– Ни хрена себе! – удивился старшина, глядя на мощную дверь, совершенно несоответствующую окружающей обстановке. И едва он закончил эту краткую и лаконичную фразу, как полуметровый «барашек» на двери повернулся, и она отворилась, открывая взору парня ярко освещенный тамбур. – Блин, прямо «сим-сим, откройся» какой-то!
      – Старшина, захлопните пасть и заходите! – раздался изнутри помещения тот же командный голос. – Шагом марш!..
      Старшина покорно прошел в тамбур. Дверь за ним тихо закрылась, внутренний «барашек» провернулся, блокируя вход, и тут же из крошечных отверстий в стенах ударили струи какого-то газа. Старшина такой подлости, естественно, не ожидал и в первую секунду оторопел. Однако тренированные рефлексы сработали быстрее, чем мозг успел осознать происходящее. Глаза старшины закрылись сами собой, рот захлопнулся, не спрашивая разрешения хозяина, легкие самовольно перестали дышать, а руки зашарили по поясу в поисках несуществующего противогаза. Старшина мысленно выругался на себя самого, на предательский голос, заманивший его в ловушку, и на весь белый свет в целом. Попрощавшись с жизнью и пожалев, что так и не дописал письмо маме, начатое полгода назад, старшина собрался отдать концы, отбросить копыта, дать дуба и сыграть в ящик, но в этот момент струи газа прекратили бить из стен. Помещение почти мгновенно проветрилось, и уже знакомый командный голос произнес:
      – Прекрасно. С рефлексами у тебя, старшина, все в порядке. Да не стой ты, как мумия Ильича. Это была простая дезинфекция. Дыши спокойно и проходи внутрь. Шагом марш!
      Парень снова мысленно выругался в адрес обладателя голоса, но вслух воспроизводить свою цветистую тираду не стал, понимая, что начальству таких слов знать не положено. Открыв глаза, старшина вдохнул воздух полной грудью и шагнул в распахнутую внутреннюю дверь тамбура.
      А внутри его ждал длинный, мягко освещенный коридор с дверями по обе стороны. Под потолком вертелось несколько видеокамер, обшаривающих своими стеклянными зрачками узкие сектора. Старшина, посмотрев на них, подтянулся, поправил амуницию и пошел вперед, поглядывая на таблички, указующие на то, что именно скрывается за дверями. Надписи были кратки и лаконичны: «Учебный центр», «Научный отсек», «Актовый зал», «Боевая группа», «Оружейная», «Склад» и «Штаб». Вот к последней двери старшина и направился.
      Та самостоятельно открылась, пропуская посетителя внутрь, и старшина оказался в просторной и тускло освещенной комнате. Справа от него был стеклянный зал с несколькими креслами внутри, слева – несколько закрытых дверей без табличек, а прямо располагался обширный центр управления, с пола до потолка заставленный мониторами, перед которым возвышался невероятно фантастического вида пульт. За этой странной конструкцией во вращающемся мягком кресле сидел невысокий человек в камуфляжной форме. Старшина даже от двери рассмотрел на погонах, человека майорские звезды и вытянулся в струнку.
      – Товарищ майор, старшина Шныгин для прохождения дальнейшей службы прибыл в ваше распоряжение!
      – Вольно, старшина, – благодушно разрешил майор и повернулся-таки вместе с креслом в сторону вошедшего. – Проходи. Будем знакомиться...
      Майор развернул к себе небольшой плоский монитор, возвышавшийся над пультом управления, словно мраморная горгулья над татарским кладбищем, и вновь перечитал досье, в котором черным по компьютеру было написано следующее:
      «Шныгин Сергей Анатольевич. Звание – старшина. Последнее место службы – N-ская воздушно-десантная бригада. Последняя должность – заместитель командира отдельного взвода быстрого реагирования. Срок службы – пять лет. Основание – контракт. Общие характеристики – нестандартное мышление, отличное владение приемами рукопашного боя, врожденная лень. Совершенно невосприимчив к какому-либо эмоционально-психическому воздействию».
