Голова Якова

– Это травяные.

Замолчали.

– Наркоманов всяких… бомжей… кого только не присылают, – заговорила она. – Иногда забавные наколки попадаются. Я их фоткаю на телефон, потом «Вконтакте» вешаю. Ты есть «Вконтакте»?

– Нет.

– Вот сегодня ногу прислали. А на ноге, с внутренней стороны, наколка: «Умру смешно».

– Что?

– Наколка такая: «Умру смешно».

Яков хмыкнул.

25

На выходе из морга их ждала разогретая «девятка».

Проехав деревню, такси нырнуло в последний поворот. Фары осветили поле, а потом забор перед домом.

Дом стоял холодный и пустой, точно как небо над ним.

II.Семейные контексты глазами археоптерикса

Allegretto moderata (умеренно живо)

1

Чудо бывает двух видов.

Первое чудо – это когда удается сбросить занавеси мира и за ними увидеть Господа. Это чудо называют мокша – свобода, или же освобождение.

Второе чудо – это когда следующая секунда не наступает. Это чудо называют смертью.

Оба чуда могут произойти в любое мгновение – ведь милосердие ставится выше суда, а чудо случается по милости.

Свидетели первого чуда выходят через парадные двери. Свидетелей второго чуда выносят с черного хода ногами вперед.

2

Открыв глаза снова у себя в кровати, он застонал. Три с половиной палы семени, двадцать пал крови, двенадцать пал жира, десять пал костного мозга, сто пал плоти, десять пал желчи, двадцать пал слизи и столько же ветра, тридцать шесть пал костей и столько же сухожилий. Тридцать с половиной миллионов волос. Это твое тело. И оно до сих пор дышит. Ну же, вставай. Еще один шанс на чудо.

Он поднялся и принялся напевать арию.

В доме было тихо.

Было слышно, как внизу брат готовит себе кофе.

Дом зиял жизненным пространством, в котором не хватало отца. На опустевших местах воображение создавало фантомы. Природа не терпит пустоты, потому что узнает в ней саму себя.

3

Базель научил его алхимической науке, которую Юнг привез из Китая. В Венеции он плавал на Золотой Гондоле. В Кракове в голове у него завелись вороны. В консерватории он обнаружил, что под ногами у него змеи.

4

Якова такие расклады обломали, он ушел в схизму и ересь. Священными печатями и пентаграммами запечатал все думы про музыку, умер и стал ходить мертвым, с пентаграммой на голове.

5

Он перестал писать. Он начал искать.

Он стал уязвимым, как никогда.

Свои исследования он называл, вслед за Бэконом, на латыни: «Experimenta Lucifera» – «Опыты Светоносные».

Завернувшись в плащ, он пересек границу и выдохнул в своей каморке, в отцовском доме, в саду подо Львовом.

6

Итак, ты – Ирена.

Ежедневные experimenta давали ощущение защищенности. Он одиноко трудился в келье, тщательно разлагал на элементы историю человеческой музыки. Его классификация была не менее детальной, чем средневековые трактаты по ангелологии; не менее подтвержденной, чем данные об элементарных частицах в современной физике. Он понимал, что хотя Грааль уже утрачен, его можно отыскать, потому что на самом деле он везде и во всем.

Приняв то, что музыкой является все, что делается на выдохе и на вдохе, он разложил свой дух на роды и колена, проследил оком разума генеалогию звука вплоть до праотца Адама и записал его повороты как чередование нот особенным любовным письмом, ведь музыка продолжала оставаться его мистической супругой. Записывал генеалогии ладов и мелодий, а за ветвями связей пытался разглядеть Древо Познания. Пытался – и не видел. Одни ветви, и ни начала им не видно, ни конца.

С наступлением вечера Яков упырем выползал на улицы Львова глотнуть свежей крови. «Мертвецъ быхъ, аще человеколюбiя не имамъ». Эту татуху на плече, еще тогда, когда не затянулись раны под лопатками, ему набивали Кирилл и Мефодий.

7

«Умру смешно». Вспомнилась девушка из морга.

Вспомнились похороны.

Вспомнилась симфония. Вспомнилась Ирена. Ох уж ты, Ирена!

Вспомнился брат с его опасными идеями, вспомнились крест, и круг, и свастика. Вспомнился самолет и тело в морге.

Теперь он знал имя владельца ноги, на которой была та смешная наколка. Его звали Сунь-Цзы, он был мастером стратегии.

Яков вспомнил, зачем он пришел в ванную, и почистил зубы. Бодрись, Евлампия, сегодня снова день для чуда.

8

Ритуал – мой способ поддерживать непрерывность. Поддерживая непрерывность, я осуществляю благо. Я ритуально сбриваю щетину, чтобы поддержать символический чистый вид, важный для социального благополучия.

