— Новые паруса, — поставил я условие. — И вы позаботитесь о незаконченном корпусе у Невилла Спирмена. Я организую команду.
Пухлое лицо Брина растянулось в усмешке, как у куклы чревовещателя.
— У вас хорошая реакция, Чарли. Очень хорошая. — Я встал. — Подождите минуту, — сказал он. — Пожалуйста, разозлитесь до такой степени, чтобы выиграть. Но не настолько... чтобы обращаться со мной вольно. Теперь вы работаете на меня.
Он положил кулаки на стол, немного наклонился вперед. Улыбка исчезла, и я еще раз смог почувствовать силу его характера. Его похожие на дула металлические глаза опять впились в меля.
— И не смейте никогда больше меня связывать.
Затем он встал, расправил плечи, помахал сигарой, которую держала рука, привыкшая подписывать чеки. Его лицо оживилось, и голос звучал почти весело. — Теперь пошли повидаем кое-кого.
Я пошел за ним, слегка одурманенный. По крайней мере, у меня была лодка, чтобы участвовать в гонках, притом спроектированная мной. Но ей исполнилось два года... Брин медленно шел по проходу к шатру. Теперь танцующих стало еще больше. На этот раз я был достаточно спокоен, чтобы заметить некоторые детали. Оркестр играл на возвышении, настоящий танцевальный оркестр с блестящими подставками для нот, и играл он под настоящими финиковыми пальмами.
Брин остановился перед музыкантами и кивнул мне; на какую-то секунду мне показалось, что он хочет пригласить меня на танец. Вместо этого он сказал:
— Давайте сюда! — и запрыгнул на помост.
Дирижер повернулся к Брину. Тот попросил:
— Остановитесь.
Затем, не оглянувшись, он подошел к микрофону и подождал тишины. Его плотная фигура излучала энергию, сигара была направлена на танцующих как перст указующий. Оркестр перестал играть. Брин заговорил в микрофон:
— Могу я попросить минуту вашего внимания? Мне жаль прерывать музыку, но я знаю, вы будете рады услышать, что Чарли Эгаттер пойдет на яхте «Колдун» от моего имени в отборочных соревнованиях на Кубок Капитана. Удачи тебе, Чарли!
Он начал хлопать. Некоторые из танцевавших последовали его примеру. Я увидел, что Миллстоун не аплодирует, а Гектор Поллит касается ладонью ладони с циничной усмешкой на ровном загорелом лице; кое-кто из Пултни тоже выражал одобрение, но не Арчер. В этот вечер второй раз взоры всех обращались к Эгаттеру. Многие из присутствовавших уже слышали об истории на коктейле. От напряжения на висках у меня выступил пот, и улыбка получилась вымученной. Рукоплескания были не слишком дружными, в них тоже чувствовалось некоторое замешательство. Брин положил руку мне на плечо, встав для этого на цыпочки. Я помахал аплодирующим, и мы спустились со сцены.
— Выпей, — сказал он.
Я в этом очень нуждался. Подходили люди и говорили что-то. Я отвечал, с трудом соображая, что говорю. Крутилась мысль, что быть вышвырнутым с одного приема и стать героем другого в один вечер — это в некотором роде рекорд. Я постарался как можно скорее оторваться от окружения Брина и вышел на лужайку.
В воздухе стоял аромат азалий и бодрящий запах сосен. А над головой — ясное, звездное небо.
— Хэлло, Чарли, — послышался голос за спиной, — мои поздравления.
Я повернулся. От манишки и блестящих белых зубов говорящего шло сияние.
— Благодарю, Гектор, — сказал я с той степенью энтузиазма, какую сумел изобразить.
Я чувствовал исходящий от него запах виски.
— Видели Эми? — Казалось, он весьма сильно пьян.
— Нет, — сказал я. — Я всего лишь хотел пройтись.
— А... — протянул Гектор. — Да, приятная ночь. Я к вам присоединюсь.
