Общество является продуктом человеческой деятельности. Человеческая деятельность направляется идеологиями. Таким образом, общество и любой конкретный общественный строй является результатом идеологий; вопреки утверждениям марксистов, идеологии не являются продуктом определенной структуры общества. Разумеется, мысли и идеи людей не являются достижением изолированных индивидов.

Размышление точно также добивается успеха только посредством сотрудничества мыслителей. Ни один индивид ни на шаг не продвинулся бы в своих рассуждениях, если был бы вынужден начинать с самого начала. Человек может добиться прогресса в размышлении только потому, что его усилия облегчаются людьми из прошлых поколений, создавших инструменты размышления, концепции и терминологию и поднявших определенные проблемы.

Любое данное общественное устройство было продумано и спроектировано, прежде чем быть реализованным. Это временное и логическое предшествование идеологического фактора не подразумевает утверждения, что люди разрабатывают полный план общественной системы, подобно тому, как делали утописты. Заранее должна быть продумана не договоренность о включении действий индивида в интегрированную систему общественной организации, а действия индивидов в отношении окружающих его людей и групп индивидов в отношении других групп. Прежде чем человек поможет кому-либо спилить дерево, такое сотрудничество должно быть обдумано. Прежде чем произойдет акт мены, необходимо постигнуть идею взаимного обмена товарами и услугами. Необязательно, чтобы соответствующие индивиды осознавали, что такая взаимность приводит к установлению общественных обязательств и возникновению общественной системы. Индивид не планирует и не выполняет действий, направленных на построение общества. Его поведение и соответствующее поведение других порождает общественные образования.

Любое существующая структура общества является продуктом предварительно продуманных идеологий. В обществе могут возникнуть новые идеологии и вытеснить старые, таким образом, преобразовав общественную систему. Однако общество всегда является творением идеологий, предшествующих ему во времени и логически. Деятельность всегда направляется идеями; она реализует то, что спланировало мышление.

Если мы наделим понятие идеологии самостоятельным бытием или человеческими качествами, мы можем сказать, что идеологии обладают могуществом по отношению к людям. Могущество – это способность или сила направлять действия. Как правило только о людях и о группах людей говорят, что они могущественны. Тогда могущество можно определить следующим образом: могущество – это сила направлять поведение других людей. Тот, кто является могущественным, обязан свои могуществом идеологии. Только идеология может сообщить человеку силу влияния на выбор и поведение других людей. Лидером можно стать только при поддержке идеологии, которая делает других людей сговорчивыми и смирными. Могущество, поэтому, не является материальной и осязаемой вещью, а суть моральное и духовное явление. Королевское могущество зиждется на признании его подданными монархической идеологии.

Тот, кто использует свое могущество для управления государством, т. е. общественным аппаратом сдерживания и принуждения, – правит. Правление – это использование могущества в политическом органе. Правление всегда основано на могуществе, т. е. силе направлять действия других людей.

Конечно, можно установить руководство путем жестокого подавления сопротивляющихся людей. Отличительной чертой государства и руководства как раз и является применение насильственного принуждения или его угрозы против тех, кто не готов подчиниться добровольно. Но подобное жестокое подавление точно также основывается на идеологическом могуществе. Те, кто желает применить насилие, нуждается в добровольном сотрудничестве определенного количества людей. Индивид, целиком полагающийся на себя, никогда не сможет править при помощи только физического насилия[4]. Для того, чтобы покорить группу людей, он нуждается в идеологической поддержке другой группы людей. Тиран должен быть окружен сторонниками, которые повиновались бы его приказам по собственной воле. Их добровольное повиновение обеспечивает тирана аппаратом, в котором он нуждается для покорения других людей. Сможет ли он продлить свое господство зависит от численного соотношения между двумя группами, теми, кто поддерживает его добровольно, и теми, кого он заставляет подчиняться. Хотя тиран и может временно править с помощью меньшинства, если это меньшинство вооружено, а большинство – нет, в долгосрочной перспективе меньшинство не может держать большинство в подчинении. Угнетенные поднимут мятеж и сбросят ярмо тирании.

