1. КАРТИНА В СПАЛЬНЕ

Жил-был мальчик, которого звали Юстас Кларенс Скрабб, и, по-моему, он того заслуживал. Родители его звали Юстасом Кларенсом, а учителя называли Скраббом. Я не могу вам сказать, как обращались к нему друзья, потому что друзей у него не было. Своих папу и маму он не звал папой и мамой, а Гарольдом и Альбертой. Они были весьма современными и прогрессивными людьми. Они были вегетарианцами, трезвенниками, не курили и носили особое белье. В их доме было очень мало мебели и очень мало простынь на кроватях, а окна были вечно открыты.

Юстас Кларенс любил животных, особенно жуков, если они были мертвые, наколотые на картон. Ему нравились книги, если они были познавательными и поучительными, а на картинках были изображены элеваторы для зерна или толстые иностранные дети, занимающиеся зарядкой в образцовых школах.

Юстас Кларенс не любил своих кузенов, четверых Пэвенси: Питера, Сьюзен, Эдмунда и Люси. Однако он даже в некотором роде обрадовался, когда узнал, что Эдмунд и Люси приезжают в гости. В глубине души Юстас любил командовать и задираться, хоть он и был маленьким тщедушным человечком, который в драке не смог справиться даже с Люси, не говоря уже об Эдмунде, он знал, что существует множество способов испортить людям жизнь, если ты находишься у себя дома, а они всего лишь гости.

Эдмунд и Люси вовсе не хотели гостить у дяди Гарольда и тети Альберты, но тут уж пришлось, ничего не поделаешь. Их отца в то лето пригласили на шестнадцать недель в Америку читать лекции, и мама должна была поехать с ним, потому что она уже десять лет по-настоящему не отдыхала. Питер усердно готовился к экзамену и должен был провести каникулы в занятиях с репетитором, старым профессором Кирком, в доме которого давным-давно, в годы войны, эти четверо детей пережили чудесные приключения. Если бы он по-прежнему жил в этом доме, то забрал бы к себе всех четверых. Однако, c годами он как-то обеднел и жил теперь в маленьком коттедже, где была только одна спальня для гостей. Взять в Америку всех остальных детей было бы слишком дорого, и поэтому поехала Сьюзен. Взрослые решили, что она самая хорошенькая из всего семейства, и, к тому же, она отнюдь не блистала успехами в учебе, хотя во всех других отношениях ее считали слишком взрослой для ее возраста, так что мама сказала, что Сьюзен «вынесет из путешествия в Америку гораздо больше, чем младшие». Эдмунд и Люси старались не завидовать удаче Сьюзен, но перспектива проводить летние каникулы в доме тети была поистине ужасна. «Но мне гораздо хуже», — сказал Эдмунд, — «потому что у тебя будет хотя бы отдельная комната, а мне придется спать в одной спальне с этим потрясающим вонючкой Юстасом.»

Наш рассказ начинается в послеобеденный час, когда Эдмунд и Люси украдкой проводили наедине несколько драгоценных минут. Конечно же, они говорили о Нарнии (так называлась их тайная страна). Я думаю, что у большинства из нас есть свои тайные страны, но для многих они существуют только в воображении. В этом отношении Эдмунду и Люси повезло больше, чем другим. Их тайная страна действительно существовала. Они уже дважды побывали там, не во сне или играя, а на самом деле. Конечно, они попадали туда с помощью Волшебства — это единственный путь в Нарнию. И в самой Нарнии им было обещано, или почти обещано, что в один прекрасный день они вернутся туда. Можете себе представить, как много они говорили об этом, когда представлялся случай.

Они сидели на краешке кровати в комнате Люси и рассматривали картину на противоположной стене. Это была единственная картина во всем доме, которая им нравилась. Тете Альберте она совершенно не нравилась, именно поэтому ее и повесили в маленькой задней комнатке наверху, но избавиться от нее она не могла, потому что это был свадебный подарок от кого-то, кого она не хотела обидеть.

