Просочившаяся по обе стороны пехота также была уничтожена. Та же участь постигла и мчавшееся к нашей позиции орудие на конной тяге – явление, мало вязавшееся с картиной современного боя. Но потом русские одолели нас четырьмя танками Т-34. Нашего лейтенанта убило. До самого вечера нас то и дело бомбили. Поскольку дорога к Главному вокзалу была уже в руках противника, нам пришлось отступить к верфи Шихау. Затем мы продвигались вдоль Прегеля. В сумерках, постоянно соприкасаясь с противником, мы перешли новый железнодорожный мост, вскоре после этого он был взорван. Наши надежды выйти из окружения рухнули. Во второй половине дня 8 апреля мы вместе с другими подразделениями заняли позиции на площади Эриха Коха (стадион Вальтера Зимона – „Балтика“ – Прим. ред.). Ночью была сделана попытка вырваться из окружения, но под огнем противника она потерпела неудачу и 9 апреля около 8-00 нас взяли в плен».

Штабной офицер из «боевой группы Шуберта» так писал о боях на южном фланге: «Утром 6 апреля противник начал генеральное наступление. После длительной артиллерийской подготовки русские, наступая при поддержке танков и самолетов с юго-запада на север, прорвали позиции на подступах к городу в районе Кальгена – Кляйн Каршау и продвинулись до промежуточных позиций, расположенных строго к югу от Понарта. Здесь их наступление было остановлено силами двух батальонов боевой группы – Третьего батальона 31 полицейского полка и Третьего батальона СС полка Беме, а также частями 69 пехотной дивизии. К вечеру 6 апреля противнику удалось прорваться на юго-восточном участке 69 пехотной дивизии под Зелигенфельдом и Адель Нойендорфом.

Позиции наших войск, командные пункты и военные коммуникации почти непрерывно находились под сильным артобстрелом. Наша артиллерия слишком уступала противнику, чтобы оказать действенный отпор. Кроме того, ей приходилось экономить боеприпасы, которые мы не могли подвозить со стороны – ведь Кенигсберг был окружен. Погода с 6 по 9 апреля стояла ясная, небо было безоблачным, что весьма благоприятствовало наступлению русских. Самолеты противника каждый день почти беспрерывно совершали боевые вылеты, сбрасывая бомбы всех калибров на подходящие цели, главным образом на еще уцелевшие городские кварталы, такие как Верхний Хаберберг и Нижний Хаберберг. Противовоздушной обороны мы почти не имели. Вечером 6 апреля город горел уже во многих местах, горели Верхний и Нижний Хаберберг. Мужественные жители Кенигсберга (насколько мне известно, незадолго до наступления в городе насчитывалось около 130000 человек) действовали бесстрашно, пытаясь спасти то, что еще уцелело. Так, например. можно было, видеть как старики, женщины и дети вытаскивали из горящих домов мебель и разный скарб, тушили пожары подручными средствами. Казалось, они не боятся ни падавших бомб, ни снарядов. Командные пункты, санитарные эвакопункты и дивизионные Пункты медицинской помощи были переполнены ранеными – солдатами и горожанами. Кенигсберг, куда ни взгляни, представлял собой страшную картину. Воздух был полон дыма и гари, небо по ночам пылало в зареве пожаров и летящих искр. Командные пункты и подвалы были переполнены жителями, искавшими убежища.