Долговечная система правления должна опираться на идеологию, признаваемую большинством. "Реальный" фактор, реальные силы, лежащие в основе руководства, и дающие правителям власть использовать насилие против оказывающего сопротивление различных групп, представляющих меньшинство, по своей сущности являются идеологическими, моральными и духовными. Правители, неспособные осознать этот первый принцип руководства и, полагаясь на мнимую неотразимость своих вооруженных сил, пренебрегающие духом и идеями, в конце концов свергаются в результате вооруженного выступления своих противников. Вполне обычная для многих политических и исторических сочинений интерпретация могущества как "реального" фактора, независящего от идеологий, является ошибочной. Термин Realpolitik имеет смысл только в том случае, если используется для обозначения политики, берущей в расчет общепринятые идеологии в противоположность политике, основывающейся на недостаточно признанных идеологиях и поэтому не годящейся для поддержки долговечной системы правления.

Тот, кто интерпретирует могущество как осуществление материальной или "реальной" власти и рассматривает насильственные действия в качестве подлинной основы руководства, видит обстоятельства с узкой точки зрения подчиненного офицера, командующего подразделением в армии или полиции. Для этих подчиненных в системе правящей идеологии определена конкретная задача. Начальники вверяют их заботам войска не только не экипированные, не вооруженные и не подготовленные к сражениям, но и не наполненные духом, который заставит их повиноваться отдаваемым приказам. Командиры таких подразделений считают моральный фактор само собой разумеющимся, поскольку сами они воодушевлены тем же самым духом и не могут представить иной идеологии. Сила идеологии как раз и заключается в том, что люди подчиняются ей без всяких сомнений и колебаний.

Но для главы правительства все выглядит по другому. Он должен стремиться к сохранению моральной силы вооруженных сил и лояльности остального населения. Так как именно эти моральные факторы и являются единственными "реальными" элементами, от которых зависит продолжительность его господства. Его власть уменьшится, если поддерживающая его идеология потеряет силу.

Меньшинство тоже иногда может одержать верх с помощью превосходства в военных навыках и установить свое правление. Но такой порядок вещей не может продолжаться долго. Если победившие завоеватели не смогут затем преобразовать систему правления посредством насилия в систему на основе идеологического согласия тех, кем правят, они не выстоят в новых битвах. Любое победившее меньшинство, установившее длительную систему правления, сделало свое господство долговечным с помощью последующего идеологического господства. Они узаконили свое превосходство или подчинившись идеологии побежденных, или трансформировав ее. Если не соблюдено ни одно из этих условий, угнетенные изгонят угнетателей либо с помощью открытого восстания, либо путем тихого, но непоколебимого действия идеологических сил[5].

Многие из великих исторических завоеваний оказались долговечными, потому что захватчики вступили в союз с теми классами побежденного народа, которые поддерживались правящей идеологией и таким образом рассматривались как законные правители. Такие системы были созданы татаро-монголами на Руси, турками в дунайских княжествах и, в той или иной степени, в Венгрии и Трансильвании, а также Британией и Голландией в Индии. Сравнительно небольшое число британцев смогло управлять многими сотнями миллионов индийцев, так как индийские раджи и аристократы-землевладельцы видели в британском правлении средство сохранения своих привилегий и обеспечили его поддержкой, которую общепризнанная в Индии идеология оказывала их собственному превосходству. Господство Англии в Индии было прочным до тех пор, пока общественное мнение одобряло традиционный общественный порядок. Pax Britannica гарантировала привилегии раджей и землевладельцев и защищала массы от страданий войн между княжествами и последующих войн внутри них. В наши дни проникновение подрывных идей из-за рубежа покончило с британским правлением и угрожает сохранению старого общественного порядка в стране.

Победившее меньшинство иногда обязано своим успехом технологическому превосходству. Но это ничего не меняет. В долгосрочной перспективе невозможно уберечь лучшее вооружение от представителей большинства. Не оснащение армии, а идеологические факторы охраняли Британию в Индии[6].

Общественное мнение страны может быть идеологически разделено на части так, что ни одна группа не обладает достаточной силой, чтобы установить длительное правление. Тогда возникает анархия. Революции и гражданские войны становятся бесконечными.

Традиционализм является идеологией, которая считает правильным, и целесообразным сохранять верность ценностям, традициям и образу действий, полученных или якобы полученных от предков. Праотцы не обязательно должны быть предками в биологическом смысле этого термина, или считаться таковыми. Иногда они могли быть просто людьми прежде населявшими данную страну, или сторонниками тех же религиозных убеждений, или предшественниками в выполнении некоторой особой задачи. Кто должен считаться предком и в чем состоит передаваемая традиция определяется конкретным учением. Идеология возносит одних предков и отправляет в забытье других. Иногда она называет предками людей, которые не имеют ничего общего с мнимым потомством. Она создает "традиционные" доктрины недавнего происхождения и расходящиеся с идеологией, которой действительно придерживались предки.

