Общество подполковника к откровениям не располагало, как, впрочем, и общество любого другого начальника. Даже если бы Пацук собрался что-либо рассказать старшине, при Раимове делать бы этого не стал. В общем, в любом случае, парочка «икс-ассенизаторов» во главе со своим командиром соблюдала гробовую тишину, и первым ее нарушил профессор Зубов. Вечно растрепанный, с всклокоченными, как у взбесившегося кота, волосами, ученый ураганом ворвался в актовый зал и с порога заявил:

– Лекция отменяется! Меня срочно вызвали для доклада по одному секретном проекту, поэтому сегодня все свободны. Можете идти домой и читайте пятый параграф двенадцатой главы, – Зубов замер, удивленно обводя глазами актовый зал.

– Тьфу ты! – фыркнул он. – И почему мне все время кажется, что я должен читать лекции в университете? Прямо, наваждение какое-то. Может быть, мне работать поменьше надо? Или побольше?!

– Профессор, вы сначала сядьте, а потом определяйтесь с тем, что именно вам требуется, – устало вздохнул Раимов, не любивший общаться с теми, кто не признавал уставы и наставления Вооруженных Сил.

– Конечно-конечно, – торопливо согласился Зубов и сел в кресло в первом ряду. Подполковник застонал.

– Да не туда! – рявкнул он. – Профессор, ваше место в президиуме, рядом со мной.

Зубов хлопнул себя ладонью по лбу и, отчаянно размахивая руками, поднялся в президиум. Буквально через минуту после этого знаменательного события в актовом зале появился доктор Гобе. Француз сдержанно поздоровался со всеми и занял место в уголке, сев вполоборота к залу, чтобы иметь возможность видеть каждого из присутствующих. После него на собрание явился Хиро Харакири – японский компьютерный гений. А уже после него в актовый зал вошли Зибцих и Кедман. И хотя оба бойца ни на секунду не опоздали, Раимов влепил обоим по наряду вне очереди. Просто так. Для поддержания дисциплины.

– Итак, общее собрание будем считать открытым, – заявил собравшимся Раимов. – Вступительное слово предоставляется мне. На повестке дня только мой доклад. А потом, если возникнет необходимость, начнем прения. Вопросы есть?

– Так точно, сэр! – рявкнул Кедман, вскакивая со своего места. – Что опять случилось такого страшного, раз нас снова вместе собрать решили?

– Вот именно об этом мы сейчас и поговорим, – буркнул Раимов. – И сядьте, агент. Нечего коломенскую версту из себя изображать.

Кедман, хоть и не понявший, что такое «верста коломенская», предпочел сесть, раз так приказал командир. А Раимов, набрав полную грудь воздуха, начал свой доклад. Как обычно, подполковник много говорил о чувстве долга, верности присяге, солдатском самопожертвовании и прочих морально-волевых качествах, необходимых военнослужащему. А к тому времени, когда Василий Алибабаевич все-таки добрался до сути своей речи, большая часть собравшихся в зале была готова его убить. Остальные, несмотря на желание узнать, чем же монолог Раимова кончится, начали засыпать и встрепенулись лишь после того, как подполковник стукнул кулаком по столу.

– Мы сделали то, что должны были сделать! – подвел он итог своей речи. – Мы спасли родную планету, а заодно избавили от скрытого рабства множество инопланетян. Последнее, впрочем, не суть важно. А важно то, что свергнутый нами диктатор не только жив и здоров, но еще и поднял восстание. Трунар на пороге гражданской войны, и у нас есть приказ сделать все возможное, чтобы сохранить у власти лояльное нам правительство. То есть мы должны подавить бунт…

– И всего-то?! – удивился Пацук. – А я уже волноваться начал. Думал, нам придется для вас невесту искать или пару звезд с места на место передвинуть.

