Глава 7

Спустя полчаса Камас-Билэч превратился в этакое зеленое пятнышко, утопавшее на горизонте. Эван поманил меня из рулевой рубки и предложил чашку чая.

— Вы были компаньоном Джимми Салливана? — спросил я.

— А с чего это мы должны быть компаньонами? — удивился он.

— Вы дали Морэг какие-то деньги и сказали, что это доля Джимми.

Он ухмыльнулся:

— Немного выдумки. Выручил кое-что за рыбу. — Он вытащил бутылку «Гленморанжа» из кармана своей просторной куртки. — Глотнете?

Я покачал головой. Стопка банкнот была аккуратной, одни только десятки. И они выглядели новенькими, как из банка. А выручка за рыбу бывает в пятерках, в банкнотах Королевского банка Шотландии и в старых французских франках, оставшихся от какой-нибудь сделки с рыболовным судном.

— Но у вас все-таки были деловые отношения с Салливаном?

Эван выглядел удивленным.

— Когда это было удобно.

— И какого рода это были дела?

— Все, что окупается, — ответил он.

— Металлолом? — спросил я. — Разное затонувшее имущество?

— Да, вроде этого, — сказал он.

— И Дональд Стюарт занимается такими же делами?

Эван засмеялся тяжелым, ядовитым смешком:

— О да, он наш конкурент.

Эван включил аппарат поиска рыбы. Экран загорелся, показывая гладкое плоское дно. Рука Эвана вытянулась и отвела назад рычаги дросселя.

— Извините, — сказал он. — Надо немного заняться делом.

Он хлопнул по штурвалу и отправился на палубу. Я забрал чайные чашки, помыл их в железной раковине камбуза, а потом тщательно вытер чистым посудным полотенцем. Мне пришло в голову, что Эван не столь внимателен к адвокатам, как Фиона.

С палубы донесся какой-то стук. И что-то там скользило по доскам. Я поднялся вверх по крутому сходному трапу в рулевую рубку. За штурвалом стоял Гектор, и его флегматичное лицо выглядело слишком унылым на фоне ослепительного блеска моря. На палубе я увидел открытый люк. Эван спустил главный парус и использовал гик как стрелу крана.

— Совсем рехнулся, — загадочно произнес Гектор и передал мне управление. — Держите ее носом по ветру.

Он вышел на палубу. Переборки штурвала были теплыми от его больших сильных рук. Я прислонился к плоской деревянной полке, которая шла пониже окон, и глядел, как поднимается и опускается горизонт. Голова Эвана показалась из трюма. Солнце играло в капельках пота на его лбу.

— Гек, спускайся сюда! — крикнул Эван.

Гектор повиновался. Море совсем успокоилось. В полумиле впереди нас болталось пятно грязно-белой пены. Если не считать этакой мягкой качки, «Флора» шла устойчиво. Гектор вернулся на палубу и опустил грот в трюм. Гик превратился в укосину подъемной стрелы, а грот — в такелаж на ее верхушке. Сквозь пыхтение двигателя послышался другой шум — этакое пощелкивание вращающегося колеса. Эван наматывал лебедку.

Гектор внимательно смотрел вниз, в трюм, лицо его ничего не выражало. Один разок он взглянул на меня, рассеянно кивнул и улыбнулся этакой вежливой улыбкой, маскирующей напряжение. Вот тогда-то я и сообразил, что происходит нечто, из ряда вон выходящее. Пощелкивание в трюме продолжалось. Появился какой-то крюк, тащивший за собой сеть.

«Они собираются ловить рыбу, — подумал я, — вот и подвешивают сети. Это ведь траулер, так что вряд ли может быть более резонное объяснение».

Однако ячейки сетей были слишком сильно натянуты. Я подумал: с чего бы это? Какой улов? И вдруг все понял, и мои ладони внезапно стали скользить по штурвалу, и я стал судорожно глотать воздух, а во рту у меня пересохло.

