Мой коллега по Кременчугской школе. При полете на боевое задание в паре с Брежневым был подбит, сел на нейтральной полосе и сразу же побежал в растущую рядом рожь. Немцы открыли стрельбу, два раза ранили. Спрятался недалеко от самолета, да так, что наши пехотинцы ночью его еле нашли. Вырыл руками яму и прикрылся травой. Ночью самолет перетащили на нашу территорию. При этом несколько человек было убито. Самолет погрузили на платформу для отправки в ремонт, но немцы разбили его на станции Панине. Горбаченко долго пролежал в госпитале. Собирался возвратиться в наш полк. Где он сейчас, неизвестно.
      Сержант Полетаев. Молодой парень. Пользуется большим успехом у местных девиц. Балагур. На первом боевом вылете заблудился. Сел под Селижарово. Не зная, где находится, думал, что попал к немцам. Самолет остался цел. Пытался взлететь, но не смог. Добирался домой пешком. На втором вылете на аэродром Дугино опять заблудился и завел с собою Прыткова. Сел в поле под Бологое нормально. Попробовал взлететь и разбил самолет. Был отдан под трибунал и получил 6 лет. Не сидел. Вернули на исправление. Обычное дело на войне. Теперь из него должен получиться хороший летчик. Научен горьким опытом. Неосторожен. Спутался с официанткой, на которую имело виды начальство. К тому же она 4 месяца как беременна...
      Младший лейтенант Прытков начал полеты хорошо. Летал на разведку с Коробейщиковым. Имел около 8 боевых вылетов. При возвращении из одного полета заблудился вместе с Полетаевым. При посадке на большой скорости скапотировал. Самолет разбил, а сам случайно остался жив. Свой полет совершенно не помнит. Ездил на медкомиссию в Москву. Признали годным. Вчера его назначили командиром звена.
      24.11.42 г.
      Вчера праздновали годовщину нашего 687-го. Меня пригласили в президиум. Поместили фотокарточку в стенгазету. Комиссар рассказал историю полка. Потом смотрели концерт. Потанцевали и после 22 часов пошли ужинать. Был приличный выпивон, часто произносили тосты и особенно чествовали нашего Батю - Штыкова. Меня попросили толкнуть речь...
      Были танцы. Потанцевал с солдаткой Валей.
      Итак, с завтрашнего дня - на войну. Два вылета в день и по 40 минут работы над целью. Не так как раньше, когда атаки были по несколько минут. Все серьезнее. На Волге бьются. Завтра Калининский и Западный начинают.
      Надо отправить дорогуше карточку, авось дойдет. Писать не буду, что завтра начинаем воевать.
      Во время боевых действий на ужин дают по 100 граммов.
      27.11.42 г.
      Когда я на вечере сказал слово в честь нашего Бати, он всплакнул, почувствовал, что мы его действительно любим. Я сказал, что за него любой из нас не пожалеет жизни.
      25-го началось наступление. В тот же день наши войска заняли город Белый. Но погода была отвратительная, и по сей день она плохая. От нас летало 9 самолетов. Над целью растерялись и домой шли по одному, два. Три летчика не сразу вернулись. К вечеру Прытков прилетел, но на посадке, вместо шасси, выпустил закрылки и посадил самолет на фюзеляж. Конюхов заблудился и сел на другой аэродром. А Бочарошвили до сих пор нет. 26 ноября летал в составе четверки на штурмовку. Никакой боязни не было. Летал в охотку.
      28.11.42 г.
      Вчера после ужина немного потанцевали под баян. По 100 граммов не давали, потому что не летали. После вылета дают всему экипажу: летчику, технику, вооружейнику.
      Сегодня летали штурмовать, но завели нас не туда. С земли почти не стреляли. У меня одна пробоина от пули. За три вылета - первая. Теперь фрицы боятся огрызаться: мы их тут же атакуем. Летчики работают получше, не так, как в первом туре. Подготовились, потренировались. У всех хорошее настроение, рвутся летать.
      Получил от Груни письмо. Вспоминает нашу прошлую жизнь. Дело приятное. Она думает, что я увлекся кем-нибудь и ее забываю. Моих хороших писем еще не получила, поэтому и беспокоится.
      30.11.42 г.
