От начальника округа до коменданта крепости

Какова же была обстановка в самом Кенигсберге в эти грозные дни? На мне, как на начальнике Первого войскового округа, лежала забота не только о самом городе, за который непосредственно отвечал его комендант в лице генерал-майора Бехера, но и обо всей провинции Восточная Пруссия. В это тяжелое время, когда началось наступление русских, свою главную задачу я видел в том, чтобы по мере сил помогать фронту, формируя на месте части на случай тревоги и готовя комендантов городов к активному участию в боевых действиях. Нет никакого сомнения, что эта помощь фронту оказывалась, в известной степени, за счет крепости Кенигсберг. Но и здесь мы заблаговременно позаботились о строительстве оборонительных сооружений для отступавших фронтовых частей. В последнюю неделю января, когда подавляющая часть Восточной Пруссии была уже занята русскими или являлась зоной военных действий, моя задача как начальника войскового округа, была исчерпана, я теперь поступал в подчинение Северной группы армий. О гауляйтере Кохе в эти дни ходили слухи, что он в своем имении Фридрихсберг срочно пакует вещи.

В период между 22 и 25 января Кенигсберг не отличался четкой организацией управления, ибо настоящего боевого коменданта у города не было. Этим и объясняется хаос, царивший в Кенигсберге в те трудные дни вследствие беспорядочного притока беженцев из северных районов Восточной Пруссии, а также обозов Третьей танковой армии и ее солдат, отбившихся от своих частей. Командование гарнизона по своему составу оказалось неспособным быстро и решительно навести порядок. Но, главное, партия совершенно не справлялась со своей задачей по обеспечению организованной эвакуации беженцев, поскольку ее видные руководители, за немногим исключением, думали лишь о собственном спасении. Четкость в организации управления наступила лишь 25 января, когда приказом по группе армий генерал-лейтенанту Шитингу со штабом Первой восточно-прусской дивизии была поручена оборона Кенигсберга. Он прибыл в крепость 25 января и постарался прежде всего уяснить создавшуюся обстановку.

Так приближались мы к 27 января, очень беспокойному моменту в истории Кенигсберга. В этот день местные партийные власти опять выкинули номер. В обращении к населению города они объявили, что в случае танкового прорыва русских из района Тапизу, о чем будет сообщено по радио, жителям Кенигсберга предписывается немедленно выходить (считай, бежать) из города по дороге на Пиллау. Сам я в тот день отправился в Пиллау договариваться с морским комендантом о предоставлении судов для эвакуации гражданского населения из Восточной Пруссии. На обратном пути из Пиллау в Кенигсберг проехать на автомашине было почти невозможно. Непродуманные мероприятия партийного руководства привели к тому, что на этой дороге скопилось невообразимое количество людей. Кто шел пешком, кто ехал на велосипеде или в повозке, женщины везли детские коляски, тут же – колонны танковых частей, отводившихся на Земландский полуостров, – все это двигалось в три-четыре ряда в направлении Пиллау.

В кенигсбергском порту на нескольких судах еще шла погрузка беженцев, но места, конечно, всем не хватало. В порту скопились тысячи людей. В толпу гражданских затесалось много солдат, отставших от своих частей, некоторые из них нашли убежище в домах. Когда я, наконец, добрался во второй половине дня до своего командного пункта, мой начальник штаба доложил, что со мной срочно хотел поговорить гауляйтер. что он сейчас во Фридрихсберге, но собирается уезжать и имеет сообщить мне нечто важное. Прибыв к Коху во Фридрихсберг, я застал у него картину страшного беспорядка. Кох рассказал мне, что в течение сегодняшнего дня ему звонил сам фюрер, а это до сих пор случалось не более двух-трех раз. Он спрашивал обо мне – достаточно ли я надежен и сведущ как войсковой командир, ибо он хочет дать мне важное поручение. Я заметил Коху, что речь, по видимому, может идти лишь об одном назначении – комендантом крепости Кенигсберг, на что тот возразил, что имеется ввиду использовать меня в более важной роли. Об этом мне будет сообщено в течение дня по телеграфу.

