Глава 26

Ветер усиливался. Он свистел в вершинах дубов, заставляя их бешено раскачиваться. Я с трудом держал глаза открытыми. Когда дверь отворилась, ноги у меня подкосились и я упал, второй раз за день ощутив вкус ворсинок ковра. Дом, казалось, звучал, словно безумный хор, дерево скрипело, окна грохотали, двери хлопали, краны капали. Я лежал какое-то время, совершенно сбитый с толку всем этим. Постепенно я осознал, что Салли произносит мое имя. Я кое-как приподнялся — только на четвереньки, иначе не смог.

— Твое лицо... — сказала она. — Давай помогу. Я сел на один из жестких стульев в холле.

— Что ты делал? — спросила она.

Я с трудом сфокусировал на ней взгляд. Чувствовал, что веки опалены. Впрочем, все лицо опалено и страшно болела рука, да и верхняя часть тела тоже, особенно в тех местах, куда поджигатель угодил брошенным стулом и где я ударился, столкнувшись со столбом.

— Вел машину.

— Расскажи.

— Позднее. Телефон.

Я позвонил в больницу и спросил Хильду Хикс.

— О, мистер Эгаттер, — сказала она, — этот парень Скотто опять попал к нам. Тяжелые ожоги.

— Насколько тяжелые? — спросил я, представляя Скотто умирающим, с содранной кожей.

— Он пошел домой, — сказала Хильда, — с этой славной Джорджией.

— Слышал, что Эми Чарлтон тоже у вас. Как она?

— Неважно. Спит. Джорджия сказала, если вы позвоните, дать вам номер ее телефона.

— Со Скотто все более-менее, — сказала Джорджия. — Трудно поверить, но у него сгорела одежда и больше ничего, за исключением ресниц.

— А «Наутилус»?

— Потонул. Сгоревший. Но ты спас корпус. Мне очень жаль, Чарли.

— Мне тоже. А сможет Скотто идти в море?

— Спроси его, — ответила она.

Должно быть, они лежали в постели. Постель... Какое прекрасное слово!

— Ты пострадал? — спросил я.

— Не очень, — ответил Скотто.

— Сможешь плыть завтра?

— Конечно.

— А можешь встать рано и осмотреть «Колдуна» с головы до ног? Позови других на помощь.

— Угу. Дайк спит на борту сегодня. На всякий случай.

— Я приеду, когда смогу, Скотто. Этот тип был на борту «Колдуна» после того, как поджег «Наутилус». Сигнал сработал.

— Да ну! — Голос Скотто потерял свою обычную уверенность.

Чтобы во время гонки остановить лодку, существует масса способов, а выяснить причину поломки очень сложно. Но разбираться во время соревнований мы, конечно, не хотели. Нужно было сделать это сейчас.

— Извини, что спрашиваю, — сказал Скотто, — но ты вчера устремился в погоню за парнем. Поймал его?

— Он поймал меня. И вот что я еще хочу тебе сказать. Не вступай ни в какие разговоры с Франком Миллстоуном, Арчером или еще кем-либо из этой шайки.

— Ладно, мог и не предупреждать. Э... здорово ты поработал с этим огнетушителем.

— Вовсе нет. Сожалею, что... пришлось тебя тушить. Заливать пеной... Ну пока, старина. — Салли смотрела на меня.

— Детские игры, — сказал я.

— Заткнись, — ответила она. Я видел, что она помнит наш последний разговор, и это было мне приятно. В моем нынешнем положении удовольствие доставляли самые неожиданные вещи.

— Что же все-таки случилось? — спросила Салли. Я стал объяснять, вращая диск телефона.

— Он шел сюда? — сказала она.

— Да.

— Но зачем?

— Я надеялся, что ты прояснишь мне это. Телефон ответил:

— Полиция.

Я попросил Неллигана и сказал:

— Хотите добраться до того, кто поработал с моими рулями?

— Я не имею никаких доказательств, что кто-то что-то сделал с рулями, — сказал он.

— Хорошо. Тогда займитесь поджогом и попыткой убийства.

— О! — Казалось, я произвел впечатление. — С кем я должен увидеться?

— Можете начать с Джека Арчера. Он остановился у Фрэнка Миллстоуна. Попробуйте узнать, кто вел его машину сегодня вечером. И еще можете посетить миссис Эми Чарлтон в больнице. У нее сотрясение. Может быть, она расскажет, как его получила.

Я услышал звук зажигаемой спички, видимо, он закуривал «Джон Плейер Спешл».