– Р-р-разговорчики! – рявкнул подполковник на украинца, однако нарядов почему-то в этот раз не дал. – А сейчас я расскажу, что именно мы должны сделать…

Последующий рассказ Раимова, конечно, был подробней, чем простое заявление о необходимости подавления мятежа, однако и он тактическими изысками не отличался. А всему виной был острый недостаток информации. О том, что именно произошло на планете, метко названной Президентом Лона, было известно чрезвычайно мало. Просто в один прекрасный момент члены колониального правительства этой планеты заявили на Трунар о том, что прекращают со Скраабом и его свитой всяческие отношения и выходят из конгломерата планет трунарской цивилизации.

На этом можно бы было поставить большую и жирную точку, если бы не несколько небесных, сбежавших с Лоны после начала мятежа. Они заявили, что во главе мятежников стоит бывший президент Трунара, что правительство Лоны развернуло широкомасштабную подготовку к войне и, что самое главное, бывший президент Трунара привез с собой каких-то солдат чрезвычайно жуткого вида и не менее жутких нравов. Ни под одно описание известных трунарцам рас эти вояки не подходили, что позволило инопланетянам сделать выводы о вполне возможных новых генетических экспериментах, начатых свергнутым президентом. Это их беспокоило чрезвычайно. И именно вопрос о том, проводятся на Лоне секретные генетические эксперименты или нет, «икс-ассенизаторам» и предстояло выяснить в первую очередь.

– Василий Алибабаевич, а почему опять мы? – поинтересовался Шныгин. Раимов поморщился, но поскольку сам некогда просил в неофициальной обстановке звать его по имени-отчеству, от замечаний воздержался. Вместо этого подполковник просто ответил на вопрос.

– На это есть несколько причин, – усмехнулся он. – Во-первых, вы лучшие бойцы во Вселенной! – что, естественно, было встречено одобрительным ропотом. – Во-вторых, вы уже доказали всей галактике, что воюют не числом, а умением. Ну а в-третьих… – тут Раимов сделал паузу и подождал, пока все внимание будет сосредоточено на нем.

– Ну а в-третьих, – продолжил он. – Вы прекрасно знаете, насколько консервативны трунарцы. Один только тысячелетний общественно-политический неизменный строй чего стоит! Вот и с наукой у них беда. Пока изобретут что-то новое, может еще тысячу лет пройти… Это я потому говорю, что сбежавший диктатор Вроом, естественно, прекрасно осведомлен о техническом потенциале Трунара и готов пресечь любую агрессию с их стороны. Солдаты, верные Скраабу, просто не имеют технической возможности проникнуть на Лону и разобраться с мятежом. Их обнаружат еще на подступах, а это приведет к началу войны, чего Скрааб хочет избежать в любом случае. Пока трунарские ученые найдут способы преодоления защиты мятежников, может пару сотен лет пройти. А к тому времени от самого Скрааба уже и праха не останется. Вот поэтому мы и должны сами подавить мятеж, – Раимов усмехнулся. – Ну и последнее! Если Вроома ликвидируют люди, а не небесные или мурланты, гражданской войны на Трунаре удастся избежать, поскольку гнев мятежников обратится в сторону нашей планеты.

– Ничего себе подарочек! – возмутился Пацук. – Значит, мы не только должны своими руками чужой жар загребать, да еще и будем считаться ворами, если нас за этим делом застукают? Воно ж знаете, как бывает, когда такие предложения самостийному украинцу делают?..

– Пацук, ты можешь хоть когда-нибудь дослушивать собеседника до конца, мать твою в Госдуму микрофоны депутатам отключать?! – перебил его Раимов. – Если мы не ликвидируем мятеж, Скрааба, скорее всего, свергнут. Трунаром снова будет править Вроом. Сказать, что тогда произойдет?

– На нас нападут, сэр! – рявкнул Кедман, вскакивая со своего места. – Я не думаю, что Вроом забудет о том, кто именно надрал его инопланетную задницу на Трунаре. Земля снова будет под угрозой вторжения. Я правильно вас понял, сэр?!