Этот предмет в сети был мне достаточно знаком. Я видел его много раз в качестве мусорной урны на военном плацу или как ящик для хранения экспонатов в приморском музее. Это была насквозь промокшая бомба длиной в четыре фута, заржавленная от долгого пребывания в воде. На военных плацах они были пустыми. А эта, если судить по выражению лица Гектора, была полнехонька: морская мина времен Второй мировой войны, начиненная достаточным количеством взрывчатки, чтобы разорвать на кусочки наше суденышко.

Бомба уже была над палубой. В этот момент мы попали в какую-то перекрестную зыбь, и бомба стала ужасно раскачиваться. Гектор упер в нее толстый конец багра, чтобы не дать этой махине врезаться в край люка.

— Держи судно ровно! — ревел голос Эвана из трюма.

Я и держал его ровно.

— Давайте! — завопил Эван.

Он возник из люка, словно обезьяна, прицепившаяся к канату, свешивающемуся с верхушки гика. Мина тяжеловесно начала отходить в сторону от раскрытого проема люка, пока не свесилась наполовину за борт, спеленутая сетью.

Гектор побежал к лебедке. Гик медленно опускался. «Флора» под огромным весом мины сильно накренилась на правый борт. Пот лился градом у меня под фуфайкой. «Ничего подобного не бывает», — твердил я себе...

Но именно так все и было.

Очень осторожно они опустили мину в воду. Потом Эван явился ко мне в рулевую рубку и спросил с потрясающим спокойствием:

— Вы не возражаете, если я встану за штурвал?

Не говоря ни слова, я отдал ему управление траулером. Слова могли и подождать. Он перевел рычаги управления на «назад» и небрежно прокрутил штурвал к правому борту. По мере того как траулер двигался задним ходом вправо, Гектор отталкивал мину от гика.

Мое лицо затвердело, как гипсовая маска, когда «Флора» и мина плыли бок о бок. Потом Эван положил штурвал лево на борт. Перекладины-мидели штурвала с медными наконечниками дошли до самой верхней точки. «Флора» дрейфовала по ветру. Гектор стравливал канат, я смотрел, как медленно тонет ржавое чудовище. Придя наконец в себя, я приготовился задать парочку непростых вопросов. Но Эвану было не до меня.

Держите штурвал, — распорядился он и повернулся к столику с морскими картами, снял с крючка микрофон высокочастотной связи.

Поставив колесико на канал 16 — «Аварийная ситуация», — он вызвал береговую охрану.

— Говорит береговая охрана Обана, — отозвался тонкий потрескивающий голос. — Какая требуется помощь? Прием.

— Береговая охрана Обана, здесь «Флора», мы тралим рыбу у Пчелиной скалы и поймали небольшую мину. У вас есть какие-нибудь способы избавиться от нее? Прием...

Появился невозмутимый Гектор. Он перехватил мой вопрошающий взгляд и сочувственно подмигнул. А береговая охрана передавала:

— "Флора", говорит береговая охрана Обана. Здесь у нас поблизости противоминное судно Королевского военно-морского флота. Мы бы вам посоветовали остаться возле мины. Конец связи.

— Ну ладно, — сказал Эван, вытаскивая из кармана «Гленморанж». — Помощь уже близко. Нам немножко везет, а? — Он жадно хлебнул из горлышка. — Эта сволочная мина испортила добропорядочным людям рыбную ловлю на целый день. Так что министерство обязано заплатить нам компенсацию за потерянную рыбу и такелаж.

— Так выходит, что она была у вас давно и вы сами приволокли ее сюда на «Флору»? — сказал я.

— Точно, — ответил Эван. — В цистерне. Там, в трюме. Если с ними обращаться правильно, они тоже будут с вами обращаться прилично.

Он выглядел как большой ребенок. И здравого смысла у него было примерно столько же.

Я обозлился.

— В них полно пироксилина. Спустя пятьдесят лет оболочка мины становится как дуршлаг. Их этих дыр выделяется нитроглицерин. Ты ведь причаливал с этой штукой в Камас-Билэче. Стоит только толкнуть ее, стукнуть, зажечь рядом сигарету — и привет Морэг с ее детишками.

— Черт подери, ты-то что в этом смыслишь? — сказал Эван. Внезапно мы с ним оказались нос к носу, и я ощутил густой запах перегара.