      Вчера не летали. Была плохая погода. Сегодня сделал два вылета. Первый - на разведку в паре с моим пилотом сержантом Михайленко. Летчик он толковый. Не пропадет зря. В подлете к линии фронта облачность прижала нас до высоты 100 метров. Переднее бронестекло запотевало, пришлось вернуться километров на 20 назад, но возвращаться домой, не выполнив задания, неудобно. Решил идти на любой высоте. Низко над землей пошел на их территорию вдоль какой-то дороги. Начали встречаться одиночные танки, машины, повозки, люди. Атаковать не мог. Высота полета доходила до 30 метров. Но напугал немцев. Землю видел только под собой. Прошел над деревней. Встали два фрица с винтовками, начали стрелять по самолету. Во второй деревне было несколько машин. Развернулся для атаки, но попал в туман и деревню уже не нашел. Во второй деревне (летел на высоте 50 метров) немцы разбежались по сторонам. Один из них снял с плеча автомат и пострелял мне в хвост. Я ему кулаком погрозил.
      На другой дороге были повозки - тоже погрозил немцам кулаком. Атаковать не мог, очень низкая высота.
      В одной из деревень увидел автомашины и танкетку, сбросил 2 бомбы с замедлением на 22 секунды. Над их территорией пролетел примерно 20 минут. С самого начала полета мой ведомый отстал, потому что неожиданно попали в облака. Летали отдельно. Хорошо, что не столкнулись.
      Домой пришли врозь. У меня налет 1.35, у него - 1.58.
      Второй вылет к вечеру был восьмеркой. Погода стояла ясная. Батя нас не туда завел. Вышли на железную дорогу к Оленине. Начали нас обстреливать из пушек и пулеметов. Снаряды рвались близко.
      Заметили автоколонну и пошли на нее. Автомашины были рассредоточены. Несколько поразили.
      В третьем заходе в мой самолет попали 2 снаряда МЗА. Один из них перебил элерон, второй разорвался в фюзеляже, за бронеперегородкой. Самолет сразу пошел вниз (до линии фронта было километров 20). Я выровнял, его триммером. Домой дошел нормально. По одному снаряду попало Гуртовенко и Приткову. Полетаеву перебили воздушную магистраль для выпуска шасси. Сегодня нас прилично побили. Вот как летать в ясную погоду! Очень сильно обстреливают. Над их территорией мы были около получаса. Это очень много. Мой пилот Севрюгин не долетел домой, отстал и сел...
      А через несколько дней погода стала отвратительной. Но летали. Война заставляет рисковать. Мела метель, против ветра идти было очень трудно. Земля еле просматривается. Сплошная облачность не выше 150-200 метров. Стоит самолету уйти от аэродрома за полкилометра, как его уже не видно.
      Первыми на разведку вылетели капитан Бочко с сержантом Полетаевым. Над целью они, конечно, разошлись. Домой вернулись по одному. Полетаев в первом туре в ясную погоду заблудился после полета на аэродром Дугино и разбил самолет. А тут прилетел, все его встречали, ликованию не было конца. Жали руку, а Батя обнял и поцеловал. С него скоро снимут судимость, и он первый кандидат на орден. За такую работу полагается.
      Фрицы в плохую погоду не летают, хотя у них для "охоты" есть специально натренированные "волки".
      ...Полетели б экипажей, но погода стала еще хуже. Около линии фронта облачность прижала к земле. Дальше лететь было невозможно - и они вернулись, не выполнив задания. В очень тяжелых условиях производили посадку. Слава таким летчикам!
      Теперь наша авиация нагоняет много страха на фрицев. Даже в плохую погоду.
      Мой самолет до сих пор еще не отремонтировали...
      5.12.42 г.
      Вчера было ясно. Редкий денек. Сделал два вылета. В первом перед линией фронта начал барахлить мотор, но все уладилось. Атаковали две деревни. Оба раза нас обстреливали зенитки. У меня пробоин нет.
      Итак, теперь у меня 20 боевых вылетов.
      2-го не вернулся сержант Каплун. Отстал от строя и куда-то пропал. Вчера отстал сержант Шмиголь, сидит теперь на другом аэродроме.