Традиционализм пытается оправдать свои догматы, указывая на успех, обеспеченный в прошлом. Как эти утверждения согласуются с фактами, другой вопрос. Исследования иногда могут вскрыть ошибки в исторических утверждениях традиционных верований. Однако это не всегда разрушает традиционную доктрину. Поскольку ядром традиционализма являются не реальные исторические факты, а мнения о них, хотя бы и ошибочные, и желание верить в вещи, которым приписывается власть древнего происхождения.

Действие – это всегда по существу обмен одного состояния дел на другое. Если действие выполнено индивидом без всякой ссылки на сотрудничество с другими индивидами, мы можем назвать его аутистическим обменом. Пример: изолированный охотник убивает животное для собственного потребления. Он обменивает досуг и патрон на пищу.

В обществе аутистический обмен заменяется межличностным, или социальным, обменом. Человек дает другим людям, для того чтобы получить от них. Возникает взаимность. Человек оказывает услуги, для того чтобы получить услуги.

Отношение обмена является фундаментальным общественным отношением. Межличностный обмен товарами и услугами сплетает связи, которые объединяют людей в общество. Формула общества выглядит так: do ut des [*Даю, чтобы ты дал (лат.). – Прим. пер.]. Там, где нет преднамеренной взаимности, где деятельность выполняется без всякого намерения принести пользу сопутствующей деятельности других людей, существует не межличностный, а аутистический обмен. Неважно, на пользу или во вред аутистический обмен другим людям или вообще их не касается. Гений может выполнять свою задачу для себя, а не для толпы; однако он является величайшим благодетелем человечества. Грабитель убивает жертву ради своей выгоды; убитый человек ни в коей мере не является партнером в этом преступлении, он просто жертва; то, что сделано, сделано против него.

Враждебная агрессивность была распространенной практикой предков человека. Сознательное и целеустремленное сотрудничество является продуктом длительного эволюционного процесса. Этнография и история содержат интересную информацию относительно первоначальных и примитивных примеров межличностного обмена. Некоторые считают обычай взаимного одаривания и то, что об ответном подарке известно заранее, предварительной моделью межличностного обмена[¹ Cassel G. The Theory of Social Economy. Trans. by S.L. Banon. New ed. London, 1932. P. 371.]. Другие считают примитивной формой обмена безмолвный бартер. Однако преподнесение даров в ожидании быть вознагражденным ответным подарком получателя или с целью обрести расположение человека, чья враждебность могла бы быть гибельной, уже равносильно межличностному обмену. То же самое касается безмолвного бартера, который отличается от других видов обмена и торговли только отсутствием устного обсуждения.

Существенным свойством категорий человеческой деятельности является то, что они аподиктичны и абсолютны и не имеют никаких градаций. Существуют деятельность и не-деятельность, обмен и не-обмен; все, что относится к деятельности и обмену как таковым, дано или не дано в каждом отдельном случае, в соответствии с тем, присутствует ли здесь деятельность и обмен или нет. Такая же резкая граница существует между аутистическим и межличностным обменом. Одностороннее дарение подарков без всякого намерения быть вознагражденным определенным действием получателя или третьей стороны является аутистическим обменом. Даритель получает удовлетворение от улучшившегося положения получателя. Получатель воспринимает подарок как Богом ниспосланный дар. Но если подарки дарятся, чтобы оказать влияние на поведение некоторых людей, они более не являются односторонними, а представляют собой разновидность межличностного обмена между донором и человеком, на чье поведение он задумал повлиять. Хотя возникновение межличностного обмена было результатом длительной эволюции, нельзя себе представить никакого постепенного перехода от аутистического обмена к межличностному. Между ними не было никаких промежуточных форм обмена. Переход, который ведет от аутистического к межличностному обмену, также не был прыжком в нечто совершенно новое и существенно отличное, как и переход от автоматической реакции клеток и нервов к сознательному и целеустремленному поведению, к деятельности.

Существует два вида общественного сотрудничества: сотрудничество посредством договоров и координации и сотрудничество посредством команд и подчинения, или гегемонии.

Там, где сотрудничество основано на договоре, отношения между сотрудничающими индивидами являются симметричными. Джон имеет такое же отношение к Тому, что и Том к Джону. Там, где сотрудничество основано на командах и подчинении, существует человек, который командует, и те, кто повинуется его приказам. Логическое отношение между этими двумя классами людей асимметрично. Есть начальник и люди на его попечении. Начальник один делает выбор и управляет, остальные – подопечные – просто пешки в его игре.