Это сообщение я получил утром 28 января. В нем говорилось: «С этого момента Вы назначаетесь командующим оборонительными сооружениями вокруг Кенигсберга и самой крепостью Кенигсберг». Я тотчас позвонил генерал-полковнику Гудериану, заявив ему, что, судя по положению противника, в наших руках находятся лишь «непосредственные» укрепления под Кенигсбергом, что даже так называемую примыкающую позицию в направлении Кранца русские уже перешли, что командующим в районе кенигсбергских укреплений является командующий Третьей танковой армией генерал-полковник Раус и что командовать в данном районе должен только один человек. В ответ на это Гудериан сказал, что я прав, но ему нужно еще раз обсудить этот вопрос с фюрером. В состоянии неопределенности относительно своего дальнейшего назначения и обстановки на фронте, я пытался связаться с командующим Северной группой армий генерал-полковником Рейнгардтом. По телефону мне сообщили, что Рейнгардт смещен. На мой вопрос, кто теперь новый командующий, последовал ответ, что в течение дня из Курляндии прибудет генерал-полковник Рандулиц, который и примет этот пост. Почему в час величайшей опасности потребовалось смещать вполне оправдавшего себя командующего вместе с начальником штаба и назначать вместо него нового, который никогда не воевал на данном участке фронта и, следовательно, вообще не был в курсе дела, оставалось для нас, войсковых командиров, непостижимым. Этот безответственный шаг служил очередным примером того, насколько нелепы бывали порой ошибки дилетантского высшего командования. Назавтра, в первой половине дня 29 января, на моем командном пункте в Модиттене появился новый командующий группой армий генерал-полковник Рандулиц с сообщением: «Фюрер решил, что Вы должны немедленно принять крепость Кенигсберг». Прежний комендант – генерал-лейтенант Шитинг, командир Первой пехотной дивизии, находившейся на переформировании в Кенигсберге, направлялся для особых поручений в распоряжение моего штаба. Таким образом, я стал четвертым и последним комендантом крепости Кенигсберг после того, как три моих предшественника в течение последних четырех недель были смещены приказом сверху по тем или иным соображениям личного характера. Новая задача потребовала несколько пополнить мой старый штаб, в том числе и за счет офицеров Первой пехотной дивизии.

Отдав приказ об изменениях в составе штаба, я выехал со своим начальником штаба на командный пункт прежнего коменданта крепости, находившийся в подвале Главной почтовой дирекции. Выслушав доклад бывшего коменданта об обстановке и приняв крепость, я со своим начальником штаба проанализировал общее положение и пришел к выводу, что в течение ближайших дней русские будут атаковать крепость с запада.

Первое окружение

Тем временем положение в Восточной Пруссии продолжало ухудшаться. Русские, продвижение которых из последних сил старались задержать потрепанные в боях дивизии, приближались к району Кенигсберга. План занять остатками Третьей танковой армии новый передний край обороны в северной части Хальсбергского треугольника по линии так называемой канальной позиции между Фридландом, Тапиау, Дайме и Лабиау – не удался, 24 января стало ясно, что эта попытка бесперспективна. 22 января русскими был занят Велау, их передовые танковые подразделения подошли к реке Дайме, а 24-25 января после тяжелых боев пали Алленбург, Тапиау и Лабиау. Сильное танковое соединение Одиннадцатой гвардейской армии русских 29 января продвинулось к югу от прорванного в районе Велау фронта и подошло к Фришскому заливу на участке между Бранденбургом и Мауленом. И, хотя танковой дивизии «Великая Германия» во взаимодействии с Пятой танковой дивизией удалось отвоевать на берегу залива узкую соединительную полосу, все же связь с Четвертой армией была практически потеряна. В результате этого прорыва были раздроблены отходившие южнее Прегеля части Третьей танковой армии из корпусной группы Блаурокк. На пути отступления они были оттеснены к югу, в район Пройссиш-Айлау – Цинтен и примкнули к Четвертой армии. Лишь немногие дошли до Кенигсберга.

К северу от прорванного в районе Велау фронта еще одному сильному танковому соединению русских удалось пробиться до линии Удерванген – Фухсберг. На этом участке с 26 по 28 января Пятая танковая дивизия с остатками Пятьдесят шестой пехотной дивизии и свободными подразделениями вела упорные, кровопролитные для обеих сторон бои, отходя к внешним фортам Кенигсберга.

