Семейная жизнь

Утром посадил меня дед на поводок и потащил гулять. Что я только не делал, как ни старался, но дед стоял насмерть. Через полчаса повернули домой. Я чуть с ума не сошел. Моя любовь, мои деточки ждут меня в гараже, а я, как последний дурак, должен сидеть в четырех стенах.

Попытался вырваться на волю, но где уж там. Завел он меня в дом, – захлопнул дверь. Все, кончилась жизнь, погасло солнце.

Просил деда, просил, выпустить меня на улицу, он ни в какую. Наконец завыл, призывая все проклятья на голову этой вредной двери, не желающей открываться.

Все впустую. Чувствую, с ума схожу, либо в окно выброшусь, либо лапы на себя наложу.

– Выпусти! Ору.

– Нельзя! – Дед кричит.

– Выпусти! Еще громче ору.

– Фу, Ричи, нельзя! Отойди от дверей.

Понял я, что не в силах терпеть. Она там – голодная, холодная, а я – Разве я мужчина после такого? – Разбежался и всем весом на дверь. Искры из глаз посыпались. На пару минут даже забыл, кто я и где.

Дед перепугался. Начал мамке звонить. А что звонить-то? Подумаешь, бровь чуть-чуть разбил.

Заживет. Как на собаке заживет. Главное, выпусти. Просил, просил, нет, не пускает.

Решил я тогда в окно прыгать. Думаю, будь, что будет. Без Дези мне не жить. А дед, словно что-то почувствовал, насмерть встал. Дверь на кухню закрыл, оставил меня в коридоре. Не тпру, ни ну – Хорошо, скоро мамка пришла, начала меня йодом мазать. Пришлось терпеть, хотя сердце рвалось на куски. Принялся я ее уговаривать. Что только не делал, как не старался, все бесполезно. Всегда понимала, а тут будто оглохла и ослепла.

Совсем у меня лапы опустились, чувствую, сейчас зарыдаю, громко на весь дом. Лег у порога, глаза закрыл, и тут – слава богу, прибежала Танюшка с подружкой, вернее с подругом, Максом зовут. Они в дверь, а я за дверь. Как брошусь вниз по лестнице, только слышу, как Танюшка кричит:

– Держи его! Да где уж там. Разве можно удержать молнию?

Бегу, уже улицу вижу, еще этаж и свобода. И тут – раз, и облом. Внизу у окна еще один друг остался, покурить оболтус решил. Встал насмерть. Чувствую, не прорвусь. Решил я его обойти. Раз и с разбегу на подоконник. Подумаешь, всего-то второй этаж, ерунда. Данила вон, с четвертого падал, и то без проблем. Только в туалет пару раз сходил и сутки проспал.

Проснулся, как ни в чем не бывало. Сделал вид, что ничего не случилось. Так что, бог не выдаст, свинья не съест.

В общем – прыгнул я, разбил окно и прыгнул. Кто бы мне такое неделю назад сказал, ни в жизнь не поверил. А что мне оставалось делать? Сидеть дома и ждать, когда они смилуются? – Нет, так не годится. Мужик я или не мужик? – Приземлился на все четыре лапа. Повезло. Махнул хвостом и на канал, в гаражи, пулей.

Девочка моя совсем меня заждалась, думала, что-то случилось Увидела, обрадовалась, а когда разглядела мою побитую и порезанную морду, как закричит:

– За что они тебя так?! – Звери!!!

Я в первый момент перепугался, не понял, что случилось, а когда дошло, расхохотался.

– Это я сам, дорогая, о стекло порезался.

– О стекло? Не поняла она. Зачем тебе стекло?

– Пришлось в окно выпрыгивать – Отпускать меня не хотели, вот и пришлось схитрить.

– Ричи, – зачем ты так? Убиться же мог – Что бы я без тебя делала?

Ее огромные глаза наполнились слезами, и она зарыдала громко, навзрыд. Мне самому стало жалко ее до слез.

– Милая, не плачь! Все хорошо. Я со второго этажа прыгнул. Это совсем не страшно.

Некоторые вон и с пятого прыгают, а потом живы и здоровы. Не расстраивайся, дорогая.

