ГЛАВА ПЕРВАЯ

– Мне надо столько тебе рассказать.

– А у меня для тебя, Мэдди, целый вагон и маленькая тележка.

Либби распростерла объятия пожилой женщине, спешащей к ней по широкому цементному причалу.

Перед восторженным взором Либби снова предстал город Дэнмор. Она крепко обняла подругу, с трудом веря, что после стольких лет вернулась на остров Харбор-Айленд.

Как давно она не была на Багамах! Целых восемь лет. Подумать страшно…

Только в этот момент до Либби окончательно дошло, что она стоит на причале, а пастельно-розовое здание рядом – это таможня. Опасения последних месяцев вдруг как рукой сняло. Недели беспокойства улетучились как дым. Все бесконечные «а что, если?..» исчезли.

Либби вообще не хотела ехать. Когда ее руководитель профессор Дитрих сообщил ей, куда надо отправиться, она заартачилась.

– Я там уже однажды была, – сказала она упрямо.

Но он лишь улыбнулся.

– Тем лучше. Сможешь воспользоваться прежними связями.

Сколько Либби ни протестовала, профессор оставался непоколебим. А вот теперь она порадовалась тому, что все-таки приехала: в нее вселилось спокойствие, уверенность в себе. Только сейчас она осознала, что ей давным-давно надо было вернуться на этот маленький остров на Багамах.

Конечно, дело не в том, что это стоило бы больших денег. В другом, не в денежном, выражении цена была бы тоже высокой. Но встретиться лицом к лицу со своим прошлым, преодолеть его и идти по жизни дальше совершенно необходимо.

Что ж, лучше поздно, чем никогда, сказала она себе и еще раз обняла Мэдди; потом повернулась к темноволосому мальчику лет семи, который лежал на животе позади нее и что-то пристально разглядывал в воде.

– Я хочу тебя кое с кем познакомить, Мэдди. – Она подозвала мальчика, тот нехотя поднялся на ноги и подошел к ней. Либби положила руку ему на плечико. – Прошу любить и жаловать – мой сын, Сэм.

Если бы бледное лицо Мэдди могло побелеть еще, оно бы точно побелело, подумала Либби. Глаза пожилой женщины округлились, челюсть отвисла. Долгим взглядом она посмотрела на маленького худенького мальчонку, потом перевела взгляд на Либби – он был весьма красноречив.

Либби грустно улыбнулась и крепче сжала плечико Сэма, но он шустро вывернулся.

– Прости, – сказала она Мэдди, – надо было тебя предупредить. Когда я сказала, что мне нужен дом на двоих, ты, наверное, подумала, что я имею в виду еще одного исследователя.

– Сама не знаю, о чем я подумала, – пробормотала Мэдди, пожимая ручку Сэма с таким видом, будто перед ней явилось привидение, – но, уж конечно, не о том, что ты приедешь с ребенком. Как дела, милый?

– Отлично, – выпалил Сэм и обезоруживающе улыбнулся во весь свой щербатый рот. – Там краб. Большущий! – Он показал на прозрачную бирюзовую воду, плещущуюся о причал. – Его видно.

– До отъезда домой ты их еще не раз увидишь, их здесь великое множество, солнышко, – сказала Мэдди. Пристально вглядевшись в лицо мальчика, она улыбнулась, потрепала его по голове и, прерывисто переведя дыхание, повернулась к Либби: – Надо же, надо же!

Либби почувствовала, что начинает сердиться. Конечно же, Мэдди сразу догадалась, кто отец Сэма. А как же иначе, в конце концов?

Сэм был Алеком в миниатюре: те же темные волосы, волевые черты лица, тот же напор. В мальчике бушевал ураган. В мужчине – стихийная сила.

Либби давно смирилась с их поразительным сходством и воспринимала Сэма самого по себе, а не как сына Алека. Но сейчас она поняла, что увидела и что подумала Мэдди, и это ее разозлило. Не нужна ей ничья жалость. Она получила то, к чему стремилась: образование, будущее и Сэма.