– Именно так, – кивнул головой Раимов. – Поэтому…

– Одну секундочку, – перебил его Зубов, доставая откуда-то обгрызанную ручку и замусоленный листок бумаги, положил их на стол, а затем ткнул пальцем в капрала. – Повторите еще раз, как зовут этого студента? Талантливый мальчик. Думаю, мне стоит с ним после лекций побеседовать…

– Профессор!!! – не выдержав, заорал прямо в ухо Зубову подполковник. – Вы не на занятиях в каком-нибудь задрипанном университете, а на общем собрании секретной военной базы. Прекратите витать в облаках и вернитесь на землю, мать вашу в дельтапланеристки!

– Да понял я уже, – отодвинулся от подполковника ученый, старательно прочищая ухо. – Не нужно так кричать. Я уже осознал свою ошибку. Так что вы там говорили о студентах?..

Раимов застонал, а «икс-ассенизаторы» задохнулись от смеха.

То есть они могли бы, конечно, и не задыхаться, но в таком случае им пришлось бы ржать во все горло, чего расстроенный Раимов явно бы не допустил. Бойцам пришлось давиться собственным хохотом, а когда припадок прошел, Пацук смог из себя выдавить:

– Я же всегда говорил, что у Зубова «ай-кью» с отрицательным знаком. Интересно, как он не забывает по утрам, что нужно одеться, прежде чем куда-то идти?

– Агент Пацук! Два наряда вне очереди, – рявкнул из президиума Раимов.

– За что? – оторопел Микола.

– За то, что я не слышал, о чем ты там говорил, – отрезал командир.

– Так я ж могу повторить это погромче! – предложил украинец. – Я и не думал, что воно ж вам интересно будет.

– А мне и не интересно, – отказался от предложения Раимов.

– А за разговоры еще тебе наряд. Вопросы есть?

– Никак нет. Есть три наряда вне очереди, – отчеканил есаул и сел на свое место. А в глазах у него было столько желания вцепиться подполковнику в горло, что Шныгин забеспокоился. Сначала есаул его с Кедманом хотел покусать, теперь Раимова. Уж не болен ли Пацук? Хохлацкое бешенство какое-нибудь подхватил или еще что похуже. Женился, например!.. От этих мыслей Шныгина бросило в жар. Старшина решил о плохом не думать и сосредоточился на том, о чем говорил Раимов.

С подполковник в последней части своего доклада сосредоточил внимание на ученых. Начал он с Гобе. Видимо, потому, что француз сидел тише воды, ниже травы, молчал и лишь сверкал глазами из своего затененного угла. Раимов поначалу даже забыл о его присутствии и принялся пересчитывать подчиненных. А когда добрался до Гобе, то с него и начал заключительную часть.

Собственно говоря, после заключения мира с Трунаром, француз остался без самых лакомых кусочков своей работы: пленных мурлантов, летунов, кристаллидов и толпатоидов отпустили на свободу, а доктору предоставили обширнейшие материалы по общественно-политическом строю трунарцев, их физиологии и психологических нормах. Однако, как вы понимаете, для въедливого Гобе подобная рокировка была, что для Казановы – резиновая кукла после месячного воздержания. Поэтому француз рвал и метал. Доктору нужно было потрогать исследуемый объект руками, влезть ему в черепную коробку и проделать там пару-тройку манипуляций. И вот лишенный инопланетян Гобе готовился перенести весь свой энтузиазм на «икс-ассенизаторов».

Эту возможность французу Раимов предоставил. Подполковник заявил, что бойцам не мешало бы пройти усиленный курс подготовки блокирования любого ментального воздействия. Проводить этот курс должен был, естественно, Гобе, у которого тут же жадно загорелись глаза. «Икс-ассенизаторы», напротив, страстью к занятиям у Инквизитора не пылали, и уже на собрании стали придумывать всевозможные поводы, чтобы от них отвертеться.

Хиро Харакири получил от подполковника задание заняться изучением трунарских способов дальней локации и поиском методов ее преодоления. Ну а Зубов, как всегда, волен был заниматься всем, что попадается ему на глаза. Сейчас ему на глаза ничего, кроме стриженной макушки Раимова не попадалось. Однако заниматься ею профессор не стал, поскольку никто его не неволил. Вместо этого Зубов принялся за расчеты электомагнитного резонанса двигателей трунарских кораблей. И делать это профессор стал прямо на столешнице президиума. Благо всегда мел в кармане таскал!..

