Глава 2

Голова не болела, тошноты не было, и пить не хотелось. Рабинович, привыкший к тому, что подобные симптомы случаются каждый раз после Дня милиции, удивленно прислушался к своему организму, не понимая, как в этот раз удалось избежать похмелья. Вроде и выпили вчера немало, а чувствовал он себя прекрасно. Вот только соседи, уроды, с самого раннего утра почему-то решили индийскую музыку на всю громкость врубить, но с этим можно легко разобраться. Тем более что соседи… Соседи?! И тут Сеня вспомнил, что его соседей поблизости быть не может. Более того, празднование еще не закончено. Вот только непонятно, с чего это вдруг он мгновенно протрезвел?

Рабинович открыл глаза и сел. Так и есть! Вся веселая и неразлучная компания находилась в месте, даже отдаленно не напоминавшем лабораторию Попова. Конечно, если представить, что весь отдел милиции внезапно перевели в какую-нибудь графскую усадьбу, служащую памятником архитектуры, то огромный зал с колоннами вполне мог бы оказаться вотчиной эксперта-криминалиста. И пусть в мире возможно почти все, но подобные нововведения явно находятся даже за гранью фантастики. Тем более что никто и никогда дюжину танцовщиц, завернутых в сари, в подчинение Попову не даст, да и такой стол, уставленный яствами, вряд ли младшему лейтенанту начальство предоставит. В общем, ясно, что Лориэль свое обещание исполнил. Вот только Сеня не понимал, почему он так внезапно протрезвел.

И раньше после переноса в иной мир бывало такое, что троица российских милиционеров приходила в себя протрезвевшей. Но почти каждый переход в чужую вселенную сопровождался обычными похмельными симптомами. В этот раз их не было, что дало возможность кинологу трезво взглянуть на вещи и понять, какую глупость они совершили, доверившись эльфу. Сеня огляделся по сторонам, в глубине души надеясь увидеть Лориэля и высказать ему все, что думает о нем лично и об эльфах вообще, но этой мелочи крылатой, как и следовало ожидать, нигде не было. Чего не скажешь о Попове и Жомове. Оба друга-соратника криминалиста лежали на невысоких топчанах рядом с ним, а Мурзик, как обычно, покоился на широкой груди омоновца.

— Предатель, — констатировал Сеня и посмотрел на танцовщиц, кружившихся в центре зала. — По крайней мере, хоть одно обещание этот маленький урод исполнил…

ХЛО-ОП!!!

— Ты кого уродом назвал, дятел длинноклювый? — раздался возмущенный писк эльфа. — На себя, блин, потомок Буратино, посмотри!..

ХЛО-ОП!!!

Это уже было что-то новенькое. Никогда еще Лориэль не появлялся перед ментами в сопровождении кого-нибудь. Случай с Нимроэлем в Мемфисе можно не считать, поскольку тот странный эльф не прибывал во вселенную вместе с Лориэлем, а всегда находился неподалеку от ментов, оставаясь невидимым.

Впрочем, после того как быстрая вспышка яркого света исчезла, Рабинович прекрасно понял, что появившееся в зале существо новеньким для всей троицы не является. А вот у танцовщиц на это была, видимо, своя точка зрения. Едва увидев трехглавого монстра с перепончатыми крыльями, невесть откуда свалившегося прямо в гущу танцующих, девушки с диким визгом бросились наутек. Горыныч, явно не ожидавший такого приема, тоже испугался и начал стремительно увеличиваться в размерах, явно намереваясь проломить головами потолок.

— А-ну, прекрати сейчас же, керогаз самовозгорающийся! — завопил на Ахтармерза Рабинович. — Передавишь всех на фиг, а потом нас еще и обвинят, что из-за тебя какой-нибудь Харе Кришна не родился. Задолбаемся опять во всех вселенных эти ошибки исправлять…

— Харе — это не имя, — встрял в разговор Лориэль.

— Да мне по фигу! — отрезал Сеня. — Ты лучше объясни, где мы и что тут Горыныч делает!