Это ни в коей мере не отвечало моим желаниям, но я не мог сказать ему, чтобы он убирался. Мы пошли через лужайку.
— Мы ведь еще не поговорили, — сказал Гектор. — Сцена на набережной была отвратительной. Эми — эмоциональная леди.
— Это можно понять.
— Понять? Ах да! Генри и все такое. — Он замолчал. — Чарли, как вы думаете, что произошло с вашими рулями?
Пьяный или нет, но Поллит помнил о своей работе.
— Понятия не имею. Если бы я не видел их собственными глазами, я бы сказал, что кто-то там поработал.
— Что вы делали в субботу вечером в Кинсейле, Гектор? Вас не было у Просероу.
— Я встречался с некоторыми людьми. — Его голос изменился. Он как будто занял оборонительную позицию. — А какое, собственно, вам дело?
Белки глаз блеснули в лунном свете.
— Вы могли бы мне помочь.
Он притих. Мы шли, пересекая лужайку, через арку из тисового дерева в розарий. Торфяные дорожки сада привели нас к летнему домику-беседке с конусообразной крышей и решетчатыми окнами. В беседке женский голос произнес:
Это не был возглас изумления. Вскрик выражал совершенно противоположные чувства — как будто женщина получила то, чего ожидала долгое время, и весьма этим довольна. За этим последовали еще звуки. Та, что издавала их, казалось, вовсе не осознавала этого, возможно потому, что была занята тем, кто находился с ней в беседке. Звуки стали ритмичными, и темп их все убыстрялся, пока не перешел в бессвязные стоны. Завершил их пронзительный животный вопль, вместе с которым женщина выкрикнула имя. Затем звуки прекратились.
Я стоял и слушал — не из-за похотливого любопытства, но потому, что узнал этот женский голос. Это была Эми, и имя, которое она выкрикнула в кульминационный момент, было «Арчер».
Когда я повернулся, чтобы уйти, Гектора со мной уже не было. В тишине ночи я слышал, как по лужайке бежал человек, как захлопнулась дверца машины, и как шины заскрипели по гравию. Затем визг мотора угас в длинной аллее рододендронов.
Вскоре я тоже отправился домой.
Глава 15
На следующее утро я чувствовал себя почти человеком. Заехал к Салли и за завтраком рассказал о вечере и о Брине. Она смеялась, при этом щеки ее стали круглыми и розовыми, как у ребенка. Когда я уходил, «субару» Эда Бейса заворачивал в ворота. Добрый старина Эд, подумал я. Надежен как скала. Совсем не таков, как эти молодящиеся джентльмены на вечеринке.
Я пошел в офис и стал обзванивать людей, набирая команду. Забрав Скотто и еще пару помощников, я отправился в Лимингтон, где в портовом бассейне уже стоял «Колдун». Я осмотрел яхту. Она была в потрясающей форме, блестящая и чистая, как в тот день, когда была построена. Большую часть года она провела в эллинге.
Скотто выплюнул жевательную резинку.
— Неплохо, — сказал он, и к четырем часам мы двигались в Солент под взорами пассажиров парома, отправляющегося на остров Уайт.
По прогнозу для Портленда, Плимута и Уайта был южный ветер от 4 до 5 баллов. Мы славно провели время, пройдя вдоль берега. «Колдун» показал себя хорошо. Яхта нуждалась в новом гроте и паре генуй, но если мы сможем выполнить всю работу в оставшееся весьма короткое время, яхта будет иметь шансы попасть в команду на Кубок Капитана. Да, она была просто отличной, и я видел, что Скотто думает то же.