Раимов хотел было одернуть профессора, но потом решил, что черкание мелом на столе все же лучше тех идиотских реплик, которые время от времени подвал Зубов, и приставать к ученому не стал, оставив его наедине со своими расчетами. Встав из-за стола, подполковник сделал пару шагов вперед, а затем начал пространственную и вдохновенную финальную арию, вновь сильно начиненную возвышенными словами о долге, чести и преданности. Бойцы внимали ему с трепетом в сердцах. Однако трепет этот возник не от того, что «икс-ассенизаторы» растрогались перед пафосом Раимова, а от испуга перед мыслями о том, что подполковник может говорить бесконечно. Но страхи эти не оправдались. Раимов поперхнулся на очередном возвышенном обороте и резко свернул монолог.

– Ну вот, собственно, и все, что я хотел вам сегодня сказать, – старательно откашлявшись, проговорил Раимов. – До ужина можете быть свободны. Потом бойцы ознакомятся с усовершенствованиями в экипировке, ну а затем – личное время и отбой. Вопросы есть?

– Есть, герр подполковник, – проговорил Ганс, поднимаясь со своего места. – Сара Штольц будет участвовать в операции, или на этот раз мы будем работать вчетвером?

– Странно, что именно ты мне этот вопрос задаешь, – хмыкнул Раимов, удивленно посмотрев на ефрейтора.

– А чего тут странного? – влез в разговор ехидный Пацук.

– Немцы всегда жизнью евреев очень сильно интересовались.

– Так что с Сарой, герр подполковник? – не обратив внимания на реплику сослуживца, повторил вопрос Зибцих.

Раимов усмехнулся.

– Будет вам и Сара, будет и свисток, – перефразировав одну давно забытую поговорку, проговорил подполковник. – У нее какие-то проблемы со здоровьем. Как только медкомиссия решит, что девушка готова нести службу в нашем отряде, она прибудет на базу. В любом случае, в район Лоны она отправиться с вами.

– А те ребята, что нам на Трунаре помогли, еври бади? – поинтересовался у Раимова старшина. – Ну, этот, блин, лейтенант Орлов и компания! Где они?

– Я такими сведениями не располагаю, и вам интерес к ним проявлять не рекомендую, – сухо отрезал Раимов. – Это дело правительства. И то, есть ли резервные группы, сколько их, и в каких местах они расположены, никого интересовать не должно. Еще вопросы есть?

Ответ был отрицательный, и на этом собрание было решено закончить. Персонал секретного бункера расползся по своим углам, оставив Зубова в одиночестве в актовом зале. Впрочем, сам ученый этого совершенно не заметил, продолжая с упоением писать формулы уже на полу. А очнулся Зубов только тогда, когда закончил вычисления и хотел было позвать Харакири, для того чтобы тот оценил гениальный ход мысли, но понял, что в актовом зале никого нет. Горестно вздохнув от осознания того, что нет свидетелей его триумфа, Зубов, размахивая руками, помчался в лабораторию. Теперь следовало готовиться к первым испытаниям.

С этого дня жизнь на базе вошла в привычное, нормальное русло, если хоть что-то в жизни «икс-ассенизаторов» можно было назвать нормальным. Все подчиненные Раимова трудились в поте лица. И ученым доставалось ничуть не меньше, чем бойцам. Зубова с Харакири инопланетяне просто завалили всевозможной информацией, отчего оба гения просто носились по базе, как ужаленные, с вытаращенными на полметра дальше их привычного положения глазами и вообще напоминали взбесившихся тараканов, осознавших, что никто вокруг их не любит.

