он составлен из большого числа членов, слабо подчиняется руководству своего старшего, а старший не в состоянии охватить всех членов отряда;
      в) если воспитанники работают на производстве в две смены, лучше составлять отряды сменные;
      г) если группа станков незначительна, можно составлять отряды, включающие воспитанников первой и второй смены, но эта форма является менее удобной, так как в таком случае ребята одной смены не встречаются на производстве с ребятами другой смены;
      д) если позволяют условия производства, желательно в некоторых случах составлять сквозные отряды, т.е. обслуживающие поток одних и тех же деталей от начала до конца;
      е) каждый отряд должен быть расположен в отдельной спальне или в группе спален, находящихся рядом;
      ж) в столовой отряды помещаются вместе.
      Организуя первичный коллектив по производственному признаку, нельзя оставлять без внимания возрастных различий. В учреждениях, где нет еще крепкого и хорошо организованного коллектива и не создан правильный дисциплинарный тон, совершенно необходимо, чтобы первичные коллективы отряды для младшего возраста 10-14 лет - были отдельные; только как исключение можно допускать включение отдельных малышей в отряды старших, но в этом случае необходимо самым внимательным образом проверять индивидуальные способности: учесть, под каким влиянием будет находиться младший, как его принимают в отряде, кто персонально отвечает за его жизнь в отряде и работу, кто должен осуществлять особенную о нем заботу.