В полночь свет маяка Портленд-Билла остался далеко за кормой, и Скотто поставил спинакер и ричер[41]. Я забыл, что такое усталость, когда яхта преодолевала длинные черные волны и нам светила высоко стоящая половинка луны. Я ходил этим курсом с Хьюго десятки раз, и теперь в моем нынешнем состоянии как будто чувствовал, что брат стоит у моего плеча. Он обычно торчал на открытой палубе — горящий кончик его сигареты выделялся на темном фоне — и говорил. Он был куда лучшим собеседником, чем я, ему особенно блестяще удавалось вскрыть то, что кроется за вежливыми жестами и словами людей, выявить истинные мотивы их поступков, иногда, как снасти, скользких и грязных. Я задавался вопросом, что бы он предпринял по поводу «Эстета» и «Аэ» и их сломанных рулей. Сам я не знал, с чего начать. Последний вечер еще больше осложнил ситуацию.
Чего, черт возьми, добивалась Эми? Предположим, она была в Ирландии с Подлитом, а теперь изменила Генри с Арчером в летнем домике, но почему все это как-то должно быть связано с рулями?
К четырем утра мы прошли у Зубьев, вдали виднелись огни гавани Пултни. Скотто наблюдал за кипением пены между скалами. Я старался не смотреть туда, потому что рядом со мной не было Хьюго с его куревом, и Зубья были виновны в этом.
— Ветер стихает, — сказал Скотто.
Мы прибыли в Пултни с последним призрачным дыханием ветерка. Я пришвартовал «Колдуна» в Нижнем Пултни, который находился как раз за Беггермен-Хед, и пошел домой. Прежде всего я позвонил Невиллу Спирмену, чтобы договориться о спасательной барже. Затем поспал четыре часа. Когда зазвонил будильник, я вышел в сад. Ветер прекратился, и полуденное солнце сверкало на поверхности моря, гладкого, как сатин. Я пошел к причалу и собрал подводное снаряжение. Затем отправился искать Чифи.
Он сидел в баре «Русалка», как обычно. С ним был Эд Бейс. Я заказал пинту пива и залпом выпил, чувствуя себя иссушенным и усталым. Затем я сказал Эду:
— Я пойду на «Колдуне» для Брина.
— Салли мне сказала, — сказал Эд тоном, который показался мне тускловатым. — Рад был это услышать.
— Не понимаю почему, — сказал я. — Моей прискорбной обязанностью будет спустить с тебя штаны.
Он улыбнулся. И опять-таки это была несколько вымученная улыбка.
— Боюсь, у тебя не будет такой возможности. Миллстоун сделал мне сегодня предложение относительно «Кристалла».
— "Кристалла"?
— Весьма выгодное предложение. Касается лодки и команды.
— Пусть идет к черту, — слегка разозлился я.
Эд допил виски.
— Именно это я и сказал управляющему банком. — Он поднялся напряженно. — Ну ладно, увидимся. — И пошел к двери бара.
— Эд настроен не слишком оптимистично, — заметил Чифи.
— Я уверен, он никогда не позволит Миллстоуну заполучить свою лодку.
— Эда заставят это сделать, если хочешь знать мое мнение, — сказал Чифи. — Лучше заработаешь, занимаясь землей, чем под парусом. Однако пошли, день сегодня что надо.
Мы отправились к верфи Спирмена за спасательной баржей. Я принес маску, баллоны и утяжеляющий пояс к тому месту, где Джонни Форсайт наблюдал за двумя рабочими: они полировали корпус сорокафутовой шлюпки.
Спирмен сверкнул глазами, увидев подводное снаряжение.
— Слышал, что ты пойдешь для старины Брина, — проронил он. — Прекрасная работа, если сможешь ее получить.
— Благодарю, — сказал я. — Кто тебе сказал?
— Фрэнк Миллстоун.
— Говорят, он подбирается к лодке Эда.
Форсайт пристально посмотрел на меня, его узкие глаза блеснули на бледном лице.
— В самом деле? — спросил он. — Хотелось бы мне получить брокерские комиссионные.
— А разве ты не получишь?
Он засмеялся не слишком весело.