      Дальше в досье шла общебиографическая информация о старшине. Причем начиналась она от того момента, как Шныгин, будучи воспитанником детского сада номер шесть «Березка», в средней группе оного заведения насыпал в горшок товарищу полпачки сухих дрожжей, а заканчивалась описанием того, как во время последней секретной операции спецназа в Ираке старшина лично спас престарелого Саддама Хусейна от десяти... нет, от двадцати американских «морских котиков». Причем девятнадцать из этих «котиков» отделались легкими переломами конечностей, а двадцатый был доставлен в крайне нетрезвом виде в медвытрезвитель ближайшего сибирского городка. Откуда его отпустили через полгода в обмен на праправнука Штирлица, пойманного бундесвером во время совращения секретарши самого Еханссона с целью получения нелегального пособия по безработице.
      В общем, старшина Шныгин оставил в истории российской армии заметный след, и дабы вышеназванного героя не спутали с каким-нибудь самозванцем, с левой стороны компьютерного досье красовались фотографии Шныгина в фас, профиль и со стороны затылка. Справа вертелась трехмерная модель старшины, а внизу, под текстом, располагался полный набор отпечатков пальцев рук и ног Шныгина, отсканированная сетчатка его глаз и полный набор хромосом, соответствующих данному индивидууму.
      Пока майор просматривал досье, старшина в свою очередь просматривал майора. Оный оказался невысокого роста, и Шныгин сомневался, дорос ли его новый командир хотя бы до метра шестидесяти. Черноволосый и черноглазый майор со скуластым лицом очень походил на изображение русского солдата с американского плаката времен «холодной войны». Разве что ему не хватало коня, папахи и шашки. Зато кривые ноги были в наличии.
      – Так, старшина, устав не мне тебе объяснять. Ты у нас калач зачерствевший и знаешь, что приказы не обсуждаются. Тем более когда попадаешь на сверхсекретный объект, – констатировал майор, достав из-под пульта какую-то небольшую машинку. – Короче, старшина! Сейчас посмотришь в этот глазок на аппарате, затем сунешь в соседнюю дырку пальцы левой руки. Потом беседу продолжим.
      Шныгин послушно выполнил все указания майора, в результате чего заработал ослепительную вспышку в глаз и довольно болезненный укол в средний палец. Вдобавок машинка еще и пожевала его конечность, оставив неизгладимый черный след на всей кисти. После этой мудреной операции майор забрал аппарат у Сергея и подсоединил его к пульту управления. Несколько секунд машинка негромко жужжала, моргая тремя разноцветными светодиодами, а затем на экране монитора, прямо поверх досье Шныгина, вспыхнуло заграничное слово «детектед». Майор выругался.
      – Вот, шайтаны нерусские! Программу так и не исправили, – пробурчал он себе под нос, а затем с гордостью перевел надпись Шныгину: – «Идентифицирован»!
      – Ее, оф кос, блин, – согласился старшина. – Я – это он. То есть так точно, товарищ майор!
      – Поумничай мне, ефрейтором станешь, – явно недовольный английским произношением Шныгина, проворчал майор. – Ладно, старшина, будем знакомы. Майор Раимов, Василий Алибабаевич. Я командир группы, к которой ты приписан с сегодняшнего дня. В неофициальной обстановке можешь называть меня по имени-отчеству, а при получении заданий и при приезде начальства обращайся строго по званию. Вопросы есть?
      – Так точно, това... То есть Василий Алибабаевич, – отчеканил старшина. – Разрешите узнать, что это за секретная группа, к которой я приписан, и чем именно мне надлежит заниматься. Так же меня интересует, какова, блин, будет моя должность в новом формировании.
      – Ишь какой прыткий, – усмехнулся майор. – Всю эту информацию ты получишь на общем собрании личного состава. О его начале я извещу всех позже. Еще вопросы?