— Не много, черт подери! Но побольше твоего! Я мины даже на звук узнаю!

Эван обалдело глянул на меня. Но я-то хорош! Не мог промолчать! Выпустил на волю старину Фрэзера, того Фрэзера, который проползал на животе по всему дну Северного моря.

— Чепуха! — Эван покачал головой. — Мы вытащили ее со дна. Берегли для дождливого дня — только и всего.

— А почему бы мне по-честному не рассказать военным морякам, что вы тут проделываете? — спросил я.

— Сначала разберитесь, — посоветовал он. — Мина появилась из моря. Мы ее нашли на побережье. И я только чуть-чуть подправил место находки. А деньги нужны хозяйке Джимми — ей ведь неоткуда получить богатое наследство. — Рыжая борода встала торчком, глаза превратились в щелочки. — И ты не скажешь морякам ни словечка, потому что ты, может быть, и хрен моржовый, но все-таки не ублюдок.

«Ничего себе разговорчик», — подумал я. Но вслух ничего не сказал. А спустя час большой серый корабль появился на всех парах из-за голубых пиков Ская. Надувная лодка соскользнула с его шлюп-балки и ринулась в нашем направлении, подпрыгивая на волнах. Команда ныряльщиков-аквалангистов поднялась на борт «Флоры».

Ими командовал моложавый лейтенант. Если бы не позолоченные галуны на его эполетах, он мог бы сойти за благодушного судового повара. Мы сделали соответствующие заявления. Эван утверждал, что утраченная траловая сеть была новехонькой и что мы лишились совершенно потрясающего улова. Я подумывал, что надо бы возразить, но так и не сделал этого. Момент был упущен. Лейтенант кивнул подобно врачу, подписывающему больничный лист ипохондрику.

Они очень-очень осторожно опустили мину на дно. Пара ныряльщиков отправилась следом за ней, вернулась, а потом они стояли, насквозь промокшие, и рапортовали на языке, полном мудреных аббревиатур. Таким языком когда-то говорил и я. А излагали они вот что: эта мина принадлежала к магнитно-акустическому типу, у нее заклинило взрыватель — потому-то она и перекатывалась по морскому дну все минувшие полсотни лет, так и не взорвавшись. И по этой же причине Эвану удавалось хранить ее «на задворках своего огородика», и она не стерла с лица Шотландии вместе с ним и все другие соседние «огородики».

— Очень хорошо, — сказал офицер, облегченно сдвигая фуражку на затылок.

Один из ныряльщиков, стоявший на крышке люка, пристально смотрел на меня. Я стал отворачиваться в сторону, догадываясь, что сейчас произойдет.

— Я Уолли Эванс, — сказал он. — А вы — Гарри Фрэзер?

У него были густые черные брови и красные щеки, сплюснутые тугим резиновым шлемом. В последний раз мы с ним встречались в Северном море, на стальной палубе «Кэрли Гаммы», обдуваемой горячей керосиновой вонью от взлетающего вертолета.

— Уолли, — сказал я, и мой желудок налился свинцовым грузом.

Мы поздоровались по-приятельски — как, мол, черт подери, ты поживаешь?! — обменялись рукопожатиями, и я спросил, какого черта он поделывает вдали от буровых вышек, снова оказавшись в военно-морском флоте.

— Слишком опасно, черт подери, — объяснил он. — Зарабатываю себе на пенсию.

Ему было неловко передо мной, потому что мы оба помнили о тех людях на буровых вышках, которые так и не заработали себе на пенсию. Я стоял перед ним со своей вежливой улыбкой, заглядывая в собственные воспоминания. Шесть лет назад я еще не выработал такую улыбку. Я помнил ту маленькую стальную комнатку на глубине тысячи футов, где пол состоял из черной воды и где два комплекта труб опускались в ледяную темень. Пот струился под моей тенниской, словно меня полили из садового шланга.

— Фрэзер? — сказал лейтенант, подняв одну бровь. — Так вы тот самый водолаз?

Я старался удержать улыбку.

— Это было давным-давно, — сказал я.

