- Они его кормят, темнорылые, а он и не знает. Зовет их музами, душой и тому подобное. Обыкновенный сводник!
      - А как же остров? - спросил Джон.
      - Утром потолкуем. Я с ними не живу, я живу в Гнуснополе, и завтра туда еду. Возьму-ка я вас и покажу, что такое поэзия. Без дураков. Первый сорт.
      - Спасибо вам большое, - сказал Джон. И молодой человек отвел его в другую комнату, и все легли спать.
      Глава 8
      Большие надежды
      Проснувшись, они позавтракали вместе, чтобы скорее уехать. Отец еще спал, а сестра всегда завтракала в постели. Потом, когда они вышли, сын лорда Блазна показал Джону свою машину.
      - А? - сказал он. - Вот она, поэзия. Красота! Джон промолчал, ибо машина никак не наминала об острове.
      - Да ты пойми! - настаивал сын лорда Блазна, носивший имя Болт. Предки творили кумиров, богов и богинь, но все это были темнокожие девки, только припудренные. Фаллический культ, и больше ничего. А уж в ней похоти нет, верно?
      - Еще бы! - сказал Джон, глядя на открытый мотор. - Какие уж тут девушки! Скорее змеиное гнездо или логово ежей.
      - То-то! - сказал Болт. - Сила! И заметь (он понизил голос), сколько денег на нее ухлопано.
      И они сели в машину, и Болт долго нажимал на какие-то штуки, пока она не сорвалась с места и не ринулась вперед. Джон опомниться не успел, как они пронеслись через дорогу, на Север, и проехав какие-то пустоши, разделенные проволокой, оказались среди стальных домов.
      ----------------------------------------------------------------------
      [1] Псалом 13,1
      [2] Virtus (лат.) - добродетель
      [3] Мт 28,6
      КНИГА ТРЕТЬЯ
      ДУХ ВРЕМЕНИ
      Чем меньше люди знают, тем тверже верят, что их приход и их часовня - истинные вершины, к которым карабкаются в муках цивилизация и философия.
      Бернард Шоу
      Глава 1
      Гнуснополь
      И мне приснилось, что Болт привел Джона в большую комнату, вроде ванной, такие гладкие были в ней стены, и столько стекла и металла, и все пили какой-то напиток, похожий на лекарство. Видимо, люди эти были молоды, и девушки походили на мальчиков, а мужчины - кроме тех, конечно, у кого росла борода - на женщин.
      - Почему они сердятся? - тихо спросил Джон.
      - Они не сердятся, - ответил Болт. - Они спорят об искусстве.
      И он поставил Джона посреди комнаты, и сказал:
      - Глядите! Вот этого типа обработал мой папаша. Надо вправить ему мозги. Начнем с чего-нибудь такого... ну, этакого...
      Присутствующие посовещались и решили, что первой споет Викториана. Когда она встала, Джон подумал было, что это школьница, но, приглядевшись, понял, что ей под пятьдесят. Она надела маску с красным носом и одним прикрытым глазом, словно подмигивающим раз и навсегда.
      - Великолепно! - закричала половина гостей. - Чистая Пуритания!
      Но другая половина, в которую входили все бородатые, поджала губы и подняла носы. Викториана запела, подыгрывая на игрушечной арфе, издававшей чрезвычайно странные звуки, и перед Джоном мелькнул было остров, быстро сменившийся людьми, похожими на его отца, и на лорда Блазна, и на управителя, только все они кривлялись и были в клоунских костюмах. Потом появился цветок в вазоне, и песня оборвалась.
      - Превосходно! - сказали гости, носившие имя Снобов.
      - Ну, как? - спросил Джона молодой Болт.
      - Понимаете... - начал Джон, не зная, что ответить, но Викториана сбросила маску и ударила его по щеке.
      - Так ему! - сказали Снобы. - Что-что, а удаль в ней есть! Мы не всегда согласны с тобой, Викки, но в смелости тебе не откажешь.
      - Преследуйте меня! - визжала тем временем певица. - Бейте меня, садист! Мещани-и-ин! - и она зарыдала.
      - Простите, - начал Джон, - я, собственно...