— Как же, как же, — сказал он. — Фрэнк любит сам заключать свои сделки или использовать крупных шишек там, повыше. — Он ткнул изъеденным кислотой пальцем в направлении Лимингтона и Хэмбла. — В наши дни нелегко наскрести на жизнь в прибрежном районе, если не имеешь постоянной работы.
— У тебя неплохо получается. — Я нервничал. Сегодня должны быть получены ответы на множество вопросов. — Пора идти.
— Я с вами, у меня поручение компании «Ллойд». И он тоже. — Форсайт указал на маленького человека в коричневом костюме, курившего сигарету под прикрытием здания конторы.
Я узнал инспектора Неллигана.
* * *
Море оставалось гладким, как сковородка, всю дорогу до Зубьев. Говорили мало. Мотор постукивал и выплевывал черный дым, Неллиган сидел под ветерком, на него дымило, пока я не предложил ему устроиться на другой стороне.
— Да, — сказал он, покручивая маленькие усики и глядя на мотор, — я не очень-то опытный моряк. — Помимо коричневого костюма на нем были блестящие ботинки, которые определенно пострадают от соли, и нейлоновая рубашка.
— Что вы надеетесь найти там?
Он посмотрел на меня исподлобья.
— О, просто хочу присутствовать при извлечении доказательств. — Он отвернулся, уставился на синюю полоску берега, и — вне всякого сомнения, он этого и добивался — я почувствовал беспокойство. Если обнаружатся следы диверсии, Неллиган решит, что это сделал я, чтобы избавиться от брата. Если их не будет, значит, рули Эгаттера ненадежны. Орел — я проиграл, решка — ты выиграл.
Мы подошли к Зубьям, когда прилив почти закончился. Море под ржавой кормой баржи сверкало зеленым. Единственным признаком, что под нами находятся большие выступы скал, были пучки водорослей и полоска пены, идущая на четверть мили вдоль края прилива, где три лодки с рыбаками сновали в поисках скумбрии. Чифи поглаживал покрытый старой краской штурвал и дроссели. Постукивание мотора затихло, теперь он пыхтел, и тупой нос баржи пробирался между водорослями. Форсайт кивнул двоим в непромокаемых костюмах, эти люди молча сидели рядом с ним в кокпите. Они встали и начали натягивать снаряжение, чтобы нырнуть в воду.
Я вытащил такое же из рундука. Неллиган строго взглянул и покачал головой.
— Что? — не понял я.
— Доказательства там, внизу, — сказал Неллиган. — Конечно, мы обойдемся без полицейских водолазов. Но все же нам нежелательно, чтобы вы слишком приближались к яхте, согласны? Я уверен, вы понимаете.
Я поймал взгляд Джонни Форсайта.
— Маленький ублюдок, — сказал он тихонько.
Я пожал плечами.
— Боюсь, ты на крючке, Чарли, — пробормотал Чифи.
Меня просто трясло от негодования. Якорь погрузился в зеленую бездну, оставляя за собой хвост пузырьков. Баржа отошла назад на десять ярдов и развернулась. Я остался стоять впереди, слышал всплески воды, когда опускались ныряльщики, вскрики туристов, вытаскивающих скумбрию из полосы прилива в четверти мили от нас, — я видел и слышал все это, но главным было ощущение бессилия от невозможности что-нибудь сделать. Потом я прислонился к борту, прислушиваясь к негромкому хлюпанью моря и обдумывая варианты решения. Кто бы ни попортил мои рули, убил моего брата и наболтал всякой ерунды Неллигану, он дорого заплатит.
Форсайт облокотился на перила рядом со мной, постукивая плоскими пальцами по ржавому железу. Наконец он сказал:
— Это, должно быть, просто ужасно для тебя, Чарли.
— Да уж, не самое большое развлечение, — согласился я.
Я уже хотел рассказать ему все о Хегарти и диверсии, но затем вспомнил о своем обещании, данном Хегарти. Сплетни — основной продукт, которым питаются люди без определенных занятий.
— Я собираюсь получить новые отзывы от инженеров, прежде чем построю еще один руль такого типа, — сказал я.