— Миллстоун и Эми Чарлтон, кажется, не являются вашими приятелями, верно, мистер Эгаттер? Уверены ли вы, что вами не руководят недобрые чувства? Мы пошлем человека к Миллстоуну завтра утром.

Я слишком устал, чтобы спорить.

— Влиятельная особа, не так ли? — усмехнулся я.

— Спокойной ночи, — пожелал мне Неллиган.

Салли помогла мне пройти на кухню и сказала:

— "Наутилус" сгорел. На «Колдуне» кто-то поработал. Эми избили. Твоя машина вдрызг. Что это, Чарли? — Говоря это, она прикладывала к моему лицу влажную ткань. — Что происходит?

Ее египетское лицо то расплывалось, то опять становилось четким, продолговатые зеленые глаза были серьезными, когда она производила какие-то болезненные операции на моей левой щеке.

— Кто-то хочет, чтобы я не участвовал в отборочных, — ответил я. — Что бы ты сказала относительно размера обуви Арчера?

Салли нахмурилась:

— Понятия не имею. Восьмой? Девятый?

— Но не двенадцатый?

— Не двенадцатый, точно.

— Значит, нет. — Все труднее становилось думать. — Так вот, я полагаю, все началось с идеи не пустить меня соревноваться за Кубок, кому-то эта мысль понравилась, но сейчас он действует как взбесившийся психопат.

— Зачем избивать Эми?

— Возможно, он спал с ней. Кажется, все вокруг это делали. Может, ревность?

— А чего ради гоняться за мной?

— Тут ты меня озадачиваешь.

— Миллстоун? — спросила она.

— Возможно, — сказал я. — У него большая нога, в самом деле. И он ненавидит Эгаттеров. Но опять-таки...

Внезапно я почувствовал, что не могу дышать сидя. И вся эта боль, ожоги, ушибы, горе от потери брата и лодки и худшая из бед — находиться так близко к тому, кто все это совершил, но не быть до конца уверенным в имени преступника — все это обрушилось на меня со страшной силой. Я увидел, как стол, стулья и картины на стенах покачнулись, сжались и понеслись. И потерял сознание.

Опять меня мучил ужасный сон. Я вновь оказался в каюте «Наутилуса». Пламя разливалось по мне как лава, и я сражался с люком. Но он не открывался. Боль была страшная, я завопил.

И разбудил себя этим криком.

Я лежал в большой кровати, из окна лился зеленый свет, профильтрованный молодой листвой дубов, окружавших дом. Кровать Салли. Моя правая рука в аккуратной белой повязке. Лицо намазано чем-то жирным.

— Доброе утро, — сказала Салли. Она сидела за столом и писала.

— Доброе утро, — ответил я, продолжая лежать, впитывая этот свет. Все было таким ярким и спокойным. Потому что, пока я находился в этой кровати, все факты встали на свои места и головоломка получиларешение. Я понял, что происходит и почему и кто за это ответственен. И теперь, когда я знаю, я смогу с этим справиться таким способом, какой одобрил бы Хьюго. Я постарался сесть. Боль унесла с собой чувство самоудовлетворения.

— Да, — проронила Салли, наблюдая за мной. — Доктор сказал, тебе следует находиться в больнице, но я заверила, что мы будем ухаживать за тобой здесь.

— А что со мной?

— Ожоги лица и рук. Кровоподтеки в области ребер. Ушибы шеи и плеч. Возможно сотрясение.

— Великолепно. — Я сел, несмотря на яростные протесты своих спинных мышц. В горле еще сохранялся вкус дыма. — Который час?

— Одиннадцать. Если бы не твой храп, врач решил бы, что ты в коме.

— Одиннадцать! — Я оглядел комнату. — Где моя одежда?

— Выкинула. — Она усмехнулась, глядя на меня. — Тебе она не понадобится дня два.

— У меня гонка, — сказал я. — «Чаша герцога». Я должен.

— Незаменимых нет.

— Я незаменим. Сегодня, во всяком случае. — Я спустил ноги на пол. Если не считать нескольких мест, покрытых повязками, я был, в общем, цел. — Одежду, пожалуйста, Салли. Или мне придется идти в таком виде.

Она вздохнула. Счастливое выражение глаз исчезло. Она пошла в соседнюю комнату и вернулась с охапкой одежды, которую бросила на кровать. Затем села на свое место и смотрела, как я одеваюсь, наблюдая за моими подергиваниями и болезненными стонами, но не делая попыток помочь.

— Я приготовлю завтрак, — сказал она наконец.

— Позвони в больницу, — попросил я. — Узнай, как Эми, может ли она что-нибудь вспомнить?