— Ага. И заодно скажи, какого хрена я опять трезвый? — добавил проснувшийся омоновец. — Мы что, по-твоему, зря весь вечер пили?

Эльф объяснил. Правда, оскорбленный до глубины души в своих лучших намерениях, Лориэль в этот раз превзошел самого себя в использовании ненормативной лексики. Нормальный среднестатистический человек и половины бы из его высказываний не понял, но российские милиционеры, закаленные общением со всякими антиобщественными элементами, слышали и не такое. Даже Попову, больше якшавшемуся с пробирками, вещдоками и прочими следами преступлений, чем с живыми людьми, было абсолютно все ясно. Остальным придется удовлетвориться вольным переводом с ненормативного языка на русский.

Мгновенное протрезвление доблестных российских милиционеров объяснялось очень просто. Эльфы, наделенные магическими способностями, уже пару раз демонстрировали этот трюк, одним щелчком пальцев удаляя излишки алкоголя из организма. Лориэль же, по его словам, сделал это только для того, чтобы троица ментов могла сполна насладиться отличным вином, поданным к столу, и не страдать потом от того, что водку с чем-то намешали. Ну а появление во дворце Ахтармерза было вызвано лишь желанием эльфа предоставить возможность старым боевым товарищам, живущим в разных вселенных, вновь собраться вместе и вспомнить былые времена.

— Но от вас, козлов, разве дождешься благодарности? — обиженно закончил свою речь Лориэль единственной фразой, способной беспрепятственно пройти любую цензуру.

— Ты мне не темни, — покачал головой Рабинович. — Скажи лучше сразу, что на этот раз вы с Обероном задумали?

— Все, блин, с меня достаточно! — обиженно пискнул маленький дебошир. — Я тут стараюсь для них, а они на меня поклепы возводят. Отправляю вас домой и умываю руки. Ну вас всех к гномьей матери!..

— Э! Подожди, — завопил Жомов, видя, что Лориэль уже поднял руку с миниатюрной волшебной палочкой. — Офигел, что ли? Сначала дай нам вернуться в то состояние, в котором мы были, а потом уже и домой возвращай.

— А вот хрен вам! — Лориэль почему-то показал ментам кукиш, мало похожий на упомянутое им огородное растение. — В следующий раз будете знать, как честного эльфа оскорблять.

— Да никто тебя не оскорблял, — встрял в разговор Попов, жадно косясь на блюдо с огромными кусками мяса. — Просто, согласись, у нас есть все основания не до конца тебе доверять. Давай забудем все обиды и продолжим праздник.

— Пусть этот дятел длинноклювый сначала извинится, — категорически отрезал эльф, ткнув палочкой в сторону Рабиновича.

— Ты кого, урод, дятлом назвал?! — не сдавался кинолог.

В этот момент Мурзик приглушенно зарычал, принимая стойку. Прижав уши к голове, пес скалился, глядя куда-то за спину Горынычу. Тот резко обернулся, а менты вскочили с мест, сжимая в руках верные резиновые дубинки, и увидели, как в зал крадучись входят несколько десятков мужчин, вооруженных кривыми саблями, похожими на турецкие ятаганы. Ахтармерз сделал несколько шагов назад, а трое российских милиционеров мгновенно встали рядом с ним.

— Это тоже входит в программу развлечений? — наивно спросил у эльфа Рабинович.

— Ага. И цены на него по прейскуранту. Чаевые можете не давать, — язвительно ответил тот, а затем повернулся к аборигенам. — А ну, пошли отсюда, троллевы дети. Вас сюда никто не звал!

— Так нам же девки сказали, что тут чудовище, — в замешательстве пробормотал один из стражников, тыча в сторону Ахтармерза саблей. — Говорят, оно всех съесть собирается.

— Во-первых, будьте точны в выборе терминологии. Для меня гуманоиды не менее чудовищны, чем тактыр-палтусу схринамахер, — встал в позу Ахтармерз. — А во-вторых, я тебе не «оно» и такой дрянью, как немытые аборигены, едва успевшие отбросить обезьяньи хвосты, питаться не собираюсь!

— Так мы мытые! — заверил Горыныча стражник.