— Чертовское невезение! — вздохнул Форсайт. — Чертовское невезение!
Мы стояли и смотрели на свое отражение, колеблемое водой. Пузыри от аквалангистов поднимались беспорядочно минут десять.
Затем они слились и соединились. Показалась черная резиновая маска.
— Зацепил лодку, — сказал водолаз. — Она на левом боку с пробоиной. Вы в самом деле хотите ее поднять?
— Возьмите воздушные подушки, — сказал Чифи.
Водолазы взяли их вместе с канатами и шлангом от компрессора. Затем мы перебросили за борт трос от крана.
Первое, что показалось над водой, была скрученная алюминиевая трубка, за ней тянулась стальная проволока. Никто, если заранее не знал, что это такое, не смог бы признать в этом переплетении мачту с бакштагами[42] и вантами[43]. За мачтой последовал ворох разного хлама, свернутый спинакер, три лебедки, все еще соединенные с частями белой составной палубы, складная алюминиевая койка. Отвратительное зрелище, похожее на эксгумацию несвежего трупа.
— Клянусь Богом, — сказал Форсайт, — она, должно быть, развалилась на куски.
Я не ответил. Вместо этого я наблюдал за пузырьками, испытывая одновременно дурноту и оцепенение. Куча обломков, с которых стекала вода, росла на палубе баржи.
Когда я поднял взгляд, оказалось, что Неллиган наблюдает за мной, бесстрастно глядя поверх сигареты. Послышался сигнал телефона от водолаза.
Форсайт скомандовал:
— Наполняйте. — Затем махнул рукой в сторону компрессора и сказал: — После тебя, Чарли. — Я включил кнопку, и вода закипела.
Подъем разбитого судна происходит так: под корпус протягивают канаты, к обоим концам каждого привязывают большой резиновый мешок. Еще пару мешков закладывают внутрь корпуса и во все эти емкости накачивают воздух. Поскольку накачивать надо равномерно, это занимает много времени. Пузырьки поднимались, казалось, целую вечность. Водолазы дважды появлялись над поверхностью, чтобы сменить баллоны. Они особенно не разговаривали, и никто не задавал им вопросов. Вода вокруг нас быстро отступала, и большие заросли водорослей покачивались под зеркальной зеленой поверхностью. Чифи подкреплялся большой кружкой чая и сандвичами с ветчиной; он предложил мне присоединиться. Я отказался. Лодки туристов, занимавшихся ловлей скумбрии, давно отправились домой, и над поверхностью моря начал задувать легкий вечерний бриз. Телефон вновь засигналил, Форсайт сказал:
— Она идет вверх. Ну-ка, все в сторону.
Сначала показались надувные подушки — огромные черные пузыри, похожие на головы кошмарных осьминогов. Они образовывали как бы гнездо, и в его середине был «Эстет», вовсе не похожий на себя. «Эстет» был острым как нож серебристым высококлассным сооружением. Эта же вещь напоминала уродливую тусклую кость, отдраенную частицами песка, обвитую водорослями, всюду покореженную.
Водолазы поднялись на борт и выползли из своих костюмов. Я спросил одного из них:
— Руль на месте?
Он повернул ко мне лицо с темными от утомления кругами под глазами.
— Угу, — сказал он. — А что?
— Руль посмотрим завтра, — предупредил Неллиган. Его плечи были опущены. Вероятно, он сильно прозяб.
— А почему не сейчас? — спросил я.
— Завтра будет в самый раз, — сказал Неллиган. — Так решено. Оставим лодку на запертой верфи, а утром все проверим.
— А что вы потеряете, если посмотрите сейчас?
— Я ничего не понимаю в яхтах, мистер Эгаттер. Я думаю, что осмотр яхты должен происходить в присутствии... э... квалифицированных специалистов.
— А что вы скажете относительно участия мистера Барнса или мистера Форсайта?