Прижался я к ней – Как она меня любит… Как любит – А она принялась вылизывать мою побитую морду. Через полчаса стал, как новенький.

Малышня тоже проснулась. Смотрит на нас, понять ничего не может. Только Атос подобрался сбоку и как меня за хвост цапнет. Это переполнило чашу терпения. Думаю, пора преподать им урок. Совсем их мать распустила. Схватил я этого террориста за загривок и слегка потряс.

– Что же ты, – говорю, – Делаешь?

– Тренируюсь, – отвечает. Учусь на дядек разных нападать.

– Я тебе не дядька разный! – Я тебе отец! Возмущенно воскликнул я.

– Ну и что? – Я расту, мне двигаться нужно – Вот и двигайся где-нибудь в сторонке, а то, как сейчас по попе надаю, неделю сидеть не сможешь.

А он смотрит на меня, мордочка хитрая, в глазах не капли страха или огорчения, чертенок, а не пес.

– Ну-ка, иди, гуляй, – вмешалась тут Дези. – Хватит к отцу приставать.

Посмотрел он на нас, посмотрел, махнул хвостом и поплелся во двор.

Ладно, освободиться, я освободился, а что дальше? Их же кормить нужно, и Атосика, и остальных. Значит, мать должна быть всегда сытой. А где продукты взять? Думал, думал, наконец, надумал. Решил сбегать в магазин. Вдруг там что-нибудь раздобуду.

Прибежал, сел на входе, сижу жду. Может, кто-нибудь сжалится, покормит. Морду состроил самую несчастную, самую голодную. Видел бы себя со стороны, точно, все покупки сразу отдал бы. Да где уж там – Ждал, ждал, все впустую. Люди, они не такие, как мы. Порой дальше собственного носа ничего не видят. Глянут на меня и решают, что я хозяина жду. Стараюсь изо всех сил, а они только смотрят, и улыбаются, да еще за чуб норовят дернуть. Вид у меня больно интеллигентный, несмотря на порезы и ссадины.

Понял я, что деваться некуда, придется возвращаться домой. Только там можно разжиться едой. Вздохнул и поплелся – Мамка, как меня увидела, обрадовалась. Гладить меня начала, целовать.

– Ричи, Ричи, – говорит. Как же ты так мог?

– А что мне оставалось делать? Отвечаю. У меня жена, дети, а вы меня к ним не пускаете.

Разве так можно?

Смотрит она на меня, а понять ничего не может.

Глянул я на нее и говорю: – Есть хочу. Покорми, пожалуйста.

Это она поняла. Достала мясо, кашу. Нарезала полную миску и говорит:

– Иди, ешь.

Подошел я к миске, принюхался. Думаю: «Нужно что-нибудь Дези отнести. Она совсем голодная». А сам чувствую, как в животе бульки бегают. Есть хочется, аж слюни текут. Взял я себя в лапы и съел только кашу. Мясо, как мог, носом в сторонку отодвигал. Может кусочек, ну, два, – ну – три, в рот попали, – случайно. Съел я кашу, собрал мясо в рот и пошел к дверям.

Смотрю на мамку, а сказать ничего не могу, рот полон.

Посмотрела она на меня, посмотрела, открыла дверь и говорит:

– Ладно, иди – Что с тобой делать? – Тяжело вздохнула, а потом неожиданно предложила: – Хочешь, приводи ее к нам. Пусть хотя бы поест.

Молодец у меня мамка! Разве другой кто-нибудь понял, насколько все серьезно.

Тыкнулся я ей носом в руку, попрощался и рванул к своим.

Донес я мясо, почти все донес. Ну, может, один кусочек по дороге проглотил. Он не в то горло пошел, вот и пришлось его на ходу ловить.

Дези, как мясо увидела, от удивления аж застыла.

– Спасибо тебе, Ричи, – говорит, – Любимый! – Как бросится на меня. Расцеловала, облизала, я даже засмущался от ее благодарности, а потом лапой махнул. Думаю, что же теперь, краснеть, как глупый пацан? Нет, так не годится, я мужик от когтей до кончика хвоста.

Завалил ее, облизал, всю с лап до головы. Поласкались мы чуть-чуть, а когда в себя пришли, только и увидели, как последний кусочек в пасти Атосика исчезает.