— Пошли отсюда, я сказал! — заверещал на него эльф, а затем повернулся к ментам. — Так мы будем извиняться или домой трезвыми поедем?

— Сеня, да извинись ты! — ткнул кулачищем в бок Рабиновича омоновец. — Чего от халявной выпивки-то отказываться!

Кинолог задумался. С одной стороны, извиняться перед наглым эльфом Рабиновичу очень не хотелось, да и не видел он причин для того, чтобы приносить извинения. А с другой стороны, раз уж празднование Дня милиции было испорчено полным отрезвлением гуляющих, было бы глупо не воспользоваться случаем и не восстановить справедливость, отдав дань местным алкогольным напиткам. Да и, не в пример прошлым случаям, в этот раз Лориэль выглядел искренним. Ну а вернуться домой менты всегда успеют, раз уж эльф с такой уверенностью это утверждает.

— Ладно, извини меня за излишнюю подозрительность, — глубоко вздохнув, проворчал Сеня. — Только помни: если обманешь и в этот раз, честное слово, найду хорошую мухобойку и тебя прихлопну!

Лориэль что-то пробормотал себе под нос, но отвечать на угрозу Рабиновича не стал, решив сменить гнев на милость. Сене было очевидно, что эльф и сам не против того, чтобы погулять и развлечься, хотя причины подобного кинолог не понимал. Все-таки Лориэль никогда не питал особых симпатий к троице российских милиционеров, и те отвечали ему взаимностью. Именно поэтому Рабиновичу и казалось странным радушие эльфа, являвшегося истинным сыном своего народа, вполне заслуженно пользующегося славой самых больших хитрецов во всех вселенных.

Лориэль, если и замечал не слабеющую подозрительность кинолога, виду не подавал. Вместо того чтобы ворчать и сыпать проклятьями, как он привык это делать, маленький наглец принялся отдавать приказания прислуге. И делал он это с таким видом, будто имеет полное право распоряжаться в этом доме. Сеню это удивило и насторожило еще больше, если такое, конечно, возможно, и Рабинович со свойственным ему тактом потребовал от эльфа объяснений.

— А чего это ты тут раскомандовался? — поинтересовался кинолог. — Дом твой, что ли? Не великоват для тебя? Я думал, тебе и спичечного коробка хватит, чтобы трехкомнатную квартиру в нем сделать.

— А тебе бы только на чужое добро зариться и нос свой длинный во все дыры совать, — взъерошился эльф. — Тебе не по фигу, в чьем доме отдыхаешь?

— Да хватит вам друг к другу цепляться! — встрял в начинающуюся перепалку миролюбивый Попов. — Не можете спокойно посидеть, что ли?

— Я ведь просто спросил, — пожал плечами Рабинович.

— Каков вопрос, таков и ответ, — огрызнулся Лориэль.

— Так, блин, если сейчас собачиться не перестанете, обоим носики у чайников подрихтую, — взял на себя роль миротворца ООН Жомов. — Сеня, хватит его доставать. А тебе, Лориэль, что, так трудно ответить, чей это дом?

— Этот дворец принадлежит одному моему знакомому будде, идущему по пути бодхисатвы, — буркнул эльф, явно не желая испытывать на себе способы, которыми омоновец рихтует носики у чайников.

— Ты сам-то понял, что сказал? — вытаращился на него Ваня.

— Повторяю для особо тупых омоновцев, — пискнул Лориэль. — Этот дворец принадлежал будде Шакьямуни, который встал на путь просветления, сделавшись бодхисатвой. Чего тут непонятного, мать вашу?!

— Ну вот, теперь узнаю прежнего пискуна, — фыркнул Жомов. — Только все равно ничего я из твоих объяснений не понял.

Эльф застонал и, хлопнув себя ладошкой по лбу, плюхнулся сверху в тарелку с виноградом, не помяв ни единой ягодки. А роль просветителя взял на себя Попов, считавший, что кое-что понимает в индийской мифологии. Впрочем, криминалист очень быстро запутался в собственных объяснениях, и пришлось Лориэлю оказывать Андрюше экстренную помощь, вкратце разъяснив бестолковым Жомову и Рабиновичу, кто есть кто в индийском пантеоне и почему маленький эльф чувствует себя в этом домике хозяином.