Когда-то, много лет назад, ей был нужен Алек, но он ее не захотел. Впрочем, это не совсем так. Он хотел ее, да вот только не любил. И едва красавица Марго Гессе вернулась к нему, Либби перестала для него существовать.

Не прошло и двух недель, как Алек сделал Марго своей женой.

Тогда Либби почувствовала себя опустошенной. Тщетно она силилась понять, как мужчина может заниматься любовью с одной – и тут же жениться на другой…

Но теперь, будучи двадцатишестилетней женщиной, а не глупой восторженной девчонкой, она ничему уже не удивлялась.

Нынешним летом она окончательно изгонит из памяти призрак Алека и тоже выйдет замуж.

Майкл просил ее об этом целый год. Вплоть до прошлого месяца она отвечала, что еще не готова, что у нее куча дел, что больше не желает связывать себя обязательствами.

– Ты все время находишь новые отговорки, – возражал Майкл.

– Да нет же, – отвечала Либби. Но Майкл настаивал:

– Я люблю тебя.

И она знала, что так оно и есть. Майкл поддерживал ее стремление закончить дипломную работу; заботился о Сэме, когда она уходила на занятия, а родители не могли за ним присмотреть. Он был постоянен, надежен, ответственен, и Либби всерьез считала, что такой человек заслуживает лучшую жену, каковой, конечно, она не являлась.

Майкл не соглашался.

– Я люблю тебя, – повторял он снова и снова. – Выходи за меня замуж.

– Я должна провести это лето на Харбор-Айленде, – возражала Либби. Майкл улыбался.

– Выходи, когда вернешься.

Либби задумалась и ничего не ответила. Было нечестно держать Майкла в подвешенном состоянии. Да и по отношению к Сэму и к ней самой – тоже нечестно.

Пора наконец повзрослеть и сделать выбор. А лучшей кандидатуры, чем Майкл, нельзя и представить. В нем органично сочетались все те качества, которых у Алека и в помине не было.

– Хорошо, – решилась Либби. – Я буду твоей женой.

Сейчас, снова оказавшись на багамской земле, она уже не сомневалась, что поступила правильно. Озираясь по сторонам, она видела город глазами той восемнадцатилетней девчонки и вновь чувствовала его искушающую обольстительность.

Девушка из небольшого городишки в штате Айова, которая не бывала дальше Чикаго и Сент-Луиса, была очарована экзотическими пальмами и бирюзовым морем, ароматом ананасов и шумом прилива. От восторга у нее захватывало дух. А тут еще Алек…

Девочка, родившаяся и выросшая на американском Среднем Западе, попала в мир фантастики. Вот и с Алеком получилось так же: вспышка мимолетного увлечения, какое-то сказочное наваждение, и только.

Он был сногсшибательным молодым актером и режиссером, а на Багамах искал уединения, чтобы привести в порядок свои растрепанные чувства. Она же, привлекательная юная няня, с радостью согласилась пролить бальзам на его душевные раны.

В то время Либби не задумывалась, что счастье не будет длиться вечно.

Бросив ее и вернувшись к Марго, Алек снова стал самим собой, таким, каким был до встречи с Либби. Прошло восемь лет, и для того, чтобы последующие годы обрели смысл и содержание, Либби должна была раз и навсегда разобраться в своей жизни.

Лето на Харбор-Айленде сделает чудеса, думала Либби. Уже сейчас, не кривя душой, она мечтала о том, как вернется домой – к Майклу.

Наконец она улыбнулась Мэдди и сказала:

– Как хорошо оказаться здесь снова. Так хотелось всех вас увидеть! Лайман по-прежнему увлекается рыбной ловлей? Где Сара? Эндрю уже уехал учиться в Нассау?