На картине был изображен корабль — корабль, плывущий чуть ли не прямо на вас. Нос его был сделан в форме головы дракона с широко открытой пастью и позолочен. У него была только одна мачта и один большой квадратный парус яркого пурпурного цвета. Бока корабля, точнее, та их часть, которая была видна там, где кончались позолоченные крылья дракона, были зелеными. Корабль только что взбежал на гребень великолепной синей волны, край которой, пенясь и пузырясь, спускался к вам. Было ясно, что веселый ветерок быстро гонит корабль, слегка наклоняя его на левый борт. (Кстати говоря, если вы вообще собираетесь читать этот рассказ, то вам лучше прямо сейчас запомнить, что левая сторона корабля, когда вы смотрите вперед, это левый борт, а правая — правый борт.) Солнце падало на корабль слева, и вода с этой стороны была полна зеленых и пурпурных отблесков. У другого борта, в тени корабля, вода была темно-синей.

— Вопрос в том, — сказал Эдмунд, — не становится ли тебе еще паршивее, если ты смотришь на Нарнианский корабль, но не можешь попасть туда.

— Даже просто смотреть и то лучше, чем вообще ничего, — ответила Люси. — А это настоящий Нарнианский корабль.

— Все еще играете в свою старую игру? — сказал Юстас Кларенс, который подслушивал под дверью, а теперь, ухмыляясь, вошел в комнату. В прошлом году, когда он гостил у Пэвенси, ему удалось услышать их разговоры о Нарнии, и он обожал их этим дразнить. Он, конечно, думал что они все выдумали, а так как сам был слишком глуп для того, чтобы выдумать, то такие вещи не ободрял.

— Ты здесь не требуешься, — кратко ответил Эдмунд.

— Я пытаюсь сочинить шуточное стихотворение, — сказал Юстас. — Что-нибудь вроде:

Дети, игравшие в Нарнию, Свихивались все более и более -

— Ну, для начала, Нарния и «более» не рифмуются, — сказала Люси.

— Это ассонанс, — объяснил Юстас.

— Не спрашивай его, что такое асси — как его там, — предупредил Эдмунд. — Он же жаждет, чтобы его спросили. Ничего не говори, может, тогда он уберется отсюда.

Большинство мальчиков, столкнувшись с таким приемом, либо тут же удалились бы, либо пришли бы в ярость. Юстас не сделал ни того, ни другого. Он просто продолжал болтаться в комнате, ухмыляясь, и через минуту снова начал разговор.

— Нравится тебе эта картина? — спросил он.

— Ради Бога, не давай ему повода заводиться об искусстве и всем прочем, — поспешно сказал Эдмунд, но Люси, которая была очень правдивой девочкой, уже ответила:

— Да, она мне очень нравится.

— Это дрянная картина, — заявил Юстас.

— Если ты выйдешь отсюда, то не будешь ее видеть, — сказал Эдмунд.

— Почему она тебе нравится? — спросил Юстас у Люси.

— Ну, прежде всего, — сказала Люси, — она мне нравится потому, что корабль выглядит так, будто он по-настоящему плывет. А вода — словно она по-настоящему мокрая. А волны — словно они действительно поднимаются и опускаются.

Конечно, на это Юстас знал множество ответов, но он ничего не сказал. Причина заключалась в том, что в этот самый момент он взглянул на картину и увидел, что волны, похоже, действительно поднимаются и опускаются. Он плавал на корабле только раз, и то только до острова Уайт, и у него была жуткая морская болезнь. От вида волн на картине ему снова стало плохо. Он позеленел, но все же попытался поднять глаза. И тут дети, все трое, застыли с открытыми ртами.

Возможно вам трудно поверить в то, что они увидели, когда вы просто читаете об этом, но и самим детям, видевшим все происходящее своими глазами, было также трудно в это поверить. Изображение на картине двигалось. Причем все это было совсем не похоже на кино: краски были слишком естественными и чистыми, как на открытом воздухе. Нос корабля опустился в волну, и вверх взметнулся большой фонтан брызг. Затем волна поднялась позади корабля, стали видны его корма и палуба, а затем, когда подкатилась новая волна, они снова исчезли из виду, и нос корабля опять взлетел вверх. В тот же момент учебник, валявшийся на кровати рядом с Эдмундом, зашелестел, поднялся в воздух и поплыл к стене у него за спиной. Люси почувствовала, что волосы хлещут ее по лицу, как в ветреный день. А это и был ветреный день, только ветер дул из картины по направлению к ним. Внезапно вместе с ветром стал слышен шум: свист волн, шум воды, бьющей по бокам корабля, скрип и над всем этим постоянный рев воздуха и воды. Но именно запах, свежий соленый запах моря убедил Люси в том, что она не грезит.