      – Вопросов нет, но я хотел доложить... – начал было говорить Шныгин, но тут его взгляд наткнулся на один из множества экранов, занимавших дальнюю стену. На этом чуде современной техники было ясно видно, как взвод стройбата ломами выколачивает засевший в бетоне по брюхо самолет, на котором старшина прибыл в расположение новой части. Майор проследил за его взглядом и усмехнулся.
      – Я в курсе, – проговорил он, сделав широкий жест в сторону мониторов. – Я вообще знаю все, что происходит в радиусе километра от нашей базы. Но доклады о любых происшествиях, естественно, поощряю... Старшина, так еще вопросы будут?
      – Так точно, товар... Василий Алибабаевич, – кивнул головой Шныгин. – Но я думаю, все они потерпят до общего собрания, блин!
      – Молодец, старшина. Хвалю за сообразительность, – усмехнулся майор. – Можешь идти. До начала собрания отправляйся в расположение группы. Табличку на двери с надписью «Боевая группа», надеюсь, видел? Чтобы войти, просто приставь глаз к детектору, одновременно положив левую руку на панель у двери. Все. Кругом. Шагом марш!
      Добраться до указанной двери старшине, естественно, не составило труда Шныгин выполнил все предписанные манипуляции с детектором, и створки бронированной двери автоматически разъехались в стороны, утонув в пазах внутри стены. Взору Сергея открылся еще один коридор, поменьше центрального, по обеим сторонам которого также располагались двери. Но обычные, а не бронированные и без табличек. Пожав плечами, Сергей начал их обследование, отметив для себя, что входная дверь автоматически закрылась за его спиной.
      В первой комнате обнаружился отлично обставленный тренажерный зал, имеющий даже баскетбольную площадку. За второй была бильярдная комната с двумя столами, мягкими креслами и телевизором под потолком. В третьем помещении также стояли несколько глубоких кресел, но из прочей обстановки присутствовали только небольшие столики, оснащенные ноутбуками, и огромные шкафы с книгами вдоль стен. В четвертом помещении оказались душевая, сауна и раздевалка.
      – Ешкин корень, блин, это что же за воинская часть такая?! – поразился Шныгин, крайне впечатленный осмотром, и дернул на себя ручку последней, пятой, двери, замыкавшей коридор.
      Сделав это, Сергей застыл на пороге, на несколько секунд потеряв дар речи от увиденного. Нет, сама обстановка комнаты, состоящая из удобных кроватей, стола, мягких стульев и тумбочек, старшину не особо впечатлила. Шок Шныгина был вызван теми, кого Сергей увидел внутри!
      Прямо напротив него на одной из кроватей сидел обритый почти на лысо парень. Единственной растительностью на его голове был длинный черный оселедец, свисавший почти до плеч с самой макушки. Одет был парень в широченные камуфлированные шаровары и облегающую «жевто-блакитну» футболку. Несмотря на не очень высокий рост, бритоголовый был крепко скроен и выглядел вполне внушительно.
      Следующим, кого увидел Шныгин, был высокий и худощавый мужчина. Он был голубоглаз, светловолос и имел очень правильные, четко прорисованные черты лица. Одет парень был в черные брюки и белую майку без рукавов с неглубоким вырезом на волосатой груди. А рядом с ним стоял негр. Высоченный, блин! Уж старшину крошкой никто не мог назвать, а этот негр почти на пол головы превышал его в росте. На негре была баскетбольная майка с символикой «Чикаго Буллс», камуфлированные штаны и высокие спортивные ботинки. Несколько секунд вся троица так же удивленно рассматривала Шныгина, а затем бритый парень с усмешкой произнес:
      – Тю! Москаля принесло. Воно ж без них ни хрена ничего не обходится. Тильки тут нам москалей и не хватало.
      – Тут – это где? – совершенно спокойно поинтересовался у украинца Шныгин.
      – Во дурной! Говорю ж, москаль, – хмыкнул парень, глядя на своих соседей по комнате, а затем повернулся к старшине. – Тут – это тут. А вопросы все – к майору!..