      А еще вчера два Me-109 атаковали троих наших. Одному пробили снарядом большую дыру в плоскости.
      У сержанта Полетаева около аэродрома сдал мотор. До аэродрома дотянул, но самолет разбил. Сколько уже их у него на счету?
      6.12.42 г.
      Утро, 6.15. Вчера вечером некогда было писать. Домой с аэродрома пришел пешком в 18.40. Автобус застрял. Погода была плохая. Около полудня Батя предложил облетать резервный самолет. На взлете загнулся капот расширительного бака, перекрыл доступ воздуха в туннель, ведущий к водяному радиатору. Я не сообразил, что вода не охлаждается, но на всякий случай пошел на посадку. А температура воды была уже за 120°. С первого раза не сел. Ушел на второй курс, как вдруг вся кабина заполнилась паром. Водой забрызгало переднее бронестекло. Видимости никакой. Можно было смотреть только через левую открытую форточку. Обдало водой и паром. Земля едва просматривалась, еле нашел аэродром. И вот левое колесо коснулось земли, но впереди люди, истребители на стоянках... С трудом отвернул самолет в сторону и остановился. Все закончилось благополучно.
      В 15.00 выпустили две пары: Николаева с Полетаевым и меня с Михайличенко. Обратно не вернулся Николаев. Тяжело ранен. Мы с напарником возвратились по одному. Я произвел посадку в 16.30, он - в 17.00. Уже в сумерках. В полете ничего интересного не было. Обстреливали из пулеметов. За 15 минут подходящей цели не нашел. Когда возвращался, не был уверен, что лечу правильно. В плохую погоду ориентироваться очень трудно. От Ржева выходишь на север, затем ищешь подходящий ориентир и только так узнаешь, где находишься.
      Николаеву над целью в кабину попали два снаряда, раздробили переднее бронестекло, осколки поранили лоб и щеку. Лежит в госпитале. Дней через 10 вернется. Все твердит и твердит: "Полетаем!". До своего аэродрома не долетел километров 30: кровь заливала лицо. Сел на другом. Весьма удачно.
      Сегодня получил от Груни хорошее письмо.
      Отпраздновали День Конституции. Был выпивон, танцульки. Немного потанцевал с Валей. Им, оружейницам, приходится ворочать бомбы по 100 кг, таскать пушки калибром 23 мм. Все им надоело. Всем нам война надоела.
      Постоянное нервное напряжение. А человек не железный.
      И ничего утешительного впереди. Никаких надежд. Так, наверное, долго протянуть не удастся. Постепенно наступят апатия и отупение.
      А когда посмотришь на тех, кто пристроился возле воюющих, злость берет. Таких немало. Например, так называемые особые отделы при дивизиях. Эти шакалы, которые давят летчиков, после войны скажут: и мы воевали. Приживал на одного летчика - 30-40 человек. Тяжело достается технику, оружейнику, а остальным не жизнь, а рай.
      Захандрил. Погода летать не позволила. Сегодня исполнилось два месяца, как мы находимся на этом аэродроме. Интересно, если бы мне удалось вернуться теперь или позже к Груне, любил бы я ее как прежде? Был бы у нас мир и покой? Почему-то уверен, что любил бы, жалел. Она очень несчастная, много пережила.
      11.12.42 г.
      Наконец-то имею возможность написать о том, что произошло за эти дни. 7-го и 8-го не летали из-за погоды. 9-го к вечеру вылетели. Вел нашу четверку капитан Бочко. На цель не вывел, я даже бомбы не сбросил. Так и вернулся с боекомплектом. Наверное, боится штурман. Ходить с Бочко на задание - только нервы трепать. Другое дело, когда ведет Батя. Работает очень добросовестно. Если пикирует, то до земли. Атакует с азартом. Война лучший способ узнать, что за человек рядом с тобой.
      9 декабря у меня был двадцать второй вылет. У Полетаева - 11, у остальных - по 8 и меньше. В целом по полку - 99 вылетов. Трудно зимой, погода плохая.
      Вторую четверку водил капитан Щербаков. Встретили "фоккевульфа". Постреляли.
      С Полетаева сняли судимость.
      10 декабря привезли Николаева на У-2. Правая сторона лица забинтована, весь опух. Осколки от бронестекла попали в лоб, бровь, в скулу, под глаз. Еще швы не сняты. Летать пока не может.