Инспектор уставился в пол, пошарил в карманах, извлек сигарету. Не поднимая глаз, сказал:
— Не знаю. Ведь вы знакомы друг с другом слишком хорошо, мистер Эгаттер. Мне говорили, вас водой не разольешь. Удобно ли им участвовать в осмотре?
— Что именно вы имеете в виду? Их возможную необъективность?
Он поглядел на меня мягкими карими глазами.
— Я имею в виду только то, что мы посмотрим эту лодку завтра с несколькими экспертами из Плимута. И если не обнаружим ничего необычного, все мы сможем забыть об этой истории. И слава Богу, мне не придется больше выходить в море и замерзать до смерти, — сказал инспектор Неллиган. — Повторяю, если эксперты ничего криминального не обнаружат, с вас будет снято подозрение.
Орел — я выиграл, решка — ты проиграл.
Я подошел к мачте и посмотрел на нее внимательно, разбита невероятно, но крепления на топе и клотике[44] оставались на месте, кливер-фал[45] с клочком белого паруса все еще был прикреплен к скобе. Я смотрел на него, желая получить какой-то ответ. Я наклонился, чтобы рассмотреть получше.
Ответ там был.
Я подошел к Чифи и сказал:
— Пойди и посмотри на это. — Он отдал румпель[46] одному из водолазов, и мы вскарабкались внутрь кокпита, за нами последовал Форсайт. Я показал на угол куска паруса. — Что это? — спросил я.
— Выглядит как угол стакселя. — Чифи наклонился, чтобы посмотреть на маленькую черную цифру на клочке материи. — Номер пять.
— Генуя номер пять[47]. Размером с носовой платок. Думаешь ли ты, что моряк с опытом Хьюго перевернулся бы при штормовом стакселе?
— Не похоже, — сказал Чифи. — Сила ветра была всего восемь.
— Так что сломался руль, — заключил Форсайт.
— Или его испортили, — бросил я.
— Клянусь Богом! — встрепенулся Чифи.
Они высадили меня у причала. Я понаблюдал, как ржавая баржа, пыхтя, удалялась в сумерках. Черные мешки у ее кормы выталкивали перед собой маслянистые волны, и я слышал слабый рокот, когда те разбивались о внешнюю сторону мола; вскоре баржа завернула за Хелберроу-Пойнт.
Заведение Спирмена располагалось на плоской части побережья между Пултни и Малым Пултни. Там строилось порядочное количество однотонников, которые являются основным видом яхт, вбирающим некоторые новые и оригинальные идеи; так что если вы их строите, то вряд ли пожелаете, чтобы какие-то Том, Дик или Гарри болтались поблизости. Отсюда — проволочное заграждение двенадцати футов высотой вокруг верфи.
Баржа исчезла в сгустившихся сумерках. Причал был пуст. Я втянул носовой фалинь[48] «Наживки», посыльного судна «Наутилуса», пришвартованной вместе с небольшой флотилией шлюпок в пенистой воде у ступенек.
«Наживка» не была каким-то там хлипким сооружением из клееной фанеры или надувной лодкой. Крепкая десятифутовая гребная шлюпка, достаточно тяжелая — поэтому ее осыпали проклятиями те, кому доставалось поднимать лодку на борт «Наутилуса». Но для сегодняшней ночи это было именно то, что нужно.
Я спустился по ступеням, сел в «Наживку» и начал грести. «Наутилус» был повернут носом на запад, в водоворот приливной волны. Я подошел к его левому борту и привязался к пиллерсу[49], которого не было видно с берега. Над гаванью возвышался Пултни, ярус за ярусом цепочки желтых огней опоясывали склоны утесов, и их отражения дрожали в покрытой рябью воде.
Я поднялся на палубу и собрал кое-какие инструменты, фонарь и фотоаппарат, положив их в полотняный мешок. Затем прошел в каюту, быстро подкрепился сандвичем с солониной и протолкнул все это внутрь глотком «Феймоуз Граус». Наконец я натянул толстую фуфайку с пропиткой и темную фуражку с отполированным козырьком и кокардой «Линия Эгаттер». Затем я зажег все огни в каюте и вернулся на палубу.