      - А пела я хорошо! - рыдала Викториана. - Всех великих людей преследуют, пока они живы... меня пре-пре-преследуют... значит, я великая!
      - Что, нечем крыть? - возликовали Снобы, а Викториана выбежала из комнаты.
      -- Надо сказать, - промолвил один из них, - песенка ее... тогось...
      - Да уж, слушать противно, - поддержал его другой.
      - Ей бы и съездить по морде, - предложил третий.
      - Избаловали! - пояснил четвертый. - Перехвалили, вот в чем беда.
      - То-то и оно! - откликнулся хор.
      Глава 2
      Южный ветер
      - Может, кто другой споет? - сказал Болт. - Я! - закричали человек тридцать, и тот, кто кричал громче всех, вышел на середину комнаты. Он был из бородатых, в красной рубахе, в шортах крокодиловой кожи, и держал большой барабан. Ударив в этот барабан, он стал извиваться, глядя на всех огненным взором. На сей раз Джон острова не видел. Ему показалось, что он в зеленой тьме, среди переплетенных корней и мохнатых лиан, шевелящихся, как змеи. Тьма сгущалась, дышало жаром, корни сплелись в огромный непотребный комок, и песня оборвалась.
      - Да, - сказали все Снобы, как один, - истинно мужское искусство.
      Джон огляделся и увидел, что сами Снобы, холодные, как огурцы, спокойно курят и пьют свое лекарство. "Какие, однако, чистые люди", - подумал он и устыдился за себя.
      - Ну, как? - спросил бородатый певец.
      - Я... я не все понял... - отвечал Джон.
      - Ничего, поймешь! - сказал певец и грохнул по барабану. - Крутись, не крутись, а этого ты и хотел.
      - Нет, нет! - вскричал Джон. - Вы ошиблись, честное слово. Это выходит, у меня всякий раз, а хочу я другого.
      - То есть как?
      - Если бы я хотел этого, я бы не горевал, когда так выходит. Ну, скажем, если ты голоден, ты же не огорчишься, когда тебя накормят. И я не пойму...
      - Не поймешь? Давай объясню.
      - Я думал, вам не нравится лорд Блазн потому, что его песни вызывают этих... темнокожих.
      -- Так оно и есть/
      - Чем же лучше с темнокожих начинать? По лаборатории пронесся тихий свист, и Джон догадался, что ляпнул глупость.
      - Ты что? - грозно спросил бородатый. - Значит, я пою про этих девок?
      - Мне... мне померещилось... - залепетал Джон.
      - Ясно, - сказал певец. - Не отличает искусства от порнографии, - и, подойдя к Джону, он плюнул ему в лицо.
      - Так его, Фалли! - воскликнули Снобы. - Поделом!
      - Грязная тварь, - сурово определил один из них.
      - Что говорить, Пуритания! - вздохнула девица.
      - Чего вы хотите? - сказал Болт. - Он доверху набит запретами. Любые его слова - только рационализация подавленных влечений. Спела бы ты, Глагли?
      Глава 3
      Свобода мысли
      Глагли немедленно поднялась и оказалась длинной как телеграфный столб. Выйдя на середину комнаты, она подбоченилась, умудрившись так вывернуть руки, словно в них нет суставов, и пошла боком, завернув носки внутрь. Подергав бедром как будто оно вывихнуто, она хрюкнула и сказала:
      - Глобол обол укли огли глобол глугли глу, - после чего издала губами тот неприятный звук, который издают младенцы. Потом она села на место.
      - Спасибо большое, - вежливо сказал Джон.
      Но Глагли не ответила, ибо говорить не умела, ударившись обо что-то в детстве.
      - Ну, она тебе угодила? - спросил Болт.
      - Я не все разобрал...
      - А почему? - сказала женщина в очках, не то гувернантка, не то сиделка при Глагли. - Потому что вам нужна красота. Пора понять, что гротеск - это пафос современной музыки.
      - Выражает первобытное отчаяние, - прибавил кто-то.
      -- Реальность треснула по всем швам, - пояснил толстый юноша, который напился лекарства и лежал на спине, сладостно улыбаясь.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.