Помогая укладывать багаж на заднее сиденье «мицубиси», Мэдди охотно отвечала на вопросы:

– Лайман рыбачит почти каждый день. Иногда берет с собой туристов, поставляет рыбу в рестораны. Сара вышла замуж за сына Кэшей, и у них уже родился ребенок. А Эндрю сперва уехал в Нассау, но сейчас перебрался во Флориду. – Мэдди всегда с особой гордостью хвасталась успехами старшего сына. – Он будет учителем!

Либби расплылась в улыбке, представив решительного тринадцатилетнего мальчика, каким она помнила Эндрю.

– Хорошо, когда у человека есть цель; иногда только это у нас и остается.

Только это и осталось у нее после разрыва с Алеком. Только это и помогало ей жить – ее цель. И Сэм.

Она взглянула на своего сынишку, успевшего вскарабкаться на заднее сиденье, и улыбнулась. Волосы взъерошены; темные глазенки, жадно впитывающие происходящее вокруг, широко распахнуты.

Это было первое путешествие Сэма на самолете, поэтому он буквально засыпал ее вопросами. Когда же вчера вечером они приземлились в Нассау, вопросов стало еще больше. А сегодня на заре он разбудил ее и потребовал как можно скорее пройтись по берегу и кинуться в океан, которого до вчерашнего вечера никогда не видел.

Все рассмотреть, все сделать, все постичь. Истинный сын Алека!

Либби уселась рядом с Мэдди.

– Где ты нашла для нас пристанище?

– В доме Мюллеров. Он в городе, не на берегу. Ну и, конечно, не столь великолепен, как у Брэйденов.

Либби дернула плечом.

– А нам великолепие ни к чему.

В семье Брэйденов Либби и работала няней в то памятное лето. У них был настоящий дворец из кедра и стекла – на самом берегу океана.

Многие состоятельные американцы и европейцы имели загородные виллы, разбросанные в горах над трехкилометровым, почти пустынным пляжем из розового песка.

У родителей Алека тоже был там свой дом.

– Всего две спальни, – сказала Мэдди, переключая передачу. – Тесновато, конечно, но…

– Вот и замечательно. Сэм все равно будет целый день на улице. А у меня масса работы. Кстати, ты мне поможешь встретиться с нужными людьми.

– Ты приехала только затем, чтобы встретиться с нужными людьми? – удивилась Мэдди.

Либби кивнула. В этом и состояла цель восьминедельной научной командировки: собрать как можно больше устных рассказов об истории острова. По крайней мере – официальная цель, поставленная перед ней профессором Дитрихом.

Машина Мэдди выскочила с причала на улицу. Либби с интересом озиралась по сторонам– Да, все так же красиво. Экзотично. Заманчиво.

Однако вскоре она заметила, что краска на обшивке домов облезла, на дорогах появились выбоины, а по улицам свободно разгуливают куры.

Да, прошедшие восемь лет сделали свое: сняли с нее розовые очки. Теперь она уже не та наивная дурочка, какой была прежде, и больше не позволит завлечь себя ни красивому мужчине, ни обманчивому лунному сиянию.

– Мне надо тебе что-то сказать, – проговорила Мэдди, поворачивая за угол и останавливая машину перед желтым каркасным домом, едва заметным за высоким дощатым забором.

Сэм нетерпеливо заерзал сзади.

– Этот? Этот, да?

Мэдди утвердительно кивнула.

– Да, – ответила Либби, и Сэм пулей выскочил из машины, чтобы получше рассмотреть новое жилище.

Мэдди проводила его одобрительным взглядом, потом повернулась к Либби и вздохнула.

– Либби, ты должна знать.

– Так говори, – улыбаясь, сказала Либби.

Она открыла дверцу и вышла с таким же нетерпением, как Сэм, желая поскорее начать устраиваться.

– Э-э… Алек… – протянула Мэдди. – Он тоже здесь.

Новость ошеломила больше, чем тогда, когда она узнала, что беременна. Либби замерла как вкопанная, не веря своим ушам.

– Алек? Здесь?

Нет. Этого не может быть.

– Я собиралась в любом случае тебя предупредить. Я ведь помню, что между вами что-то было. Но не подозревала… о мальчике.