Лейтенант угрюмо изучал мою физиономию. Он не мог не заметить, что под его взглядом цвет лица у меня, должно быть, изменился. Он прищелкнул языком.

— Хорошо, ребята, — бросил он на прощание. — Мы отчаливаем.

— Побереги себя, Уолли, — сказал я.

Он кивнул.

— Ты тоже.

Эван молчал, пока они спускались с борта. Потом сказал с укором:

— Мне сдается, кто-то говорил, будто он адвокат.

— Но я же им не родился?! — коротко ответил я и отвернулся. Эван, в конце концов, был не единственным, кто умел не отвечать на вопросы. А противоминный корабль с помощью лебедки подобрал мину со дна и запыхтел прочь, держа курс на мелководье. Мы подняли паруса, и «Флора» с натугой потащилась на север.

В рулевой рубке было тепло, спокойно и пахло угольным дымком. В моем сознании крутилось слишком многое, чтобы хватило места на тошноту. Я достал из шкафчика бутылку виски. Солнце вздрогнуло в розоватом небе, когда вдали гулко прокатилось «трах!» — где-то в море взорвали эту мину.

— Ну вот, с ней покончено, — сказал Эван. — А ты, стало быть, ныряльщик?

— Теперь уже нет, — ответил я.

— А передумать ты, значит, не смог?

— Ни под каким видом, — сказал я.

С бутылкой виски я пристроился у плиты. Ко мне присоединился Гектор.

— Не обращайте на Эвана слишком много внимания. Он ко всем набивается в приятели.

Я кивнул и вытянул глоток виски. Потом я отдал бутылку Гектору, отправился в маленькую нишу каюты, рядом с пульсирующим двигателем, и заполз в свой спальный мешок.

Сон начался в обычной манере. Какие-то запотевшие стены, трескотня телефонных разговоров, голоса Бруно и Джона, скрипучие от гелия, пропитавшего их кровь. Эти голоса еле добирались по проводам, спускающимся отсюда на грязное дно моря по вентилям нефтепровода, и вдруг исчезли, воцарилось молчание, и я начал потеть. Молчание превратилось в рев, он нарастал громче и громче, у меня резало уши, словно рядом били в какой-то гонг. И сквозь гонг кричали голоса. Новые голоса из контрольной комнаты, там, наверху, на поверхности, дающие мне инструкции. Только эти инструкции запоздали, потому что все уже произошло. А стены были металлические, запотевшие, безучастные... Мне нечем было дышать. Над моей головой висела тысяча футов воды. Я был один в этом цилиндре, наедине с этим ревом. Мне надо было как-то выбраться наружу. Но никакого выхода там не было.

Я принялся кричать, колотиться в стены, стучать что есть силы, стучать и стучать...

— С тобой все в порядке? — спросил голос Эвана.

В каюте горел свет. Я видел его отблески на скулах, выступающих из рыжей бороды. Свет перемещался вместе с мягким покачиванием масляной лампы, вторящим движению «Флоры». Не было ни рева, ни молчания, а лишь уютный скрип деревянного судна, движущегося через мелководье по умеренному ветерку.

— Все в порядке, — тупо ответил я.

Я лежал на полу рядом с койкой. Должно быть, я сильно стукнулся при падении. Эван закрыл за собой дверь каюты. Я лег на койку и провалился в глубокий черный сон.

Глава 8

Просыпался я медленно, моя голова все еще была набита клочками этого сна. Траулер стоял на своем причале в Лоч-Биэге, пустое грузовое судно удалялось отсюда вниз по течению. Мой «Роллекс» показывал шесть часов. Утро было серенькое, но теплое, пахло соснами, вереском и морем. Я наклонился через борт и увидел в воде какого-то старикашку с серым лицом и черными сальными патлами. Отражение подрагивало от ряби. Такую дрожь я как раз и испытывал. Я отправился в рулевую рубку, вскипятил чайник и заварил густой черный чай. Потом разделся и сиганул через борт в воду, похожую на жидкий зеленоватый лед.