На северном берегу Прегеля наши войска пытались задержать наступление противника по Имперскому шоссе № 1 и по обе стороны от него. Однако, несмотря на это, 27 января противник достиг района Арнау, а затем подошел вплотную к мельнице Лаут. Попытка русских продвинуться дальше была пресечена силами фольксштурма. Пальмбуржский мост через Прегель, по которому до этого двигались беженцы, поворачивая на юг, 30 января в 0-30 еще успели своевременно взорвать. Позднее русские навели 2 временных моста – близ Фуксхефена и южнее Вальдау.

В восточной части Замландского полуострова 24 января противник дошел до Каймена и напирал сильными танковыми соединениями севернее Кенигсберга на запад. Отступавшим здесь с боями соединениям Девятого армейского корпуса во главе с генералом артиллерии Вутманом не удалось сохранить боеспособность и целиком занять примыкающие к Куршскому заливу позиции, подготовленные по линии Кенигсберг – Кранц. Между тем русские 26 января пробились через камышовый пояс залива до Шааксвитте. Из Кенигсберга туда было немедленно переброшено на автомашинах одно из подразделений, созданных на случай тревоги, но около Кирхе Шаакенлена оно было уничтожено.

27 января противник подошел к линии Нойхаузен – Уггенен – Кармиттен – Повунден, а на другой день без особого сопротивления пересек дорогу Кенигсберг – Кранц и стал медленно продвигаться на запад Земландского полуострова. Особенно сильным был напор русских по дороге Лабиау – Кенигсберг и к югу от нее. Сюда был спешно переброшен из Мемеля разведбатальон Пятьдесят восьмой пехотной дивизии; ведя гибкую оборону во взаимодействии с батальоном «тигров», он сумел 26 января приостановить наступи ленце на Нойхаузен в районе Правтена. Существенную помощь оказал введенный в бой позднее гренадерский полк, выделенный Четвертой армией. В боях под Нойхаузеном участвовал, и фольксштурм. Одна из резервных групп наткнулась близ аэродрома на грузовики с русскими, которые при ее появлении свернули в сторону. Это послужило поводом для присвоения красляйтеру Вагнеру, участвовавшему в операции, Железного креста 1 степени. Говорят, позднее Вагнер получил замечание от Коха за то, что принял награду из рук военных.

Нойхаузен несколько раз переходил из рук в руки и 28 января был окончательно потерян. Однако действовавшему там гренадерскому полку удалось остановить русских севернее Мандельна. После того, как нам удалось отразить атаки русских на северо-восточном фронте, противник стал продвигаться сначала в западном направлении, минуя Кенигсберг, а потом стал разворачиваться к городу с севера. Как на юге, так и на севере нам не удалось удержать полевых позиций, выдвинутых на несколько километров вперед за линию внешних фортов.

В ночь с 28 на 29 января противник предпринял сильную танковую атаку с севера по обе стороны шоссе Кранц – Кенигсберг. Но ее смогли своевременно отразить действовавшие там гренадерский полк и противотанковый дивизион, подбив около 30 танков. После этого противник прекратил атаки, благодаря чему удалось обеспечить движение по имперской дороге на участке Фухсберг – Штигенен. Здесь удалось ликвидировать чрезвычайно опасную ситуацию, которая могла привести к захвату русскими форта Кведнау, а может быть и к нападению на сам город, поскольку боеспособных резервов у нас не было. Героическое сопротивление наших войск ввело русских в заблуждение. Они не распознали слабости обороны и возможности захвата Кенигсберга. К счастью для населения. захват города отодвинулся еще на несколько месяцев. Положение Кенигсберга и Земландского фронта существенно облегчила бы, конечно, переброска из Мемеля 28 армейского корпуса под командованием генерала от инфантерии Гельника, однако только 22 января, когда Велау уже находился в руках противника, а позиция на Дайме – под угрозой взятия, Гитлер, под давлением со всех сторон решился, наконец, отдать Мемель. Однако, несмотря на все усилия, 28 корпус не сумел подойти своевременно, чтобы занять на Земланде участок между Кенигсбергом и Кранцем. Случись это – может еще и удалось бы образовать вместе с соединениями Девятого армейского корпуса новый фронт и организованно провести отправку беженцев. Во всяком случае, позднее в западной части Замланда и на западе Кенигсберга пришлось держать фронт протяженностью вдвое больше, чем это понадобилось бы в случае занятия примыкающей к заливу позиции, 27 января, когда передовые части 28 армейского корпуса после утомительного пешего перехода по Куршской косе прибыли в Кранц, противник уже стоял в нескольких километрах к югу от него, в Бледау, и в последующие дни продвинулся на запад еще дальше, практически окружив Кранц. Приказ, отданный 1 февраля – предпринять попытку установить связь с Кенигсбергом при одновременном ударе со стороны крепости в северном направлении – пришлось 2 февраля отменить из-за сложившейся обстановки и недостатка сил. Находившийся в Кранце корпус 4 февраля, оставив город, пробился через позиции наседавшего с юга противника. В первые дни февраля корпусу удалось уничтожить русских, прорвавшихся к морю в районе Гросс Курена и Зоргенау и вместе с Девятым армейским корпусом занять и удерживать, отражая все атаки, новый передний край обороны, проходивший от побережья в районе Нойкурена через Побетен, Гросс Ладткайм, Виценен, район восточнее Коббельбуде и до Фришского залива.

