Глава 8

Март, 1775 г.

Флетчер Айронс стоял у открытой двери подвала и, подняв свежевыбритое лицо к солнцу, наслаждался теплым весенним утром. Чуть расставив ноги и уперевшись широко раскинутыми руками в дверном проеме, он являл собой воплощение покоя и уверенности в себе. Позади него из холодной темноты коридора доносился шум хозяйственных приготовлений из кухни и столовой, но лейтенант не обращал на него никакого внимания.

Перед ним, прямо у входа в дом, у каменного крыльца, зеленела трава. Флетчер ступил на залитую солнцем лужайку и стал разглядывать кирпичный фасад гостиницы, с удовольствием греясь в лучах мартовского солнца.

Окно его комнаты было плотно занавешено. Для постороннего любопытного наблюдателя это должно было свидетельствовать о том, что ее хозяин никуда не отлучался и все еще спит.

Флетчер застегнул манжеты на рукавах рубашки, которые до сих пор свободно спадали на кисти рук, и подумал, что у него еще достаточно времени до завтрака, чтобы привести себя в порядок и надеть мундир.

После того злосчастного вечера у Эзры Бриггса Айронс ни разу не встречал старого адвоката. Флетчер отправил ему очень вежливую записку, получил в ответ не менее вежливое и очень короткое послание, но в гостинице Бриггс больше не появлялся. Флетчер не мог точно ответить самому себе, чем был вызван его неугасающий интерес к старому адвокату: сожалел ли он о потере приятного собеседника за завтраком или не терял надежду узнать через него что-нибудь о Вере Эшли.

Последний раз лейтенант видел миссис Эшли, когда провожал ее до дома вместе с этим омерзительным типом Джонсоном. Флетчер не пытался встретиться с ней, помня, как резко она высказала свое мнение на этот счет. Хотя, возможно, нежелание молодой женщины продолжить их знакомство было не совсем искренним.

Говоря по правде, Флетчер теперь гораздо реже вспоминал о ней, чем в первые недели после расставания. На него навалилось множество неотложных дел, связанных с его военной службой, и он не мог позволить себе роскошь расслабиться в мечтах о любимой женщине, как мальчишка. И все-таки по вечерам, когда он оставался один, образ очаровательной миссис Эшли вновь и вновь всплывал в его памяти. Не лишенный остроумия офицер пришел к выводу, что его любовный недуг сродни вирусному заболеванию и что мысли о Вере, подобно мельчайшим микробам, проникают в кровь, бередя его душу и плоть. Айронсом было определено и средство избавления от своего недуга — время.

Флетчер прошел в гостиницу через двойную дверь, выходившую прямо на улицу, и услышал, как кто-то позвал его.

— Айронс! Почему это Вы до сих пор не одеты, приятель? И что, собственно, Вы тут делаете?

Широко улыбнувшись, Флетчер обернулся к окликнувшему его офицеру.

— Доброе утро, Брайан! Я как раз собираюсь исправить положение — иду надевать мундир.

— Да уж, пожалуйста! Не сидеть же мне за одним столом с полуодетым офицером! Да и что скажет старик Перси! Даже подумать страшно, — продолжал Аптон. Глаза его искрились веселым озорством. — Думаю, мне придется долго дожидаться Вас к завтраку, приятель. Я-то готов.

— В самом деле? Наверное, уже гораздо позднее, чем я думал, — сухо ответил Айронс.

— Приятель, по-моему, Вы разучились понимать шутки. Времени еще вполне достаточно, но на Вашем месте я бы все равно поторопился.

— А что, собственно, случилось?

— Как Вы могли забыть, Айронс? Сегодня намечается хорошенькое дельце. Постреляем как следует и всему городу покажем, чего мы стоим.

Конечно, Айронс все помнил. В этом году зима была на редкость теплой. Снег уже сошел, и дороги просохли. Это позволяло начать активные военные операции еще ранней весной. Промедление было чревато серьезными осложнениями, поскольку запасы оружия у мятежников росли с каждым днем. Только на прошлой неделе им удалось выкрасть пушку из-под самого носа у британской охраны. И это был уже второй подобный случай. Теперь серьезное столкновение между регулярной британской армией и бунтовщиками стало неизбежным.