Естественно. Откуда ей знать? Либби уехала до того, как сама об этом узнала. С тех пор она только посылала Мэдди рождественские открытки, но не вдавалась в подробности. К чему?

Алека она пыталась поставить в известность. Написала ему, как только обнаружила. Конечно, к тому времени он был уже женат, но в конце концов Либби решила, что он имеет право знать. Однако знать Алек не захотел. На телефонные звонки никто не отвечал, письмо вернулось нераспечатанным в конверте большего размера с припиской, небрежно нацарапанной рукой Алека. «Я женат, Либби, – писал он, – забудь меня. Можешь быть уверена, я тоже тебя забуду».

«Можешь быть уверена, я тоже тебя забуду»… Либби закрыла глаза от пронзительной боли. Что ж, куда яснее. Так тебе и надо, девочка, сказала она себе, ты оказалась трехнедельной отдушиной. Марго же была настоящей любовью его жизни.

Спустя несколько месяцев, когда она стояла в очереди в супермаркете, от нечего делать листая журнальчик со светскими сплетнями, она прочитала, что у режиссера нового нашумевшего фильма Алека Блэншарда и его жены, актрисы Марго Гессе, родилась дочь.

Взглянув на свой огромный живот, она горько усмехнулась.

– Какая-то племенная ферма этот Блэншард, – прокомментировала женщина, стоявшая в очереди прямо за ней.

– Вот именно, – пробормотала Либби.

На мгновение мелькнула надежда: а вдруг Алек женился на Марго только потому, что она от него забеременела? Может, он не любит ее, а просто у него внезапно проснулось чувство долга?

Кто знает? Да и какое это имеет значение сейчас? Даже если бы он узнал, что Либби тоже ждет ребенка, все равно не мог бы на ней жениться.

Алек встречался с Марго Гессе еще до того, как приехал на Харбор-Айленд. Время от времени Либби слышала его имя в связи с ней. Марго играла главную роль в фильме, который он снимал как раз перед тем, как познакомился с Либби. Возможно, если бы Марго осталась с ним, когда погиб его каскадер, он не стал бы искать утешения у восемнадцатилетней Либби.

Но Марго не было рядом; она приехала позже. И тут же все изменилось.

Либби захлопнула журнал и, задыхаясь, прошептала:

– Можешь быть уверен, я тоже забуду тебя.

Беда в том, что она так и не сумела этого сделать. Она мучительно сознавала, что ни один мужчина, встречавшийся на ее пути, ни один, с кем она ходила на свидания – их, кстати, было не так уж много, – не мог дать столько радости и любви, сколько подарил ей Алек за несколько коротких недель.

Только Майкл благодаря настойчивым ухаживаниям сумел вытеснить Алека из ее сердца, занять его место, стать ей необходимым.

Благослови, Господи, Майкла, подумала Либби, выходя из задумчивости.

– Что собираешься делать? – спросила ее Мэдди, ловко подхватив чемодан и открывая высокую калитку в маленький, заросший травой дворик.

Что касается Алека, она ничего не собирается делать. Если повезет, она вообще с ним больше не встретится. Никогда.

– Мои намерения не выходят за рамки работы, – вяло сказала Либби. Потом подхватила второй чемодан и последовала за подругой. – Алек мне безразличен. И не имеет ко мне никакого отношения.

Мэдди отперла дверь, но в дом не вошла, а оглянулась на Сэма, который пробовал на прочность решетку с вьющимся виноградом.

– Мистер Блэншард… знает о?..

– Нет.

– Теперь узнает.

– Это его проблема. Он женат, у него есть собственный ребенок. И, может быть, не один.

Либби усмехнулась: у такого человека, как Алек, вполне могла быть целая дюжина детишек. Все эти годы она не хотела даже слышать об Алеке Блэншарде. Это оказалось нелегко: его имя было у всех на слуху. Как же – одна из ключевых фигур в Голливуде!

