В примере с бухгалтером и его депрессией экспериентальный терапевт скорее всего заставит пациента проиграть ситуацию выхода на работу и выполнения служебных обязанностей, для того чтобы дать выразиться его эмоциям. А бихевиоральный терапевт проделает то же самое, чтобы научить пациента действовать более точно и адаптивно и помочь ему обрести уверенность. Уникальную особенность поведенческой школы, в сравнении с двумя предшествующими, составляет пристальное внимание к заявленной человеком проблеме. Основная цель терапии — не личностный рост или развитие пациента, а то изменение, на которое рассчитывает он сам.

Вместо использования стандартного метода многие бихевиоральные терапевты предписывают процедуры с учетом специфики представленной проблемы. Они избегают интерпретаций, предпочитая им прямые указания, сообщаемые клиенту по поводу его конкретного поведения как в процессе самой встречи, так и за ее рамками. Вопросы иерархии выходят далеко за пределы типичной проблематики данного направления. Главный интерес вызывают сами человеческие действия, а не тот смысл, который они могли бы приобрести, будучи рассмотренными в ракурсе аналогий. С недавних пор отдельные бихевиоральные терапевты стали использовать в работе с клиентами парадоксальную интенцию (Asher, 1979; Аsher and Efran, 1978).

Бихевиоральные терапевты в сообществе семейных составляют меньшинство (Hawkins and others, 1971; Patterson, 1971; Patterson, Rau, and Shaw, 1969; Stuart, 1969). В то время как подавляющая часть семейных терапевтов ориентирована на работу с семьей как целостностью, принимая за единицу по крайней мере трех связанных родственными узами человек, бихевиоральные семейные терапевты в качестве единицы мыслят не более двух. В знакомом нам примере представитель данной школы попросил бы супругу бухгалтера изо дня в день последовательно подкреплять малейшие шаги мужа, возвращающие его к активной жизни. По мере роста его активности рассеивалась бы и его депрессия. В том случае, если в ситуацию включена мать, терапевт с тем же требованием обратился бы к матери. Однако ни одному из терапевтов этой школы не придет в голову идея, позволяющая воспринимать трех людей в масштабах единицы и тем более — представлять их отношения в виде закрученного сюжета, где мужчина оказался в ловушке между женой, ожидающей от него продуктивной работы, матерью, которая не хочет этого, поскольку этого хочет жена, и депрессией как следствием подобного конфликта.

Расширенные семейные системы. Вышеописанные школы семейной терапии ведут свое начало от индивидуальной. В отличие от них, другие ее ветви, восприняв идеи самых разных областей индивидуальной терапии, одновременно внесли в них так много нового, что возможность проследить происхождение этих ветвей от какой-либо определенной школы индивидуальной терапии оказалась навсегда утраченной. Одна такая группа образует то, что может быть отнесено к так называемой расширенной семейной терапии.

Главная особенность данной группы — акцент на более широкой семейно-родственной структуре (Bell, 1962). Терапевты этой группы строят анализ ситуации, оперируя единицей из одного, двух или трех человек, но вовлекая в терапию множество родственников. Такая нелегкая задача достигается с помощью одного из двух возможных способов: либо терапевт соединяет всех значимых в жизни клиента людей в одну большую группу, либо отправляет клиента по очереди навещать тех же самых значимых в его жизни людей.

«Сетевая» семейная терапия во многом напоминает экспериентальную с присущей ей фокусировкой на росте и развитии личности клиентов, а нередко и на опыте конфронтации (Attneave, 1969; Speack & Attneave, 1973). Упор делается не на прошлом, а на текущем опыте настоящего. Общепринятый метод, который используется во всех случаях и не требует какого-то особого для каждой проблемы плана работы. Симптоматическое поведение всегда истолковывается как аналогическое. Предполагается, что если в сложном переплетении внутрисемейных отношений один их ряд претерпевает изменение, оно непременно повлечет за собой перемены в другом ряду.

В подходе, ставящем клиента перед необходимостью встреч и контактов со всеми значимыми в его жизни людьми, отношения также истолковываются как аналогические — в том смысле, что изменения одного слоя в сетке отношений неизбежно повлекут за собой изменения в другом. Например, если человек предъявляет проблему депрессии, ожидается, что он изменится, оживив все свои широкие родственные связи и получив тем самым возможность разнообразить свои отношения, круг и способы общения. Согласно взглядам этой школы, семейные паттерны, выработанные в одном поколении, наследуются следующим. Подобного повторения можно избежать, если терапевт поможет клиенту «подновить» себя, обнаружить в себе новые грани, испытав опыт нестандартного, порой совершенно неожиданного поведения в общении с широким кругом родственников.