Губернатор Гэйдж ждал только королевского приказа и надеялся получить с открытием навигации ответ на свои депеши, отправленные еще осенью. Полномочия, предоставленные королем, позволят губернатору либо открыть военные действия, либо начать переговоры. Многие, в том числе и Аптон, склонялись к первому варианту выхода из создавшегося тупика.

Тем временем число дезертиров из британской армии неуклонно росло. Айронс располагал достоверной информацией, свидетельствующей о том, что не меньше дюжины британских солдат обучали фермеров и добровольцев военному делу, в том числе и обращению с огнестрельным оружием. Секретные военные группы восставших формировались по всей стране.

В подразделении Флетчера пока все было в порядке, но постоянное напряжение сделало лейтенанта раздражительным, и он недовольно покачал головой в ответ на воинственные высказывания товарища по оружию.

— Вы что, не согласны со мной? — возмутился Аптон. — Как же тогда прикажете поступать с этими бунтовщиками? Ведь их десятки тысяч по всей стране. Может, пожурить их, как малых детей? А может, просто выпороть, а? Возможно, это кому-нибудь из нас и доставило бы удовольствие, особенно когда дело дошло бы до «патриоток». Но вряд ли это будет эффективно.

Флетчер нахмурил брови, взгляд его помрачнел.

— Не надо иронизировать, Брайан, — прервал он развеселившегося приятеля. — Положение очень сложное.

— Я понимаю это, — ответил Аптон, и улыбка исчезла с его лица. — Похоже, что в ближайшее время будут предприняты какие-то действия, — продолжил он, понизив голос, — причем гораздо более серьезные, чем все наши короткие набеги и отвлекающие маневры. Что Вас тревожит, Айронс? Давно пора положить конец забавам этих вояк-любителей!

— Не такие уж они «любители», — поправил Флетчер.

— Вы говорите об этих ублюдках-дезертирах, которые инструктируют повстанцев? Неужели Вы считаете, что они действительно опасны? Да, нет же, Флетчер. Они не представляют угрозы.

— Я этого не говорил, Брайан. Но не забывайте, что «строжайшее соблюдение секретности есть долг каждого военного, а офицера в особенности». Вы помните, кто это сказал?

— Конечно, Флетчер. Это — лорд Перси. Я не забыл.

— Надеюсь, Брайан. — С этими словами Айронс положил руку на плечо своему товарищу и слегка встряхнул его. — Отлично, приятель, я иду наверх одеваться и быстро спущусь к завтраку.

Флетчер двинулся вверх по лестнице, но Брайан снова окликнул его:

— Забыл предупредить Вас, Айронс. Наверху дожидается какой-то пожилой джентльмен. Он представился, но его имя тотчас вылетело у меня из головы. Я думал, что Вы у себя, поэтому послал его наверх.

Брайан помолчал немного и спросил:

— А где Вы, собственно, были, Флетчер, позвольте узнать?

— Нет, Брайан, я не могу Вам этого сказать, — ответил Флетчер и взлетел вверх по лестнице.

Брайана поразила быстрота, с какой его товарищ бросился навстречу гостю. Интересно было бы выяснить, кем приходился этот старичок Флетчеру. Лицо казалось очень знакомым, но Антон никак не мог вспомнить, где его видел. Он очень жалел, что не отнесся повнимательнее к этому нежданному гостю. Тогда, может быть, ему удалось бы подобрать ключ к таинственной личной жизни лейтенанта Айронса. Хотя, конечно, Антона это совершенно не касалось. Ему просто хотелось узнать о своем товарище чуть-чуть побольше.

Аптон хорошо знал Флетчера как товарища по полку. Это был очень деятельный и смелый офицер, обладающий к тому же ясным и острым умом. Аптону не часто доводилось встречать сочетание всех этих добродетелей в одном человеке. Но в редкие свободные часы лейтенант Айронс становился совсем другим человеком: пожалуй, его даже можно было назвать романтиком и мечтателем. И хотя такая двойственность характера могла обречь его на душевные муки, Айронс был всегда спокоен и приветлив со своими товарищами и ничем не выдавал своих страданий, если таковые вообще имели место.

Брайан подумал, что неплохо было бы поговорить с Флетчером по душам. Он был даже готов пожертвовать ради этой благородной цели еще не распечатанной бутылкой коньяка, которую хранил в своей комнате. Но Аптон даже не представлял себе, как относится его приятель к спиртному.

