В Мескле нет ни вокзала, ни деревни. Это нечто вроде полустанка между двумя утесами и двумя туннелями, производящее самое подавляющее впечатление. Подъезжая туда, мы еще издали, с моста, увидели прогуливавшихся взад и вперед по узкой платформе двух жандармов и станционного служителя. Подъехав ближе, мы узнали, что труп убитого находится в станционном здании, служащем в то же время и пассажирским залом и складом, и будет отправлен в Ниццу ближайшим поездом. Одиночество делает людей общительными, и нам без труда удалось узнать у жандармов подробности ужасного происшествия.
      Труп был найден у противоположного конца туннеля около пяти часов утра. Чтобы не мешать проходу поездов, его отодвинули параллельно рельсам, что в значительной мере повредило следствию, принужденному ограничиваться показаниями обнаруживших труп рабочих. Вслед за этим из Тине была послана телеграмма. Все эти хлопоты заняли немало времени, и прибывшие из Ниццы судебные власти были на месте происшествия только около четырех часов вечера. Удостоверив при помощи находившихся на трупе бумаг личность убитого, представители правосудия направились для производства дознания в Виллар, постановив отправить тело в Ниццу для опознания его родными.
      Что же касается преступника, то о нем до сих пор не было и речи, хотя убийство было вполне доказано.
      – Следовательно, – решился я задать вопрос, – нет никакой возможности предполагать самоубийство?
      Оба жандарма презрительно усмехнулись.
      – Что вы, сударь, – ответил один из них. – Голова убитого была обложена камнями, чтобы она не могла сдвинуться с рельсов, когда будет проходить поезд. Если бы вы видели, во что она превратилась!
      – Но в таком случае, значит, когда его клали на рельсы, он был уже мертв?
      – Ну, еще бы! У него была прострелена голова. Тут же, среди всей этой каши была найдена и пуля.
      Это было убедительно. Если бы страховому обществу были известны эти подробности, оно бы, наверно, не послало меня сюда.
      Автомобилист тронул меня за руку.
      – Отчего вы не попросите показать вам труп? – прошептал он мне на ухо.
      Я видел, как у него блестели глаза. Очевидно, он был любителем сильных ощущений.
      Тем не менее, ввиду того, что его совет совпадал с моими намерениями, я охотно его исполнил.
      – Вы говорите, что труп там? – спросил я, указывая на дом.
      – Да! – ответил служитель.
      – Вы его, вероятно, скоро вынесете к поезду? Он угадал мое желание.
      – Вы хотите посмотреть?
      – Если возможно.
      Он вопросительно взглянул на жандармов, в то время, как автомобилист незаметно сунул ему в руку монету.
      – Все равно, – разом согласился служитель, – придется же выносить его оттуда. Ничего не значит немного приподнять простыню.
      Жандармы утвердительно кивнули головой и отошли в сторону. Служитель открыл дверь, и мы увидели лежавшую на досках, покрытую белой простыней фигуру. Секунда – и простыня была сдернута. Один общий крик ужаса вырвался из наших уст. Нельзя было представить себе ничего ужаснее этой картины.
      Вместо головы была какая-то высохшая черная масса, состоявшая из остатков костей, запекшейся крови и волос. Шея была также раздавлена почти по самые плечи, руки представляли собою два обуглившихся обрубка, ноги были отрезаны по щиколотку и бесследно исчезли. Вообще, все тело имело такой обгоревший вид, как будто его со всех сторон поджаривали на огне. Платье местами сохранилось в полной неприкосновенности, и я сразу узнал обычный костюм господина Монпарно.
      – Нельзя допустить, чтобы этого несчастного привел в такой ужасный вид перерезавший его поезд! – воскликнул я.
      – Конечно! – согласился Карло Дольчепиано.
      – Ему должны были раньше размозжить голову и пробовали его сжечь.
      Это предположение было тем более основательно, что между остатками платья убитого кое-где чернели угли.
      – Прокурор сказал то же самое, – ответил один из жандармов.
