– Преподобный настоятель, – сказал Сэй-ки, – вы совершили оплошность, не привезя с собой вашего чужеземца. Согласно пророчеству, на Новый год некий чужеземец спасет жизнь князю. И мы до сих пор не знаем, кто именно это будет.
      Сохаку предпочел пропустить мимо ушей сарказм, с которым Сэйки произнес его прежний духовный титул.
      – Я настойчиво предлагал князю Гэндзи именно так и поступить. Он отказался, сказав, что чужеземец, о котором шла речь в пророчестве, найден и жизнь князя уже спасена.
      – Покойный князь Киёри доверил нам троим оберегать его внука, – сказал Кудо. – Это означает, что в некоторых случаях мы должны быть непреклонны и даже идти против воли молодого князя. Сохранить его жизнь важнее, чем приобрести или потерять его благосклонность.
      – Я прекрасно это осознаю, – отозвался Сохаку. – Но я не мог действовать вопреки прямому приказу князя.
      – Слабый довод, – возразил Сэйки. – Вы могли устроить так, чтобы чужеземец прибыл в Эдо самостоятельно – возможно, в результате «недоразумения». Князю пришлось бы тогда принять все как есть.
      – Благодарю вас за ценное наставление, – молвил Сохаку. Чувствуя, что начинает злиться, он поклонился с преувеличенной почтительностью. – Прошу вас, объясните мне, каким «недоразумением» я должен был воспользоваться, чтобы помешать князю назначить господина Сигеру на прежнюю должность?
      – Благодарю вас за то, что подняли еще один важный вопрос, – проговорил Сэйки, поклонившись Сохаку с не меньшим раздражением. – Не будете ли вы столь добры поведать нам во всех подробностях, что же именно случилось? В моем ничтожном разуме не укладывается, как же могли произойти столь опасные и абсурдные события.
      – Я бы предложил всем нам говорить потише, – вмешался Кудо. – Наши голоса разносятся далеко.
      На самом деле и Сэйки, и Сохаку говорили приглушенно. Однако подчеркнутая, почти гротескная вежливость была опасным признаком. Так начинался не один внезапный поединок. И Кудо вмешался лишь затем, чтобы снять напряжение.
      Трое самураев сидели среди развалин, на месте одной из комнат, прежде смотревших в центральный садик. Что любопытно, садик нимало не пострадал от обстрела. Даже узоры, прочерченные на песчаных дорожках, остались целы. Чего нельзя было сказать о комнате. Крыша, стена и большая часть пола исчезли. Сэйки, Сохаку и Кудо устроились в единственном уцелевшем углу. Их спутники остались на страже в коридоре – точнее, в том месте, где был когда-то коридор. Окружающая обстановка никак не отразилась ни на позах, ни на манерах, ни на церемонности самураев.
      – Здесь царят замешательство, страх и домыслы, – произнес Кудо. – Никому не ведомо, кто совершил это нападение и почему. Мы – командиры. Все будут смотреть на нас, ожидая объяснений. Не лучше ли нам заняться поиском ответов, вместо того чтобы обмениваться упреками?
      – Ответы не имеют значения, – сказал Сэйки. – Важно лишь то, как мы себя ведем. Если мы спокойны и уверенны, наши подчиненные тоже будут спокойными и уверенными, вне зависимости от того, знают они – или мы, если уж на то пошло, – что-нибудь или нет.
      Сохаку подался вперед:
      – Нам не следует отвлекаться от сути и говорить о таких незначительных подробностях, как чужеземец и Сигеру. Истинный вопрос заключается совсем в другом.
      – Согласен, – кивнул Кудо. – Нам следует принять решение по главному вопросу.
      – Я не думаю, что ответ очевиден, – сказал Сэйки.
      Сохаку и Кудо удивленно переглянулись.
      – Неужто я что-то упустил? – осведомился Сохаку. – Когда мы виделись в последний раз, вы настойчивее всех нас размышляли, не ввести ли пост регента, который будет реально править княжеством. Если память мне не изменяет, вы утверждали, что молодой князь ни на что не годен и приведет наш клан к гибели.