Как и психоаналитическая, и экспериентальная школы, данный подход выделяет категорию личностного роста и придает значение методу. В отличие же от них, он директивен, уделяет серьезное внимание межпоколенным связям и, что естественно, иерархии. По контрасту с экспериентальной школой, где семья во время сессии всячески побуждается к выражению эмоций, представители настоящего подхода стараются избегать обмена чувствами между родственниками и в большей степени концентрируются на рациональных процессах. Парадоксальная интервенция используется здесь достаточно широко и целенаправленно.

Несмотря на то, что в литературе, представляющей данную школу (Bowen, 1971, 1975, 1978; «Towards the Differentiation of a Self…», 1972), часто используется терминология, принятая в индивидуальной терапии, фокусом является единица, включающая трех человек. В теории господствует представление о нестабильности диады. Говоря иначе, два человека, втянутые в интенсивные эмоциональные отношения друг с другом, имеют тенденцию вовлекать в свой внутренний конфликт третье лицо. Задача терапевта — оказать клиентам ощутимую помощь, не становясь при этом частью треугольника, сохранив за собой автономную эмоциональную позицию.

Один вид семейной терапии, который мы не будем рассматривать здесь, поскольку в теоретическом отношении он ничем не отличается от других терапевтических школ, ориентирован на работу с разными семьями, из которых создается одна большая группа (Lacqueur, Laburt and Morong, 1964). Эта форма терапии, где фокус внимания переносится на групповые процессы, получила название «множественной (multiple) семейной терапии». Приверженцы расширенной семейной терапии также иногда работают с группами супружеских пар, изменяя своей основной ориентации на целостную семью; но, в отличие от упомянутого выше подхода, они стараются не допускать, чтобы терапия съехала на рельсы групповых процессов. Терапевт работает с каждой супружеской парой по отдельности, в то время как другие члены группы слушают и наблюдают за происходящим.

Коммуникация. Коммуникативный подход — первый и единственный в семейной терапии, о котором со всей определенностью может быть сказано: он возник не в форме индивидуальной терапии. Однако ему не суждено было стать самостоятельной школой: самая суть развитой в рамках данного подхода теории стала органической частью идеологии других школ, будучи адаптированной ими.

Испытывая скептическое отношение к исчерпавшей свои возможности традиционной терапии и не видя смысла в том, чтобы продолжать традицию, представители этого подхода за основу дальнейшего развития приняли принципы биологической и социальной наук. В отличие от психодинамической теории, корни которой ведут к концу предыдущего и началу двадцатого столетия, коммуникативной теории до середины нашего века не существовало как таковой. В 1948 году Норберт Винер опубликовал свою «Кибернетику», и на протяжении следующего десятилетия все науки оказались во власти идей, в центре которых стояли представления о гомеостатической системе и обратной связи, позволяющей ей осуществлять самокоррекцию. Уже в 1950 году категории новой кибернетической науки вошли и в сферу психотерапии в качестве составной части развивающейся теории семьи. Хотя многие терапевты были увлечены духом новых идей, подлинную известность коммуникативный подход приобрел благодаря исследовательскому проекту Грегори Бейтсона, который продолжался с 1952 по 1962 годы (Bateson, 1972; Haley, 1963, 1976a; Jackson, 1968a, 1968b; Jackson and Weakland, 1961; Weakland, 1962). В 1956 году в печати появилось понятие «двойной связи», которое сразу же было подхвачено многими терапевтами, подтолкнув их к размышлениям о внутрисемейном взаимодействии под углом зрения коммуникативной теории. С позиций нового подхода, предполагалось, что взаимная передача посланий, которая происходит между людьми, определяет их отношения. В рамках семьи эти отношения стабилизируются посредством гомеостатических процессов, выступающих в форме действий ее членов. Минимальная единица в этом случае должна быть представлена по крайней мере двумя взаимодействующими субъектами, один из которых посылает сообщение, а другой — его принимает. Терапия, развиваемая с данных позиций, ставит своей целью изменение семейной системы посредством переустройства того, как члены семьи ведут себя, или как они «коммуницируют» друг с другом. Понятно, что такой род терапии не связан с задачами осознания вытесненных и подавленных психических содержаний или с развитием личностного самопонимания. Не основан он и на теориях обусловливания. Прошлое клиента, как правило, остается вне анализа, поскольку в центре внимания — то, как люди коммуницируют друг с другом в данный момент. Представления о единице терапевтического воздействия на протяжении пятидесятых годов колебались, в итоге она расширилась от двух до трех и даже более человек, чему немало способствовало развивающееся представление о семье как целостном образовании, имеющем внутреннюю организацию и структуру. Понятие единицы становилось все более диалектическим, связываясь, например, с ребенком в его отношении к двум взрослым членам семьи или со взрослым одного поколения — в его отношении ко взрослому, представляющему иное семейное колено и т.д. Аналогической коммуникации, по сравнению с дигитальной, отдавалось явное предпочтение (хотя эти термины сами по себе были выделены Грегори Бейтсоном как средство классификации любой коммуникации).