      Шныгин пожал плечами и, не обращая внимания на задиристого хохла, внимательно осмотрел комнату. Негр и блондин настороженно наблюдали за ним, а старшине и до них никакого дела в данный момент не было. Он еще раз обвел комнату придирчивым взглядом и, найдя нужную ему деталь интерьера – видеокамеру наблюдения, – подошел к ней вплотную. Строго посмотрев в ее стеклянный глаз, Сергей вытянулся в струнку.
      – Товарищ майор, разрешите обратиться... Понять присутствие этого «сала» на российской секретной базе я еще могу, – кивнув головой в сторону украинца, проговорил Шныгин. – А что здесь делают всяческие вражеские элементы, явно пронатовской ориентации?
      – Отставить вопросы, старшина! – рявкнул откуда-то из стены динамик внутренней связи. – Приготовьте всех для общего собрания, а пока осматривайтесь. Не буду вам мешать, – и красный светодиод на камере, мигнув пару раз, медленно погас.
      – Ну и ладно, – согласился с начальством Шныгин и повернулся к остальным обитателям комнаты. – Я так понимаю, кровати вы уже распределили? – Дружный кивок трех разноцветных голов. – И опять ладно. Показывайте, где мое место...
      Кровать оказалась, конечно, не сетчатой, какие Сергей привык видеть в российских казармах, а с пружинным матрасом, но возмущаться по этому поводу старшина не стал. Критически осмотрев ее ножки из мореного дуба, Шныгин сначала осторожно бросил на свое новое спальное место вещмешок, а затем присел и сам. Деревянные ножки не сломались, и старшине пришлось попрыгать на кровати. Но и это испытание она выдержала. Удивленно хмыкнув, Шныгин посмотрел на разномастную троицу, с различной степенью заинтересованности наблюдавшую за ним.
      – Знакомиться сейчас будем или общего собрания подождем? – полюбопытствовал он. – Меня Сергеем зовут. Надеюсь, что я старшина и из десанта, понятно всем? Или кто-то петлиц с погонами не видит?
      – Ганс Зибцих, – на чистом русском языке представился коротко стриженный блондин, протягивая Сергею узкую руку с длинными музыкальными пальцами. – Ефрейтор бундесвера. Снайпер.
      – Почти как Гитлер, – пожимая руку, хмыкнул Шныгин.
      – Это почему как Гитлер? – обиделся Ганс.
      – А потому, что немец и ефрейтор, – пояснил свои соображения старшина. Зибцих в ответ фыркнул и отошел в сторону. А на его месте оказался здоровенный негр.
      – Капрал отдельного отряда «морских котиков» ВМС США Джон Кедман, – отрапортовал он, сжимая железной хваткой ладонь Шныгина. Тот хмыкнул и попытался показать американцу, как русские пальцами пятаки гнут, но продемонстрировать это редкостное умение на ладони капрала Сергею помешали.
      – Еврей, – сделал дополнение к словам негра украинец. Шныгин оторопел и, ослабив хватку, осмотрел Кедмана с ног до головы.
      – Ты чего, сало? Какой же это еврей? – удивился словам украинца старшина. – Он же негр.
      – А ты, репа, не на лицо, а на фамилию внимание обращай, – обиделся на «сало» украинец. – Мало ли как эти ребята себе внешность маскируют, а фамилия у него все равно еврейская.
      – Не. Кедман по-английски означает что-то типа «человек в кедах», – не согласился с ним старшина и вдруг подозрительно посмотрел на украинца. – А ты типа антисемит?
      – Нет! Просто не люблю, когда кто-то пытается выдать себя за другого, – отрезал хохол. – Немцы это немцы. Москали это москали. А уж если негр, то должен быть с нормальной для негра фамилией. Тумба-Юмба, например...
      – А у тебя у самого какая фамилия? – подозрительно посмотрел на него Шныгин.
      – Самая украинская. Пацук. Микола Григорьевич, – усмехнулся парень с оселедцем. – Есаул отдельной бригады украинского спецназа. Специализируюсь на подрывных работах и диверсионной деятельности.