Небо из синего стало черным, и звезды выплывали из-за облаков. Луна где-то пропадала. В сотне ярдов от меня набережная была пуста. Виднелись огни на французской яхте немного дальше в сторону моря, но на ее палубе никого не было видно. Очень осторожно я спустился в «Наживку», поставил весла в выемку на транце[50] и отпустил фалинь. Я крутанул веслом раз-другой, и лодка двинулась в сторону моря. Если кто-нибудь наблюдал с берега, огни «Наутилуса» должны были слепить его. Когда я вышел из-под укрытия мола, послышались легкие ритмичные удары небольших волн о борта лодки, и огни города — масса светлячков — перевернулись, после того как прилив подхватил шлюпку и поволок ее к востоку.
Я знал: раз конец причала пройден, меня нельзя заметить на фоне темной полосы, где море соединялось с южным горизонтом. Поставив весла в уключины, я начал грести. Прилив помогал мне; через пять минут я миновал Хелберроу-Пойнт и взялся основательно работать левым веслом, чтобы повернуть лодку к берегу, к плоской полосе отложений, намытых водоворотом за мысом. Повернув, я почувствовал на лице дуновение ветра. Наверху перистые облака уже сгущались в более плотные слои. Сегодняшнее затишье явно было временным.
Ушло еще десять минут на то, чтобы пройти поперек волн и пробраться к отмели. Песчаный берег сиял под светом звезд, и я напрягал глаза, чтобы увидеть Бастион. Это был огромный кусок бетона, оставшийся со времен войны, и сразу за ним открывался вход в лагуну или, вернее, один из входов. Главный, искусственно углубленный, по сути, принадлежал верфи Спирмена. Вход за Бастионом не использовался никем, кроме личностей вроде меня и Хьюго. Мальчишками мы здесь проникали в лагуну, чтобы тайком ловить морскую форель, направляющуюся в реку Пулт, которая здесь впадала в море. Пригодился этот путь и сейчас — чтобы приблизиться к заведению Спирмена, оставшись незамеченным.
Прилив быстро пронес меня через канал около Бастиона. Удар по плоскому днищу — и я оказался в лагуне. Если кто-нибудь наблюдал, то именно здесь меня могли увидеть. Порыв ветра пронесся по зеркалу воды. Теперь я находился под прикрытием берега, и песчаный тростник, колеблемый ветром, издавал звук, похожий на треск сухих костей. Я ощутил острое чувство одиночества на этом пустынном берегу. Я серьезно рисковал. Если Неллиган услышит о предпринятом мной, он решит, что я убийца, который старается замести следы.
Я греб вдоль лагуны еще почти пять минут, стараясь не очень высовываться из лодки. Скоро высокий проволочный забор верфи выступил на фоне темно-синего неба. Я сделал, вероятно, еще полсотни взмахов, затем увидел то, что искал.
Люди, подобные Неллигану, с их сухопутными представлениями о безопасности, плохо понимают, что их стандарты не подходят для моря. Ветры дуют, волны смывают столбы, а колючая проволока ржавеет. В данном случае песок попросту вымыло у основания столба, оставив щель в два фута под нижней частью сетки. Я втащил якорь «Наживки» на берег и хорошо закрепил его. Затем закинул на плечо мешок с инструментами и пролез под заграждением.
Я знал верфь Спирмена как собственное жилище. Три длинных эллинга из гофрированного железа, стоящие параллельно друг другу на большой огороженной территории, где струйки песка перемещались туда и сюда среди яхт, закрепленных подпорками и клиньями. Док был на дальней стороне, выходившей на главный канал реки Пулт. Рядом находился подъемный кран. Именно там они должны были поместить «Эстета», вытащенного из воды.