К удивлению Гобе, к нему тоже поступила масса интересной информации. И едва начав изучать ее, француз вдруг понял, что мятеж на Лоне возник отнюдь не только по велению свергнутого экс-президента. В культуре инопланетян, основанной и тщательно взращиваемой небесными, было достаточно много нюансов, способных однажды привести всю цивилизацию к взрыву. И сейчас, как показалось психиатру, политологу и биологу в одном флаконе, именно этот момент и настал. Конгломерат планет мог в одночасье развалиться, и каждая из них, технически превосходившая Землю, могла бы стать реальной угрозой дальнейшего существования человечества. Чтобы понять, как удержать конгломерат от развала, Гобе требовались данные с мятежной планеты. И француз с удвоенной энергией взялся за подготовку бойцов к предстоящей операции, чему сами бойцы почему-то радоваться никак не хотели.

– Товарищ подполковник, ну сколько ж можно нас к Инквизитору гонять? – возмущался перед очередным заданием Пацук. – Воно ж знаете, как бывает, когда нормальному украинцу всякие доктора на мозги давят?.. Давит это доктор, давит, а потом бац, и свежее сало на столе появляется, хотя никто кабанчика и не колол.

– А откуда тогда сало? – не понял Кедман, уже начавший слегка разбираться в жизни простых украинских парней.

– Из доктора, деревянная твоя афро-еврейская голова, – фыркнул есаул и попытался стуком продемонстрировать всем, что голова у капрала минимум наполовину из древесины состоит. Однако допрыгнуть до головы Кедмана невысокий украинец не смог. К тому же капрал поймал Миколу за руку.

– А вы что, докторов на Украине едите? – оторопел американец, удивленно осматривая всех присутствующих.

– Конечно! – раньше всех среагировал на вопрос почему-то ефрейтор Зибцих. – У них даже особая колбаса есть. Так и называется – «докторская».

Науке неизвестно, поверил бы Кедман в такое заявление или нет, поскольку Ганс говорил вполне убедительно. Однако, едва посмотрев на вытянувшуюся физиономию капрала, Шныгин с Пацуком настолько дико захохотали, что до американца дошло: его просто разыграли. И только тогда Джон фыркнул, отпустил руку Пацука и сам засмеялся. Впрочем, ненадолго, поскольку Раимову пришла в голову мысль о том, что пора прервать всеобщее веселье и отправить, наконец, бойцов к заждавшемуся французу.

Обстановка кабинета доктора Гобе изменилась не слишком сильно, по сравнению с последним визитом туда «икс-ассенизаторов». Те же стены, выкрашенные в пастельные цвета, и то же буйство фантазии в интерьере. Правда голова Дракулы, висевшая над камином, сменила место жительства, видимо, отправившись на родину, в Танзанию, а ее место занял череп какого-то совершенно чудовищного зверя с тремя рядами устрашающе больших зубов, четырьмя рогами и странными выступами на краях нижних челюстей. Бойцов сразу заинтересовало, что это за чудище, и Гобе был бы плохим психологом, если бы не предвидел подобного любопытства. Француз был профессионалом. И именно поэтому повесил под черепом табличку: «Редкий зверь Закусинус выплюнкус, добытый на планете Лона и подаренный мне (поясняю для непонятливых – доктору Гобе) дружественными трунарцами». Причем, та фраза, что находилась в скобках, была еще и подчеркнута красным фломастером.

– И зачем ему это понадобилось? – удивленно поинтересовался Зибцих, глядя на подчеркнутую надпись.

– А хрен их, психиатров, разберешь, блин, еври бади! – махнул рукой Шныгин и уселся в легкое пластиковое кресло.

Их, кстати, тоже не так давно принесли сюда специально для занятий и для того еще, чтобы Пацук каждый раз не пытался сесть в кресло времен Людовика Четырнадцатого, столь любимое самим французом.