      – Возможно, мне следовало сказать не «ни на что не годен», а «несколько чрезмерно утончен».
      – А его безрассудное увлечение чужеземцами-христианами? – поинтересовался Кудо. – Неужели и по этому вопросу ваше мнение изменилось?
      – Нет, я продолжаю считать это опасным, – сказал Сэйки. Ему вспомнилось то неприкрытое проявление чувств, которому он стал свидетелем совсем недавно. – Я бы даже сказал, что опасность усилилась. Против чужеземцев можно будет предпринять определенные действия в будущем, если придется – втайне, без дозволения молодого князя.
      Успокоенный Кудо кивнул:
      – Вкупе со всем прочим, его поведение в отношении дяди может служит решающим доводом.
      – Вот в этом я бы усомнился, – возразил Сэйки. – Согласен, на первый взгляд оно выглядит очень спорным. Однако же, если вспомнить о пророческих видениях, может оказаться, что это был чрезвычайно мудрый шаг.
      – О пророческих видениях?!. – Сохаку был взбешен. – С каких это пор вы верите в подобные сказочки? Я ни разу не видел ни единого доказательства того, что князь Киёри мог предсказывать будущее, а я служил ему двадцать лет! Что же касается князя Гэндзи, единственное, что из будущего его интересует, так это с какой гейшей он будет спать сегодня ночью и какое сакэ он приобретет для следующей своей вечеринки под луной.
      – Сигеру – законченный безумец, – сказал Кудо. – Я находился среди тех, кто брал его под стражу. Если бы вы были там, вы бы не говорили сейчас так снисходительно. Он сидел и смеялся, а с головы до ног его покрывала кровь родичей, и рядом с ним лежали бездыханные тела его жены, дочерей и единственного сына. Хотел бы я когда-нибудь забыть эту картину!
      – Слышу и понимаю, – сказал Сэйки.
      Сохаку и Кудо вновь переглянулись; на этот раз на их лицах читалась покорность судьбе. Это было одно из любимых выражений Сэйки, и означало оно, что Сэйки принял решение и его не переубедить.
      Сэйки тем временем продолжал:
      – Несомненно, ваши доказательства неоспоримы. Однако же мое отношение к молодому князю несколько измени л ось. Хотя я и не уверен до конца в его провидческом даре, теперь я допускаю такую возможность.
      Он указал на восточную часть сада, туда, где прежде располагались внутренние покои дворца.
      Сохаку взглянул в указанном направлении:
      – Я не вижу ничего, кроме руин. Несомненный довод в пользу решительных перемен.
      – И я тоже вижу руины, – согласился Сэйки. – Но я замечаю также нечто такое, чего вы не видите.
      – И что же это?
      – Развалины личных покоев князя Гэндзи.
      – Однако что это означает?
      – Если б он не настоял на поездке в монастырь Мусиндо, во время обстрела он находился бы там.
      Сэйки был вознагражден: на лицах его товарищей проступило понимание.
      – Он не мог этого знать! – воскликнул Кудо. Но голос самурая дрогнул.
      – Однако, похоже, знал, – сказал Сэйки.
      – Ничего не доказано, – сказал Сохаку.
      – Но и не опровергнуто, – сказал Сэйки.
      – Если он знал, то почему же не предупредил нас? – спросил Сохаку.
      – Я не утверждаю, что понимаю, каким образом действует волшебное предвидение, – проговорил Сэйки. – Ясно одно: нам следует на некоторое время отложить решение этого вопроса. А пока что приготовьтесь к путешествию. Оставаться здесь небезопасно.
      – Вы хотите сказать, что рекомендуете отступить в «Воробьиную тучу»? – уточнил Сохаку.
      – Да.
      – Эту рекомендацию чрезвычайно трудно исполнить, – сказал Сохаку. – Большинство провинций, лежащих между Эдо и Акаокой, враждебны нам. Внутреннее море не представляет особого препятствия. Но его патрулируют корабли сёгуна. В таких условиях дорога на наш родной остров делается весьма опасной.