— Прекратите это, — послышался голос Юстаса, дрожащий от страха и злости. — Это вы двое устраиваете какие-то глупые фокусы. Прекратите это. Я пожалуюсь Альберте, ой!

Двое Пэвенси были гораздо более привычны к приключениям, но, как раз в ту минуту, когда Юстас Кларенс воскликнул: «Ой», они тоже сказали: «Ой». Дело в том, что огромный холодный, соленый фонтан воды вырвался прямо из рамы и обрушился на них; от удара они просто задохнулись да, кроме того еще, и промокли насквозь.

— Я разобью эту дрянь, — закричал Юстас, а затем произошло следующее. Юстас бросился к картине. Эдмунд, знавший кое-что о волшебстве, прыгнул за ним, предупреждая, чтобы он смотрел в оба и не валял дурака. Люси схватила его с другой стороны, и ее потащило вперед. К этому моменту то ли дети сильно уменьшились, то ли картина увеличилась в размерах. Юстас подпрыгнул, пытаясь сорвать ее со стены, и очутился на раме; перед ним было не стекло, а настоящее море, он стоял, как на скале, а волны и ветер стремительно рвались к нему. Юстас потерял голову и вцепился в своих кузенов, которые вспрыгнули на раму рядом с ним. Секунду-другую они боролись и кричали, и как только им показалось, что они наконец обрели равновесие, огромный синий вал нахлынул на них, сбил с ног и потащил вниз, в море. Отчаянный крик Юстаса внезапно смолк: вода попала ему в рот.

Люси благодарила свою счастливую звезду за то, что в последнюю летнюю четверть усердно занималась плаванием. Правда, она гораздо больше преуспела бы, если бы реже взмахивала руками; и кроме того, вода была значительно холоднее, чем казалось прежде, в комнате. Тем не менее, Люси не теряла голову и сбросила туфли, как должен сделать каждый, кто в одежде падает в воду в глубоком месте. Она даже держала рот закрытым, а глаза — открытыми. Они были все еще недалеко от корабля: Люси видела возвышающийся над ними его зеленый бок и людей, глядящих на нее с палубы. Затем, как и следовало ожидать, в нее в панике вцепился Юстас, и оба пошли ко дну.

Когда они снова оказались на поверхности, Люси увидела, как с борта корабля нырнула в море какая-то белая фигура. Теперь рядом с ней был Эдмунд, он схватил за руки воющего Юстаса. Затем кто-то еще, чье лицо было смутно ей знакомо, подхватил ее рукой с другой стороны. С корабля доносились крики, над фальшбортом появились головы, вниз спускались канаты. Эдмунд и незнакомец обвязывали Люси веревками. После этого последовала заминка, показавшаяся ей очень долгой: за это время ее лицо посинело от холода, а зубы начали стучать. На самом деле прошло не так уж много времени; они выжидали момент, когда ее можно было бы поднять на борт, не ударив о борт корабля. Но когда промокшая до нитки, дрожащая Люси наконец оказалась на палубе, у нее, несмотря на все их старания, была разбита коленка. Следом за ней вытащили Эдмунда, а затем несчастного Юстаса, последним из всех появился незнакомец — золотоволосый мальчик, всего несколькими годами старше, чем она сама.

— Кэ… Кэ… Каспиан! — выдохнула Люси, как только смогла отдышаться. Ибо это был Каспиан, мальчик-король Нарнии, которому они помогли взойти на трон, когда последний раз были здесь. В ту же секунду Эдмунд тоже узнал его. Все трое с большой радостью схватились за руки и заключили друг друга в объятия.