Больше половины всех объяснений омоновец с кинологом, как, впрочем, и Горыныч с Мурзиком, не поняли, но общую картину окружающей действительности в конце рассказа представить себе все-таки смогли. А затем удивились, на хрена они вообще тратили столько времени на выслушивание лекции по индийской мифологии, которая им в жизни не пригодится. Впрочем, лишние знания никому еще не помешали. Да и не бывают знания лишними!

Судя по словам Лориэля, подкрепленным непрерывным поддакиванием криминалиста, мир, в котором очутились менты, дабы как следует отметить свой профессиональный праздник, имеет довольно странную структуру. Во-первых, что само по себе не ново, в центре его находится большая гора под названием Меру, вокруг которой крутятся Солнце, Луна и звезды. Подобным мироустройством ментов удивить уже было нельзя, поскольку схожие построения были и у викингов, и у ацтеков. А вот то, что последовало во-вторых, вызвало у российских милиционеров легкое удивление. По крайней мере у Рабиновича, поскольку Жомов к тому времени устал слушать объяснения и от души приложился к вину.

Так вот, эта вселенная состоит из бесконечного множества миров. Согласно местной религии, каждый отдельный мир представляет собой плоский диск, лежащий в воде, которая покоится в воздухе, а воздух — в пространстве. То есть получалось, что мир почти в точности соответствует тому, как устроена общая Вселенная. Удивленный Рабинович поинтересовался, как такое может быть, и Лориэль, проявив снисхождение, дал подробные объяснения криминалисту.

Оказалось, что обитатели этого мира немного заблуждаются. В действительности миров внутри вселенной не так уж и много, и все они слишком малы, чтобы считаться отдельными вселенными. Они все зациклены друг на друге, образуя бесконечную петлю миров. А то, что аборигены считают вселенные бесконечными, объясняется тем, что некоторые из обитателей этой вселенской структуры, становясь бодхисатвами, могут при определенном стечении обстоятельств самостоятельно путешествовать по параллельным мирам. И когда они возвращаются обратно, то, естественно, считают, будто никуда из своей вселенной не отлучались.

— Занятно, — хмыкнул Сеня. — А что, верховный бог этого мира не знает, что не все миры ему подчиняются?

Тут выяснилась еще одна интересная особенность этой вселенной. Оказывается, верховного бога как такового тут не существует. То есть несколько наглых и самовлюбленных индивидуумов утверждают, что они и есть верховные боги. Каждый из претендентов на президентское кресло в пантеоне гнет свою линию и совершенно не пытается узнать правду, считая любые утверждения, кроме своих собственных, наглой ложью и пропагандой конкурентов.

Проблема осложняется еще и тем, что стать бодхисатвой, дабы прогуляться в параллельные системы, боги не могут. Достичь такого состояния способен только человек. Казалось бы, тут и решение всех проблем: прогулялся по вселенным, вернулся назад и объяснил людям, как устроен мир на самом деле. Но все не так-то просто. Становясь бодхисатвами, люди так отдаляются ст всех мирских проблем, занимаясь самосозерцанием и самосовершенствованием, что им становится наплевать на общую безграмотность и внутриполитические раздоры местного Олимпа, то бишь Меру.

Ну и последним фактором, мешающим существам отдельного мира оказывать серьезное влияние на всеобщую Вселенную, является то, что они свято верят в карму. Дескать, именно она правит всем миром, и даже боги, сами того не ведая, полностью подчиняются законам кармы. Лориэль недвусмысленно намекнул, кто именно этой «кармой» для индусов и их богов является, и Сеня в ответ криво усмехнулся. Естественно, разве может что-то в параллельных вселенных обойтись без вмешательства Оберона!