      – Я предпочитаю опасность смертельной угрозе, – сказал Сэйки. – Мы не можем задерживаться здесь.
      – Есть и еще одно соображение, – вмешался Кудо. – Сёгун никому не давал дозволения покинуть Эдо.
      – Моя верность принадлежит Окумити-но-ками Гэндзи, князю Акаоки, – отрезал Сэйки, – а не узурпатору, присвоившему титул сёгуна и захватившему сёгунский дворец.
      Он поклонился собеседникам и встал.
      – Если мой князь прикажет мне повиноваться этому человеку, я буду повиноваться. Если он прикажет мне убить этого человека, лишь смерть помешает мне выполнить приказ. Я знаю, кто я. Уверен, что и вы знаете.
      И, не дожидаясь ответа, Сэйки развернулся и зашагал к развалинам княжеских покоев.
      – Старый упрямец! – бросил Кудо.
      Сохаку фыркнул:
      – Он и в молодости был упрямцем. С чего бы годам лишить его этого примечательного свойства?
      – Совершенно ясно, что теперь он не согласится на введение регентства. Он убедил себя в том, что Гэндзи видит будущее.
      На том беседа и завершилась. После продолжительного молчания Сохаку и Кудо взглянули друг другу в глаза, поклонились и встали.

* * *

      – Мне очень жаль, Эмилия, – сказал Старк. – Я не нашел никаких останков мистера Кромвеля.
      – Быть может, ангелы и вправду вознесли его на небо, как ему казалось, – отозвалась Эмилия, но печальная улыбка показывала, что сама девушка в это не верит.
      – И что вы теперь будете делать? – спросил Старк.
      – Соберу вещи, какие смогу найти, и буду ждать корабля в Америку.
      При одной лишь мысли об этом у Эмилии противно заныло под ложечкой, и на глаза навернулись слезы. Она уселась прямо на землю, рядом с развалинами своей комнаты, и разрыдалась, не стыдясь слез. Она нашла убежище, в которое не смела верить, рай, в котором она скрылась от своей красоты. Нашла – и потеряла, из-за одного-единствен-ного выстрела. Этого Эмилия вынести не могла. Конечно, она была сильной – но не настолько.
      Старк опустился на колени рядом с девушкой, обнял ее и прижал к груди. Он неверно понял, в чем источник ее печали.
      – Дома вам станет получше, – сказал он, пытаясь утешить девушку, и лишь причинил ей этим лишнюю боль.
      Старк держал Эмилию в объятиях, не зная, чем тут можно помочь, а она, уцепившись за него, безутешно плакала.
      – Вы молоды, Эмилия, – говорил Старк. – Ваша жизнь только начинается. Небеса еще улыбнутся вам. Вы встретите новую любовь. Я в этом уверен.
      Эмилия хотела было сказать Старку, что жаждет обрести не любовь, а покой. Но печаль ее была столь глубока и сокрушительна, что девушка не нашла нужных слов.

* * *

      Как только обстрел прекратился, Сигеру отправился обходить границы дворца и расставлять стражу вдоль обрушенных стен. Внутри никакой опасности не было. Но если бы кто-нибудь пожелал покуситься на жизнь Гэндзи, для этого настало самое удобное время. Сигеру был уверен: Сохаку еще не готов перейти к действиям. Сперва он должен выслушать, что скажут Кудо и Сэйки. Так что сейчас единственной заботой были внешние враги. Сигеру надеялся на их появление. Это было бы неплохой разминкой. О Сохаку он позаботится потом, равно как и о Сэйки с Кудо, – если придется. Какая, однако, досада: момент и без того тяжелый, опасность грозит отовсюду, а тут еще, возможно, придется убить трех старших военачальников клана. Даже если Кудо и Сэйки останутся верны князю, потеря Сохаку нанесет клану серьезный ущерб. Сохаку – их лучший стратег и лучший после самого Сигеру боец.