      – От него хотели отделаться, – глубокомысленно заметил автомобилист, – и, только убедившись, что это не так легко, преступник решил положить его на рельсы. Какой промежуток времени был между двумя поездами?
      – Час! – ответил жандарм.
      – Немного! И затем до утра не проходило ни одного поезда?
      – Ни одного. Труп был обнаружен до прохода первого поезда.
      – Заключение принадлежит вам, – обратился ко мне автомобилист. – Разбирайтесь-ка теперь во всем этом.
      – Все это вполне ясно! – уверенно сказал я. – Время не играет никакой роли. Я констатирую самый факт желания уничтожить или, по крайней мере, обезобразить до неузнаваемости труп, что, как мы сами видим, не привело к желаемым результатам. С меня этого довольно.
      – Чтобы сделать его неузнаваемым, не следовало оставлять при нем документов, – заметил итальянец.
      – И костюма. Я предполагаю, что преступник изменил впоследствии свое решение, поняв, что рано или поздно исчезновение господина Монпарно все равно станет известным. Подобное преступление всегда раскрывается.
      – В более или менее отдаленном времени. Для преступника могло быть важно выиграть время, – задумчиво произнес автомобилист.
      – Это было бы трудно, – возразил я. – До совершения убийства был разграблен принадлежавший жертве чемодан и на другой день при помощи найденных при убитом ключей унесены из железного сундука все находившиеся там ценности. Этот двойной грабеж, совпадающий с исчезновением самого господина Монпарно, невольно обратил бы на себя внимание.
      И я рассказал все, что мне было известно по поводу последних событий.
      – Что меня поражает во всей этой истории, – добавил я в заключение, – это то, что наряду с поразительной предусмотрительностью, характеризующей преступника, как выдающегося организатора, встречается какая-то невероятная наивность. Как будто все преступление было задумано и исполнено двумя отдельными личностями: гением и идиотом. С одной стороны, поразительный по замыслу грабеж в поезде и взрыв сундука, с другой – неудачное обезображение трупа, признанного с первой же минуты, благодаря документам и костюму.
      Мои собеседники вполне согласились с моими доводами.
      Между тем для того, чтобы продолжать розыски, надо было подождать прихода поезда. Я в последний раз взглянул на останки несчастного господина Монпарно.
      – А где же ноги? – пришло мне вдруг в голову. – Неужели от них не осталось никакого следа, даже сапог?
      – Они, вероятно, были отрезаны, а не раздавлены, – небрежно заметил Дольчепиано.
      – Об этом никто не подумал, – ответил жандарм. – Может быть, они и лежат где-нибудь в туннеле.
      Я бросил многозначительный взгляд на автомобилиста, который, видимо, его понял, так как улыбка скользнула по его губам.
      – Может быть! – с деланным равнодушием ответил я. Между тем поезд подходил к станции. Жандармы внесли труп в прицепленный в конце поезда товарный вагон и вошли туда сами. Когда поезд отошел от станции, я обернулся к своему спутнику.
      – Мы конечно, отправимся в туннель? – улыбнулся он.
      – Конечно! – ответил я, выходя со станции.
      Он последовал за мной, осторожно ведя рядом свой автомобиль. Дорога была совершенно безлюдна. Я спросил у станционного служителя, как пройти к месту преступления, и нашел его без труда. Мой спутник вынул из кармана электрический фонарь и стал любезно освещать мне дорогу.
      Отдаленность местности не давала возможности любопытным наводнить место загадочного преступления, благодаря чему его посетили только судебные власти, да и те, как мне объяснили, шли только по рельсам, не отходя к откосу, на котором лежал сдвинутый с рельсов труп. Поэтому сердце мое усиленно забилось, когда я заметил глубоко врезавшиеся в гравий следы чьих-то шагов.
      – Убийца! – прошептал я, указывая на них итальянцу. – Он нес труп.
      Действительно следы шли вплоть до места, где был найден господин Монпарно, и затем продолжались в противоположную сторону к выходу из туннеля, сохраняя уже более легкий отпечаток. Очевидно, убийца уже отделался от своей ноши и шел более легкой походкой.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.