С раннего утра 7 апреля неприятель продолжал вести наступление всеми средствами. Наши войска, державшие оборону к юго-западу, югу и юго-востоку от Понарта, а также в Розенау, недолго могли противостоять врагу, превосходившему нас в силе. Вечером русские подошли уже к основным позициям самого города. Сначала их танковая группа сумела прорваться южнее Понарта и продвинуться до района Мокрый Сад. Наступая отсюда во фланг, неприятель очистил Понарт от немецких войск. От обоих оборонявшихся батальонов «боевой группы Шуберта» не осталось почти ни одного человека. Большинство солдат этих батальонов было убито и лишь немногие попали в плен. Противнику, наступавшему с юго-востока, в течение дня удалось приблизиться к Фридландским воротам. Основные позиции в южной части города теперь были частично усилены подразделениями 69 пехотной дивизии. Утром 8 апреля, после предварительной артподготовки, сильные ударные части противника атаковали основные позиции на юге с обоих флангов. Очевидно, русские намеревались прорвать эти позиции на западном и восточном участках и, наступая вдоль южного берега Прегеля, соединиться в тылу наших войск, державших оборону на юге. В случае успеха этой операции противник отрезал бы немецкие войска, находившиеся в южной части города, от войск, оборонявшихся на севере. Учтя намерения противника, боевая, группа усилила свои фланги. И все же наши войска были потеснены ввиду значительного превосходства сил русских. Около 16-00, наступая со стороны товарной станции, передовые подразделения противника вышли к Пригородной улице. Продвигаясь со стороны Шенфлисской Аллеи, русские к этому времени взяли Фридландские ворота. Остальные участки основных позиций на юге (примерно всю среднюю часть) противник до этого подавлял артиллерийским огнем и авиацией. Неоднократные атаки, которые предпринимали здесь русские не очень значительными силами, пока удавалось отразить. И лишь после того, как в 16-30 противник зашел в тыл нашим войскам с восточной стороны станции, наступая одновременно крупными силами во фронт, наша оборона дрогнула. Мы теряли один опорный пункт за другим. Учитывая сложившуюся обстановку, комендант крепости, приказал боевой группе отойти и занять участок основных позиций на севере города.

Действуя на юге, боевая группа понесла тяжелые потери, полки были значительно ослаблены, около 19-00 остатки их пробились к основным позициям на севере города. Здесь они были собраны, пополнены солдатами, отбившимися от других частей, и снова поставлены в оборону. Южные позиции города до Прегеля находились в руках противника. Новый передний край обороны группы проходил вдоль северного берега Прегеля. Границей боевой группы справа была улица Канта, слева – Дровяная улица (южнее площади Гауптвахты). Порядок расположения: справа – остатки эсэсовского полка Беме, слева – остатки 31 полицейского полка, разграничительная линия – Липовая улица. Командный пункт боевой группы располагался в подвале под домами Россгартенского рынка (название переулка не сохранилось в памяти). Передний край обороны был оборудован в виде опорных пунктов и в домах, причем река Прегель и вся местность, лежащая впереди, просматривались и простреливались нашим огнем.

Северная часть города всю ночь была под сильным артобстрелом, самолеты снова и снова сбрасывали бомбы. С рассветом противник усилил артобстрел северной части города, удерживавшейся нашими войсками. На командные пункты, орудийные позиции и опорные пункты непрерывно сыпались бомбы. Враг хотел сломить сопротивление обороняющихся. После соответствующей артиллерийской и авиционной подготовки противник перешел в массированное наступление на центр северной части города (примерно в районе Университета). Весь день между наступавшим противником и нашими солдатами, оборонявшимися в опорных пунктах, продолжался уличный бой. Под натиском превосходящих, сил неприятеля мы теряли один опорный пункт за другим. Из-за безнадежности положения, недостатка боеприпасов и нервного перенапряжения, вызванного событиями последних дней, во многих опорных пунктах обороняющиеся выбросили белый флаг. «Боевая группа Шуберта» удерживала свои позиции до наступления вечера. Попытки неприятеля форсировать Прегель на участке боевой группы были пресечены в самом начале. Положение обострилось, когда русские, наступая со стороны Королевских ворот и Закхайма, очутились вблизи Россгартенского рынка и Среднего Ангера. Чтобы задержать здесь наступающего противника, левый фланг 31 полка был отодвинут до Нового рынка и через улицу Ландхофмайстера протянут до Королевской улицы. Отступавших солдат чужих подразделений задерживали и направляли на усиление обороны. Во второй половине дня противник, наступая со всех сторон, продвинулся к центру города. Всюду велись уличные сражения, бои за отдельные дома. Жителей, прятавшихся в подвалах, охватило отчаяние, слышались их стенания, заглушавшиеся шумом боя. Границы фронта были неопределенные; более того, они смешались. Никто не мог толком сказать, что осталось у нас, а что уже принадлежит противнику. Связь командира боевой группы с полками давно нарушилась, давно прекратилась также всякая связь с комендантом крепости и с соседями. Правильно руководить боем стало невозможно. Люди, находившиеся в опорных пунктах были предоставлены, сами себе. В этой обстановке я получил от своего командира генерал-майора полицейской службы Шуберта задачу – в сопровождении двух храбрых солдат пробиться к командному пункту коменданта крепости на Парадной площади с целью:

1. Информировать коменданта крепости о положении боевой группы.