– Ошибаешься, у него всего один ребенок. – Мэдди отнесла чемодан наверх, в большую из двух имеющихся комнат, и бросила его на кровать. – Они здесь вдвоем – он и его дочка.

– Без Марго?

Мэдди посмотрела на нее в упор.

– Марго погибла.

– Что?!

Мэдди развела руками.

– Автомобильная катастрофа в Калифорнии. Марго с еще одним парнем, репортером, ехала в аэропорт встречать Алека. Говорят, не заметили крутого поворота. – Мэдди покачала головой. – Жалко… Наверное, для него это был ужасный удар. Неужели ты ничего не слыхала?

Нет, Либби не слыхала. Красивая, полная жизни Марго Гессе умерла? Она резко села, стиснув пальцы на коленях.

– Неудивительно, что ты не знала о несчастном случае, – продолжала Мэдди. – Мистер Блэншард не из тех, кто любит пересуды, и всегда старается избегать встреч с досужими репортерами.

– Ммм…

О нем действительно мало сплетничали в газетах. О его фильмах, конечно, говорили и писали достаточно, но личная жизнь Алека Блэншарда оставалась за кадром. Ни о нем, ни о Марго, ни об их дочери почти ничего не было известно.

Когда Алек взял в жены восходящую звезду Марго, это была знойная блондинка с пухлым, как у Мэрилин Монро, ротиком. Однако Либби, как ни старалась, не могла вспомнить ни одного фильма с ее участием. Что ж, так или иначе у нее не было необходимости вкалывать ради денег. Вероятно, поэтому ее вполне устраивало быть просто преданной женой и заботливой матерью.

– Бедная Марго, – пробормотала Либби и, вспомнив о Сэме и тех тесных узах, которые связывали ее с ним, добавила: – Бедная ее дочка…

Мэдди только кивала и молча вынимала одежду, раскладывая ее по ящикам.

Однако не забыла про себя отметить, что Либби не испытывала к Алеку жалости. И сейчас тоже не испытывает. У нее не осталось к нему никаких чувств.

С Алеком она не встречалась, но знала, что он где-то тут поблизости: его присутствие чувствовалось повсюду. А как же могло быть иначе, если вся работа Либби заключалась в том, чтобы бродить по улицам, а люди в это время бросали все свои дела и глазели на нее?

Либби уже целых три дня находилась в городе, заглядывая во все укромные уголки, возобновляла прежние знакомства, налаживала контакты. И хотя она всячески избегала упоминать имена Алека и Сэма, чувствовалось, что на острове все уже догадывались. Беспроволочный телеграф отлично справлялся со своим заданием.

– Давным-давно… – слышала она перешептывания за своей спиной. – Она и мистер Алек… Только взгляните на мальчика!..

Однако в общении с ней все были неизменно вежливы. Они улыбались. Те, кто ее еще помнил, встречали и ее, и Сэма с распростертыми объятиями. Либби прекрасно знала, что они все знают и понимают. Такие дети, как Сэм, рожденные вне брачных уз, не были на острове в новинку. Почти каждый мужчина, попадавший сюда, уезжал, оставив по себе память.

Большинство подобных «папаш» на остров больше не возвращались. Алек вот вернулся. Возможно, кстати, не единожды: в конце концов, его семья владела здесь собственностью. Если кто-то и был здесь чужаком, так это Либби, и она очень хорошо это осознавала.

Либби осознавала также, что должна немедленно уехать. Ее миссия была завершена – по крайней мере тайная. Не так уж много времени потребовалось, чтобы убедиться, что она уже не та маленькая глупышка, которая без памяти втюрилась в Алека Блэншарда. Она с радостью забудет об Алеке, но, если кое-какие сожаления и оставались, у нее был Сэм – и это самое главное.

Короче, сейчас уже можно возвращаться домой, но… она не могла этого сделать, не выполнив полностью задание профессора.