Салли кивнула.

Понадобилось пять минут, чтобы зашнуровать ботинки, которые она дала. Обувь Хьюго. Когда я попытался подняться, стало еще хуже. Я шлепнулся на постель и подумал, что не знаю, как смогу выдержать гонку от Пултни к Шербуру и обратно, которая должна начаться через четыре часа. Это напомнило мне о Брине и о том, что он скоро приедет. Я подхватил стул и, опираясь на его спинку и толкая перед собой, сумел добраться до двери комнаты. Дальше я отважился спуститься с лестницы, прижимаясь к перилам и помаленьку сползая вниз.

К тому времени, когда я достиг первого этажа, мышцы мои разработались настолько, что я мог перемещаться, ни на что не опираясь. Я ввалился в кухню. Салли жарила яичницу.

— Как Эми? — спросил я.

— Под успокоительным, — ответила Салли. — Она пришла в себя в состоянии истерики и ничего связного не могла сказать. Во всяком случае, никаких имен Хильда от нее не слышала. — Она поставили передо мной ветчину, яичницу и тосты. Я съел все и запил это крепчайшим кофе. — Хьюго обычно старался получше поесть перед выходом, — сказала Салли. Глаза ее были далеко. — Странно, что запоминаются подобные мелочи. — Мы помолчали какое-то время. — Чарли, ты собираешься поймать того, кто это сделал? Да?

— Безусловно, — заверил ее я, и голос мой звучал уверенно. — Как моя машина?

— Сосед оттащил ее в сторону трактором. Ты можешь теперь звонить сборщикам металлолома.

Я так и поступил. Затем я сделал еще один звонок, на сей раз Невиллу Спирмену. Мы крупно поговорили. Но он сказал мне то, что я хотел знать.

Прохромав обратно к Салли, я попросил:

— Не могла бы ты подвезти меня?

Когда мы поворачивали на Фор-стрит, она сказала:

— А что произойдет, если тот человек... придет опять? Я ответил с полной уверенностью:

— Не придет.

Вдоль всего пирса стояли яхты. Люди с тележками, наполненными снаряжением и провизией, двигались как муравьи по травинкам, освещенным слабым солнечным светом. Я увидел тройные распорки «Колдуна», а на одной из самых отдаленных стоянок части оснастки «Кристалла», четыре распорки и большой зелено-оранжевый боевой флаг на фока-штаге.

— Ты уверен? — спросила она.

— Вполне.

К концу пирса подъехал фургон. На борту было написано: «Кристалл». Арчер и Джонни Форсайт вылезли оттуда и потащили вдоль пирса мешок с парусом.

— Удачи тебе! — сказала Салли, обернулась и поцеловала меня в губы. Может быть, она это сделала, чтобы не целовать меня в щеку и не испачкаться в мази из дубильной кислоты?

А может быть, и не поэтому.

Опираясь на трость, которую прихватил в прихожей Салли, я заковылял по пирсу. Ветер завывал в снастях пришвартованных яхт. Я чувствовал себя лучше, настолько лучше, что мог идти почти без усилий и боли.

Мне помогли взобраться на борт «Колдуна» с некоторой долей нежности.

— Вот это да! — восхитился Скотто. — Ты выглядишь ужасно.

— Да и ты не слишком хорошо, — сказал я. У Скотто не осталось бровей, волосы спереди все опалены. На нем были надеты бумажный спортивный свитер с длинными рукавами, перчатки мотоциклиста, Шорты, а ноги закованы в толстые тяжелые повязки.

Он шлепнул по корпусу «Колдуна» перчаткой и сморщился от боли.

— Мы ее всю просмотрели.

— Что нашли?

— Ничего. В прекрасном состоянии.

— Значит, выходим и ждем, когда она развалится на части.

— В конце концов, этот ублюдок, может быть, и не тронул ее, — сказал Скотто.

Я задрал голову и посмотрел вверх на туго натянутую паутину из стали и алюминия, завывающую под высоко несущимися облаками.

— А что, если это где-то наверху?

— Мы там проверили. Но я принес кое-что про запас на всякий случай.

Я хмыкнул. Проверить можно было, только сменив всю оснастку И запасные детали не слишком помогут, если мачта свалится за борт.

— Добрый день, джентльмены, — раздался голос на пирсе. Это был Брин, маленький, пухлый и деловой, его волнистые волосы рассыпались, сигара торчала из розовых губ над безукоризненно выглаженными блейзером и парусиновыми брюками. Он легко взобрался на борт, принял сумку с морским снаряжением от шофера и пошел вниз. На какой-то момент у меня возникло отвратительное ощущение, что все это я уже видел. Да, последний раз я видел его на борту в Кинсейле.