Нырнув на дно, я полежал на спине, пуская пузырьки вверх, где в тридцати футах надо мной они ударялись о темное брюхо «Флоры». Я чувствовал, что моя голова проясняется по мере того, как холод гонит кровь по моему телу. Потом я поднялся по трапу, натянул на себя джинсы и фуфайку и погреб к «Зеленому дельфину». Гектор был уже там.

— Я положил последний слой прошлой ночью, когда мы пришли, — сказал он. — Чтобы все подготовить к вашему появлению.

Мы оттащили в сторону полиэтиленовый навес и смотали электрические кабели. Изгиб борта был великолепен, а поверхность корпуса — безупречна, как яичная скорлупа.

— Превосходно, — сказал я.

Гектор кивнул, и его простоватое лицо сделалось солидным.

— Услуга за услугу. Теперь схожу позавтракать.

А я вытащил ящик с инструментами и добрых пару часов все чистил и налаживал. Часов в десять я услышал на причале напевающий звонкий женский голос. Это была Фиона в просторных джинсах и старенькой твидовой куртке с цветком в петлице. За плечами у нее висел рюкзачок. Ее глаза были такими же ясными, как вода сегодня утром.

— Бог мой, да вы, похоже, еще не закончили, — удивилась она. — Ну а что произошло там, у Салливанов?

— Морэг Салливан не нужен адвокат, — сказал я. — Ей нужна полиция.

— Если полиция доберется до нее, они первым делом опустошат сарай Джимми, — сказала Фиона. — А это все, что он ей оставил. Затем они зададут ей уйму глупых вопросов.

— Лучше бы они поговорили с Дональдом Стюартом, — заметил я. Фиона рассмеялась:

— Дональд провел год в тюрьме Барлинни за то, что чуть не убил одного парня, который искромсал его браконьерские сети. Да он не обратится к легавому даже за ведром воды, если его дом будет гореть.

Я пожал плечами:

— Очень плохо.

Она посмотрела на меня ясными серо-зелеными глазами. И эти глаза сказали: «Все нормально, Фрэзер, ты сам поедешь и повидаешься с Дональдом Стюартом». Но я-то разбирался в таких пристальных взглядах и ответил ей тем же. Она смягчилась.

— Я полагаю, что вы сделаете... все, на что можно рассчитывать.

Подразумевалось, что на многое она и не рассчитывает. И я обнаружил, что мне это не нравится.

— Подождите-ка минутку, — произнес я не очень уверенно.

— Зачем? — спросила она. Ее лицо стало холодным и презрительным. — Вы сделали достаточно. Так тому и быть. Все.

Я не смог стерпеть эту холодность.

— Хорошо, я повидаюсь со Стюартом.

Серо-зеленые глаза сделались теплыми и ласковыми.

— В самом деле? — спросила она с волнением в голосе. «Болван ты, Фрэзер», — подумал я. Но было слишком поздно.

— Я скажу ему, что, если он не объяснит, из-за чего он не поладил с Джимми Салливаном, я выдвину против него от имени Эвана обвинение в нападении.

— Эвана? — переспросила она, нахмурившись. — О чем вы говорите?

А я как раз и не собирался об этом говорить.

— Где можно найти Стюарта?

— Сейчас суббота, — сказала она. — Он должен быть там, у цистерн. — Она снова нахмурилась. — Но вы уверены, что это нужно? Он ведь в самом деле опасный тип.

— Посмотрим, — сказал я.

Я своими глазами видел тот короткий, жестокий и внезапный удар кулака, сбросивший Эвана в рыбий садок. Она улыбнулась очень доброй улыбкой и слегка коснулась моей руки кончиками пальцев. Я позволил себе ответить на вызов, прежде чем обдумать его. Она вертела мной как хотела, я позволил ей это делать. Хотя Проспер меня предупреждал: «Ты можешь растерять свои преимущества».

Но это было только одно из объяснений случившегося. Другое заключалось в моей уверенности, что, прожив здесь много лет, она оставалась одинокой.

И последнее объяснение нравилось мне куда больше.