Впрочем, влияние повелителя эльфов в этой вселенной было минимальным. Во-первых, ему было трудно оказывать значительные воздействия на конгломерат миров, являющихся замкнутой системой. Во-вторых, оттого, что боги не являлись истинными правителями этого мира и не могли достичь высшей ступени совершенства, местная вселенная упорно противилась любому воздействию «высших сил» и этим ослабляла любые действия Оберона. Ну и, в-третьих, этот мир был настолько самодостаточен и консервативен, что оказывал мало влияния на соседние параллельные пространства.

Именно потому, что влияние Оберона в этой вселенной было минимальным, Лориэль и полюбил ее. Те редкие временные промежутки, во время которых эльфу удавалось выбить у начальства отпуск, он стремился провести здесь, дабы, как любят говорить в армии, быть поближе к кухне и подальше от начальства. Сеня тут же предположил, что маленький наглец получил отпуск, но Лориэль опроверг это утверждение. Оказалось, что крылатый болтун что-то напортачил во время своего последнего задания и Оберон отстранил его от работы. Что именно произошло, Лориэль объяснять наотрез отказался и вместо этого предложил просто отдохнуть и забыть о делах.

— И все равно не пойму я, почему ты выбрал нас в качестве собутыльников? — хмыкнул Рабинович. — Мы тебе вроде не родня…

— Вот, все люди такие. В любом измерении! — обиделся эльф. — И почему вы всегда в благие намерения, чистые побуждения и искренние чувства верить отказываетесь?

— А потому и отказываемся, что обманывают нас часто. Причем все кому не лень, — ответил кинолог.

— Вы сами себя в первую очередь обманываете, — огрызнулся Лориэль и отхлебнул каплю вина из бокала размером меньше наперстка. — Ну, не пойму я, куда танцовщицы делись, тролль их раздери? Долго я еще ждать буду?!

— Ты гляди-ка, наш мухрен крылатый раздухарился! — удивился омоновец, с неожиданной симпатией глядя на захмелевшего эльфа. — Сейчас еще и песни петь начнет.

— И начну! — заявил Лориэль и тут же исполнил свое обещание: — Взвейтесь кострами, синие ночи. Чтоб эльфа увидеть, выпей побольше, — и тут же запнулся. — По-моему, что-то я не то пою.

— Ты лучше молча пей. Умнее выглядишь, — посоветовал Рабинович и перевел взгляд на дверь, из которой в банкетный зал выплывали индийские танцовщицы. — Да-а. А потоньше тут никого нет?

Девушки и вправду отличались довольно внушительными габаритами. То есть, конечно, совсем толстыми назвать их язык бы даже у Рабиновича не повернулся, но и стройными красавицами танцовщицы не были. Можно даже сказать, что они довольно мало отличались от тех коров, которых в Индии почитают священными. Правда, двигались они в отличие от вышеупомянутых парнокопытных плавно и не без грации, да и рогов с копытами не имели, а в остальном сходство было поразительным. Это на взгляд Рабиновича, конечно. Попов имел другое мнение.

— Ничего ты в женской красоте не понимаешь, — безапелляционно заявил криминалист. — Женщины должно быть много, чтобы было за что подержаться.

— Тоже мне, знаток женской красоты нашелся! — фыркнул Сеня. — Впрочем, кабану и должны свиноматки нравиться.

— Зато они хорошо танцуют, — встрял в диалог Лориэль, и головы все присутствующих, включая три черепушки Ахтармерза, повернулись в сторону танцовщиц, чтобы проверить это утверждение эльфа.

Тут мнения присутствующих относительно привлекательности тех па, что выделывали танцовщицы посреди зала, также разделились. И вопреки бытующей в народе поговорке, что о вкусах не спорят, в подвыпившей компании вновь разгорелась жаркая дискуссия. Рабинович решил до конца стоять на своем и заявил, что размахивающие руками и ногами девицы, устроившие дикарский хоровод в банкетном зале, заслуживают разве что хорошего артобстрела из гнилых помидоров и тухлых яиц, а никак не восторженных отзывов. Более того, Сеня заявил, что зря согласился с предложением Попова и с большим удовольствием наблюдал бы за африканками из племени тумба-юмба или японскими гейшами, чем за такими вот художественно-эпилептическими антраша индусских коров.