2. Уяснить себе положение вообще и наших соседей в частности.

3. Выяснить вопрос о пополнении боеприпасами.

4. Захватить с собой несколько Железных крестов 1 класса для немедленного награждения отличившихся.

К сожалению, выполнив это поручение, я не смог вернуться на командный пункт боевой группы, потому что при выходе из бункера коменданта крепости был ранен осколком снаряда в бедро и потерял способность двигаться. Меня отнесли на эвакопункт, находившийся в подвале Университета. 10 апреля я вместе со штабом коменданта крепости попал здесь в советский плен. О результатах своего пребывания на командном пункте коменданта крепости я успел сообщить командиру боевой группы письменно через сопровождавших меня солдат».

Из-за сложившейся тяжелой обстановки я просил разрешения бросить весь гарнизон крепости в прорыв на запад, чтобы вывести из города гражданское население, насчитывающее около 100000 человек. Однако мой запрос был отклонен армией в самой резкой форме. Ночью мы потеряли последнюю дорогу, связывавшую нас с Пиллау. Вечером 7 апреля передний край обороны проходил на южном участке по линии: ул. Имперская – Главный вокзал – Нижний Хаберберг – площадь Фридландских ворот – старое полевое укрепление на лугу. На северном участке еще удерживалась восточная позиция фронта. От форта №3 «Кведнау» она поворачивала назад к Кольцевому шоссе и проходила через Баллит – Хардерсхоф – Юдиттен.

Чтобы воспрепятствовать форсированию Прегеля русскими на участке 69 пехотной дивизии, я вынужден был в ночь с 7 на 8 апреля перебросить в район Холлендер Баум часть сил 61 пехотной дивизии, правда, всего два-три батальона послабее. Но артиллерийский огонь, бомбежка, развалины сильно замедлили передислокацию этих батальонов и они пришли слишком поздно.

8 апреля русским удалось форсировать Прегель с юга. Кольцо неприятельского окружения замкнулось на участке между Юдиттеном, Ратсхофом и Амалиенау. Линия обороны 561 Дивизии народных гренадеров тоже была прорвана и основная часть дивизии оказалась отрезанной от крепости. Дивизионный штаб получил разрешение перенести свой командный пункт на Замландский полуостров, поближе к основным силам дивизии. Там, между Модиттеном и фортом №7 «Хольштайн», была образована новая линия обороны фронтом на восток. Северо-западный, северный и южный фронты отодвинулись под натиском противника до городских предместий и самого города.

Теперь страх охватил и заместителя гауляйтера с его приспешниками. Наконец до них дошло, что Кенигсберг потерян. Они явились на мой командный пункт и отсюда просили гауляйтера по телефону разрешить им прорваться изнутри крепости, получив для этого необходимые военные силы. Они мотивировали свою просьбу тем, что это позволит вывести из города также и основную массу населения. Гауляйтер добился от армии соответствующего приказа. Но мое предложение о том, что осуществить этот прорыв надо всеми наличными силами, уничтожив противника на участке между Кенигсбергом и Юдиттеном, армия отвергла. «Крепость следует удерживать и дальше, для прорыва с целью эвакуации партийных деятелей и гражданского населения использовать незначительные силы» – так говорилось в приказе. Попытка прорваться незначительными силами, имея перед собой мощного противника, была, разумеется, обречена на провал. Поэтому я вновь подчеркнул в личном телефонном разговоре с генералом Мюллером, что только массированный прорыв всего гарнизона крепости мог бы иметь некоторые шансы на успех. На это последовало заявление, что наш долг – удерживать крепость, сражаясь до последнего человека.