Даже страшно подумать, что бы сказал профессор Дитрих, если бы она вернулась в Айову без материалов, ради которых приехала сюда. Дитрих был ее руководителем целых семь лет. Если не ради себя, то хотя бы ради этого прекрасного человека она обязана завершить начатое.

Кроме того, Сэм и понятия не имеет о ее смятении. Мальчик впервые в жизни выехал из дому на целых два месяца – свои первые в жизни каникулы, – так какое она имеет право лишать сынишку радости?

Тут до нее донесся голосок Сэма с дорожки, где он играл с местными ребятишками. Звонкий смех сына заставил ее улыбнуться: его радость делала ее жизнь полноценной. Только ради того, чтобы доставить удовольствие Сэму и выполнить свои обязательства перед профессором Дитрихом, она смирилась с мыслью, что Алек находится где-то здесь, на расстоянии мили от нее.

Ну и что, в конце концов? К счастью – не ближе.

Размышления Либби прервал нетерпеливый стук в дверь.

– Входи!

Либби, ожидавшая Мэдди с дневной рыбалки, обернулась с приветливой улыбкой на губах.

– Привет, Либби.

Это был Алек.

Улыбка погасла на ее лице, живот мгновенно подвело.

Он не изменился. Ни капельки. Другие мужчины его возраста начинают толстеть, волосы редеют, глаза теряют блеск. Но Алек остался прежним – нет, что греха таить, даже еще более привлекательным.

Крепкие, как канат, мышцы, которые не могли скрыть ни майка, ни брюки; темные волосы, растрепавшиеся от ветра, явно нуждались в стрижке; лицо напряжено; упругая загорелая кожа гладко обтягивает скулы. Стоит только бросить на него один беглый взгляд, чтобы признаться: он все так же неотразим, как и раньше…

Либби судорожно вцепилась в спинку стула. Чтобы взять себя в руки, пришлось сделать глубокий вдох.

– Алек, – сказала она без малейшего удивления в голосе, как только перевела дух. – Что тебе здесь нужно?

– До меня дошли слухи, что ты на острове, – сказал он тем самым глубоким голосом, который когда-то заставлял ее вздрагивать от любви и желания. – Вот и захотел тебя увидеть.

С равнодушным видом Либби посмотрела ему прямо в глаза.

– Зачем?

– Ну, мы ведь были друзьями.

– Это так называется? – спросила Либби, теперь уже не пряча горечь.

На губах Алека появилась грустная улыбка.

– Как я вижу, ты не в восторге от нашей встречи.

– А ты ждал восторга и жарких поцелуев?

Он вздохнул и после недолгой паузы произнес:

– Нет. Но я был уверен, что мы с тобой встретимся – рано или поздно, но это непременно произойдет. Просто подумал, что сейчас самое подходящее время.

– Если бы ты держался на своей стороне острова, этого бы не произошло вовсе. Похоже, Алека удивила ее резкость.

– Я хотел этой встречи, – с нажимом сказал он.

– Хорошо, – отрезала она. – Ты меня увидел. Убирайся.

Алек покачал головой.

– И не подумаю.

– Алек… – Нам надо о многом поговорить.

Он продолжал стоять посреди комнаты, кажущейся от его присутствия еще меньше, и не сводил с нее глаз, заставляя трепетать от волнения.

В голове мелькнула странная мысль: если уж им суждено было встретиться, так лучше бы где-нибудь на причале или на пляже, подальше от дома, где Алек. Блэншард не занимал бы собой все существующее пространство.

– Говорить нам не о чем, – сказала Либби и со значением посмотрела на дверь. Алек не двинулся с места. Она вздохнула, понимая, что он не уйдет, пока не скажет того, ради чего пришел. Что ж, им обоим надо со всем покончить.

– Ладно, говори. Можешь сесть, если хочешь, – добавила она не слишком любезно и отошла к обеденному столу.

– Раньше ты была более гостеприимной.

– Все мы со временем меняемся.