Я чуть в обморок не упал. Как же так!? Я, как последний дурак, тащил все это в собственной пасти, чтобы накормить мою любимую, а эта малышня беззубая за полсекунды все подмела.

Вон стоят морды довольные, облизываются.

От возмущения у меня даже голос пропал. Только хотел всем сестрам по серьгам раздать, да не успел, Дези помешала.

– Спасибо тебе, милый, – говорит, – Они первый раз в жизни мясо попробовали. Как прижмется ко мне, как зарыдает.

– Дези, Дези! – Что ты, – все хорошо. Я еще принесу. Сам говорю, а себе не верю. – Они же молоком питаться должны? Спрашиваю.

– Они уже подросли. Им одного молока мало.

Как же так?! Это что, – я должен не только их мать кормить, но и эту пятерку!? – Нет, мне это не по зубам, не потяну я. Конечно, по телевизору показывали, как койоты на козлов охотились, но я же не койот, а здесь не прерии. Что же теперь делать? – Настроение упало почти до нуля.

Посмотрел я на свое потомство. Довольные, сытые, за хвостами друг дружки гоняются.

Мордочки у всех счастливые, симпатичные, слов нет, до чего хороши. А девочки просто красавицы. Стройные, шерстка мягкая, пушистая, все в меня. Вздохнул я и говорю:

– Ладно, этих накормили, а с тобой что будем делать?

– Ничего, я пока не голодная. Вчера кушала.

– Есть нужно два раза в день, утром и вечером. Как ты таких простых вещей не знаешь?

Глянула она на меня, – так глянула, что я чуть своими словами не подавился.

– Это ты, – говорит, – Ричи, два раза в день ешь, утром и вечером. А я порой два раза в неделю – Вот так – Какой же я дурак!

– Прости меня, Дези. Не знаю, кто меня за язык тянул.

– Иди домой, Ричи, пора тебе.

– Не пойду я никуда! С вами останусь. Будем жить, на охоту ходить. Тут наверняка кто-нибудь водится – Кто? – Не поняла она.

– Кто-нибудь, да водится. Рыба в канале, например, – отвечаю.

А она как примется хохотать.

– Ричи, Ричи, – как же ты на нее охотиться будешь? – С удочкой что ли? – Обидно мне стало, слов нет.

– Как-нибудь, да поохочусь. Отвечаю. Не издевайся, пожалуйста.

– Хороший ты мой, не обижайся. Спасибо тебе, только не сможешь ты жить с нами. Голодно, холодно – Зачем тебе это нужно? – Пусть голодно, пусть холодно, но без тебя мне не жить. Так что пойдем пока ко мне, поужинаем, а потом что-нибудь придумаем. Мамка разрешила тебя привести, – покормить.

– Спасибо, но не пойду, не могу. Кузьма отлучился, у него там какие-то дела. А детей одних оставлять нельзя, обидеть могут.

Да, – это вопрос. Что же теперь делать?

– А когда он придет?

– Кто?

– Кузьма – Завтра, наверное – Тогда пошли все вместе, – предложил я, сам обалдев от своих слов.

– Нельзя, Ричи. Твои с ума сойдут.

– Ничего, они у меня крепкие.

Так и пошли мы, я с Дези впереди, а за нами пять голодных ртов. У них мясо уже упало куда надо, и они забыли, что недавно поели. Бегут за нами, погавкивают. Смешные…

Дошли до подъезда, а там Цезарь с Джеком болтают. Джек, как нас увидел, даже присвистнул.

– Где ты подобрал эту шайку? Спрашивает. Вид у них больно драный. Фу – скорчил он свою морду, – Как воняют.

Глянул я на него. Ну, думаю, сейчас я тебе покажу, что такое вид драный. Да не успел. Цезарь, как рыкнет: – Пошел вон, дурень. Нечего тебе здесь крутиться.

Испугался этот слюнявый, и пулей от нас. А Цезарь говорит:

– Дал ты жару – Молодец, парень, молодец, – но нелегко тебе будет. Не прокормишь ты их.

– Прокормлю – как-нибудь. Мамка поможет.