Соответствующий приказ поступил около 20.00. Он гласил:

I. Продолжать удерживать крепость Кенигсберг.

II. Небольшими силами в виде ударных отрядов (чтобы не ставить под угрозу выполнение главной задачи) установить связь с 561 дивизией народных гренадеров. 561 дивизии народных гренадеров вместе с подразделениями Пятой танковой дивизии атаковать противника с запада. Этим подразделениям не продвигаться дальше восточной окраины Юдиттена. Между цепочками ударных отрядов пропускать гражданское население».

Чтобы эта попытка прорыва могла иметь хоть какие-то шансы на успех, участвовать в операции назначались: штаб 661 пехотной Дивизии (генерал Шперль) со всеми батальонами, которые можно было снять с восточного фронта; части 648 дивизии народных гренадеров, часть артиллерии 367 пехотной дивизии, большая часть крепостной артиллерии со всеми наличными боеприпасами.

Партия должна была организовать сбор гражданского населения и руководить им. Между тем ввести ударную группу в бой оказалось делом чрезвычайно трудным, приказ поступил из армии слишком поздно. Стягивать части в исходный район мешали многие обстоятельства – сильный огонь артиллерии, ночные воздушные налеты, груды развалин на пути. Продвижение ударных отрядов задерживалось. Ко всему прочему партия, не согласовав своих действий с командованием крепости, назначила на 00.30 сбор гражданского населения на пути оперативной вылазки на запад. Весть о сборе передаваласв из уст в уста. В результате весь путь оперативной вылазки на всю ширину был заполнен гражданским населением. Жители двигались плечом к плечу, катились повозки, все это производило сильный шум. Русские тотчас насторожились и накрыли весь этот участок плотным артиллерийским огнем. Ударный батальон вынужден был залечь. Командир 548 дивизии народных гренадеров генерал-майор Зудау был убит, генерал-лейтенант Шперль – ранен. Гражданское население и солдаты, оставшиеся без руководства, хлынули назад в город. Весь западный, фронт крепости оказался открытым и лишь отчаянными усилиями удалось кое-как залатать брешь. Вот что пишет о своих впечатлениях и переживаниях во время неудавшейся попытки прорыва вечером 8 апреля командир 192 гренадерского полка майор Левински: «На участке 61-й пехотной дивизии ничего особенного до сих пор не происходило. Налеты, осторожное прощупывание, сковывающие атаки, а, в общем, относительно спокойно.

8 апреля в первой половине дня полк получил приказ – осторожно отойти к городу. Наш сосед слева, 75 полк охранения, должен был одновременно занять позиции в предместье города, а к вечеру отойти на линию внутреннего кольца укреплений. Трем батальонам нашего 192 полка предстояло сосредоточиться сначала в подвалах домов на Россгартенском рынке, а вечером выйти к Ботаническому саду, заняв исходный район для прорыва в сторону Пиллау. На время прорыва полку обещали придать Второй дивизион артиллерийского полка 367 дивизии под командованием майора Хартмана. Более точные приказы ожидались позднее. Выполнить этот приказ было невозможно, ибо стоило только нашим полкам сняться с позиций, как русские тотчас же нанесли бы удар вслед. Поэтому в 14.00 этот приказ был отменен. Около 19.00 мы получили приказ – занять как можно быстрее ранее указанный район с западной стороны Ботанического сада. 61 пехотная дивизия вместе с остатками 548 дивизии и 561 дивизии народных гренадеров должна была наступать южнее дороги Кенигсберг – Пиллау, прорваться там сквозь вражеские позиции и открыть путь для эвакуации гражданского населения.