— Да, но кто ваш друг? — спросил Каспиан почти сразу же, обернувшись к Юстасу с веселой улыбкой. Но Юстас верещал гораздо сильнее, чем имеет право верещать мальчик его возраста, вымокший до нитки, но с которым не случилось ничего худшего, и только вопил:

— Отпустите меня. Отпустите меня назад. Мне это не нравится.

— Отпустить тебя? — сказал Каспиан. — Но куда?

Юстас кинулся к борту корабля, как будто ожидал увидеть раму картины, висящую над морем, и, возможно, кусочек спальни Люси. Но увидел он лишь синие волны, покрытые пятнами пены, и голубое небо; и то, и другое простиралось до самого горизонта. Едва ли мы можем упрекнуть его за то, что он пал духом. Ему тут же стало плохо.

— Эй! Райнелф! — позвал Каспиан одного из своих матросов. — Принеси имбирного вина для Их Величеств. Это вам потребуется, чтобы согреться после такого купания.

Он называл Эдмунда и Люси Их Величествами, потому что и они, и Питер, и Сьюзен — все — были королями Нарнии задолго до него самого. В Нарнии время течет не так, как у нас. Если вы проведете в Нарнии сто лет, вы все равно вернетесь в наш мир в тот же самый час того же самого дня, когда вы оставили его. Но если бы вы возвращались в Нарнию, проведя здесь неделю, вы могли бы обнаружить, что прошло тысяча нарнианских лет, или только один день, или ни мгновения вообще. Однако вы никогда не узнаете, сколько времени прошло, пока не попадете туда. В результате, когда братья и сестры Пэвенси во второй раз попали в Нарнию, для ее обитателей это было такой же неожиданностью, какой для нас оказалось бы возвращение короля Артура в Британию. (Некоторые говорят, что это произойдет, и лично я считаю, чем скорее, тем лучше.) Райнелф вернулся с четырьмя серебряными кружками и фляжкой имбирного вина, от которого шел пар. Это было именно то, что надо, и, потягивая вино, Эдмунд с Люси чувствовали, как тепло доходит до кончиков пальцев у них на ногах. Однако Юстас стал гримасничать, захлебнулся, выплюнул вино, ему снова стало плохо, он снова зарыдал и спросил, нет ли у них Витаминизированной Пищи Пламптри, Придающей Силы, и нельзя ли ее сделать из дистиллированной воды, и заявил, что в любом случае он настаивает, чтобы его высадили на берег на ближайшей остановке.

— Веселенького товарища ты привел нам, Брат, — прошептал Каспиан Эдмунду, фыркая от смеха, однако, прежде, чем он успел что-либо добавить, Юстас снова разразился воплями.

— Ой! Ай! Господи, это еще что такое! Уберите, уберите это чудовище!

На сей раз он действительно имел некоторое основание почувствовать себя удивленным. Нечто, и вправду весьма любопытное, вышло из каюты на корме и медленно приближалось к ним. Это существо можно было назвать, и оно действительно являлось, Мышью. Однако то была Мышь на задних лапах, ростом примерно с два фута. Голову ее окружала тонкая золотая повязка, пропущенная под одним ухом и проходящая поверх другого, за повязку было заткнуто длинное перо малинового цвета. Мех Мыши был темным, почти черным, в целом это смотрелось эффектно и ярко. Левая лапка покоилась на рукояти шпаги, длиной почти с мышиный хвост. Важно ступая по качающейся палубе, Мышь великолепно сохраняла равновесие, манеры ее выдавали придворного. Люси с Эдмундом сразу же ее узнали — это был Рипичип, самый доблестный из всех Говорящих Зверей Нарнии, Предводитель Мышей. Он покрыл себя немеркнущей славой во второй битве при Беруне. Люси, как всегда, страшно захотелось взять Рипичипа на руки и потискать его. Однако, как ей было хорошо известно, это удовольствие она никогда не могла бы себе позволить: это глубоко оскорбило бы его. Вместо этого она опустилась на одно колено, чтобы поговорить с ним.

Рипичип выдвинул вперед левую лапу, отставил назад правую, поклонился, поцеловал ее руку, выпрямился, подкрутил усы и произнес тонким писклявым голоском:

— Мое нижайшее почтение Вашему Величеству. И Королю Эдмунду тоже. — Тут он снова поклонился. — Этому славному приключению не хватало лишь присутствия Ваших Величеств.