Попова с Лориэлем, нашедших общий язык на базе поклонения индийским женщинам, подобные заявления кинолога страшно возмутили. Оба стали доказывать Рабиновичу его неправоту. Причем делали это одновременно и в манере, присущей только им: Андрюша пытался растолковать бестолковому Рабиновичу всю глубину смысла любого индийского танца, а эльф просто крыл кинолога отборным матом, хотя и почти неслышным из-за громкой музыки. Остальным пирующим и индийские танцовщицы, и спор, и сами спорщики были глубоко до лампочки. Мурзик, выражая полное презрение к индийскому искусству танца и подвыпившим скандалистам, лежал на полу мордой к стене, а хвостом, соответственно, к пирующим и с упоением грыз мозговую кость абсолютно неизвестного животного, но не человека, это точно! Жомов тоннами поглощал вино, сам с собой обсуждая его отличия от российской водки. А Горыныч попытался было высказаться насчет бессмысленности гуманоидных танцев как таковых, если только они не являются необходимыми составляющими брачных ритуалов, но трое спорщиков, временно объединившись, так наорали на Ахтармерза, что тот обиделся, раздулся, сломал топчан, на котором сидел, и надолго замолчал.

Наконец Жомову надоел беспорядочный шум.

— Слушайте, достали, блин. Вы или этот занудный музыкальный центр выключите, — Ваня махнул рукой в сторону индийского оркестра, — или сами заткнитесь. Уши от вас вянут!

Трое спорщиков посмотрели на омоновца так, словно первый раз его увидели и совершенно не понимают, как это чудо бестактности могло оказаться в их обществе. А Жомов, как тот мавр, что сделал свое дело, мог бы уже уходить, но делать этого, естественно, не собирался. Он просто вновь присосался к бокалу с вином и мутным взором уставился куда-то вдаль, поверх голов танцовщиц, кстати, ни на секунду не прекращавших выделывать всяческие номера. Несколько секунд никто из пирующих не издавал ни звука — чавканье и бульканье не считаются! — а затем Ваня встрепенулся.

— Не понял, это что за ерунда? — глядя на что-то невидимое остальным, поинтересовался омоновец.

— Где, Ванюша? Что там такое, мой маленький? — елейно поинтересовался Рабинович.

— Вон там, — Жомов махнул рукой перед собой. — Корова. С седлом.

— Вообще-то, Ваня, в таких случаях обычно белые кони приходят, — подсказал другу добрый кинолог. — Присмотрись внимательней. Может быть, рога на животном тебе померещились? — А затем повернулся к Лориэлю. — Ты уверен, что тут в вино белладонну какую-нибудь не добавляют?

— Ничего мне не померещилось! Корова, она и есть корова, и никаких белых коней… — возмутился Жомов, пропустив последнюю реплику Рабиновича, и только теперь понял, на что Сеня намекал. — Ты чего, чучело, думаешь, у меня белая горячка началась? Иди сам посмотри!..

Вместо того, чтобы проверить, какие видения посещают лучшего друга, кинолог собрался сказать какую-то очередную колкость, но сделать этого просто не успел. В зал, где пировала вся честная компания, действительно ввалилась пегая корова, спину которой украшало, если для коровы такой термин уместен, конское седло, отделанное драгоценными камнями. Бесцеремонно растолкав танцовщиц, корова прошла прямо к пиршественным столикам и встала вполоборота к ментам. Те разинули рты.

— Ну и как я вам? Нравлюсь? — кокетливо поинтересовалась буренка.

— Вы видите то же самое, что и я? — не сводя с коровы глаз, спросил у друзей Сеня. Те ответили утвердительно. — Коллективная галлюцинация.

— Где галлюцинация? — спросила парнокопытная модница.

— Ты и есть галлюцинация, — ответил кинолог. — Это надо же до такого допиться, что оседланные коровы мерещиться начинают.

— Хам! — констатировала телка и, обиженно развернувшись, пошла к выходу, виляя крупом. — Каким же скотом надо быть, чтобы честную девушку галлюцинацией обозвать?! Слово-то еще какое нашел, пошляк! Я его в приличном обществе и произносить бы постеснялась…