      В этот же день собирались перелетать. Главное направление удара Великие Луки. Под Ржевом наши войска отрезали железную дорогу на Вязьму и продвинулись на 10 километров.
      Позавчера прилетел "дуглас" с техсоставом. От них узнали, что наша дивизия (3 полка по 20 самолетов) перебазируется под Андреаполь. Аэродром Батали в лесу. Просека шириной 150 метров и длиной 1,5 километра.
      Всех обслуживающих послали машинами в Торжок на поезд. Летчики собрались, но почему-то в этот день не улетели. А сегодня погода скверная. Сидим, отдыхаем. Это, конечно, неплохо.
      Тетрадь, в которую делаю записи, попросил у Вали. Не верится, что мне удастся всю ее исписать.
      В районе Великих Лук побольше и немецкой авиации.
      Писем ни от кого не получал. Вчера прощались с официантками, целовались. Расстаемся с батальоном аэродромного обслуживания. Двоих девчонок покачали в снегу прямо на аэродроме.
      13.12.42 г.
      Все еще сидим на месте, ждем команды на перелет. Погода не пускает. Здесь редко бывает хорошая погода, а под Андреаполем, говорят, она еще хуже - одни леса да болота...
      Вчера, в субботу, деревенские девчата собрались вечером в избе, где был наш штаб. Неказистый гармонист пилит на трехрядке, а они танцуют, веселятся. Танцы у них своеобразные, чисто деревенские. Европейских нет. Взрослых парней тоже нет, подростки, а больше ребятишки, которые усаживаются на полу. Одеты в кожухи и валенки. Они только мешают. Но так принято. И все девчата, за редким исключением, обуты в валенки. В туфлях только те, которые уже в городах побывали. Среди них есть приличные. На одной было даже хорошее платье. И еще у них обычай: парни и девчонки садятся друг дружке на колени без всякого стеснения. Одна из девушек на всех вечерах главенствует. Все время пляшет и обязательно с припевками. Например:
      Здравствуйте, военные,
      Как вы поживаете?
      Все девчата говорят,
      Что плохо принимаете...
      Или:
      Он военный, он военный,
      Он военный - непростой.
      Он на севере - женатый,
      А на юге - холостой.
      И я вчера там был, сидел, курил, на улице бросался снегом, как другие, шутил. Так и прошло время.
      Сейчас о конце войны уже никто не говорит, ясно, что она протянется еще не один год. Легко отдали немцам столько нашей земли, а как трудно ее освобождать. Каждый километр берем с ожесточенными боями, каждый населенный пункт приходится атаковать по несколько раз. Людей и техники здесь у немцев много. Все отборное. В прошлом году они в листовках писали: "Если вы возьмете Ржев и Холмец, то войне будет конец". Ржев - плацдарм, за который они держатся всеми силами. Союзники не спешат оттянуть их на запад. Мол, пусть русские и немцы истребляют друг друга, а мы за это время поднакопим сил и потом отхватим хороший кусок.
      Будем надеяться, что в 1943 году все же откроется второй фронт.
      Вчера написал ответное письмо Груне. Сообщил ей, что жду встречи, горячо надеюсь.
      18.12.42 г.
      Где только не побываешь за время войны. Мог ли я когда-нибудь думать, что попаду в деревню Брылево, западнее Торжка. Мой подчиненный Слава Севрюгин посадил самолет на заснеженное поле возле нее. Хорошо, что не сломал! Дали задание: взлети и перегони машину на аэродром. Привезли меня сюда на У-2 в 16 часов. Площадка очень ограничена. Ее очистили от снега и укатали катком: длина 300 м, ширина 15-40. По бокам навалили сугробы. Теперь они замерзли, и, если при взлете за них зацепится колесо, считай, самолет бит. Одним словом, площадку не доделали, сломался трактор, затем автомашина. Сегодня пробовал взлететь и не решился. Вырулил - и в каждой из двух попыток чуть не попал в сугроб. Самолет сломать запросто. Попробую завтра. Сукин сын Славка, угодил сюда, а мне теперь отдувайся. Если просижу полмесяца, как Севрюгин, буду ожидать, пока сделают нормальную площадку, вызову недовольство начальства. Подумают, затягивает, чтобы не летать на боевые задания. А тут попробуй взлететь... Можно угробить самолет!