Помнишь белый тюльпан напротив окна во флигеле, где ты оставался на ночь? Утро и занавески. Кружево прикрывает голое тело девушки. Голый по пояс, ты высовываешься из окна и выкрикиваешь имена архангелов. Тебе радостно.

Нет, не то чтобы радостно… Ты выше!

Точно. Ты выше! Ты победил! Ты сбежал из ловушки рода человеческого. Ты больше не принадлежишь истории, не принадлежишь анатомии и физиологии. Ты вне этого. Ты живешь в то время, когда можно иметь две головы на плечах, и никто тебе слова не скажет. Ты всегда можешь объяснить: одна голова у меня – эмпирическая, объективная, но внутри объективной головы у меня складываются впечатления, что есть голова субъективная, которая субъективно достоверно содержит эмпирическую голову внутри себя, как картину, как представление.

Ты живешь в то время, когда никому не интересно, что в твоей голове. Главное – аккуратная одежда, по которой тебя признают нормальным.

Все очень просто, и это очень хорошо.

Там, наверху, тебе завидуют сонмы шестикрылых.

Ты живой, и ты можешь наслаждаться тварным. Ты НЕ ОНИ. Ты НЕ БЕСТЕЛЕСНЫЙ. У тебя есть имя, но ты выскочил из списков ямадутов. За тобой не придут. Ты стал Sol Ipse, одиноко существующим.

Ты обвел их всех вокруг пальца.

Ощущение власти. Крик свободы над старым городом.

Над крышами за окном, над голубями, над девочкой из крем-брюле, которая моет чашки после утреннего кофе. Хотелось стиснуть ее в кулаке и ощутить, как полезет сквозь пальцы ее крем.

9

Поддерживая непрерывность, я осуществляю благо. Я завариваю кофе, и я спокоен. Я не думаю о красных розах крови на белой рубашке, не думаю о детоубийствах и заброшенности бессмертной души, я знаю, что, поддерживая непрерывность, я осуществляю благо.

– Ты в порядке? – спросил в кухне брат. – Бледный, как гриб.

– Плохо спал, – откликнулся Яков, не отрывая взгляда от турки. Кофе вот-вот должен был сбежать.

Яков пьет кофе и грезит о фламандском Возрождении. За окном сереет утро. Слышно, как в полях кричит дикий гусь.

10

С Иреной они сразу же начали играть в игру, будто ничего не происходит и они просто друзья. Она была из Осло, изучала в Париже архитектуру и собирала во Львове материалы для кандидатской работы по системе моды. Носила короткие прически, красила губы темно-бордовым; у нее были зеленые глаза, небольшие, усеянные веснушками груди.

Она жила на Высоком Замке. Они играли, как будто она принцесса, а он нордический асур, который приходит среди ночи и убивает дракона своим теплым пистолетом счастья.

11

Итак, ты – Ирена.

Моя Амнезия, богиня забытья, ты, что вышла из раскроенной модой головы Афродиты, ты, что награждаешь терпкими плодами амнезии, ты, что показываешь скандинавское кино про асов и великанов, ты, что поешь Старшую Эдду под звуки электро, ты, что знаешь значение финского слова toska – ощущение, которое возникает при взгляде на заснеженное поле в лунную ночь. Ты награждаешь меня забытьем и ночью души, ты даешь мне нюхать кору священного тиса, ты скажешь мне подвесить тебя за ногу к Древу на краю пропасти, я знаю, ты сделаешь это

ты волшба, ты вёльва, ты вульва

ты моя Мандрагора

12

Выпивая ее настойку из бокала, он еще не знал, насколько крепким будет зелье. Насколько сильным может быть опьянение.

Химические реакции протекали слишком быстро. Он не успевал регулировать систему, реторты перекипали, его внутренний гомункулус, его открытое Sol, его Ipse, его черное Солнце вдруг оказалось ненастоящим. Плакатом с огнем. Как в сказке про Буратино.

Больше не удавалось выдавать себя за алхимика, чьи помыслы направлены на достижение Севера и на Древо Познания под Полярной звездой. Тогда он не знал, что Север – это она.

Притяжение становилось угрожающе сильным.

Яков захотел исчезнуть, как только понял, что поймался на нее. Что сам, каждый раз убивая дракона, становился им, и что принцесса, которая снимает эту комнату на Высоком Замке, на самом деле колдунья, которая соблазняет рыцарей и приковывает их к себе жаждою драконьей крови. Он знал, что эта женщина родом из края, где у принцесс есть традиция съедать своих любовников. Он вспомнил китайскую легенду про бессмертных существ, которые под видом молодых девушек способны высасывать из тела воина мед поэзии. Теперь Ирена казалась ему паучихой, которая растворяет его слюной своей ведьмовской женственности, делает его пригодным к употреблению, делает его «парнем Ирены», готовым к употреблению.