— Ай, уберите его, — взвыл Юстас. — Ненавижу мышей. И я никогда терпеть не мог дрессированных животных. Они глупы, вульгарны и — и сентиментальны.

— Должен ли я понимать так, — обратился Рипичип к Люси, наградив Юстаса пристальным взглядом, — что эта исключительно невежливая личность находится под защитой Вашего Величества? Ибо, если это не так…

В этот момент Люси с Эдмундом дружно чихнули.

— Какой же я дурак, что заставляю вас всех стоять здесь в мокрой одежде! — воскликнул Каспиан. — Пойдите вниз и переоденьтесь. Люси, я, конечно же, уступлю тебе свою каюту, но боюсь, что у нас на борту нет женской одежды. Придется тебе обойтись какими-нибудь моими вещами. Рипичип, будь любезен, покажи дорогу.

— Ради удобства дамы, — сказал Рипичип, — я готов уступить даже в вопросе чести, по крайней мере, на некоторое время… — и тут он очень сурово посмотрел на Юстаса. Но Каспиан подгонял их, и через несколько минут Люси очутилась в каюте на корме. Там ей сразу же очень понравилось все: и три квадратных окошка с видом на синюю воду, пенящуюся за кормой, и низенькие мягкие скамейки по трем сторонам вокруг стола, и раскачивающаяся над головой серебряная лампа, работы Гномов, как она сразу же поняла по ее изящной утонченности, и плоское золотое изображение Льва Аслана на стене над дверью. Она мгновенно охватила все это взглядом, тут же Каспиан открыл дверь, ведущую на правый борт, и сказал: «Это будет твоя комната, Люси. Я сейчас только возьму для себя какую-нибудь сухую одежду, — разговаривая, он рылся в одном из шкафчиков, — и уйду, чтобы ты могла переодеться. Мокрую одежду просто выкинь за дверь: я скажу чтобы ее отнесли сушиться на камбуз.»

Люси почувствовала себя дома, словно она неделями жила в каюте Каспиана; движение корабля не беспокоило ее, ибо в давние времена, будучи королевой Нарнии, она много путешествовала. Каюта была крохотной, но светлой и веселой, с разноцветными панно на стенах, разрисованными птицами, зверями, малиновыми драконами и виноградом и безукоризненно чистотой. Одежда Каспиана была слишком велика для Люси, однако она вполне могла пока обойтись ею. Его туфли, сандалии и высокие сапоги были безнадежно велики, но она ничего не имела против того, чтобы походить по кораблю босиком. Закончив одеваться, она выглянула из окна полюбоваться на стремительно бегущие мимо волны и глубоко вдохнула свежий воздух. Люси была совершенно уверена, что их ожидают прекрасные дни.

2. НА БОРТУ «РАССВЕТНОГО ПУТНИКА»

— А, вот и ты, Люси, — сказал Каспиан. — Тебя-то мы и ждали. Вот мой капитан, Лорд Дриниэн.

Темноволосый человек опустился на одно колено и поцеловал ей руку. Кроме него с ними были только Рипичип и Эдмунд.

— Где Юстас? — спросила Люси.

— В постели, — ответил Эдмунд, — и не думаю, что мы можем ему чем-нибудь помочь. Если пытаешься быть внимательным к нему, он только хуже делается.

— Между тем, — сказал Каспиан, — мы хотим поговорить.

— Клянусь Юпитером, это так, — воскликнул Эдмунд. — Прежде всего насчет времени. Прошел год нашего времени с тех пор, как мы оставили тебя как раз перед твоей коронацией. Сколько времени прошло в Нарнии?

— Ровно три года, — ответил Каспиан.

— Все ли в порядке? — спросил Эдмунд.