Это было отчаянное предприятие, имевшее лишь незначительные шансы на успех, тем более что проводить его надо было в страшной спешке. Сведения о противнике мы имели скудные. Известно лишь было, что на севере русские вышли к южному берегу Верхнего пруда, а на юге противник занял Биржу, которая находилась примерно в четырехстах метрах к югу от нашего исходного района. В заводском квартале Коссе, примерно в километре к юго-западу от нас, были замечены русские танки. Никто не знал, в наших ли еще руках форт №7 «Хольштайн», расположенный к западу от города на северном берегу Прегеля. Штурмовые орудия и счетверенные 20-мм самоходные установки должны были расчистить путь к Пиллау. Командование принял командир 548 дивизии народных гренадеров генерал-майор Зудау. Командир 61 пехотной дивизии генерал Шперль был в это время тяжело ранен. 192 гренадерский полк вместе со Вторым дивизионом артиллерийского полка 367 дивизии должен был выступать на участке 61 пехотной дивизии в качестве первого эшелона, во втором эшелоне были остальные подразделения дивизии. Для переброски 192 гренадерского полка с восточного фронта через центр города в исходный район была произведена рекогносцировка местности. Выступление назначили на 23.00. Чтобы облегчить прорыв, в 4.00 с запада в сторону кольца окружения должна была нанести удар Пятая танковая дивизия. Время было дорого. И хотя батальоны были предупреждены, что с наступлением темноты надо сниматься с позиций как можно незаметнее, следовало ожидать, что марш через полностью разрушенный город, все еще находившийся под сильным обстрелом, будет длительным и трудным. По Закхаймским воротам уже много часов подряд вели ожесточенный огонь несколько батарей противника, каждую пару секунд местность вокруг ворот сотрясалась от страшных-взрывов, а на дороге появлялись все новые и новые воронки. Комплекс зданий сиротского дома с его старыми, двухсотлетней давности постройками пока что относительно стойко выдерживал эту бурю огня, к тому же он находился несколько в стороне. Здесь и собрались батальоны, разместившись в подвалах и нижних этажах. Время поджимало, а роты подтягивались бесконечно долго. Наконец приказ был отдан. Каждый батальон вели люди, хорошо знавшие местность, однако знания эти, как мы потом поняли, оказались ни к чему, ибо в том аду, каким стал Кенигсберг, невозможно было ориентироваться. Там, где раньше проходили улицы, теперь угадывались в ночи лишь призрачные ландшафты. Разведанные дороги уже через час оказались непроходимыми. То и дело рвались бомбы, снаряды, ракеты «сталинских органов», на улицы обрушивались фасады еще уцелевших домов, бомбы пробивали огромные воронки. Сквозь этот хаос с юга на север шли, мешая друг другу, обозы, грузовики, артиллерия и штурмовые орудия. В конце концов они так перемешались, что не могли уже двигаться ни вперед, ни назад. Ужасная картина. Сквозь этот ад приходилось пробиваться вперед и нашему полку, то разыскивая дорогу, то обходя противотанковые заграждения и воронки. Наши артиллерийские и боевые обозы вскоре безнадежно застряли, зажатые всевозможным транспортом, отрезанные новыми воронками и развалинами. В 0.35 штаб полка наконец добрался до непроходимого леса, который был некогда Ботаническим садом. Здесь, как и везде, на каждом шагу зияли воронки, деревья стояли поломанные и расцепленные. Штаб дивизии еще не дошел до своего командного пункта, которым должно было стать бомбоубежище недалеко от бастиона «Штернварте». В 0.00 от Северного вокзала и здания Главной почтовой дирекции выступили части 548 и 562 дивизий, имели они успех или нет, мы узнать не смогли.

Перед нами находился бастион «Штернварте», одно из оборонительных сооружений внутреннего кольца укреплений, а к западу от него – ров, откуда нам предстояло совершить прыжок в неизвестность. В бастионе «Штериварте» настроение гарнизона было как перед концом света. Сотни солдат и офицеров набились в ходы сообщения, ожидая здесь страшного суда. Тут мы наткнулись и на капитана Бертхольда, находившегося поблизости с остатками 77 гренадерского полка, пожелавшего присоединиться с нам. Под его началом было около 150 человек.