Каждый вечер, словно некие четки, Яков перебирал кабалистический бисер нот. Где пошло искажение договора? Из головы Афродиты, раскроенной модой, вышла не только голая Ирена в голландских чулочках. За нею посыпались всяческие несчастья, которые полчищами пауков подрывали его шаткую и без того уверенность в вещах. Он открыл ящик Пандоры.

За что постигло горе Эпиметея, как не за то, что позавидовал он брату своему Прометею, ибо Господь принимал жертву брата, а его – нет? Узел болевых взаимозачетов запутался, затянулся, и Яков почувствовал, что застрял шеей в петле.

Асфиксия вызвала галлюцинации.

Панический испуг перед сближением с паучихой периодически вынуждал его мимикрировать под сухой листик и не отвечать на ее мейлы, сообщения и звонки.

Подражая некоторым скорпионам, иногда он приглашал ее на танцы.

Чем дольше длились их отношения, тем меньше разницы между людьми и насекомыми он видел.

Закралась мысль, что тайное обучение кабалистике и алхимии – все это фантазии его воспаленного воображения, а сам он – безнадежно психически болен, и что вся его экзегетика и герменевтика музыки – обман.

Испугавшись этих мыслей, Яков сбежал от самого себя в Киев, надеясь, что никто не заметит пауков у него под пиджаком. «Нет, это не я! Я не мог себе выдумать всего этого, это не может быть всего лишь больной фантазией!»

Яков понимал, что музыкой сфер в Кракове он причинил серьезный вред тонкому инструменту своего сознания, и теперь с этой раскроенной (второй, внутренней, до которой никому нет дела) головой нужно что-то предпринимать.

И он поехал в Киев.

13

Итак, ты – Ирена.

Я убежал, а ты осталась. Жертва и убийца поменялись местами.

Ты – названивала мне по вечерам, и я заранее знал, что сейчас ты будешь плакать в трубку, подвывать что-то по-шведски, по-французски уговаривать меня вернуться, угрожать, что порежешь вены в ванной под музыку Бьорк.

Я – перестал отвечать на твои письма.

Через месяц Ирена написала эсэмеску, что она продолжает плакать каждый день и что у нее задержка. Я погрузился в музыку для рекламы и шутки с коллегами.

«Я ошиблась, – пришла эсэмеска на следующий день. – Я лишняя в твоем космосе». Я вышел на балкон, где накуривался травой отдел культуры из журнала новостей – их офис был этажом выше. Там пришла еще одна эсэмеска: «Мое тело не принадлежит мне. Я не могу отказать никому, потому что все они – ты. Через них я соединяюсь с тобой».

Мои руки задрожали. Я ощутил тошнотворную потребность потерять последнюю связь, последнее понимание реальности, которая со мной происходила. Спросил у девушек из отдела культуры, не угостят ли. Мне задули паровоз за счет редакции.

Когда я выдохнул, пришла третья эсэмеска: «С ребенком я тоже поступила неправильно. Это на моей совести».

После этого от нее не было слышно ничего довольно долго.

Может, месяцев восемь.

14

Все восемь месяцев он лежал, задержав дыхание.

На мыслях о будущем он повесил замок. Все контакты с прошлым отсек. Не брал трубку на неизвестный номер. Не пользовался и-мейлом. Залег на дно.

И все равно его нашли. И не важно, кто сдал – или вороны натрещали, или совы наухали, или его продали ежи из лесов вокруг отцовского дома. Они пришли и спросили: не видел ли кто? И им показали.

Его выследили. Его вызывают на ковер.

15

Ирена возобновила скандинавский террор за день до смерти отца. Последняя ее эсэмеска была такой: «Мое тело не узнают в Японии».

А может, это был не террор. Может, это был последний вскрик вёльвы?

Он поймал на себе взгляд Пустоши, Пустоты, и этот Взгляд был приговором.

Опустошенность. Devastation. Станция Дева. Пралайя. Холодея, он понял, что его поймали и теперь поведут в суд.

Яков решил, что явка с признанием смягчит наказание.

После кофе и сигареты Яков сказал брату, что хочет поехать во Львов. Брат подбросил его до церкви Юра, дальше Яков пошел сам.

16

Утро во Львове. Туман. Крики галок.

Сквозь строгие черные деревья. Голые черные ветки.

Стиснутый в одну точку, ритмично набирая номер Ирены, Яков шел по проспекту Свободы в сторону Высокого Замка. Там Ирена снимала квартиру.

По дороге Яков купил орхидею. Шея Ирены такая же длинная и тонкая.

Голос в трубке сказал, что такого абонента больше не существует.

Дорога на Высокий Замок. Шум машин.