В районе Кенигсберга русские дошли 28 января до участка Гольдшмиде – Фухсберг и предприняли оттуда сильное наступление на Шарлоттенбург. Они сумели внезапно ворваться в населенный пункт Танненвальде так, что большинство его жителей не успело бежать. Несмотря на сильный отпор, русские здесь подошли к форту №5 (Король Фридрих-Вильгельм III). 29 января, после того как русские заняли Транквитц и Варген и стали разворачиваться на юг, стало очевидным намерение противника отрезать Кенигсберг от морского порта Пиллау. Отходившей стороной севернее Кенигсберга 548 дивизии народных гренадеров было приказано остановиться в Фишхаузене и образовать там непосредственное предмостное укрепление для защиты Пиллау. Но в ночь с 29 на 30 января противник, не встретив сопротивления, бесшумно проник сначала в имение, а потом и в окруженный садами пригород Меттетен, застав его ничего не подозревавших жителей спящими. Расположенному там полицейскому посту не удалось разбудить жителей. Предположительно в ту же ночь противник захватил населенный пункт Зеераппен. Занятый, очевидно, сбором трофеев, противник в течение 30 января продвигался медленно, пройдя лишь восточную часть леса в районе Коббельбуде, зато в ночь на 31 января подошел к дороге на Пиллау, встретив лишь незначительное сопротивление со стороны действовавшего там свободного подразделения, и в течение ночи продвинулся до кенигсбергского морского канала. Здесь русские удовлетворились этим успехом и воздержались от дальнейших сильных атак – к большому счастью для крепости, ибо рассчитывать на то, что слабые, наспех собранные генерал-лейтенантом Микошем войска смогут устоять против танковой атаки, было бы наивно. Новый фронт проходил здесь теперь по линии: западнее имения Фридрихсберг – Модиттен – Хольштайн.