— Не думаешь ли ты, что я оставил бы свое королевство и отправился в море, если бы что-нибудь было не в порядке, — ответил Король. — Все идет как нельзя лучше. Теперь беспорядков среди Тельмаринов, Гномов, Говорящих Зверей, Фавнов и всех прочих нет вообще. И прошлым летом мы задали несносным великанам на границе такую хорошую трепку, что теперь они платят нам дань. И регентом на время своего отсутствия я оставил особу, которая как нельзя лучше подходит для этого — Трампкина, Гнома. Помните его?

— Милый Трампкин, — сказала Люси, — конечно же, я его помню. Ты не мог бы сделать лучшего выбора.

— Он предан, как барсук, Мэм, и храбр, как… как Мышь, — заметил Дриниэн. Он собирался сказать «как лев», но поймал на себе пристальный взгляд Рипичипа.

— И куда же мы направляемся? — спросил Эдмунд.

— Ну, — сказал Каспиан, — это довольно долгая история. Возможно, вы помните, что, когда я был ребенком, мой дядюшка-узурпатор Мираз избавился от семи друзей моего отца, которые могли встать на мою сторону, послав их исследовать неизвестные Восточные Моря за Одинокими Островами.

— Да, — сказала Люси, — и ни один из них не вернулся.

— Верно. Ну вот, и в день моей коронации, с благословения Аслана, я принес клятву, что если я когда-нибудь добьюсь мира в Нарнии, я сам в течение года и одного дня буду плыть на восток, чтобы либо найти друзей моего отца, либо узнать об их гибели и отомстить за них, если смогу. Вот их имена — Лорд Ревилиен, Лорд Берн, Лорд Аргоз, Лорд Мавраморн, Лорд Октазиэн, Лорд Рестимар и — ой, ну тот, которого так трудно запомнить.

— Лорд Руп, Ваше Величество, — напомнил Дриниэн.

— Руп, да, да, конечно же, Руп, — сказал Каспиан. — Таково мое основное намерение. Но вот Рипичип питает еще более благородные надежды.

Глаза всех присутствующих повернулись к Мыши.

— Такие же благородные, как мой дух, — сказал Рипичип. — Хотя, возможно, столь же малые, как мой рост. Почему нам не доплыть до самого восточного края света? Что мы можем там обнаружить? Я надеюсь обнаружить страну Аслана. Ведь великий Лев всегда приходит к нам с востока, через море.

— Вот это мысль, — сказал Эдмунд с благоговением в голосе.

— Но ты уверен, — спросила Люси, — что страна Аслана окажется такой же страной — я имею в виду, такой страной, до которой вообще когда-либо можно доплыть?

— Я не знаю, Мадам, — ответил Рипичип. — но вот что я знаю, когда я лежал в колыбели, дочь лесов Дриада произнесла надо мной:

Где встретятся воздух и вода, Где станет пресной волна, Не сомневайся, Рипичип, Все, что ищешь, ты найдешь, Там Востока край.

— Я не знаю, что это значит. Но эти чары всю жизнь лежали на мне.

После короткого молчания Люси спросила:

— А где мы сейчас находимся, Каспиан?

— Капитан может объяснить это лучше, чем я, — ответил Каспиан, и Дриниэн вытащил свою карту и разостлал ее на столе.

— Мы вот здесь, — сказал он, положив на нее палец. — Или, по крайней мере, были здесь сегодня в полдень. Со стороны Кер Перавел нам дул попутный ветер, мы прошли немного к северу от Галмы, но зашли туда на следующий день. Мы стояли в порту неделю, так как Герцог Галмы организовал большой турнир для Его Величества, который выбил там из седла многих рыцарей…

— И несколько раз сильно стукнулся сам при падении, Дриниэн.

Некоторые из ушибов еще не до конца прошли, — вставил Каспиан.

— И выбил из седла многих рыцарей, — повторил Дриниэн с ухмылкой. — Мы думали, что Герцогу понравилось бы, если бы Его Королевское Величество захотел жениться на его дочери, но из этого ничего не вышло…

— Косоглазая, и у нее веснушки, — пояснил Каспиан.

— О, бедняжка, — сказала Люси.