– Дай бог – Если что, говори. Помогу, чем смогу. Хочешь, посторожу их, а вы пока домой сгоняйте?

– Спасибо тебе, Цезарь. Мы быстренько – Остался он с ними, а мы наверх побежали.

Подошел я к дверям, гавкнул погромче, она тут же и отварилась. Ждала нас мамка, точно ждала. Даже Данила нос высунул. Увидел Дези, скривился весь, и в комнату. Молодец, не полез в драку. Мамка нам тут же миску поставила. Дези глянула на меня и остановилась, застеснялась бедная.

– Иди, иди, – говорю, – Ешь.

Подтолкнул я ее носом, а сам к мамке, спасибо сказать. Хорошая она у меня, добрая.

Дези обернулась, подумала, подумала, и взяла первый кусочек.

– Я чуть-чуть, Ричи, – говорит.

– Ешь, не волнуйся. Мне тоже дадут. Все ешь, тебе детей кормить нужно.

Через минуту все было чисто. Облизнулась она, вид сытый, довольный. Поблагодарила и к дверям.

– Спасибо, – говорит, – Пойду я, а то как бы они Цезаря не замучили.

– Подожди меня, – попросил я, а сам к мамке. – Дай что-нибудь перекусить. Живот с голодухи подвело. Думаешь, легко детишек воспитывать? – Да ты сама знаешь.

Поставила она еще одну миску. Секунды не прошло, уже пусто. То ли ел, то ли не ел – Добавки что ли попросить? Гавкнул я погромче, чтобы поняла.

Глянула она на меня, так глянула, что стыдно мне стало, стыдно до срамоты. Даже аппетит пропал. Чувствую, пора уходить.

– Прости, – говорю, – Я ненадолго. Там дети, их защищать нужно. Не сердись, я тебя очень люблю – Обняла она меня, прижала и говорит:

– Делай, Ричи, что хочешь, но учти, я тебя очень люблю. Приходи, когда хочешь, и даму свою приводи. Не убегай надолго. Ладно? – Не волнуйся, Мусик. Я тебя никогда не брошу. Чтобы не случилось, обязательно вернусь.

Поцеловались мы с ней, и пошел я – за Дези.

Когда сыт, и жизнь хороша, и жить хорошо. Голодному жизни нет. Только и слушаешь, как в животе бурчит, кишки с ребрами дерутся.

Дух перевел и пулей на улицу. Как там наши маленькие?

Чтобы вы думали? – Выскочили мы из подъезда и обомлели – Лежит наш Цезарь посреди лужайки, а по нему наша малышня скачет, друг за другом гоняется, и коврик свой иногда покусывает. А Цезарь, гордый пес, таких псов на целом свете больше нет, повизгивает от укусов. А эти – довольные, хохочут, и, знай себе, побольнее стараются куснуть.

Увидел он нас, засмущался. Был бы человек, точно покраснел бы. А так встал, встряхнулся, словно ничего не было, и к нам. Малышня с него, как яблоки, посыпались. Мамку углядели и бегом. Атос, – до чего молодец парень, спрашивает:

– Домой?

– Домой, домой, мой маленький, – отвечает Дези. А сама довольная, счастливая, словно в раю живет. Как она так может? А я, как представил себе, что всю ночь на вонючей подстилке они мерзнуть будут, чуть лапы на себя не наложил.

Что делать? Лай, не лай, никто не услышит. Кому малышня бездомная нужна. А они маленькие, теплые, есть хотят. Беда – Только повезло нам в этот раз. Тетя Лена с первого этажа разглядела нашу компанию, и чтобы вы думали, вынесла нам миску с колбасой. Ни Цезарь, ни я, ни Дези к миске даже не подошли. И хотели бы, не успели. За пол секунды ничего не осталось. Я даже спасибо сказать не успел.

А тетя Лена встала рядом, пригорюнилась: – Бедненькие, голодненькие – И как закричит: – Андрей, давай себе вот этого, рыженького возьмем! Смотри, какой хороший – Вышел дядя Андрей. Посмотрел на меня, на Дези и говорит:

– У тебя с головой все в порядке? Что мы с ним делать-то будем?

– Папа! Папа! Давай возьмем! Это сынуля их разобрался, что к чему, и тоже из подъезда выскочил. Я с ним гулять буду. Честное слово, буду!