      – Ну вот, блин, и познакомились, – усмехнулся Шныгин. – Ладно. Вы тут отдыхайте, а я пока пойду проверю, как здешняя банька работает...
      Инспекция бани была, конечно, важным и ответственным делом, но в данный момент старшина выбрался из спального помещения совсем не от того, что хотел проверить плотность пара или температуру горячей воды в трубах. Шныгину просто было лень сейчас с кем-нибудь спорить и кому-нибудь что-то доказывать. Новое место службы, не в пример предыдущему, крайне располагало к неге и расслабленности. Вот Сергей и пошел расслабляться. А по старой русской традиции делать это начинают с бани. Правда, в этот раз для продолжения расслабления не хватало пива и водочки, но поскольку устав воинской службы потребления подобных напитков не предусматривал, старшина решил пока обойтись без них. Тем более и компании подходящей для продолжения расслабления в данный момент не наблюдалось.
      Баня оказалась не баней, а сауной. Конечно, с небольшим бассейном, но что для финна хорошо, то русскому не в тему. Старшина, конечно, поворчал на строителей бункера за такое пренебрежение к национальным традициям, но поскольку иного выбора не было, посидел в сауне, вместо того чтобы от души похлестать себя веником в парной. А когда он уже принимал душ, динамики в стенах, без которых даже в бане не обошлось – слава богу, видеокамер не оказалось! – голосом Раимова объявили:
      – Внимание, всему личному составу базы объявляется пятиминутная готовность. Через указанное время всем без исключения собраться в актовом зале.
      – Так точно, товарищ майор! – на всякий случай отрапортовал Шныгин, закрывая водопроводные краны. – Бегу, блин!
      Старшина, имевший об актовых залах волне конкретизированное представление, после всего увиденного на базе рассчитывал обнаружить за дверями вышеуказанного помещения что-то, примерно похожее на филиал Государственной думы России, но он ошибся. Актовый зал оказался небольшим и уютным помещением, мест примерно на двадцать. Причем почти половина из них была уже занята. Шныгин осмотрелся по сторонам, отмечая для себя новые лица, которых, кроме трех уже знакомых ему бравых вояк и майора, оказалось не так уж много.
      Рядом с Раимовым за небольшим столом президиума сидел худощавый мужчина в белом халате с всклокоченной шевелюрой. Описать его внешность представлялось затруднительным. И все из-за того, что освещение в актовом зале было неярким, да и мужчина постоянно вертелся и размахивал руками. Но в целом на старшину он произвел впечатление сумасшедшего.
      «Ученый, блин!» – подумал Шныгин.
      «Без тебя все знают!» – подумал ученый...
      Кроме указанного субъекта в актовом зале было еще двое новеньких. Один из них, маленький человек китайско-японской внешности в роговых очках и с прилизанными волосами, скромно сидел на крайнем кресле первого ряда, погрузив пальцы в ноутбук и не замечая ничего вокруг. А второй – элегантный человек в строгом костюме – обернулся к вошедшему Шныгину. Мужчина улыбнулся, надо думать, с целью показать свои дружелюбные намерения, но от этого оскала у старшины вдруг возникло ощущение, что кто-то неизвестный, с косой и в балахоне, возник у него за плечами. Мороз по коже старшины прошел крепкий, и дарить мужчине ответную улыбку он не стал, решив на всякий случай держаться от него подальше.
      – Слава богу, Шныгин явился! Теперь можем начинать, – съязвил майор. – Садитесь, старшина. Не стойте в дверях, как фундамент от памятника Дзержинскому.
      «Вот ешкин корень! А в прошлый раз „мумия Ильича“ была», – удивился Шныгин, но вслух свое удивление выражать не стал. Просто сел на задний ряд и мысленно посетовал на то, что забыл купить в дороге семечек.