Флетчер замер на пороге комнаты, пытаясь отыскать глазами своего гостя: окна были задернуты плотными занавесками, совсем не пропускающими света. Но зоркие глаза лейтенанта не подводили его никогда — ни во время походов в тумане, ни во время вылазок штормовыми безлунными ночами. И сейчас он почти сразу разглядел сгорбившуюся фигуру адвоката, притулившегося в углу комнаты на единственном стуле. Голова его склонилась на грудь, он, кажется, задремал.

— Эзра, — осторожно окликнул его Флетчер, — мистер Бриггс!

Лейтенант подошел к окну и отдернул занавески, в один миг наполнив еще недавно мрачную комнату ярким солнечным светом.

Эзра Бриггс очнулся и выпрямился, моргая белесыми ресницами. Парик его сполз, открыв редкие поседевшие волосы. В отличие от большинства мужчин, носивших парики, Эзра не брил голову.

— Доброе утро, мистер Бриггс, — сказал Флетчер, натягивая жилет и снимая куртку с крючка. — Вам, наверное, пришлось долго ждать? Лейтенант Аптон просто не знал, что меня нет дома, — продолжал Флетчер, застегивая пуговицы мундира.

Но Эзра не отвечал и сидел по-прежнему неподвижно, уставившись в окно. Он выглядел таким старым и беззащитным, что лейтенантом овладело чувство жалости и сострадания. Когда они встречались в прошлый раз, адвокат выглядел бодрым и полным сил.

Флетчер старательно расчесал свои черные блестящие волосы, перетянул их сзади лентой из тафты и вновь обратился к Бриггсу:

— Давно не встречал Вас за завтраком, сударь. Мне очень не хватало Вас. Надеюсь, Вы здоровы?

При этих словах Эзра наконец собрался с духом, прокашлялся и ответил:

— У меня все в порядке, сударь, а у Вас?

— Все хорошо, спасибо, — ответил Флетчер и, подойдя к окну, встал, сложив руки на груди. Он решил поговорить с адвокатом с полной откровенностью. — Эзра, скажите мне ради Бога, что случилось? Вы ужасно выглядите, — начал Флетчер.

Образ миссис Эшли возник перед мысленным взором лейтенанта, и он с большим трудом удержался, чтобы не спросить о ней.

Глубоко вздохнув, Эзра хлопнул себя по бедрам и вскочил со стула. Сначала он несколько раз пробежался по комнате от алькова до противоположной стены и обратно, затем, немного успокоившись, подошел к окну и встал с Флетчером, заложив руки за спину. Его нижняя губа дрожала. На старческой коже отчетливо проступали морщины, под глазами залегали тени, вены пульсировали на висках. Похоже было, что Бриггс давно не высыпался как следует.

— Я бы не очень хотел ускорять события, Айронс, — сказал он.

Разжав руки, он устремился в угол комнаты, где заметил паука, занятого плетением своей искусной паутины. Эзра с большим вниманием рассматривал узоры на паутине, которые даже через мощные линзы очков были плохо ему видны, а затем ногтем указательного пальца уничтожил это творение насекомого. Удовлетворенный вполне, он подошел к Флетчеру и выглянул в окно. Во дворе гостиницы он мог увидеть только фигуры в красных мундирах, прогуливающиеся по ярко-зеленой траве.

— Вы видели ее, лейтенант? — неожиданно спросил Эзра.

Флетчер тоже выглянул в окно, но, не заметив там никого, кроме солдат и негритянки-прачки, с удивлением посмотрел на адвоката.

— Кого Вы имеете в виду, сударь?

— Я Вас отрываю от чего-нибудь, лейтенант?

— Нет.

Айронс уклонился от прямого ответа, но сделал это так артистично, что Бриггс ничего не заметил.

— Вы говорите о миссис Эшли? — спросил Флетчер.

— Да, — ответил Бриггс, — скажите, Вы видели ее в последнее время?

Выражение лица Флетчера резко изменилось, а сердце застучало сильнее. Тем не менее он ответил достаточно безразличным голосом:

— Прошу прощения, сударь, но вряд ли это было возможно. Мы оба знаем ее отношение к тем, кто носит мундиры красного цвета. Я не видел миссис Эшли с тех самых пор, как провожал ее от Вас домой.