      Живу в деревне, кормят в столовой неплохо. Здесь расположен госпиталь. Раненые почти во всех домах. Со мной авиатехник и шофер автомашины, который нам помогает. Спим на полу. В этой же комнатушке спит на кровати со своей фронтовой женой пехотный майор, какой-то помощник начальника тыла. Ему около пятидесяти, ей - около восемнадцати. Санитарка. Живут по-семейному, никто не вмешивается. Не жизнь, а малина! Зло берет, когда встречаешь таких. Одни воюют, гибнут, а другие приспособились лучше, чем в мирное время.
      Не знаю, улетели ли наши в Батали. 16-го и 17-го была хорошая погода.
      21.12.42 г.
      Я опять в деревне Голубьево. Базируясь в Машутино, мы жили в Горощино, Гари, Большое Вишенье и Голубьево. Здесь я прожил два с половиной месяца. Это много. На днях улечу отсюда. Подружились с местными жителями. Они о нас беспокоятся. Если летаем, спрашивают, все ли вернулись.
      Вчера пригнал самолет, а наши уже улетели. Зашел на бывшую свою квартиру, хозяева тут же предложили кровать. Все говорят, что им без нас очень скучно. Перед отлетом наших угощали самогонкой. Хороши старушка и дедушка Кольцовы. Он воевал в 1907 и 1914 гг. У них дочь и сынок. Иногда мы играли в карты, в "козла".
      А когда выручал Севрюгина мне, конечно, досталось. Приходилось самим снег расчищать. Наши помощники убрались побыстрее, не доделав площадку. 19 декабря была очень плохая погода. Готовили полосу, оббивали лед с самолета. Я никак не мог решиться взлететь. 20-го настроился. Поджидал улучшения погоды. Очень трудно пришлось. Несколько раз залезал на плоскость, смотрел на узкую полоску взлета... Стоило только при разбеге уклониться от прямой на 2-3° - и самолет был бы поврежден. Мое волнение было заметно. Техник Нифонтов, хотя и сам волновался, подбадривал. Хороший человек, работящий, скромный, знает свое место в жизни. На него я всегда полагаюсь.
      Примерно в 13 часов поборол чувство страха и решил взлететь. Народу собралось много. Запустил двигатель, опробовал. В это время Нифонтов поднес мне тетрадь приема и сдачи самолета. Я расписался. Машина исправна. Теперь я за нее отвечаю. И вот нажимаю на тормоза, отпускаю, самолет начинает разбег, и я даю форсаж. Примерно после 30 метров колеса наскочили на бугорок, и самолет "подпрыгнул", я чуть потянул ручку на себя - поддержал его... И оторвался от земли! Не успел набрать 50 метров - попал в облачность. Пошел на низкой высоте, не убирая шасси. Дальше высота облачности была 30-40 метров. Еле вышел на железную дорогу, ведущую на Торжок. Переднее стекло обледенело, ничего не видно, лечу по верхушкам леса. В кабине не было часов. Бензина на 30-40 минут. Блуждать нельзя. С трудом долетел и сел на своем аэродроме. Жду Нифонтова, он добирается на машине. Как только улучшится погода, в паре с Севрюгиным улетим в Батали.
      Пошли с ним ужинать в деревню Куклино. Были на танцульках. Домой пришли в половине двенадцатого.
      С перелетом закончилось все хорошо. Повезло. Но ведь у кого нет умения, тому не везет. Уже имею общий налет более 500 часов. Это много значит.
      24.12.42 г.
      Все еще плохая погода. Мой самолет сейчас ремонтирует Нифонтов. В Машутино стоит еще один самолет, остался от первого тура.
      Снилась Груня. Не очень хорошо.
      28.12.42 г.
      Слышал разговор, что с нового года командный состав у нас будет носить погоны. Появится частная торговля, откроются церкви, ликвидируют колхозы... Все это нужно.