Однако украинец от соблазна удержаться не мог. Обычно Гобе встречал бойцов сидя в этом кресле, но сегодня француза почему-то на месте не было. Этим и воспользовался Микола. Войдя в дверь, он прямиком отправился к вожделенному креслу и уселся на него, напомнив собой побритого налысо Бонапарта, восседавшего на барабане перед отправкой на остров святой Елены. Правда, поблизости никого из свиты Наполеона не оказалось, поэтому схожесть украинца с вышеупомянутым французом «икс-ассенизаторами» осталась незамеченной. А отсюда вывод – всю лирику этого абзаца можете пропустить и начинайте читать со следующего! Или перечитайте еще раз, если ничего не поняли…

Остальные бойцы уселись в пластиковые кресла, расставленные полукругом около небольшого журнального столика из стекла и никеля. Некоторое время вся четверка терпеливо дожидалась появления Инквизитора, но надолго бойцов не хватило.

Конечно, приученные к дисциплине и еще не вполне морально разложенные славянами Зибцих и Кедман остались сидеть на своих местах, но приученный к созерцанию немецкий снайпер стал внимательно рассматривать сомнительного качества произведения искусства, являвшиеся неотъемлемой частью интерьера кабинета Гобе, а янки принялся пальцами левой руки нервно барабанить по подлокотнику кресла, сжимая в правой любимый талисман-свисток.

А вот Шныгин с Пацуком стали бродить по кабинету, оставив свои места. Причем Миколу почему-то больше всего заинтересовала небольшая статуэтка Венеры, украшавшая округлую тумбочку в правом углу комнаты, а старшина начал пальцем ковыряться в зубах. Не в своих, естественно, а в зубах «редкого зверя Закусинуса и т. д.» Искал там старшина не остатки пищи, разумеется. Сергей подумывал о том, можно ли вытащить зуб зверя на память, и заметит ли доктор Гобе пропажу?.. Не пересчитывает же он по утрам эти проклятые зубы?!

Доктор и не пересчитывал. Он просто из соседней комнаты наблюдал за поведением бойцов через камеру видеонаблюдения, что-то фиксируя в своей тетради. И совершенно неизвестно, как долго продолжалось бы это экспериментальное бездействие, если бы Шныгин не начал рвать зубы из челюстей зверя. Это французу почему-то не понравилось и он завопил так, будто старшина ему самому зубы рвал.

– Прекрати немедленно, вандал славянский! – рявкнул француз, забыв о том, что на электронную связь между двумя комнатами руководство проекта не расщедрилось. Затем вспомнил и бросился к дверям, торопясь помещать старшине вырвать зуб у нового любимца.

Из-за сего досадного недоразумения появление доктора перед «благодарной» аудиторией вышло не совсем таким, как он планировал. А точнее, совсем не таким! Вместо того, чтобы чинно прошествовать к креслу Людовика и на ходу огласить причину своей задержки, француз ворвался в комнату вприпрыжку и, сопровождаемый удивленными взглядами «икс-ассенизаторов», повис на руке у Шныгина. Старшина сначала не сообразил, что именно к нему прилипло, и даже хотел невежливо стукнуть ладошкой другой руки по прилипале. Хорошо, что вовремя спохватился. А то могло бы выйти так, что занятия спецназовцев у Инквизитора отменили бы по причине тяжкой травмы черепа у этого спасителя черепов.

– Убери свои руки от этого экспоната! – еще раз приказал Гобе.

Шныгин это распоряжение выполнил и руки убрал. Правда держать их вытянутыми перед собой почему-то не стал, а просто опустил вдоль тела, на что доктор совершенно не рассчитывал. Только что вольготно висевший на бицепсе старшины, как гамадрил на ветке баобаба, француз свалился вниз и покатился по полу, вызвав оглушительный смех у всех без исключения «икс-ассенизаторов». И это тоже, естественно, в его планы занятий не входило.

– Будьте добры, сядьте все на свои места! – довольно вежливым тоном попросил бойцов доктор, поднимаясь с пола.

Шныгин тут же отправился на ранее облюбованное пластиковое сиденье, а вот Пацук вознамерился занять раритетное кресло.

Под пристальным взглядом Гобе Миколе пришлось отказаться от этого намерения, и есаул пристроился рядом со своими сослуживцами. Гобе же занял место руководителя и, прокашлявшись, принялся раскладывать на журнальном столике какие-то бумаги. Продолжалось это довольно долго, и «икс-ассенизаторы» и без того удивленные нестандартным началом занятий, с нетерпением ожидали, что еще за сюрприз им предложит француз. А доктор снова прокашлялся и наконец оставил бумаги в покое.