Легкий ветерок налетел на залив со стороны материка, силы в нем было два-три балла, и он лишь чуть-чуть пускал рябь по плоскому зеркалу воды. Я поставил на фок-мачте все три стакселя. Ветерок с мягким хлопком наполнил их. «Дельфин» скользил от причала с радующим меня ускорением. Великолепное судно ничуть не утратило своих качеств.

— Как быстро! — сказала Фиона.

Ветерок трепал ее темные волосы. Она выглядела задумчивой и взволнованной. Я передал ей штурвал, переместился вдоль борта и стал поднимать главный парус. «Дельфин» накренился, пузырьки в кильватере тоненько зашипели. Фиона засмеялась с искренним удовольствием.

— Что это за посудина? — спросила она.

— СППК, — ответил я. — Сверхлегкий перемещающийся парусный катер. Может идти на парусах над водой, а не только по ней.

— Замечательно, — сказала Фиона.

Выступающие над морем утесы стремительно приближались к нам. Восемь узлов скорости показывали приборы и еще четыре добавляло течение. Мы вылетели из теснин и увидели «Флору». Траулер медленно двигался в направлении виднеющегося вдали Хорнгэйта. Из-под бушприта «Флоры» расходились тонкие белые усики. Мы проскочили мимо нее в один миг, словно она стояла на месте. Фиона повернула нос «Дельфина» на северо-запад, и ветер задул нам в бок. Я выровнял судно, поигрывая мощными тросами лебедок, пока паруса не потеряли силу и кильватер не заструился белой водой из-под транцев с мощным шипением, характерным для высокой скорости.

Далеко не каждый может заставить «Дельфина» идти таким вот образом.

— Вы это делали и раньше, — сказал я.

Фиона перевесилась через штурвал, вглядываясь в какую-то точку в северной оконечности бухты. Потом повернулась ко мне и одарила яркой улыбкой.

— В бухте Сан-Франциско, — сказала она. — У папы было судно водоизмещением в тонну.

У меня совсем не было времени ее расспрашивать, даже если бы я отел этим заняться. Под неожиданным ударом ветра «Дельфин» накренился набок. Впереди я увидел этакий таран из раскрошенной скалы, взбивающий сахарно-белую пену. Фиона обошла этот таран в паре сотен ярдов от правого борта, а эхолот показал глубину в шестьдесят метров.

По правому борту лежала группа низких островов, рассеянных по морю, то и дело менявшему цвет от глубокого голубого до типичной для Карибского моря бирюзы. Вдоль линии ближнего берега я успел заметить проблеск серебристо-белого песка, сверкающего на солнце.

— Отлично прошли между скалами, — сказала она. — Это все ваш катер. Ваше управление.

Внезапно эхолот показал всего семь метров глубины. Мы шли по сильному ветру. «Дельфин» круто накренился. Щеки Фионы покраснели от ударов ветра.

— Разве это не прекрасно? — спросила она.

— Сейчас бы завернуться в какой-нибудь парус, — сказал я. Я занят по горло, наблюдая за ориентиром, который она мне указывала на ходу, за эхолотом и за скалами, которые темнели в воде по левому и по правому борту. «Прекрасно» — было не тем определением, которое преобладало в моем сознании. Но мы продолжали идти, не сбавляя скорости. И наконец проскользнули между двумя островками в этакую подковку сверкающего белого песка.

Легким движением штурвала я положил яхту носом к ветру, и главный парус обмяк. Якорь полетел в воду. Какая-то рыбачья плоскодонка была причалена по линии прилива. Следы ног вели вверх по песку к серому бетонному сараю, стоявшему в скалах, как раз над отметкой наивысшего уровня подъема воды. У сарая был припаркован здоровенный грузовик с надписью на борту: «Транспортные перевозки. Дренек — Сент-Мало». Стайка чаек сидела на его брезентовой крыше.

— Дональд дома, — сообщила Фиона.

— Оставайтесь здесь, — попросил я.

Я перекинул через перила надувную лодку «Зодиак» и погреб к берегу. Песок под моими ногами был мягким. Грузовик стоял на дороге, на узкой ленте усеянного выбоинами гудрона. Из сарая слышались голоса. Я заглянул в дверь. В цементном полу сарая были устроены три больших резервуара. Внутри этих резервуаров ворочались черно-голубые омары с резиновыми лентами на клешнях. Они были отсортированы по размерам. Дональд наблюдал за водителем грузовика в голубом рабочем комбинезоне, подписывавшим какую-то бумагу.