      Погода была почти хорошая. Мой самолет оказался неисправным. Сел в другой, за бронеспинку посадил Севрюгина и Нифонтова и перелетел из Рудниково в Машутино, где воевал в первом туре. Здесь опять задерживает погода. Встретил знакомых лейтенантов, медиков Нину и Аллу. Алла жалуется на жизнь. Говорит, когда шла в армию, думала попадет к порядочным командирам... Пожилые майоры пытались склонить ее к сожительству. Не вышло. Стали злоупотреблять властью...
      А в батальоне аэродромного обслуживания беременеют девчонки. Их потом домой отправляют. Одна забеременела от комиссара: ее уволили с работы, а его перевели в другой батальон.
      Вот уже 15 дней как я в отлучке. Удастся ли завтра взлететь? Под Великими Луками успехов нет.
      29.12.42 г.
      Прилетел в Батали. Узнал печальные новости. Погиб Сеня Гуртовенко, мой друг: при пикировании на цель его сбил истребитель. Сплю теперь на его кровати. Погибли капитан Щербаков, младший лейтенант Прытков. Все под Великими Луками. Думали, что погибли еще двое, но сегодня они нашлись. Младший лейтенант Писеев вчера не вернулся. Пробили масляный радиатор, и он сел в Торопе. Его сбивают уже третий раз. Старший лейтенант Шейнин был подбит и сел в шести километрах севернее Великих Лук.
      31.12.42 г.
      Вчера вечером привезли на У-2 подбитого Писеева. Говорит, что истребитель пробил у него броню на моторе. Мотор не поврежден, но трубопроводы к радиатору перебило, и он вынужден был сесть.
      Летали на Великие Луки. Над целью почти не стреляли. Город окружен полностью. Говорят, там гарнизон из 4000 человек. Самонадеянно заявили, что к Новому году Великие Луки будут очищены от немцев. Поторопились. От города, правда, ничего не осталось, все разбито. Вчера там было много нашей авиации. За 5-10 минут не менее сотни Пе-2 и Ил-2 атаковали одну из улиц. Истребители прикрывали, но плохо. Нечестно воюют. Правда, после того как их поругало командование, немного подтянулись.
      Сделал 23-й вылет. Мой самолет очень плохой, просто летающий гроб.
      Получил два хороших письма от Груни, прислала фотокарточку. Хоть фото напомнило ее мне. Худая стала, но улыбочка влекущая. Как она, бедная, ждет меня, как надеется! Удастся ли нам свидеться?
      Валя лежит больная, наверное, от тяжелой работы. Я ее попросил: если меня не станет, эту тетрадь доставить Груне. Сообщил в письме и Груне об этой просьбе. Не знаю, как она это воспримет. Се ля ви.
      Теперь вся наша дивизия (3 полка) собралась на одном аэродроме. От наших "старичков" из первого тура, которые воевали на Ил-2, остались 4 летчика: Бочко, Штыков, я и Полетаев.
      Сегодня будем встречать Новый год. Возможно, кто-нибудь еще вернется. Знай, родная Груняша, выпью за твое здоровье, счастье, удачу.
      2.01.43 г.
      Вот и наступил 1943-й. Что он нам готовит? 31-го была большая радость: возвратился капитан Щербаков. В полете снаряд повредил ему мотор. Сел у линии фронта на очень плохое поле. Сильно ударился, потерял сознание. Шесть дней о нем ничего не знали. Теперь лежит в госпитале. Итак, из пяти вернулись трое.
      В последний день только что ушедшего года была плохая погода. Летали две пары.
      Новый год встретил плохо. С выпивкой был легкий перебор. Не танцевал. Все наши девчонки живут в одном доме, у них всегда много гостей.
      Вчера погода была плохая, но все же из нашей дивизии летало 15 самолетов. Высота облачности - до 100 метров. Шел снег. Я прервал взлет: отказал мотор.
      4.01.43 г.
      Теперь летаем и в плохую погоду, лишь бы высота облачности была 100 метров и видимость - 1-2 километра. Иногда, придя с задания, садимся в снегопад при видимости до 500 метров, по несколько раз заходим на укатанную полоску шириной 200 метров.
      В мирное время никто нигде в таких условиях не летал.
      У Конюхова загорелся мотор в воздухе. Посадил самолет на фюзеляж возле аэродрома. Много неисправностей. Что поделаешь! Самолеты делают на заводах по принципу "давай-давай". Да и подростков много работает.