— И мы ушли из Галмы, — продолжал Дриниэн, — и попали в штиль почти на два дня, пришлось грести, а затем снова был попутный ветер. В результате мы приплыли в Тарабинтию только на четвертый день после выхода из Галмы. Там их король послал через гонца предупреждение не высаживаться, так как в Тарабинтии была эпидемия, но мы обогнули мыс, вошли в устье небольшой речки, далеко от города, и набрали пресной воды. Затем нам пришлось постоять три дня, пока не подул юго-восточный ветер. Тогда мы пошли к Семи Островам. На третий день нас догнало пиратское судно, из Тарабинтии, судя по оснастке, но, увидев, что мы хорошо вооружены, удалилось, после того, как с обеих сторон было выпущено несколько стрел.

— А мы должны были погнаться за ними, взять на абордаж и перевешать всех этих сукиных сыновей, — заявил Рипичип.

— И еще через пять дней мы оказались в виду Муйла, который, как вам известно, является самым западным из Семи Островов. Там мы гребли через пролив, и на заходе солнца вошли в Редхэвен на острове Бренн, где мы очень хорошо попировали и получили сколько угодно провианта и воды. Из Редхэвена мы вышли шесть дней тому назад и шли удивительно быстро, так что я надеюсь послезавтра увидеть Одинокие Острова. В общей сложности, мы уже почти тридцать дней в море и отплыли от Нарнии на четыреста лье.

— А после Одиноких Островов? — спросила Люси.

— Никто не знает, Ваше Величество, — ответил Дриниэн. — Разве только жители Одиноких Островов скажут нам.

— В наши времена они и сами не знали, — сказал Эдмунд.

— Значит, — заметил Рипичип, — настоящие приключения начнутся после Одиноких Островов.

Каспиан предложил им до ужина осмотреть корабль, но совесть терзала Люси, и она сказала:

— Я думаю, что я все-таки должна пойти и посмотреть, как там Юстас. Вы знаете, морская болезнь — это ужасно. Если бы у меня был с собой мой целебный бальзам, я могла бы вылечить его.

— Но он здесь, — воскликнул Каспиан. — Я же совершенно об этом забыл. После того, как ты оставила его, я решил, что он может считаться одним из сокровищ короны, поэтому взял его с собой сюда. — Так что, если ты считаешь, что стоит тратить его на такую ерунду как морская болезнь…

— Для этого потребуется лишь капля, — возразила Люси.

Каспиан открыл один из сундучков, стоявших под скамьей, и вытащил прекрасный алмазный флакон, который Люси так хорошо помнила.

— Возьми то, что принадлежит тебе, о Королева, — сказал он.

После этого они вышли из каюты на солнце.

На палубе были два больших длинных люка — спереди и сзади от мачты. Оба, как всегда в хорошую погоду, были открыты, чтобы пропускать свет и воздух в брюхо корабля. Каспиан повел своих друзей вниз по лестнице в задний люк. Спустившись, они оказались в помещении, где от одной стены до другой шли скамьи для гребли. Свет туда попадал через отверстия для весел и плясал на потолке. Корабль Каспиана, естественно, вовсе не был ужасной галерой, на которой гребут рабы. на нем весла использовались редко, когда не было ветра, или же для того, чтобы войти в гавань или выйти из нее; в таких случаях все на корабле, за исключением Рипичипа, лапы которого были слишком коротки, гребли по очереди. Вдоль каждого борта корабля пространство под скамейками оставалось свободным для ног гребцов, но вдоль центра была сделана яма глубиной до самого киля, и она была заполнена всевозможными предметами: мешками муки, бочонками с водой и пивом, бочками с солониной, кувшинами с медом, бурдюками с вином, яблоками, орехами, сырами, галетами, репой, свиной грудинкой. С потолка, то есть с нижней стороны палубы, свисали окорока, косицы лука, а также гамаки с матросами, свободными от вахты. Каспиан повел всю компанию еще дальше, переступая со скамьи на скамью, он-то просто переступал, но для Люси это было нечто среднее между шагом и прыжком, а Рипичипу приходилось делать настоящие прыжки в длину. Так они дошли до перегородки, в которой была дверь. Каспиан открыл ее и ввел их в каюту, расположенную под палубными каютами на полуюте. Конечно, она была не такой удобной, как каюта Люси. Потолок был очень низок, а стены так сильно скошены, что пола в каюте почти не было; хотя там и были окна, застекленные толстым стеклом, их не открывали, так как они находились ниже уровня воды. В эту самую минуту, по мере того, как корабль швыряло на волнах, они были то золотыми от солнца, то серо-зелеными, когда их заливало водой.