Эзра приоткрыл рот, намереваясь что-то сказать, но не решился. Он достал из внутреннего кармана сюртука флакон с ромом.

— Вы не против, сударь?

— Нет, что Вы!

— А чашка у Вас есть?

— Нет, чашки, к сожалению, нет, — ответил Флетчер.

Он с удивлением наблюдал, как адвокат поднес флакон к губам и сделал большой глоток рома. Запах спиртного, разнесшийся по комнате, был чрезвычайно неприятен Флетчеру, и он вежливо отказался от предложенной ему порции.

Адвокат поставил флакон на подоконник, достал батистовый носовой платок и приступил к своему любимому ритуалу — протиранию очков. Несколько раз он пытался обратиться к Айронсу и наконец решился.

— Скажите, сударь, я когда-нибудь говорил Вам, что собираюсь жениться на Вере Эшли?

— Нет, я этого не знал, Эзра, — ответил Флетчер, как только смог прийти в себя после этого неожиданного сообщения.

— Да, по Вашему тону я вижу, что это так, — с этими словами Эзра отошел от окна и присел на стул. Он начал нервно барабанить пальцами по коленям, затянутым в бархатные бриджи. — И Вы, конечно, слишком деликатны, чтобы спросить у меня, что она ответила. Так вот, молодой человек, она мне отказала. Очень вежливо, конечно. Вы еще за ужином могли заметить, что она всегда очень предупредительна со мной. Я для нее просто «любимый дядюшка».

Флетчер присел на кровать и зажал ладони между коленями. Он пытался казаться спокойным.

— Почему Вы мне все это рассказываете, Эзра?

— Почему? Да потому, что Вы любите ее, лейтенант. Я знаю эту женщину многие годы, а Вам понадобились недели, нет — часы, чтобы привязать ее к себе. Молчите, сударь, молчите! Ваше чувство невозможно скрыть. Оно явно отражается на Вашем лице, как только при Вас упоминают ее имя. Так было у меня на ужине, так было и сейчас. И мне жаль Вас, лейтенант. Вы молоды, красивы, у Вас масса достоинств, и, возможно, Вы именно тот человек, с которым Вера могла бы найти свое счастье. Но вы носите этот красный мундир и выполняете свой долг королевского офицера. Вам никогда не преодолеть это препятствие. Все Ваши усилия будут тщетны!

Флетчер закрыл лицо руками и стиснул зубы. Он хотел удержать охвативший его порыв ненависти, но ничего не мог с собой поделать.

— И это все, что Вы хотели мне сказать, Эзра? — произнес Флетчер напряженным голосом. — Вам не стоило так утруждать себя.

— О, Господи! — воскликнул Эзра умоляющим тоном. — Я рассердил Вас, но я не хотел этого. А быть может, и хотел, — не удержался от признания Бриггс. — Да, я хотел этого! Уже тогда, когда видел вас, уходящих вдвоем из моего дома. Вы моложе, Вы сильнее меня, Вы тот человек, который сможет удержать Веру.

— У меня нет ни малейшего желания «удерживать» ее, — холодно сообщил Айронс. — Что касается нашей прогулки, то, если помните, именно Вы предложили мне проводить миссис Эшли, Вы даже настаивали. И зачем, хотел бы я знать, — продолжил офицер, — Вы устроили нашу встречу? Вы собирались жениться на миссис Эшли, и не было никакого смысла знакомить меня с ней. Вы сыграли со мной жестокую шутку, сударь.

Эзра тяжело вздохнул и покачал головой.

— Прошу Вас, сударь, не думайте обо мне так плохо. Я восхищаюсь Вами, Флетчер, хотя и обидел Вас так жестоко. Да, я хотел воспользоваться Вами, чтобы перетянуть весы на свою сторону. Я был уверен, что она отвернется от Вас, как бы вы ни были молоды и привлекательны — ведь на Вас красный мундир. Вы правы, это была жестокая шутка и нечестная игра. И она не оправдала себя. Я не мог надеяться на согласие Веры — мы слишком давно и хорошо знакомы. Конечно, она любит меня. Но это совсем не то чувство, которого я ждал. Она сказала, что предпочитает остаться одна. Она была со мной так деликатна и добра, несмотря ни на что, а может быть, именно благодаря тому, что случилось, — закончил Эзра с тяжелым вздохом.