– Итак, сегодня у нас не совсем обычная тема для занятий, – проговорил он, внимательно осматривая своих учеников. – Сегодня мы не будем практиковаться на сопротивлении метальному воздействию или методам нанесения такового, а поговорим о культуре. В широком смысле этого слова.

– То есть обсудим, можно или нельзя ковыряться пальцев в носу в общественном месте? – ехидно поинтересовался Шныгин.

– И это тоже, – усмехнулся Гобе, начавший приходить в себя. – То есть обсудим и культуру поведения, но упор будет не на этом. Кстати, как вы думаете, почему я пришел на занятия не сразу?

– Диарея замучила? – предположил Пацук, и нарвался на такой красноречивый взгляд француза, что дальше развивать эту тему не рискнул.

– Жаль, что не диарея, – горестно вздохнул Микола, и тут же поправился: – То есть жаль, что я не угадал. Диарею я не имел в виду. Я ее вообще не имел…

– Очень хорошо, – перебил его Гобе. – Так вот, цель моей задержки была в том, чтобы позволить вам побыть одним в чужом доме. Мне это лишний раз показало особенности культурного воспитания каждого из вас, а у вас был шанс показать, что вы можете контролировать рефлекторные действия, мотивированные глубинной памятью подсознания. Однако ваше альтер-эго в этот раз…

Закончить фразу доктор не успел. В дверь кабинета довольно громко постучались. Не успел Гобе даже открыть рот, чтобы ответить стучавшимся, как грохот прекратился и дверь распахнулась. А на пороге появился подполковник Раимов, наглядно продемонстрировав собравшимся влияние подкорки головного мозга на рефлекторное поведение индивидуума.

– Извините, если помешал, но у вас пополнение, – проговорил командир базы и, отступив на шаг, данное пополнение и продемонстрировал. Им оказалась не кто иная, как Сара Штольц собственной персоной. Девушка с улыбкой вошла в кабинет и бойцы приветственно загудели. Все, за исключением Пацука. Микола не гудел. Вместо этого есаул довольно бесцеремонно фыркнул и заявил:

– Вот те нате, хрен из-под кровати! Явилась, не запылилась. И ведь ни одной ноги по дороге не сломала!..

– Ого, да я смотрю, у вас любовь настоящая, еври бади! – удивленно присвистнул Шныгин, посмотрев на украинца. – У тебя все отдыхи на море так заканчиваются?

– У него, вообще, все не как у людей заканчивается, – презрительно фыркнула Сара, опускаясь в свободное кресло. – Особенно отдых. Где бы он ни проходил.

– Вы о чем? – поинтересовался у собеседников ничего не понимающий Кедман.

– По-моему, о комбайнах, – подсказал ему Зибцих, чем ввел капрала в полнейшее замешательство. Да и не только его.

– Ну, вы тут занимайтесь, – почему-то смущенно проговорил Раимов и покинул кабинет.

– Ну что ж, мы тут позанимаемся, – согласился с ним Гобе, задумчиво глядя на Сару с Миколой. – Вот только вопрос: чем именно?..

ГЛАВА ВТОРАЯ

Земля. Год не маркирован. Офис небожителей, в простонародье называемый Кремль. Внутренности Кремля, мало известные даже небожителям, не говоря уже о широкой публике. Время рабочее. С 8 до 17. Обед – в постель, естественно!