— Нам с тобой придется обитать здесь, Эдмунд, — сказал Каспиан. — Оставим койку твоему родственнику, а для себя повесим гамаки.

— Умоляю, Ваше Величество… — начал Дриниэн.

— Нет, нет, капитан, — ответил Каспиан, — мы ведь уже обсудили все это. Вы и Ринс — Ринс был помощником капитана — ведете корабль, и ночью, когда мы напеваем или рассказываем друг другу разные истории, у вас много забот и трудов, так что вы с ним должны жить наверху, в каюте по левому борту. Нам с королем Эдмундом будет очень уютно здесь внизу. Но как себя чувствует незнакомец?

Юстас, совершенно зеленый, бросил на него злой взгляд и поинтересовался, не прекращается ли шторм. Но Каспиан спросил:

— Какой шторм? — а Дриниэн покатился со смеху.

— Шторм, ну, вы и скажете, молодой человек! — расхохотался он. — Это же прекрасная погода, лучшей трудно желать.

— Это еще кто? — раздраженно спросил Юстас. — Отошлите его. От его голоса у меня голова раскалывается.

— Я принесла тебе кое-что, от чего тебе станет лучше, Юстас, — сказала Люси.

— Ой, уйдите вы все и оставьте меня в покое, — проворчал Юстас.

Однако он выпил каплю из ее флакона, и хотя сказал, что это было отвратительно, в каюте, когда она открыла флакон, распространился восхитительный аромат, через пару минут его лицо приобрело нормальный оттенок, и ему, очевидно, стало лучше, потому что вместо того, чтобы рыдать по поводу шторма и своей больной головы, он стал требовать, чтобы его высадили на берег и заявил, что в ближайшем порту он на них всех предъявит протест британскому консулу. Но когда Рипичип поинтересовался, что такое протест и как его предъявляют, он решил, что это какой-то новый способ устроить поединок, Юстас смог ответить лишь: «Подумайте только, не знать таких вещей!». В конце концов им удалось убедить Юстаса, что они уже со всей скоростью плывут к ближайшей им известной суше, и что вернуть его обратно в Кембридж, где жил дядя Гарольд, настолько же в их власти, как послать его на Луну. После этого он мрачно согласился надеть приготовленную для него новую одежду и выйти на палубу.

Затем Каспиан провел их по всему кораблю, хотя на самом деле они уже видели большую его часть. Они взошли на бак и увидели вахтенного, стоявшего на маленькой приступочке внутри позолоченной шеи дракона и смотревшего вперед через его открытую пасть. Внутри бака был камбуз, корабельная кухня, и помещение для боцмана, плотника, кока и главного лучника. Если вам кажется странным, что камбуз находится на носу, и вы представляете себе, как дым из кухонной трубы расходится по всему кораблю, так это оттого, что вы думаете о пароходах, где ветер всегда дует спереди. На парусных кораблях ветер дует сзади, и все, что распространяет запахи, обычно помещают как можно ближе к носу.

Дети поднялись на верхушку мачты, и вначале им было довольно страшно раскачиваться на ней туда-сюда и видеть далеко внизу под собой крохотную палубу. Невольно возникла мысль, если будешь падать, то совершенно необязательно упадешь на палубу, а не в море. Затем их отвели на полуют, где Ринс с каким-то матросом несли вахту у большого румпеля, за которым начинался покрытый позолотой хвост дракона, а в нем по стенам была сделана маленькая скамеечка.

Корабль назывался «Рассветный Путник». Он был лишь маленькой скорлупкой по сравнению с каким-нибудь из наших кораблей или даже по сравнению с рыбацкими лодками, парусными галерами, торговыми суднами и галеонами, которые были у Нарнии в те времена, когда Люси и Эдмунд правили там под началом Светлейшего Короля Питера, однако за века правления предков Каспиана почти вся навигация прекратилась.