Поднимаясь по улице к последним домам, Яков почувствовал недоброе. Из окна флигеля, где жила Ирена, кто-то выбрасывал вещи. Летели платья, белье, диски и книги.

– Эй! – Яков задрал голову. – Что происходит?

Поднялся по ступенькам к флигелю и позвонил в дверь.

– Чего надо?

– Это Яков, пани Мария.

– А ну иди в жопу, ты, сукин сын, чтобы я твоей ноги тут не видела!

– Откройте, я хочу поговорить. – Яков дубасил по двери. Ему открыла женщина в черном платке, старая шизофреничка пани Мария. – Вы почему ее вещи выбрасываете? Где Ирена?

– Да шел бы ты в жопу, сукин сын. Я ей сказала: я это все повыбрасываю к чертовой матери. Я уже ключи поменяла, она вчера пришла, плакала тут под дверью. Черти! Я вам говорю, люди добрые, кругом сатана! – задыхалась пани Мария.

– Вы что, выгнали ее?

– Я ей сказала: ты, проститутка валютная, ты меня будешь перед честными людьми позорить? Ой, Боже… А ну отойди, пусть воздух заходит в дом. Да мне от ее хлама дышать нечем…

Яков зашел в комнату, где жила Ирена. Он хватал все, что видел Иренино. Пани Мария вскрикнула:

– Ты как сюда залез, а? Боже, грабитель! Ты что делаешь?

– Пани Мария, да это я, Яков!

– Убирайся, пока я милицию не вызвала!

Схватив, что увидел, сбежал по ступенькам вниз. В грязи лежали вещи Ирены. Он собрал все.

17

Квадрат комнаты в отцовском доме успокаивал. Комнаты должны быть квадратными, тогда они успокаивают. Куб – основа Вселенной.

Яков сел на мат. Взял айпод. Он подарил его Ирене на день рождения. Регина Спектор, альбом «Begin to Hope». Сел возле ее вещей и перебирал одну за другой.

На песне «Apres moi» он расплакался. Он устал до предела.

III. Торжества экзистенциального характера

Andante (в темпе медленного шага)

1

Кто ищет Дерево, находит Землю. Кто ищет Землю, находит Воду. Кто ищет Воду, находит Огонь. Кто ищет Металл, находит Дерево.

Кто ищет Бога, находит себя.

Кто ищет себя, находит Бога.

2

Становление гада – рептилоидология – как точная наука возникла сравнительно недавно. Она основывается на идее, что пресмыкающиеся, насекомые и птицы обладают качествами, которые человек приобретает и утрачивает в процессе онтогенеза оплодотворенной яйцеклетки. Где-то там, согласно версии рептилоидологов, протекает единственный и, можно сказать, братский эволюционный процесс разделения четвероногих на земноводных, рептилий, птиц и млекопитающих.

Восстановление связей с утраченным звеном эволюции, согласно теории рептилоидологов, неминуемо приведет к возникновению новой формы жизни – некоего универсального разумного бульона, гипотетически – того Космоса, который искали нацисты, что способен вызвать цепочку дальнейшего эволюционного восхождения, превращаясь из участника этого шоу в его режиссера. Этому схождению с эволюционного конвейера и посвящена практическая часть гадоведения.

3

Наука собирает вокруг себя дилетантов – любителей ажиотажа, которые строгие и непредвзятые исследования превращают в профанацию, следуя привычке отмерять на глаз.

Среди них случаются и настоящие художники. Яков предпочитал воспринимать гадоведение не как науку, а как искусство.

4

Над теоретическим фундаментом становления гада Яков начал задумываться вместе с Гарри Поттером. Как и миллионы детей по всему свету, он сделал свой выбор в пользу могущества и магии, в пользу инопланетян и кругов на полях, в пользу звездных войн и теории большого взрыва.

Он хотел стать универсальной разумной живой субстанцией, которую бы другие называли Космосом.

Он всегда догадывался, что он романтик.

5

Наука огаживания, или наука становления гадом, если выражаться литературно, делится на три мастерства, или же искусства.

Во-первых, это мастерство недвижимости. Настоящий гад никогда никуда не движется. Он становится на нужную волну и позволяет нести себя.

Волна также дает ему способность удушать существ больших, чем он сам. Это второе мастерство – важный навык на пути к объединению видов.

Музыкальная ремарка: удушение – это гребень волны для солиста и крещендо для жертвы. Когда обрушивается волна крещендо, по коже бегут мурашки. Это точный признак того, что кого-то только что задушили.

Третье искусство пресмыкающихся – паузы, «банкротства», пустой такт (в теории музыки) или хорошие манеры (в этикете). Например, у Киплинга: «Если змее не удается атака, она ничего не говорит и ничем не показывает, что собирается делать дальше».

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.