Если кто-то считает, что в Кремле все подряд медом намазано, может сходить туда сам и проверить. Со слов анонимного источника могу клятвенно сообщить, что ни медом, ни го… Кхе! Короче, ничем там не измазано, а наоборот – все абсолютно стерильно. Ковры лежат, паркет тускло сверкает там, где положено. Люди ходят. Прилично одетые, между прочим, и сосредоточенные, как архангелы на инспекции в Преисподней. Кто не верит, может сходить и убедиться лично. Если пропустят, конечно. Ну а если – нет, то совет проявляющим любопытство один: становитесь Президентами. Только помните, что вам придется раз и навсегда забыть о нормированных рабочих днях, гарантированных выходных, свободном личном времени, бутылке пива на сон грядущий и ковырянии в… в носу, например. Поскольку станете вы человеком публичным, на вас будет смотреть вся страна через объективы камер телерепортеров и прочих папарацци. А единственным частным владением станет ваш туалет. Да и то только после того, как его соответствующие органы проверят. А уж что они там после проверки навтыкают, даже Господу Богу не будет известно!

В общем, будет вам жить крайне тяжело. О многих своих любимых делах забудете на четыре года, это как минимум. А станете себя плохо вести, еще и на второй срок изберут! Впрочем, бывают и исключения. Вон, Билл Клинтон с Моникой Левински нахулиганил и думал, что от кресла Президента теперь ему не отвертеться, а что из этого получилось, и сами знаете. Но это в Америке. А у нас, в России, это безобразие Президенту так просто с рук бы не сошло. Получил бы третий срок, как пить дать!.. Впрочем, это было дело давнее, а сейчас у российского Президента накопились совсем иные проблемы. Министр Обороны, например, который прицепился к Главе Государства, как банный лист к цинковому тазику, и следовал за Президентом неотступно. При этом так жалобно и противно гундосил, что глава государства начал серьезно подумывать о том, не подать ли ему в отставку. От греха подальше!

Грех, в ответ на такие мысли, жутко удивился и даже обиделся. Его-то как раз к Президенту и близко не подпускали, и если на свете было место, дальше расположенное от греха, чем кресло российского Президента, то сам Грех о нем ничего не ведал. К тому же, он был совершенно ни при чем и виноватым себя в том, что министр достал Президента, совершенно не чувствовал. Поэтому обиделся стал искать тайный вход в Кремль, чтобы лично выяснить отношения с Президентом. И нашел его в лице молоденькой посудомойщицы Клавы, которая однажды, увлекшись чтением любовных романов, так сильно облокотилась на стенку в кладовке, что та рухнула внутрь. Клава тоже рухнула внутрь. Но это сначала. А затем, перепугавшись, что за порчу недвижимости ее могут и оштрафовать, заставила дыру в стене шкафом. И часто по вечерам, терзаемая скукой и жаждой к знаниям, забиралась в эту дыру и тихо бродила по тайным коридорам, огромными кусками проглатывая новую информацию.

Президент ни о Клаве, ни о ее жажде знаний ничего не знал. Ему и без всяких там Клав забот хватало. В частности, главу Государства Российского очень беспокоили все инопланетяне вообще, и свергнутый им президент Трунара Вроом в частности. Об этом с ним и хотел поговорить Министр Обороны, но Президент пока не был готов к принятию какого-то определенного решения, и поэтому от Министра прятался. То есть под кровати и в шкафы, конечно, не залезал, но и на глаза члену кабинета Министров старался не показываться. Что сделать было не так-то просто, поскольку данный вышеупомянутый навязчивый индивидуум знал в Кремле все входы и выходы… Ну, или почти все!

– Хорошо, Игорь Сергеевич, входите, – сдался Президент, когда в очередной комнате в очередной раз Министр Обороны постучал в очередную дверь. – Слушаю вас. Только докладывайте кратко. У меня и без вас дел невпроворот.

– Я предлагаю немедленно начать операцию, – взял с места в карьер Министр Обороны. – Люди у нас уже достаточно подготовлены, обучены и морально устойчивы. Думаю, найти этого мятежника и притащить его к нам живым или мертвым они вполне смогут.

– Думаете? – переспросил Президент.

– Уверен! – твердо отрапортовал Игорь Сергеевич. – И я думаю, что незачем другим странам участвовать в этой операции. Слишком много желающих примазаться к нашей славе.

– Вы ее еще добудьте, славу эту, – хмыкнул Президент. – А как быть со средствами локационного обнаружения мятежников?