С такими мыслями нельзя выиграть гонку! Весь в напряжении, цепляясь за подвернувшийся под руку такелаж, я сошел вниз натянуть гоночный костюм. Сигара Брина отравляла воздух. Я сказал:

— Если не возражаете, курите только на палубе. Брин резко посмотрел на меня, затем вынул изо рта сигару и выкинул ее в люк.

— Извините. Спасибо.

— Вы шкипер. Не буду вам мешать. — Его рука по привычке полезла в карман, где находились сигары, затем вернулась на прежнее место. — Вы что, участвовали в сражении?

— Защищал ваши интересы, — сказал я и усмехнулся, хотя это вызвало боль. — Теперь, если не возражаете, мы лучше двинемся помаленьку. Я все расскажу вам позже.

— Конечно, — согласился он и на сей раз достал сигару. Мне казалось, что он чувствовал себя не в своей тарелке, когда оглядывал голые белые стены, мешки с парусами, шпангоуты[71], печь для приготовления еды, койки и радио. Он поднялся по трапу, я — за ним, с некоторыми усилиями, и сосредоточился на том, что записано у Дуга на его планшете. Скотто, двигаясь несколько скованно из-за своих повязок, отдал швартовы и повернул нос «Колдуна» под ветер, который несся по коротким волнам со стороны Франции.

Глава 27

«Чаша герцога» — это первое продолжительное состязание сезона Королевского клуба океанских гонок. Участвуют яхты всех видов, и результаты определяются в соответствии с их классами, так что известны случаи, когда старейшие лодки, прибывшие через несколько часов после лидеров, объявлялись победителями в соответствии с возрастными поправками.

Мы прошли сквозь толчею теснящихся яхт — от деревянных пенсионеров, круизных яхт всех видов и размеров до гигантов, построенных из новейших материалов и настроенных, как скрипки Страдивари, длиною до восьмидесяти футов. Здесь были представлены полностью все, кто надеялся попасть в команду на Кубок Капитана. Я помахал нескольким друзьям. Последовал первый выстрел, и всякие приветствия и разговоры прекратились, мы начали трудиться, выкладываясь полностью.

Я увидел, как «Кристалл» выбивался из-за красно-сине-белого корпуса «Флага», большой американской яхты, которую Саунд яхт-клуб выставлял на Большую Круговую Ланкастерскую гонку — более позднее соревнование этого года. Нельзя было отрицать, что «Кристалл» выглядел исключительно импозантно и деловито. Я наблюдал, как он сменил галс и, вернувшись, вновь прошел под носом «Флага» — Арчер проделывал любимый трюк. Когда я перевел глаза на палубу, то увидел, что Брин наблюдает за мной.

Я знал почему. Я провел его на корму и сказал:

— Знаете ли вы, что кто-то из команды «Кристалла» пытался расправиться с вашей лодкой?

Два глаза и сигара сфокусировались у меня на переносице.

— Когда? — спросил он.

— Вчера ночью.

Внешне он не проявил никаких эмоций.

— Что они сделали?

— Все утро мы осматривали ее. Не могли ничего найти. Должно быть, что-то в оснастке.

Глаза и сигара отвернулись. Когда он взглянул наверх, я впервые заметил, что его нижняя челюсть похожа на таран. Он изучал натянутую паутину, возможно, секунд тридцать. Затем сказал:

— Значит, что-нибудь сломается.

— Приходится считать, что это возможно.

— Что вы предлагаете?

— Начать гонку и гнать яхту, пока не лопнет, если она собирается это сделать.

Взгляд Брина был глубоким и далеким. Сам он был неподвижен, как фигура с острова Пасхи на фоне бледного солнца, которое начало окрашивать море в холодный синий цвет, заставляя блестеть белые волны, поднимаемые яхтами.

— Чарли, — произнес Дуг у моего локтя.

— Извините меня, — сказал я Брину.

Затем я вошел в гоночное состояние, и мир сузился, ограничившись индикаторами самого крутого бейдевинда, пульсацией данных приборов, подъемом палубы, сложными виражами лавирования других лодок и постоянным бормотанием Дуга у меня над ухом. Хронометр щелкал каждые десять секунд.

Прозвучал пятиминутный выстрел. Масса белых треугольников выстроилась в линию между двумя судейскими лодками.

Струя белого дыма вылетела из лодки на правом фланге, долей секунды позже раздался выстрел из второй пушки.