      – Итак, общее собрание можно считать открытым, – констатировал майор, обводя собравшихся ясными и добрыми отеческими глазами. – Сначала выступлю я с общим докладом. Потом слово будет предоставлено профессору Зубову, – всклокоченный мужичок в президиуме кивнул головой. – Дальше – по обстоятельствам...
      Впрочем, ни «сначала», ни «потом», ни «дальше» не получилось. За дверями актового зала раздался какой-то непонятный скрежет, затем в щели между створками засверкали оранжевые искры и послышалось шипение. Продолжалось оно не больше двух секунд. Затем двери с грохотом свалились внутрь, сломав парочку пустых кресел. Ну а после сего занимательного фейерверка в помещение актового зала просунулся ствол танковой пушки.
      Шныгин, повинуясь рефлексам, свалился на пол, между рядами кресел. Краем глаза он заметил, что то же самое сделали и трое его соседей по комнате. Новые члены персонала базы, с которыми старшине познакомиться еще не довелось, остались сидеть на своих местах, и лишь майор Раимов вскочил со своего места, грозно стукнув кулаком по столу.
      – Мать вашу в полный рост! – виртуозно выругался он, вызвав невольное восхищение Шныгина. – Харакири-сан, объясните мне, что это чудище здесь делает?
      – Получен приказ собраться в актовом зале, – раздался из танка механический голос. – Приказ выполнен.
      – Замечательно, – выдохнул Раимов и рухнул в кресло. – Старшина, поздравляю. Вы прибыли на собрание не последним.
      Шныгин осторожно приподнял голову над спинками, стараясь рассмотреть неизвестного пришельца с пушкой, к тому же реагирующего на голосовые команды майора. Таковым оказался небольшой танк. Впрочем, «танком» эту конструкцию можно было назвать лишь с известной натяжкой, поскольку машина своими размерами ничуть не превышала габаритов всемирно известной «Оки». Конструкция, правда, судя по всему, была бронированной и к тому же явно обладала огромными функциональными возможностями. Ведь дверь-то она как-то вскрыть умудрилась?!
      – Извините, господин начальник проекта, – прерывая изумленные размышления Шныгина, раздался голос маленького японокитайца. – Видимо, в речевом детекторе робота произошел какой-то сбой. Сейчас я все исправлю.
      – А двери мне кто исправлять будет? – поинтересовался майор, а затем махнул рукой. – Хорошо. Убирайте своего вредителя на гусеницах отсюда, а со строителями бункера я потом лично разберусь. Я им...
      Договорить майору снова не пришлось, и опять его перебил грохот. Причем в этот раз он раздался не от двери, а с того места, где сидел Джон Кедман. Огромный негр, словно танк недавно, поломав на пути парочку кресел, вскочил со своего места и вытянулся по стойке «смирно».
      – Сэр!.. Капрал Кедман, сэр. Разрешите вопрос, сэр? – завопил он. – Что здесь, в конце концов, происходит?
      – Воно ж ты посмотри, и Кедманы, оказывается, чегой-то не знают! – восхитился Пацук, следом за Джоном поднимаясь с пола. – Товарищ майор, вы уж объясните обездоленному еврейскому негру!..
      Раимов прокашлялся и с таким довольным видом, будто ему кумысом хлебальник намазали, обвел собравшихся начальственно-покровительственным взором. Та часть собравшихся, которая еще пребывала в неведении относительно чудес, происходящих вокруг, в свою очередь, ответила майору взглядом требовательно-вопрошающим, в духе плакатов предвыборной агитации. Что, естественно, не лезло ни в какие уставные рамки! Раимов изумился и решил попробовать посмотреть на подчиненных по-другому, а именно – строго.
      Подчиненные потупились и уселись на свои места. За исключением Харакири-сана и танка. Причем и из президиума, и из зала абсолютно невозможно было понять, кто из них кого перепрограммирует, так как танк, в ответ на вскрытие японокитайцем крышки пульта управления, вытащил из пазов у основания башни телескопические манипуляторы и принялся шарить у программиста по карманам.