— Отлично, — сказал водитель грузовика. — До свидания.

Проходя мимо меня, он кивком пожелал доброго утра и забрался в кабину грузовика. Двигатель запыхтел, потом заревел, выбрасывая черные выхлопы. Дональд вышел следом.

— Доброе утро, — сказал я.

На меня глянули темно-коричневые глаза с желтоватыми белками. Нос у Дональда был слишком длинным и острым, а рот — слишком маленьким, почти лишенным губ, а брови слишком густыми.

— Едет в Британию? — спросил я по-свойски.

— Это написано на грузовике, — буркнул он.

— Я полагаю, они поступают как хотят, — сказал я.

— Возможно, — согласился Стюарт. — А вы чего хотите?

— У вас была встреча с Джимми Салливаном накануне того дня, когда он исчез, — сказал я. Стюарт, набычившись, смотрел на меня из-под густых бровей, словно боксер. Во рту у меня пересохло. От него так и несло духом насилия. — У вас была ссора с Джимми. По какому поводу?

— А вы кто такой? — медленно спросил он.

— Я адвокат, действующий от имени друзей Джимми. Я хочу знать, о чем вы спорили с ним неделю назад, в прошлый понедельник.

Он промолчал. Гвоздики в подошвах его сапог проскрежетали по скале. Он захлопнул двери сарая и задвинул засов с навесным замком. Горы поднимались высоко к небу, и волны с тихим, но неистовым шумом накатывали на побережье. У меня было тяжелое ощущение оттого, что в этих местах очень много природы и очень мало людей. В первый раз за долгие годы закон показался ничтожным и несущественным.

Я сказал:

— Если вы поговорите со мной насчет Джимми, я обещаю убедить Эвана Бучэна, чтобы он не возбуждал против вас иска за то, что вы сшибли его в воду. Помните, в Дэнмерри?

Он нахмурился, сощурил на меня глаза, словно был близоруким.

— Вот где я вас видел! Вы тот тип, который был с Бучэном.

Его глаза пропутешествовали вниз по моим ногам. На мне были палубные туфли «Тимберленд», легкие, удобные и очень дорогие. А на нем — большие черные армейские сапоги.

— Можете передать своему приятелю Бучэну, что здесь остались еще кое-какие люди, которые хотят зарабатывать себе на жизнь. И им плевать, как на это смотрит его проклятое величество. А ему лучше держаться в сторонке от их дел. Не то он попадет в какой-нибудь механизм. Ступайте своей дорогой.

И тут он со всей силой придавил армейским сапогом мою ногу. Для меня это было слишком неожиданно. А его кованый каблук давил все сильнее, ввинчивался в носок моей правой туфли. Побережье и небо закружились передо мой.

— И больше никогда не пробуйте лезть ко мне, — заявил он.

Потом сапог убрался прочь. Я сидел на песке, а Дональд удалялся на своей плоскодонке к устью бухты. Прошло еще добрых две минута, прежде чем я смог подняться. Я кое-как дохромал до моей надувной лодки, догреб до судна и взобрался на корму.

— Что случилось? — спросила Фиона.

Я снял свою туфлю, опустил ступню в воду и прислушался к посвисту ловушек для устриц. Боль из расплавленной добела превратилась в раскаленную докрасна. Только тогда я смог говорить с Фионой.

— Этот сарай принадлежит ему? — спросил я.

— Ни под каким видом, — ответила она.

— А кому же тогда?

— Джерри Файну, он заведует рыбными фермами Лундгрена и всеми операциями по оптовой торговле. А Дональд работает на любого, кто ему заплатит, но главным образом — на Лундгрена. Помогает ему добиться великой мечты.

— Какой мечты?

— Я приехала сюда из Штатов семь лет назад, — сказала Фиона, — потому что имела несчастье влюбиться в Эвана, когда он гостил у моих знакомых в Орегоне.