Между тем подошли и первые роты. Однако, пока основные силы полка занимали исходный район, время приблизилось уже к 20.00, а некоторых рот все еще не было. Майору Хартману из Второго дивизиона артполка 367 дивизии удалось собрать лишь горстку людей человек в тридцать, его батареи намертво застряли в городе. Оперативный отдел штаба 61 пехотной дивизии без конца торопил нас с выступлением, безжалостно поджимало и время. Надо было спешить, если мы хотели прорваться под прикрытием ночи через две линии фронта – одну в черте города, другую – на пути к Замландскому полуострову. Выступили мы около 2.00, имея справа усиленный Первый батальон 192 полка, а слева – остатки 171 полка. Перед нами был глубокий ров, по дну которого проходила железная дорога, связывающая Главный и Северный вокзалы. Нам предстояло его преодолеть. Передовая линия русских сразу была смята и мы продолжали наступать через прилегающее кладбище. Здесь начались первые трудности. Со всех сторон – фланкирующий огонь, перемежающийся залпами «сталинского органа», бившего по кладбищу. Ориентироваться на этой местности, имевшей плохой обзор, перерезанной проволочными заборами и множеством дорог. было почти невозможно. Единственным ориентиром служила стоявшая чуть правее нас русская автомашина с репродуктором, оглашавшая ночь пропагандистскими речами. Сразу же за батальонами следовал штаб полка со своей ударной ротой. Он встретил сопротивление лишь местами, сумев подавить его оружием ближнего боя. Чуть правее штаба полка тяжелый бой вел пехотный батальон. Очевидно, Первый батальон 192 полка взял слишком вправо и вышел к домам по дороге на Пиллау. Высланные связные не вернулись. Второй эшелон, который должен был следовать за нами, судя по всему, так и не выступил. Преодолев высокий забор на краю кладбища и взяв чуть левее, мы остановились. Здесь мы отделились от майора Хартмана, продолжавшего со своими артиллеристами наступать по центру. Через некоторое время, убедившись, что в этом направлении ему не пробиться, Хартман со своими солдатами повернул назад, в Кенигсберг. О 171 полке, наступавшем слева, мы больше ничего не слышали. Правда, иногда раздавался треск тяжелых пулеметов, но определить их местонахождение было трудно. Мы вышли на железнодорожную линию, но, встретив с обеих сторон сильный огонь, вынуждены были уйти, хотя первоначально намеревались пробиться по ней на запад. Так двигались мы по совершенно разрушенному заводскому району, где, согласно поступившим накануне сведениям, сосредотачивались русские танки, однако нас противник не тревожил. Совершенно неожиданно мы вышли на Хольштайнскую Дамбу, на берег Прегеля. Как ни досадно, стало уже довольно светло, но выбора у нас не было, поэтому пришлось дальше идти по Хольштайнской Дамбе в западном направлении.

Нас оставалось всего 40-50 человек, много солдат мы потеряли на кладбище. Мимо домов, уже занятых русскими, шли мы незамеченными до тех пор, пока у зерновых складов противник не обстрелял наше охранение. Тут-то и началось… Из всех окон русские открыли огонь, стреляли, даже с противоположного берега. Отстреливаясь во все стороны, мы миновали цепочку складов, затем свернули вправо. Продолжать путь по Хольштайнской Дамбе не решились, поскольку во всех близлежащих складах противник уже насторожился и не дал бы нам пройти. Было уже 5.00, в легкой дымке занимался рассвет и видимость становилась довольно хорошей.

Просидев весь день в кустарнике, мы в конце концов прорвались следующей ночью (с 9 на 10 апреля) через топкую заболоченную местность между Модиттеном и Большим Хольштайном. Поблизости оказалось человек 20 солдат и несколько офицеров 171 полка, а также кое-кто из 548 дивизии народных гренадеров, наступавшей впереди нас. Прорыв не удался, пробиться смогли лишь небольшие группы, да несколько штурмовых орудий. Генерал-майор Зудау вскоре после начала наступления был убит недалеко от кирхи королевы Луизы. Днем мы увидели позади себя умирающий город в завесе дыма и огня, все еще прорезаемой огненными трассами тяжелых ракетных снарядов. К 17.00 огонь постепенно прекратился. Лишь кое-где стрекотали пулеметы, но и они в конце концов замолкали. В вечерних сумерках над мертвым городом клубились черные тучи дыма, освещаемые жутким заревом многочисленных пожаров.