Лейтенант смотрел на Бриггса со смешанным чувством жалости и разочарования.

Адвокат облизал пересохшие губы и немного успокоился. Он вспомнил, как во время ужина заметил взгляд миссис Эшли, устремленный на Айронса. В этом взгляде не было ненависти, и уже тогда Бриггс почувствовал, что совершил огромную ошибку, познакомив молодых людей. Но неужели он так эгоистичен, что захочет лишить Веру, которую так нежно любит, даже надежды на счастье? Он долго и мучительно размышлял перед тем, как отправиться к офицеру. Ведь он явился сюда не для того, чтобы наносить обиды. Он пришел ради благополучия Веры. Еще сейчас не поздно сказать то, ради чего он пришел.

Руки Бриггса дрожали. Он попросил Флетчера открыть флакон с ромом и с удовольствием сделал еще один глоток.

— Вы больны? — спросил Флетчер.

— Можно сказать, что вся моя боль — в душе, — ответил Бриггс. — Конечно, если это не слишком высокопарно звучит. Ведь все это время я разрывался между надеждой и отчаянием. Мне казалось, что Вера провела эти недели с Вами.

— Это выше моего понимания, Бриггс. Какие причины могли заставить миссис Эшли обратиться ко мне?

Айронс начинал терять терпение, но пытался держать себя в руках. В конце концов этот старый человек совсем не заслужил враждебного отношения.

— Простите меня, Флетчер. Я не видел Веру очень давно, с тех самых пор, когда она пришла ко мне, чтобы сообщить об отказе. А я слышал, что на Северной окраине нарастают волнения. Эти слухи, может быть, и до Вас доходили?

— Да, я кое-что слышал, — ответил Флетчер, и глубокая складка пересекла его лоб. — Но почему Вы заговорили об этом?

— Я слыхал также, что Вера принимает в этом какое-то участие, — с трудом выдавил из себя Бриггс, теребя очки на переносице.

— Что Вы сказали? — Флетчер резко вскочил на ноги.

— Я надеялся, что это — не правда. Но я получил эти сведения из достоверных источников. Моя последняя надежда была на то, что она с Вами.

— Где… где Вы это слышали?

— Она очень упорная женщина… — начал было Эзра, но Флетчер перебил его.

— Не упорная, а глупая. Это не игрушки!

— Я согласен с Вами, лейтенант. Надеюсь только, что Вера сможет оценить степень риска, которому подвергается.

— От кого Вы это слышали?

— От моей экономки, миссис Харт. Она прослужила у меня много лет, и я всегда был уверен, что она — сторонница тори. Но я был не прав. И она никогда не открылась бы мне, если бы не ее страх за миссис Эшли. Все так быстро меняется сейчас. И я боюсь, лейтенант. Я старый человек, лейтенант, и чувствую, что сейчас есть серьезные основания для страха.

Флетчер подошел к открытой двери и выглянул в коридор. Вернулся назад, посмотрел на себя в зеркало: он видел только свой мундир — латунные блестящие пуговицы, черные отвороты и красную ткань мундира — красную, как пролитая кровь.

— Я тоже боюсь, Эзра. Вы знаете, что может произойти?

— Не знаю, лейтенант.

Гнев лейтенанта теперь был направлен на миссис Эшли. Что за глупая самоуверенность! Теперь действия ее друзей признаны государственной изменой. Вот-вот начнутся аресты, и многие видные деятели вигов окажутся в тюрьме, а имущество их будет конфисковано в пользу империи. То же самое может произойти и с Верой. Ей грозят ужасные страдания в заточении, она может оказаться сломленной и морально и физически. Флетчер резко повернулся к окну и прижался горячим лбом к холодному стеклу.

Вдруг он заметил лейтенанта Аптона, спешащего через двор. Значит, он уже закончил завтрак и спешит в полк. Флетчер поспешно поблагодарил Эзру и пообещал сделать все, что в его силах.

— Спасибо, Флетчер, — ответил Эзра, поднимаясь и подавая ему руку. — Я прошу Вас принять мои извинения за все, что я здесь наговорил.

Флетчер тяжело вздохнул и кивнул в знак согласия.