Какими войсками располагал в данный момент Кенигсберг, было неясно. Крепость имела лишь небольшой, гарнизон, который еще предстояло пополнить за счет отступающих войск. Эти войска, отходя с боями, настолько перемешались, что в районе Кенигсберга оказались лишь части различных дивизий. На севере и юге от города удалось создать из них слабенькие фронты. На западе бывший начальник укреплений Восточной Пруссии генерал-лейтенант Микош по собственной инициативе также создал из кое-как набранных частей небольшой фронт, расположив свой командный пункт в форту «Королева Луиза». Центром обороны стал дом лесничего в Модиттене, который удалось удержать, несмотря на неоднократные атаки противника. Постоянные гарнизоны фортов были немногочисленны и комплектовались из так называемых «батальонов желудочников», солдаты которых считались лишь ограниченно годными. Артиллерия, правда, была представлена большим количеством батарей, но они состояли, в основном, из трофейных орудий с небольшим числом боеприпасов. Оборонительные сооружения крепости были крайне слабы. В этот момент было важно, сохраняя по возможности связь на юге, готовить силы на случай операции по прорыву на запад, к Земландскому фронту. Для этого нужно было прежде всего пополнить слабые, измотанные в боях дивизии, отошедшие к кенигсбергской линии укреплений, и, кроме того, создать резервы, необходимые для прорыва на запад. В городе, переполненном обозами беженцев и оставшимся населением, царил полный хаос. Множество солдат различных родов войск, отбившихся от своих частей, попряталось по домам и подвалам. С помощью сильных офицерских патрулей удалось задержать и отправить в части поразительно большое количество таких солдат. Из них и из тех, что попали сюда с других участков обороны, было сформировано несколько батальонов, направленных на усиление западного фронта. Там был образован новый участок, ему выделили необходимую артиллерию, принял этот участок генерал-лейтенант Микош. О том, как проходило пополнение потрепанных дивизий и формирование новых подразделений, в деталях рассказывает мой тогдашний начальник отделения тыла подполковник доктор Зауват: «Крушение восточного фронта привело в Кенигсберг много разбросанных частей и отбившихся солдат, которых предстояло учесть, заново снарядить и сформировать в подразделения. Патрульная служба проделала огромную работу по учету. Все имевшиеся в наличии боеспособные унтер-офицеры и солдаты направлялись в штаб Вюрдига, занимавшегося вопросами формирования. В его распоряжение были предоставлены необходимые помещения возле главного вокзала для формирования новых подразделений. Кроме того, в первое время формированием занимались еще два штаба, тоже проделавших большую работу. Подполковник Вюрдиг уже через 8 дней с начала работы своего штаба смог рапортовать о сформировании восьми полных пехотных батальонов, которые получили все необходимое из запасов арсенала. Но поскольку времени на переподготовку не оставалось (обстановка требовала, чтобы сразу после формирования батальоны отправлялись на фронт), им вначале не хватало сообразительности и внутренней спайки, что заметно сказывалось на боеспособности. Однако этот недостаток сглаживался по мере того, как солдаты подразделений знакомились друг с другом. Сколько пехотных батальонов, пулеметных и противотанковых рот сформировал штаб Вюрдига за время осады Кенигсберга, я уже не могу сказать – данные утеряны. По моим подсчетам, через штаб по формированию войск на фронт было отправлено около 30000 человек. Удивительно, что удалось собрать столько годных для фронта людей, несмотря на то, что во многих случаях остатки разбитых ранее подразделений без особого на то приказа непосредственно вливались в действующие части.

Во второй половине марта, когда в снабжении пулеметами и средствами связи наступили перебои, штаб по формированию войск направил на пополнение боевых частей также несколько маршевых батальонов, оснащенных лишь ручным огнестрельным оружием, в результате эти части смогли пополнить свои подразделения иногда даже сверх штатного расписания. В дисциплинарном отношении формирование протекало сравнительно гладко. Подполковник доктор Вюрдиг обладал особым талантом, он умел обращаться с людьми, попавшими в щекотливое положение. Если же порой и случались неприятности, я вмешивался сам, не доводя дело до военного трибунала. Трибунал вмешивался обычно лишь в тех случаях, когда патруль вылавливал в подвалах-бомбоубежищах дезертиров, переодетых в штатское. Для поддержания дисциплины, если речь шла о вопиющей трусости и дезертирстве, не обходилось и без вынесения смертных приговоров через расстрел. Я знал, что генералу Ляшу как носителю верховной судебной власти, нелегко было утверждать такие приговоры. Но это было настоятельно необходимо, этого требовал долг по отношению к 300000 людей, за судьбу которых он отвечал в пределах крепости».

О действиях саперов рассказывает полковник Бургер: «Техническими средствами и инженерным имуществом крепость была снабжена недостаточно. Например, в наличии имелось только 20000 мин, нажимного действия. Колючей проволоки, лопат, кирок, мотыг и тому подобного было очень мало. Кое-какой запас удалось достать еще в Штаблаке. Помогло и то, что в ноябре 1944 года вокруг Кенигсберга были сконцентрированы работы по строительству укреплений и освобождавшееся саперное имущество собиралось в городе. В кенигсбергских столярных мастерских изготавливались деревянные мины нажимного действия, производство таких мин удалось довести до 7-8 тысяч штук в день. Нужную для этого взрывчатку добывали из торпед и морских мин со складов в Пайзе и Пиллау, пока с ними еще существовала связь. До генерального наступления русских на Кенигсберг саперам было выдано около 100000 мин, большую часть которых они установили, хотя вести такую работу при замерзшей почве довольно трудно. Следующей задачей было – подготовить к обороне городские окраины. Это делалось по линии старых валов, где сооружались полевые укрепления с колючей проволокой и окопами. Подходящие здания оборудовались для обороны. (То же самое было сделано позже и в черте города, где группы домов оборудовались под опорные пункты. Из них особо следует отметить казарму на Барабанной площади. Вокруг нее и у Северного вокзала в дальнейшем разгорелись особенно упорные бои. Все мосты через Прегель были подготовлены к взрыву и заняты подрывными командами. С помощью имевшихся отремонтированных подвесных лодочных моторов маленькие речные суда приспособили для несения патрульной службы на Прегеле и в районе порта. В водах Лаутского пруда было установлено и успешно приведено в действие подледное минное заграждение. Низина у Мокрого Сада с началом наступления была затоплена».