Он бросил на нее сердитый взгляд и присел на кушетку, положив ногу на ногу. Ткань линялых брюк плотно обтянула крепкие мускулы бедер, силу и упругость которых Либби помнила до сих пор. Не желая того, она покраснела и в смятении отпрянула от стола.

– Может, тебе дать чаю со льдом? – спросила она, чувствуя, что ей самой необходимо залить вспыхнувший в груди огонь.

– Неплохая идея.

Она надеялась на короткую передышку на кухне, но Алек направился следом за ней, не сводя с нее глаз, горящих такой знакомой до боли жадностью, что Либби не знала, куда деться. Дрожащей рукой она открыла холодильник.

– Зачем ты пришел, Алек?

– Увидеть тебя. Наверстать упущенное. Ты ведь была тогда совсем еще ребенком.

– Ребенком? – В ее голосе звучало презрение, хотя его слова причинили ей боль.

– Красивое дитя.

Он произнес это так, что у Либби подкосились ноги.

– Чем ты и не преминул воспользоваться, – огрызнулась она.

Алек в усмешке скривил губы.

– Может быть.

Она крутанулась вокруг своей оси и вперила в него горящий взгляд.

– Только поэтому ты снова здесь? Тебе мало? Ни черта больше у тебя не выйдет!

Он усмехнулся.

– У котенка выросли коготки.

– Я не котенок. И никогда не была. Я женщина, Алек.

Она отвернулась и стала сосредоточенно бросать кубики льда в высокие стаканы.

– Я заметил, – сухо сказал Алек.

– Слава Богу!

Стараясь не касаться его руки, Либби подала ему стакан, затем направилась в гостиную и уселась в кресло с высокой спинкой, стоявшее у окна.

Долгое время они молчали. Затем Алек дружелюбно произнес:

– Говорят, ты проводишь на острове какие-то исследования.

Либби кивнула.

– Так и есть. Собираю исторические байки.

Алек улыбнулся, словно ее выбор развлек его, затем уселся на кушетку.

– И тебе нравится?

– Да.

– Именно этим ты и хотела заниматься?

– Да.

– Значит, тогда ты серьезно говорила о своих планах?

Теперь он смотрел на нее пристально, словно это имело для него серьезное значение.

Яркой картиной вспыхнули воспоминания. Восемь лет назад они лежали рядышком на пляже, касаясь друг друга телами, слившись в едином дыхании, мечтая о будущем. Алек рассказывал ей о своем первом фильме, где выступил в роли режиссера, о муках и радостях, которые испытывал, и о своих надеждах и мечтах об успешной режиссерской карьере, а Либби беззаботно делилась с ним надеждами, как станет первой в своей семье, кто поступит в колледж и получит самый настоящий диплом.

Все ее родные были счастливы, что она так решила. Может быть, для Алека это ломаного гроша не стоило, но для нее имело решающее значение.

«Я хочу, чтобы они мной гордились», – уверяла она с юношеским энтузиазмом.

«Дай тебе Бог, – ответил на это Алек, – ты добьешься своего».

Конечно, все произошло не совсем так, как она себе представляла. Путь оказался более долгим и трудным – из-за Сэма. Но в конце концов, преодолевая возникавшие препятствия, она достигла цели, которую перед собой поставила. И ее семья гордилась ею. Да что говорить, Либби и сама гордилась собой.

– В то время я не красовалась перед тобой, как видишь, – сказала она, в упор посмотрев на него. Сделав большой глоток чая, Алек кивнул.

– Вот и чудненько. Я рад. Ты на самом деле не вешала мне лапшу на уши, раз уж теперь, восемь лет спустя, полна решимости. Так ты сейчас работаешь над диссертацией?

– Над дипломом.

Он удивился. Брови вспорхнули вверх.

– Только и всего?

Либби передернула плечами.

– Некоторое время мне пришлось пропустить.

– Пропустить? Ты же была такой одержимой!

– У меня возникло более важное обязательство.

– Какое обязательство?

Алек нахмурился, словно удивившись препятствию, помешавшему ей получить вожделенную степень, на которую она так решительно была настроена.