      Тут внимание Сигеру привлек приближающийся цокот копыт. Две лошади. И сорок—пятьдесят пеших. По ровному, размеренному ритму шагов ясно было, что это самураи. Сигеру расслабился и замедлил дыхание. Он был готов.
      Мгновение спустя на улицу перед дворцом выехал на вороном коне Въедливый Глаз Каваками, глава сёгунской тайной полиции. Рядом с ним его помощник, Мукаи, – на серой кобыле, как и подобает подчиненному. За ними двигался отряд из сорока самураев. Каваками натянул поводья, останавливая коня. На лице его промелькнуло удивление. Он узнал Сигеру.
      – Господин Сигеру! Я и не знал, что вы в Эдо.
      – Я только что прибыл, господин Каваками, и еще не имел возможности сообщить вам о моем местонахождении.
      – Откровенно говоря, где вы находились до этого, мне также совершенно неизвестно.
      – В самом деле? Чудовищный промах со стороны моих подчиненных. – Сигеру поклонился, не спуская глаз с Каваками. – Я прослежу, чтоб виновные понесли наказание.
      – Не сомневаюсь, – отозвался Каваками. – А пока что будьте так добры, пропустите нас во дворец – для инспекции.
      – Нам не сообщали о готовящейся инспекции. А потому я вынужден с сожалением отклонить ваше предложение.
      – Я ничего вам не предлагаю! – Каваками послал коня вперед, и его самураи двинулись следом. – По приказу сёгуна я должен осмотреть все разрушенные дворцы и побеседовать с каждым из уцелевших князей. Так что отойдите, пожалуйста, с дороги, господин Сигеру.
      Мечи Сигеру выпорхнули из ножен одним изящным, плавным движением – так журавль расправляет крылья. Только что руки Сигеру были пусты, а в следующее мгновение в правой его руке возник катана, а в левой – вакидзаси. Он держал оружие опущенным; стойку его нельзя было назвать защитной, да и на готовность к атаке она тоже не указывала. Неопытный наблюдатель решил бы, что Сигеру собрался сдаваться – настолько не готовым к бою он выглядел.
      Но Каваками знал, что думать так было бы ошибкой. Как и всякий самурай, Каваками изучал в свое время «Горин-но-сё», «Книгу пяти колец», классический трактат Миямото Мусаси, посвященный искусству фехтования. Стойка Сигеру была основной, предшествующей бою, – му, пустота. Это никак нельзя было счесть неготовностью. Сигеру был открыт всему, ничего не предугадывая и все принимая. В былые времена лишь один человек осмеливался использовать эту стойку – сам Мусаси. После него на такое отваживался один-единственный человек. И это был Сигеру.
      Каваками подал сигнал, и сорок клинков покинули ножны. Его самураи быстро перестроились, приготовившись напасть на Сигеру с трех сторон. Зайти ему за спину они не решились. Для этого потребовалось бы пересечь границу, разделяющую улицу Эдо и территорию дворца, принадлежащую клану Окумити. А такого приказа они пока что не получили.
      Сам Каваками не стал браться за оружие. Наоборот, он заставил коня отступить на расстояние, которое счел безопасным.
      – Неужели вы настолько оторвались от реальности, что смеете препятствовать исполнению приказов сёгуна?
      – Как вам известно, я не имею чести служить сёгуну, – ответил Сигеру. – До тех пор, пока эти приказы не подтвердил мой князь, для меня они ничего не значат.
      По тому, как Каваками держался в седле, Сигеру понял, что главу тайной полиции нельзя назвать искусным наездником. А значит, он сможет добраться до Каваками раньше, чем тот успеет развернуть коня и сбежать. По оценке Сигеру, их разделяло расстояние протяженностью в пять ударов сердца. Правда, придется прорубиться через десяток самураев, но с этим особых трудностей не будет. Все его вероятные противники напряжены от страха. Они уже все равно что покойники.
      – Господин Каваками! Какая неожиданность!