Несмотря на то, что в конце января в боевых действиях наступил заметный спад, фронт на южном участке был все еще в движении. Здесь борьба шла за овладение дорогой, соединяющей Кенигсберг с Бранденбургом, Хайлигенбайлем, Браунсбергом и райхом. 29 января, когда в результате танковой атаки русские вышли к Фришскому заливу в районе между Кальгеном и Бранденбургом, эта дорога была потеряна. Чтобы восстановить связь с Кенигсбергом, на следующий же день были введены в действие части испытанной в боях танковой дивизии «Великая Германия» под командованием генерал-майора Лоренца. В результате контратак «Великой Германии» удалось на время освободить участок побережья залива от Бранденбурга до Маулена. В первые дни февраля шли беспрерывные бои вокруг населенных пунктов Хайде-Вальдебург, Хайде-Маулен, Маулен – Вартен, Вартен и Вундлакен, которые по несколько раз переходили из рук в руки. Отдельным частям «Великой Германии» удавалось пробиться к Кенигсбергу. а затем снова приходилось отходить с боями. Противник 6 февраля опять продвинулся до залива, Вундлакен, Вартен и Маулен были окончательно потеряны. От попытки установить более широкую связь с Кенигсбергом пришлось отказаться, фронт теперь проходил западнее Кальгена через Хаффштром полосой примерно 600 метров вдоль берега залива к Вундлакену, далее через Хайде-Маулен до Хайде-Вальдбурга, а оттуда в сторону от залива до Коббельбуде. Все предложения как со стороны крепости Кенигсберг, так и со стороны Четвертой армии – расширить полосу связи и тем самым обеспечить Четвертой армии отход к Кенигсбергу – были отклонены Гитлером. После эвакуации беженцев из Хайлигенбайльского котла, которая закончилась к концу февраля, такая операция при одновременной уступке района Браунсберга могла быть успешной. Вывести. Четвертую армию можно было бы по берегу залива этой вынужденной дорогой, труднопроходимой и пригодной только в темноте. Дорога эта была источником вечных забот, удивительно то, что русские не приложили серьезных усилий с целью дойти до залива и полностью перерезать связь. Вероятно, они опасались, что такая попытка могла бы вызвать контрнаступление, типа клещей.

Последовавший затем период, примерно с 30 января по 19 февраля, когда Кенигсберг был полностью блокирован (если не считать узкой полоски вдоль берега залива, связывавшей его с Чертвертой армией), прошел для меня спокойно в том смысле, что я не испытывал никакого постороннего вмешательства, без помех со стороны мог более или менее сносно подготовить крепость к обороне. Поскольку противник вел себя в это время относительно тихо, мы смогли построить самые необходимые укрепления. Войска и население Кенигсберга в течение этих недель самоотверженно выполняли свой долг, все, что позволяли человеческие силы, было сделано. Даже, огромный недокомплект артиллерийских боеприпасов был в некоторой степени восполнен. На верфи Шихау и на фабрике Детерайт мужчины и женщины самоотверженно трудились, выпуская гранаты. Недостающие запалы доставлялись из рейха самолетами. Гражданское население и войска действовали в эти недели как большая семья, вместе делили и радость, и горе. Все жили и трудились с одной мыслью – удержать Кенигсберг до тех пор, пока крепость не выручат из блокады, как это нам все время обещали, или пока не придет освобождение в случае, если война окончится путем переговоров. Трудную задачу обеспечения гражданского населения продовольствием отлично решил весьма предусмотрительный и энергичный начальник снабжения крепости штаб-интендант Дерфлер. Все население свободно вздохнуло, не ощущая на себе больше гнета партии. С возвращением некоторого порядка начало подниматься и настроение.

С собой благодарностью хотел бы я отметить здесь несколько лиц, образцовое выполнивших свой патриотический долг. В противоположность гайляйтеру и большинству партийных функционеров, показавших своим поспешным бегством плохой пример, обербургомистр доктор Виль остался в Кенигсберге.