На ранних этапах развития семейной терапии необходимым условием, ведущим к изменению, с позиций данного подхода, по-прежнему считалось знание, и в качестве метода использовалась интерпретация, поскольку другие терапевтические техники, отвечающие новому образу мышления, еще были не разработаны. К шестидесятым годам терапевт, придерживающийся коммуникативного подхода, обнаруживает, что он вынужден защищать свою приверженность интерпретативному методу в ущерб обучению семьи. В рамках данного подхода предполагалось, что к изменению приводит не столько знание, сколько новый опыт, под которым понималось новое поведение, провоцирующее перемены в семейной системе. В ходе интервью, с целью разрушения закрепившихся в семье коммуникативных паттернов, все шире стали использоваться директивные указания, такие, например, как требование разговаривать друг с другом, адресованное членам семьи, которые привыкли обходиться без подобных «излишеств». Постепенно предписания стали простираться за рамки интервью, чему немало способствовала директивная терапия Милтона Эриксона (Haley, 1967a, 1973). Логика развития подготовила целенаправленное использование парадоксальной интервенции. На ранних этапах возникновения данного терапевтического подхода отчетливо проявлялась ориентация на задачи роста, о чем свидетельствует тенденция поощрять членов семьи, когда они начинают практиковать более широкий диапазон коммуникативного поведения в семейной системе. Некоторые из приверженцев коммуникативного подхода, находясь под влиянием взглядов Милтона Эриксона, фокусировались на предъявленной клиентом проблеме, но и в таких случаях неизменным оставалось стремление повысить сложность семейной системы. На проблему никогда не смотрели только как на симптом, поскольку симптоматическое поведение рассматривалось в качестве реакции, отвечающей тем формам внутрисемейного коммуникативного поведения, которыми оно было спровоцировано. На первых порах вопросам семейной иерархии почти не отводилось внимания: утверждалось равенство позиций в семье и общение между ее членами на одинаковых основаниях. В некоторых школах акцент ставился на прояснении внутрисемейной коммуникации (Satir, 1964). Несколько позже возник и получил дальнейшее развитие интерес к проблеме статуса в семейной организации. Джексон (1968a, 1968b; Jackson and Weakland, 1961), один из главных новаторов в коммуникативном подходе, не уставал подчеркивать, насколько важна поддержка родительского авторитета в семье, особенно если развитие детей приобретает психотические черты. В подобных случаях терапевтическое интервью с родителями и подростками заведомо строилось, исходя из признания неравенства их внутрисемейного статуса, в отличие, например, от терапии, основанной на свободных ассоциациях или индивидуальном самовыражении, где те и другие выступали с позиций равенства.

Со временем коммуникативный подход все больше становился неотъемлемой частью других школ в семейной терапии. Вирджиния Сатир (1972) в результате своего участия в эсаленских группах заложила основы более «экспериентальной» формы коммуникативного подхода. Теории расширенных семейных систем также испытали на себе влияние коммуникативных идей. Но в конечном итоге можно утверждать, что от коммуникативного подхода были образованы две главные ветви: одна получила название «структурной», поскольку в своих теоретических построениях выделяла иерархическую организацию семьи и описывала различные коммуникативные структуры; за другой закрепилось определение «стратегическая». И в данном случае, конечно, также подчеркивалась организационная структура семьи, но центр внимания переносился на определенный самовоспроизводящийся порядок следования одних и тех же событий, которыми и определялась семейная структура.