Я пробрался туда, стараясь держаться в тени эллинга. Ветер усиливался, и фалы начинали биться о металлические мачты. Корпуса яхт на подпорках выглядели как громадные животные, спящие стоя на поле. Желтый квадрат света виднелся с боковой стороны эллинга: Гарри Хоу, ночной сторож, должно быть, смотрит телевизор, оставив свет, чтобы отпугнуть взломщиков. Проехала по дороге машина и остановилась на обочине, любимом месте влюбленных парочек, и я заметил, что одна из ее фар не горела.
Я дошел до конца здания и остановился, прислушиваясь. Единственными звуками были удары и позвякивание, производимые фалами.
Я осторожно двинулся от стены под укрытие закрепленной яхты и вновь остановился. Ничего, я слышал только собственное дыхание, вырывающееся из ноздрей, и удары сердца — не слишком частые, но явно более сильные, чем всегда. Самые обычные звуки внезапно приобретали важное значение: слабый скрип песка под подошвой, когда я приближался к крану, плеск воды у свай причала.
Они оставили «Эстета» на тросах крана. Я почувствовал его запах, прежде чем увидел, запах соли и водорослей, запах предмета, который длительное время находился под водой. В темноте яхта, вся перекошенная, выглядела ужасно. Подойдя поближе, я даже в темноте мог определить степень повреждений. Левый борт вдавлен по половине его длины. Киль разбит и искривлен. Я посмотрел на корму. Руль был цел.
Я поднял руку и тронул его. Он был все еще мокрым. Я нажал посильнее. Перо руля двинулось. Я быстро прошелся фонариком по соединениям баллера. Они были покрыты водорослями. Я соскреб их. В свете фонарика сверкнула нержавеющая сталь. Темнота вернулась, густая и черная, когда я выключил фонарь и стал шарить в мешке с инструментами, чтобы достать отвертку и торцовые ключи.
Я не знал, смогу ли проделать работу в полной темноте, но это оказалось проще, чем я думал. Детальные чертежи руля возникли в моем сознании как на экране, и пальцы уверенно действовали на ощупь. А так как из-за сломанного киля яхта лежала на тросах достаточно низко, работать было удобно. Я положил болты в карман и потянул за перо. Оно вышло легко. Затаив дыхание, я направил фонарь на эксцентрики и включил свет.
На месте предусмотренных проектом титановых болтов зияли две дырки. По бокам отверстий осталось несколько алюминиевых крошек — явно от алюминиевых болтов, замененных кем-то, кто хотел, чтобы «Эстет» потерпел аварию. Кем-то, кто убил Хьюго и Генри.
Несколько секунд я был совершенно поглощен созерцанием этих маленьких серых кусочков металла, и слабые ночные звуки верфи не доходили до моего сознания. Я вытащил из мешка медный хронометр, принесенный с «Наутилуса». Это был славный прибор, построенный как навигационный инструмент, а не как часы. Я прикрепил его к рулю, вынул из футляра фотоаппарат, затем накрыл себя, руль и аппарат черным полиэтиленом и как смог навел фокус. Пока я все это проделывал, я думал: ну, Неллиган, посмотрим, можно ли будет подозревать меня в убийстве после того, как я зафиксирую свою собственную диверсию.
Палец нажал на кнопку спуска, и вспышка взорвалась мгновенным ярким светом. В тот же миг за полиэтилен сильно дернули и что-то ударило меня по затылку; казалось, в глазах вновь вспыхнул свет, и он соединился с внезапной страшной болью у основания затылка. Из белого свет стал красным, раздался грохот. Рук у меня больше не существовало, как и ног, лицом меня волокли по песку. В голове еще удерживались две мысли. Одна — что кто-то ударил меня сзади, очень сильно. Другая — что я был идиотом, исключив из своих расчетов насилие. Я чувствовал вкус маслянистого песка. И последнее, что я помнил, — снова сильная боль, она оборвалась внезапной, без звезд темнотой.