      «Чего он там, запасные батарейки для плеера, что ли, ищет, еври бади?» – удивленно подумал Шныгин, но вслух этого, естественно, в полном соответствии с уставом, не произнес. Тихо отвернулся и внимательно прислушался к словам Раимова.
      – Товарищи, господа и прочие граждане! – начал свою речь майор. – До сего дня многие из вас спали, ели, пили, справляли свои другие потребности и не ведали, что отечество выбрало вас для самой ответственной задачи. А именно, для спасения нашей матушки-Земли!..
      – Во загнул! – шепотом восхитился Пацук.
      – Ты не мог бы помолчать для разнообразия? – так же шепотом поинтересовался у украинца Шныгин. Есаул скорчил в ответ крайне недовольную, типа «бендеровской», физиономию, призванную показать, что порядочный украинец обычно делает с москалями, но все же замолчал.
      К счастью для обоих, Раимов был слишком вдохновлен собственной речью, поэтому болтовни подчиненных не заметил, и все прочие члены команды были лишены возможности наблюдать экстремальное зрелище того, как русский с украинцем чистят бульбу. В наряде, естественно. Майор лишь слегка скосил глаза в сторону обоих болтунов, но пламенный доклад не прервал. Нельзя сказать, что его речь произвела на собравшихся неизгладимое впечатление, но кое-кого она заставила-таки рты от удивления раскрыть.
      – Не думайте, что это только возвышенные слова, – заявил Раимов, комментируя свое заявление по поводу «спасения матушки-Земли». – Вы действительно будете спасать планету в прямом и переносном смысле этого слова, поскольку нашествие инопланетян на Землю в фантастических фильмах стало реальностью. Пришельцы среди нас! Спасайтесь, кто может... То есть спасем все, что можем, я хотел сказать.
      Майор сделал паузу, видимо, ожидая бурных и продолжительных аплодисментов в благодарность за полет его командирской мысли, но ничего, кроме гробовой тишины, не дождался. Затем кто-то в зале присвистнул от удивления, и это послужило сигналом ко всеобщему бедламу. Заорали все. Причем громко и одновременно, отчего смысл хотя бы одной фразы разобрать было невозможно. Зато в эмоциях общего собрания разве что глухой бы запутался. Было в криках все: и недоверие, и удивление, и негодование, и восторг.
      Исключение из голосящей компании составили только четыре человека – оба члена президиума, Зибцих и Шныгин. Но если первые двое молчали от того, что заранее знали повестку дня общего собрания, то в случаях с бойцами все было по-другому. Ефрейтор сидел тихо из-за намертво въевшегося в кровь инстинкта субординации и истинно немецкой дисциплинированности, а Шныгину просто было все по барабану. Потому как видавшего Саддама Хусейна старшину пришельцами уже удивить было никак невозможно. Сергей в ответ на заявление майора хмыкнул и, окинув орлиным взором актовый зал, стал в уме просчитывать, можно ли ему тихонечко покурить на заднем ряду, пока все вокруг суетятся. Решив, что внимания на него никто не обратит, старшина достал сигареты и уже собрался высечь искру из огромной бензиновой зажигалки, но в этот момент Раимову надоели истошные вопли. Которые, кстати, на аплодисменты ничем не походили.
      – Молчать! – рявкнул майор так, что даже у танка манипуляторы сникли, оторвав по пути карман халата программиста. Оттуда на пол вывалился тамагочи и, закатившись под стул, временно затих.
      – Вот это я называю командный голос! – словно перед курсантами на плацу, радостно и гордо заявил Кедман.
      – Молчать, я сказал, – снова потребовал майор, но на этот раз уже тише. Зато капрал поддержал командирский почин.
      – Ее, сэр! Слушаюсь, сэр. Так точно, сэр! – завопил он, вытягиваясь по стойке «смирно».
      – Во орет. Прямо як вол на пилораме, – удивился Пацук, глядя на американца снизу вверх.
      – Не понял, как як или как вол? – сделав наивные глаза, поинтересовался у него Шныгин.