— Я должен бежать Эзра, надеюсь как-нибудь позавтракать с Вами вместе.

— Да, конечно.

— Всего хорошего, Эзра.

— Айронс… одну минуту.

Флетчер обернулся и с чувством жалости взглянул на сгорбившегося, тяжело опирающегося на палку из темного дерева, адвоката. Он выглядел маленьким и жалким.

— Что случилось, Эзра?

— Айронс…

Эзра никак не мог заставить себя сказать то, что давно уже собирался. Он был в смятении, пытаясь найти в глазах Айронса ответ на самый важный для него вопрос: достаточно ли благороден лейтенант, чтобы ему можно было доверить заботы о миссис Эшли. Он подошел поближе, вглядываясь в Айронса близорукими глазами сквозь стекла очков, и все-таки решился.

— Вы знаете, я близкий друг семьи миссис Эшли, я знаю ее с детства и несу за нее ответственность. Ведь я ее любимый дядя! Я прошу Вас всегда обращаться с ней со всем уважением, которого она безусловно заслуживает. Я чувствую, что Вы будете обращаться с ней бережно, просто не сможете иначе. Как бы ни разбушевалась Ваша страсть, как бы она ни пыталась оскорбить Вас, я знаю, Вы никогда не обидите ее.

Эзра горько усмехнулся и продолжил:

— Пожалуй, сегодня у меня была серьезная причина задержать Вас, не так ли, лейтенант? И все-таки я прощу дать мне слово, что вы готовы выполнить мою просьбу, Флетчер.

— Вы говорите так, как будто Вас скоро не будет рядом с Верой, — осторожно сказал Флетчер.

— Конечно, когда-нибудь я покину этот бренный мир, но надеюсь, что не так скоро. На все воля Божия. Мне бы хотелось дожить до того счастливого времени, когда восстание закончится и будет восстановлен порядок. Во имя короля Джорджа, — торжественно провозгласил Эзра.

— Молю Бога, чтобы эти времена поскорее наступили.

— Да будет так, лейтенант! Но Вы мне не ответили.

Флетчер устремил на Эзру помрачневший взгляд серо-голубых глаз.

— Мне кажется, — медленно произнес он, — что миссис Эшли — упрямая женщина, которая не нуждается во мне. Я также думаю, что не смогу сделать ее счастливой, вопреки тому, что Вы говорили. Ее увлечение политикой слишком сильно, чтобы мы смогли создать прочный союз. Она вполне самостоятельна, и в ее жизни нет места для чувства к таким людям, как я.

Флетчер не решился сказать Эзре, что решение уже было принято самой миссис Эшли. Он только перечислил причины, которыми она руководствовалась.

— Но я обещаю Вам, — заверил Флетчер, — что сделаю все, о чем Вы меня просили, потому что мы в ответе за тех, кого любим. И хотя Вы сомневаетесь в любви с первого взгляда, поверьте мне, Эзра, я действительно люблю миссис Эшли. Я не знаю, к чему это приведет, но боюсь, что я уже ничего не могу с собой поделать.

Флетчер говорил таким искренним и проникновенным голосом, а в его словах звучала такая глубина чувства, что у Эзры не осталось сомнений в правильности принятого им решения.

— Вам нужно спешить, Айронс, я и так задержал Вас слишком долго.

— У меня прекрасная лошадь, Эзра. Не беспокойтесь, — сказал Айронс, и, уже выйдя в коридор, обернувшись, добавил:

— Пожалуйста, захлопните дверь перед уходом.

— Да, да, конечно, — прошептал Эзра вслед.

Оставшись один, Эзра застегнул сюртук и собрался уходить. Разговор отнял у него очень много сил. Два совершенно несовместимых желания теснились в его душе: первое — соединить лейтенанта с миссис Эшли, которая сейчас была одинаково недоступна для них обоих, и второе, пожалуй, не менее сильное, исключить Айронса навсегда из их маленького общества, разрушить треугольник, который они сами создали.

Эзра вышел в коридор, тяжело опираясь на, палку, с которой он теперь не расставался, и захлопнул за собой дверь. Страшная тоска охватила его. Что ж, у него не оставалось выбора. Если он действительно любил Веру, он должен был дать ей возможность продолжить жизненный путь с человеком более молодым и надежным, чем он сам.