С залива до Либби донесся гул моторной лодки. За калиткой слышался смех играющих детей. Прямо за окном стрекотали кузнечики и щебетали птички.

Она подняла лицо и посмотрела прямо ему в глаза. Пусть она и не поколеблет его самодовольства, но сейчас, сию минуту, скажет правду прямо в глаза.

– У меня от тебя сын.

Казалось, на целую вечность Алек застыл.

Либби не знала, понял ли он, что она сказала, только заметила, что краска схлынула с его лица.

Однако же! – подумала она. Оказывается, его можно хоть чем-то расшевелить. Но вместо удовлетворения в душе царила полная пустота.

Врать дальше не хотелось. Она никогда его не обманывала, не стоило начинать и теперь. Так будет лучше для них обоих. Правда, одна только правда.

Алек не спускал с нее глаз.

– Мой сын? У тебя от меня сын? Так ты тогда забеременела, Либ? – спросил он надтреснутым голосом. Лицо его побелело, как мякоть кокоса, которую Либби не раз помогала молоть Мэдди.

Не отвечая, Либби поднялась и, подойдя к окну, отдернула занавеску и выглянула на улицу.

– Вот он, твой сын, – сказала она, кивнув в ту сторону.

Алек с трудом поднялся с кушетки и подошел к ней. Она показала. Он пристально следил за движением ее руки.

На пыльной улице играли полдюжины ребятишек. Только один из шести был белокожим, непослушные темные волосы вихрами сползали на лоб, длинные худые ноги и грязные босые ступни загребали уличную грязь. Он засмеялся, и Алек воскликнул:

– Боже мой! Господи!

Он схватил Либби за запястье и сильно сжал, впившись в нее глазами.

– Почему?.. Почему хотя бы из чувства сострадания, Либби, почему ты… почему ты не сказала мне?!

В его голосе слышались и ярость, и боль, и многое другое, что она когда-то так жаждала услышать… Но было уже слишком поздно. Прошло так много времени – восемь лет…

Она выдернула руку.

– Я звонила. Меня с тобой не соединили. Ты ведь был женат, помнишь? И твои секретари к тебе не допускали. – Она скривила губы, вспомнив, как все это множество солидных людей давало ей от ворот поворот. – Я понимала, все понимала. В конце концов, Марго была твоей женой, – добавила она с иронической улыбкой.

– Марго…

– Но я пыталась достучаться до тебя, думала, может быть, тебе интересно будет узнать кое-какие новости.

– Новости, говоришь? – Он посмотрел на нее ошеломленно. – Что ты родила мне сына? Это ты называешь новостью?

Либби горько усмехнулась.

– А что еще? Вряд ли ты мог на мне жениться, имея в наличии еще одну беременную жену. Как бы, интересно, стал управляться с обеими?

– Ты должна была сказать Харве. Либби удрученно покачала головой. Говорить о таком деле с секретарем – соратником Алека совершенно бесполезно. Обязанность Харве Милликена состояла в том, чтобы защищать Алека от всевозможных поклонниц и приставал. С первой же секунды он решительно отмел Либби в категорию «искательниц счастья».

Харве желал своему боссу самого лучшего. Либби Портмэн, с точки зрения Харве, никак не подходила под эти параметры.

– Какое отношение к этому имел Харве? Он не был отцом моего ребенка.

– Ради всего святого, Либби… Тебе наверняка нужна была помощь… деньги…

– Мне не нужны были деньги, – твердо произнесла она. – Я просила не об этом. Просто подумала, что тебе следует знать. – Либби пожала плечами и отошла от окна. – Когда они не позволили мне поговорить с тобой, я написала письмо… – Она беспомощно развела руками.

Алек в недоумении уставился на нее.

– Письмо? Ты мне написала?

Лицо его все еще было бледным; Либби заметила, как бешено бьется пульс на его виске. Алек судорожно проглотил ком в горле. Его взгляд снова метнулся к мальчику на улице, затем вернулся к Либби.