      – Як москаль на обрезании у татаро-монголов! – огрызнулся украинец.
      – Молчать, я сказал. Твою мать, третий раз уже повторяю, а... – попытался навести порядок в зале Раимов, но докончить свою фразу не успел.
      – Да что вы, товарищ майор, ко мне цепляетесь? – обиделся украинец, перебив начальство. – Воно ж не я один кричу. Воно ж москаль поганый с жидом проклятым вопят, як оглашенные...
      Начальство, понятное дело, не любит, когда его перебивают, поэтому все остатки либерализма и демократической свободы слова с чела майора словно ветром сдуло. Раимов врезал кулаком по столу, продемонстрировав всему залу, что в его хрупком тельце кроется недюжинная сила, а затем рявкнул, вновь показав всем присутствующим, каким виртуозным может быть русский мат.
      – Есаул Пацук! – обратился Раимов к украинцу, после того как закончил ругаться. После столь официального обращения с Миколы всю вальяжность как рукой сняло. Натянув на оселедец фуражку, он вскочил с места и вытянулся по стойке «смирно».
      – Я, – рявкнул Пацук, показывая всему миру, что по части командного голоса украинцы кое-кому еще и фору дать могут.
      – Если ты, есаул, в моем присутствии еще раз позволишь себе расистские выпады хотя бы в чей-нибудь адрес, получишь десять суток ареста. Сразу скажу, что проводить их будешь в хлеву, вместе со свиньями! – заявил Раимов, тут же задумчиво покачав головой. – Хотя нет. В хлев ты не пойдешь, поскольку для свиней это слишком опасно. Но ты уж поверь мне, есаул, я найду, куда тебя запереть! Ясно?
      – Так точно, товарищ майор! – ответил Пацук и, дождавшись команды «вольно», опустился на свое место. А майор с отеческой теплотой и строгостью в голосе произнес:
      – Запомните, ребята, вы теперь одна команда. Вам теперь вместе жить, вместе пить, вместе есть и совместными усилиями спину друг другу в бою прикрывать... Но об этом поговорим позже, а сейчас пора вернуться к повестке дня общего собрания личного состава. Итак, сюда вас всех отправили для того, чтобы вы стали первым отрядом, способным дать вторжению пришельцев реальный отпор...
      В этот раз никаких воплей в ответ на реплику Раимова не последовало, и майор спокойно смог продолжить доклад. Правда, теперь от запланированной заранее пространственной речи ему пришлось отказаться, поэтому Раимов изменил регламент собрания и вместо воззваний к патриотизму своих подчиненных перешел к представлению оных друг другу. Так Шныгин узнал, что всклокоченный профессор за столом, Петр Данилович Зубов, возглавляет научную группу проекта и является Эйнштейном, Менделеевым, Ньютоном и Марией Склодовской-Кюри, вместе взятыми.
      Маленький японокитаец, что до сих пор крутился около танка, оказался просто японцем. Звали его Хиро Харакири, и был он одним из самых выдающихся специалистов по компьютерным технологиям современности. Настолько выдающимся, что Билл Гейтс его рожу на дух не выносил и специально повесил фотографию Харакири у себя в кабинете, чтобы в момент жесточайшей депрессии, вызванной очередным падением курса акций «Майкрософта» на мировом рынке, швырять в изображение японца различными частями раритетного «Пентиума-133».
      С мужчиной в строгом костюме и с вечной сатанинской улыбкой на лице Шныгин так толком не разобрался. Нет, с именем этого персонажа ему было все ясно – человека звали Пьер Гобе. Был он французом, чьи предки при Наполеоне Бонапарте эмигрировали в Канаду, а во времена Жака Ширака вернулись обратно... То есть не те же самые предки, конечно, хотя Пьер почему-то утверждал обратное. Французу, естественно, никто не верил, но спорить с ним не решались, поскольку ходили слухи, что Гобе своей идиотской улыбочкой довел до сумасшествия целое племя канадских апачей.