Внизу еще раздавались шаги Флетчера, и Эзра попробовал его догнать, но очень скоро понял безнадежность своей попытки. И он вдруг ясно осознал, что эта зима была его последней зимой.

Глава 9

В гостиной Веры Эшли собралось изысканное дамское общество. Это был кружок патриотически настроенных женщин, которые встречались, чтобы обсудить свои проблемы, занимаясь рукоделием.

Дамы мастерили аппликацию, сюжет которой был посвящен трагическим событиям в Бостоне, так называемому «Бостонскому избиению», годовщину которого они собирались отметить сегодня.

Картина представляла собой нечто похожее на лоскутное одеяло. Ее складывали из разноцветных лоскутов и сшивали их вместе. Для работы стулья в гостиной были расставлены по периметру квадрата, а полотнище было расстелено посередине.

— Ну, что ж, сударыни, пожалуй, мы можем начинать. Наша хозяйка пока занята, — властным голосом произнесла Констанция Винтер, самый почетный и уважаемый член кружка.

Черты ее лица были несколько угловатыми, а взгляд острым и проницательным. Но стоило Констанции улыбнуться, и лицо ее изменялось, как по велению волшебной палочки.

С тех пор как миссис Винтер овдовела, она одевалась в черное, делая исключение только для белого чепца, прикрывающего седеющие волосы, и желтой шали, наброшенной на плечи.

Дамы с шумом расселись, и Констанция театрально наклонилась вперед и взяла незаконченный край полотнища. Все последовали ее примеру, правда, их движения были более сдержанны. Под руководством Констанции прочитали короткую молитву:

«Господь наш Иисус!

Благослови наше молодое дело, и пути-стежки наши будут так же прямы и безупречны, как и наши мужчины при выполнении своего долга.

Благодарю тебя, великий Господь!

Аминь».

Затем наступила тишина, вскоре прерванная шуршанием ткани, звяканьем ножниц, иголок и наперстков. Все принялись за работу. Из кухни доносились аппетитные запахи — это Элизабет пекла печенье к чаю. Плакал малыш.

— Бедная Рэйчел, — прервала общее молчание одна из женщин, сама недавно ставшая матерью, — ее ребенок не дает ей ни минуты покоя. Похоже, что у него колики.

— Ну, конечно, — поддержала ее соседка, — я уже посоветовала миссис Ривер, что нужно делать. Но она не обратила никакого внимания на мои слова. У нее все эти новомодные средства на уме.

— Ну, это еще неизвестно. Может быть, Ваше средство просто не помогло. Отвар из одуванчиков — вот что нужно.

Констанция, сидящая около верхней части полотнища, кивнула головой и улыбнулась. Она посмотрела на младшую дочь Поля Ривера, сидящую рядом, чтобы узнать ее мнение по этому важному вопросу, но девушка так увлеклась шитьем, что ничего не замечала. В этот момент в комнату вошла румяная темноволосая Рэйчел Ривер. Она держала своего сына на плече и осторожно массировала ему спинку правой рукой.

— Только отвар из одуванчиков, — продолжала настаивать сторонница традиционных методов лечения.

Миссис Ривер молча улыбнулась и тихо опустилась на свое место, нашептывая что-то своему малышу.

Свободными оставались только два стула — для Веры Эшли и для Элизабет. Евгения, невестка Констанции, взглянула на пустующее место хозяйки дома и скривила губы. Она всегда была не в восторге от этой женщины, что бы там о ней ни говорили. Теперь у нее появились законные основания не только для того, чтобы ее недолюбливать, но и для того, чтобы сказать об этом во всеуслышание.

— Я очень удивлена тем, что миссис Эшли продолжает вести занятия нашего кружка у себя дома после того, что слышала о ней, — с видом заговорщицы произнесла тихо Евгения и замолчала, ожидая, какой будет реакция слушательниц.

Первой откликнулась Рэйчел.

— А в чем, собственно, дело? — спросила она спокойно, не забывая поглаживать ребенка.

— Даже не знаю, как сказать, — продолжала Евгения, не отводя глаз от иголки и не переставая шить. — Я слышала… — Она перешла на шепот, и все дамы склонились к ней, даже Констанция, чей орлиный нос от любопытства заострился еще больше. — Я слышала, что ее провожал домой английский полковник. Это было поздней ночью.