Коммуникация: структурная. Структурная семейная терапевтическая школа заимствовала многие коммуникативные идеи, адаптировав их к работе с семьями, принадлежащими к низшему классу, применительно к которым традиционная терапия не находила себе места (Minuchin, 1974; Minuchin and Montalvo, 1967; Minuchin and others, 1967). Как уже отмечалось выше, особенностью данного направления является сфокусированность на семейной иерархии: родители заведомо ставятся в позицию старшинства, что предполагает ответственность за детей и исключает представление о семье как организации равных по статусу людей. Семьи представлялись состоящими из подсистем муж-жена, мать-ребенок, брат-сестра и т.д. Идеологию подхода можно считать основанной на принципе аналогии. К патогенным относились условия, характерные для двух полярных типов семей. Первый из них — «опутывающий», «оплетающий» (enmeshed) — отличает чрезмерная внутренняя взаимосвязь, при которой различия между подсистемами либо очень малы, либо отсутствуют вовсе. Второй — «разъединенный», «высвобождающий» (disengage), — когда каждый человек образует независимую подсистему. Акцент в терапии ставится на настоящем. В качестве единицы, как правило, выступает триада. В качестве примера приведем один из наиболее типичных паттернов взаимодействия: мать подбивает дочь не повиноваться отцу, в свою очередь, проявляющему агрессию по отношению к дочери, когда злится на мать. Конфликт между родителями, как говорится в подобных случаях, «пропускается» (detour) через ребенка.

В фокусе этой терапии — дифференциация подсистем. Например, терапевт поощряет разговор родителей друг с другом, предупреждая нежелательное вмешательство в него со стороны детей, или, напротив, рекомендует родителям не вмешиваться в общение детей между собой. Однако в тех случаях, когда семья внутренне разъединена, терапевт наращивает встречное движение между подсистемами, добиваясь, чтобы члены семьи чувствовали себя более связанными друг с другом и способными к взаимной поддержке.

Возвращаясь к бухгалтеру, погруженному в депрессию, терапевты этой школы исходили бы из предположения, что к депрессии причастны другие члены семьи и поэтому все они должны явиться на сессию. Если в ситуацию в равной степени втянуты и мать, и жена, терапевт сосредоточит свои усилия на дифференциации супружеской подсистемы — так, чтобы муж чувствовал большую надежность своих отношений с супругой и благодаря этому без излишних опасений смог бы на время отделиться от них, занявшись, наконец, делами за пределами семьи, например, работой. Главная терапевтическая техника, применяемая в рамках самой сессии, состоит в изменении способов, связывающих людей друг с другом, посредством аранжировки того, кто с кем, о чем и каким образом разговаривает. Логический принцип, из которого вытекает данная техника, основан на предположении, что непосредственное изменение путей и способов коммуникации влечет за собой существенные структурные изменения в семейной системе. Эти изменения не ограничиваются временными рамками сессии, а выплескиваются за ее пределы благодаря заданиям, которые терапевт дает членам семьи. Например, отцу он предлагает ежедневно определенное количество времени проводить в разговорах с сыном, обозначив при этом даже определенную тему разговора.

В данном виде терапии используются особые обучающие интерпретации. Обычно интерпретации сопутствует убеждение, что достаточно людям понять те промахи и ошибки, которые они допускают в общении друг с другом, чтобы изменение в лучшую сторону произошло само собой. В данном же подходе терапевт прибегает к интерпретации, чтобы с ее помощью обозначить ситуацию, возможно, и не совпадающую с действительностью в буквальном смысле, зато являющуюся тем, что он способен изменить. Например, терапевт может сплотить супружескую пару, бросив реплику, что дочь управляет родителями и в каком-то смысле разделяет их. Хотя подобная «интерпретация» лишь частично соответствует истине, родителям не понравится, чтобы кто-то думал о них подобным образом, и они объединятся, начав в большей степени заботиться о дочери и контролировать ее.

Данная школа больше внимания отводит структурным проблемам, неявно нарушающим благополучие семьи, нежели самой предъявленной проблеме, исключая, конечно, те ситуации, когда речь идет об угрозе жизни (как в случае анорексии или диабетической комы), где акцент переносится на представленную проблему (Berger, 1974; Liebman, Minuchin and Baker, 1974a, 1974b; Minuchin, Rosman and Backer, 1978). В заключение остается заметить, что данная школа в целом ориентирована на рост; парадоксальная интенция если и используется, то лишь случайно; школа не имеет своего основного постоянного метода, разнообразя приемы и техники в работе с семейной структурой.

Поскольку настоящая книга посвящена школе стратегической психотерапии, в следующей главе будет представлено подробное описание главных особенностей этой школы.