Крепость Кенигсберг пала, а вместе с нею погибли 171 и 192 полки 56 пехотной дивизии. Мы же, дойдя, наконец, на следующее утро до передового охранения 561 дивизии народных гренадеров, стоявшего в лесу возле Коббельбуде, должны были продолжать борьбу, пока и нас не постигнет горький финал».

Вечером 8 апреля передний край обороны проходил на юге по северному берегу Прегеля, мосты через который успели своевременно взорвать, затем вдоль старого вала от Нового Прегеля до Верхнего пруда и далее мимо башни «Врангель», через территорию Ярмарки, Северный вокзал, площадь Вальтера Зимона до кольца укреплений в районе бастиона «Штернварте». В нескольких местах русским уже удалось форсировать Прегель, так что гарнизон и население были скучены на территории площадью около 10 квадратных километров».

В результате непрерывных атак противника, получившего после нашей неудачной попытки прорыва еще большее превосходство, фронт в ночь с 8 на 9 апреля начал во многих местах окончательно ослабевать. 9 апреля борьба вылилась в бои за отдельные опорные пункты. Преимущество внутренней линии обороны оказалось иллюзорным, ибо успешно руководить войсками в условиях, когда улицы завалены обломками рухнувших зданий, было невозможно. Управлять боем с каждым часом становилось все труднее, к тому же все средства связи были уничтожены, связь, лишь кое-как поддерживалась через связных. Предоставленные сами себе, лишенные возможности маневрировать, защитники крепости из последних сил пытались удерживать свои участки и опорные пункты, рассчитывая лишь на оставшиеся боеприпасы. Бункеры были заполнены ранеными солдатами и жителями города. Русские, наступая, обходили оборонительные бастионы, просачиваясь в слабых местах. Повсеместные развалины вполне благоприятствовали такой тактике. Внутри города противник очень осторожно использовал танки, зная, что в каждом подвальном окне, за каждым углом могут подкарауливать фаустники. Русские предпочитали подавлять оборону, сосредотачивая сильный огонь против главных опорных пунктов. Поэтому они почти не предпринимали массированных атак против державшихся до последнего бастионов и Королевского замка. Как проходили героические схватки в отдельности, когда приходилось сражаться с врагом один на один, останется навсегда неизвестным, ибо живыми из заключительных боев вышли немногие. Вот что рассказывает, например, мой интендант Дорпмюллер, которому было поручено восстановить прерванную связь с генералом Микошем и 367 пехотной дивизией. «Попасть с одной улицы на другую было чрезвычайно трудно, приходилось карабкаться через развалины домов. Уличные перекрестки обстреливались огнем пехоты и танков. Эти перекрестки удерживали отдельные солдаты, по одному с левого и правого угла улиц, вооруженные зачастую лишь автоматами, они заставляли поворачивать назад русские танки с сидевшей на них частью пехоты. На переднем крае обороны я не видел ни одного солдата, который не проявил бы храбрости в бою. Все эти бойцы действовали преимущественно в одиночку. Один раз я видел и роту, изготовившуюся к атаке на большое здание».

После неудавшегося прорыва предпринималось немало других попыток выбраться из Кенигсберга и, таким образом, избежать плена. Но удавалось это лишь немногим, вроде таких смельчаков, как майор Левински со своими друзьями. Рассказывали, что другой офицер, помоложе годами, сумел вырваться, уцепившись за ствол дерева и плывя, от Имперского моста вниз по течению Прегеля. Капитан Зоммер говорил, что сумел уйти на грузовике, пробиваясь утром 8 апреля окольными путями.

К концу все чаще стали поступать сведения, что солдаты, укрывшиеся вместе с жителями в подвалах, теряют волю к сопротивлению. Кое-где отчаявшиеся женщины пытались вырывать у солдат оружие и вывешивать из окон белый флаг, чтобы положить конец ужасам войны.