– Не дурите, – отвечает Андрей. Он хороший, пока маленький, а вырастет, будет как все, страшный, драный, беспородный – Посмотри на Ричарда. Какой он беспородный? А этот весь в него. Даже морда похожа – Глянул он на меня, а сказать нечего. Спасибо, хоть промолчал.

– Делайте, что хотите. Махнул рукой и пошел домой.

А тетя Лена подошла к Атосику и говорит: – Иди ко мне, мой маленький.

И чтобы вы думали? Как этот мелкий понял, что у него появился шанс, ума не приложу.

Подошел он к ней, руку лизнул и говорит:

– Кушать хочу.

Схватила она его на руки, и ну целовать. А он ее лижет, уши обсасывает. Ангел, а не ребенок.

А Дези уже к бою изготовилась. Я только и успел крикнуть: – Стой!!!!

Испугалась она, замерла, а потом говорит:

– Она же его сейчас заберет – Ну и пусть, – отвечаю. Хочешь, чтобы он всю жизнь по помойкам лазил, тухлятину подбирал?

– Ну и что!!! Он мой! Как закричит и на тетю Лену. А та не будь дурой, схватила нашего Атосика, и в подъезд, дверь за собой закрыла, и нет их. А моя осатанела вконец. На дверь кидается, орет. Тут даже Цезарь не выдержал.

– Не ломай парню жизнь! Говорит. Прав Ричард, повезло ему. Сейчас его помоют, накормят, будут холить, лелеять, любить будут – Я его тоже люблю, – моя кричит. Слезы текут, сама вся встрепанная. Как я без него жить буду? – У тебя еще четверо осталось, вот и будешь за ними ухаживать, а этот пусть тут живет, – Цезарь ее успокаивает. – Я за ним пригляжу.

Опустила она хвост, стоит и жалобно так поскуливает. В окнах уже все жильцы собрались, тетя Клава с дядей Сережей даже из подъезда выскочили. Стоят, смотрят и головами качают.

Что качать-то? Детей что ли не видели? Лучше бы что-нибудь из еды предложили. Мы псы не гордые, нам все сгодится.

Поднял я голову и вижу, мамка к стеклу прилипла. Все, думаю, сейчас что-то будет. Пора лапы делать. Я и говорю: – Зови детей, пора убегать, а то сейчас еще одного заберут.

Дважды повторять не пришлось, моя сразу обо всем забыла. Схватила самую маленькую за загривок и бегом. Остальные пулей за ней, я следом. Полсекунды и нет нас.

Спасение

К ночи здорово похолодало.

Прижались мы друг к другу, малышню промеж собой уложили, чтобы не замерзли, и затихли.

Темно, холодно и грустно, кошки на душе скребут. Думаю, надо себя чем-то занять, а то точно на луну выть начну. Я Дези и спрашиваю:

– Как же вы здесь живете?

– А что? – Так и живем, – хорошо живем.

– Да так, ничего, грустно как-то. Нужно будет пару игрушек принести, и малышня будет рада.

– Не мучайся, Ричи, иди домой. Я уже успокоилась. Что толку переживать? Иди, пора тебе – Вот еще, не говори глупостей.

– Не беспокойся за меня. Ты прав, Атосику там лучше будет. Сейчас, наверное, чистый, сытый на коврике спит, – мечтательно продолжила она. Я когда маленькой была, меня тоже любили. Гладили, целовали, – она тяжело вздохнула.

– Не переживай, милая. Разве тебе плохо?

– Что ты, очень хорошо. Ты меня любишь, детишки рядом сытые спят. Что мне еще нужно?

– Вот и не переживай.

Сам говорю, а на душе кошки скребут. Как там мамка? Волнуется, небось. Вздохнул я, повернулся на другой бок и закрыл глаза. Что, думаю, дергаться. Слезами горю не поможешь.

Завтра поутру пойду домой, а сейчас их одних бросать нельзя. Мало ли что ночью случиться может.

Лежу, сна ни в одном глазу. Дези рядом мирно посапывает, дети тоже спят. Вдруг, чувствую запах родной. Принюхался, – точно мамка. Меня ищет.