Сила, вызывающая к жизни любое социальное образование, всегда является идеологическим могуществом, а то, что делает индивида членом какого-либо общественного объединения, – это всегда его собственное поведение. То же самое верно и для гегемонических общественных связей. Действительно, люди, как правило, рождаются в условиях важнейших гегемонических связей – семьи и государства, и точно так же это касалось гегемонических связей старого времени, рабства и крепостничества, исчезнувших в мире западной цивилизации. Но никакое физическое насилие и принуждение не сможет заставить человека против его воли оставаться в положении опекаемого гегемоническим порядком. Насилие или угроза насилия просто создают такое положение дел, при котором покорность, как правило, считается более предпочтительным, чем восстание. Сталкиваясь с выбором между последствиями повиновения и неповиновения, подопечный предпочитает первое и включается в гегемонические связи. Каждая новая команда заново ставит перед ним проблему выбора. Уступая снова и снова, он вносит свою часть вклада в поддержание существования гегемонического общественного образования. Даже в качестве подопечного в такой системе он является действующим человеческим существом, т. е. существом, не просто поддающимся слепым импульсам, но использующим свой разум для выбора между альтернативными вариантами.

Гегемонические связи отличаются от договорных связей границами, в которых выбор индивидов определяет ход событий. Как только человек решает в пользу подчинения гегемонии, он становится в пределах деятельности этой системы и на время своего подчинения пешкой в действиях руководителя. В подобном социальном образовании и в той мере, в какой оно направляет поведение подчиненных, действует только руководитель. Подопечные действуют, только выбирая подчиненность; выбрав однажды подчиненность, они больше не действуют самостоятельно, о них заботятся.

В договорном обществе его отдельные члены обмениваются определенными количествами товаров и услуг определенного качества. Выбирая подчинение в гегемоническом образовании, человек не отдает и не получает ничего определенного. Он интегрируется в систему, в которой вынужден оказывать неопределенные услуги и получать то, что руководитель пожелает ему выделить. Он находится во власти руководителя. Выбирать свободен лишь руководитель. Для структуры системы в целом неважно, является ли руководитель отдельным индивидом или группой индивидов, правлением, эгоистичным маниакальным тираном или великодушным, отечески настроенным деспотом.

Различие между этими двумя типами общественного сотрудничества является общим для всех теорий общества. Фергюсон описал его в виде противопоставления воинственных и коммерческих наций[² См.: Фергюсон А. Опыт истории гражданского общества. Ч. III. СПб., 1818. С. 26.]; Сен-Симон – в виде неуживчивых наций и миролюбивых или промышленных наций; Герберт Спенсер – как противоположность обществ с индивидуальной свободой и военной структурой[³ Cf. Spencer H. The Principles of Sociology. New York, 1914. III. 575–611.]; Зомбарт противопоставлял героев и торговцев[⁴ Cf. Sombart W. Haendler and Helden. Mьnich, 1915.]. Марксисты проводят различие между “родовой организацией” мифического государства первобытного общества и вечным блаженством социализма, с одной стороны, и невыразимой деградацией капитализма – с другой[⁵ Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства//Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 21. С. 168.]. Нацистские философы отличают фальшивую систему буржуазной безопасности от героической системы авторитарного вождизма. Разные социологи оценивают обе системы по-разному. Но все они констатируют различие между ними и признают, что никакая третья система непредставима и неосуществима.

Западная цивилизация, как и цивилизация наиболее передовых народов Востока, является достижением людей, сотрудничество между которыми было построено на договорной основе. Конечно, эти цивилизации в некоторых отношениях восприняли и связи системы руководства. Государство как аппарат сдерживания и принуждения необходимо является гегемонической организацией, так же как и семья с ее домашним хозяйством. Однако отличительной чертой этих цивилизаций является договорная природа взаимодействия между отдельными семьями. Когда-то преобладала почти полная автаркия и экономическая изоляция отдельных домашних хозяйств. Когда вместо экономической самодостаточности каждой семьи утвердился обмен товарами и услугами между семьями, во всех странах, считающихся цивилизованными, взаимодействие стало основываться именно на договоре. Человеческая цивилизация, насколько это известно из исторического опыта, является преимущественно продуктом договорных отношений.

Любой вид человеческого сотрудничества и общественной взаимозависимости по существу является порядком мира и примирительного урегулирования разногласий.