      Полетаев промазал на посадке, выкатился с укатанной полосы в снег, едва не скапотировал, погнул концы винта. Штыков садился, а ему навстречу другой самолет. Не увидели друг друга. Едва не столкнулись на больших скоростях, оба были на волоске от гибели. Повредили консоли плоскостей.
      Встретил Дерябина. Вместе заканчивали школу в Энгельсе. Говорил, что воевал в Финляндии, сделал 20 вылетов на "чайке". От нервного перенапряжения потерял зрение и разбил три самолета. Сейчас комиссар эскадрильи.
      Решил две получки послать Груне не через Люберцы, а прямо в Азию.
      12.01.43 г.
      Давно ничего не писал. Шесть дней не был дома. С Нового года пошла полоса невезения. 1 января прервал взлет и не летал на задание. Во второй раз - закипела вода на рулении - опять не летал. 5 января взлетел на том же самолете в составе девятки. Все было нормально. Но на подлете к цели, южнее Великих Лук, ст. Чернозем, на их территории, мотор начало трясти. Самолет стал постепенно терять высоту. Я нажал гашетки, сбросил бомбы и повернул на свою территорию. Задание было серьезное. Облачность снизилась до 200 метров. На моторе оборвался клапан цилиндра на всасывании. Такие случаи обычно приводят к пожару. С правой стороны был выхлоп белого дыма (горело масло). Тяга снизилась. Шел на малой скорости со снижением. Прошел 25 километров. Мотор работал хуже и хуже. Все время выбирал место для посадки, но его не было. Местность холмистая, с оврагами. Перед землей весь козырек облило маслом (лопнула клапанная крышка). Землю видел только в боковую форточку. Уже неуправляемый самолет ткнулся в бугор винтом, подскочил вверх и рухнул на землю. При этом я очень сильно ударился грудью о ручку управления. Это была моя вторая посадка в поле на фюзеляж. Первая - на четвертом вылете. Вторая - на 24-м. Скорость перед приземлением была 200 км/час. Вылез из кабины - руки-ноги дрожат. Весь самолет в масле. Фюзеляж почти переломился пополам. Левая сторона центроплана сильно деформирована. А я невредим. Подъехал мотоцикл: вез летчика. Поздоровались. Его атаковал истребитель. Подбил и выскочил вперед. Наш молодец не растерялся, нажал на гашетки - и немец в землю.
      За мной пришла машина и отвезла в медсанбат. Поднесли водочки, уложили, и я уснул. Отходил от удара и потрясения. У меня даже документы не спросили, просто определили по одежде, что свой.
      В госпитале пролежал 4 дня. 5-го послал телеграмму в полк, но она не дошла. 9 января выехал из деревни Федориха и на автомашине доехал до Торопца, переночевал и утром на следующий день на товарном поезде выехал в Андреаполь и там лег в лазарет. Дал телеграмму, чтобы выслали У-2.
      11 января прилетел Михайличенко, и к вечеру я прибыл домой. Он сообщил результаты полета 5 января на ст. Опухлики. Их встретили огнем зениток, да еще истребители потрепали. Говорят, из нашей дивизии не вернулось 14 самолетов. Теперь некоторые нашлись, но больше половины нет. В том числе и двоих наших - Писеева и Конюхова. Писеева до этого три раза подбивали.
      Как мы к этим бедам привыкнем? Гибнут друзья, как будто так и надо.
      Два полка нашей дивизии уходят на отдых. Сдали самолеты.
      15.01.43 г.
      Наш полк пошел в тыл на отдых. Пополнятся две эскадрильи и добавится третья. Вернулись обратно в Рудниково, откуда улетели месяц назад. Вчера со Щербаковым прилетел на У-2 и поселился на старой квартире в деревне Голубьево. Все радуются, принимают как родных. Рада и Маруся, дочь хозяйки. Гонит самогонку. За 2-3 дня здесь соберутся все наши. Два других полка базируются по соседству. Вчера в деревне отмечали старый Новый год. Было много девчонок из округи. Ряженые плясали, чудили. Посмеялся, отдохнул и погрустил о погибших товарищах.
      Жена Сени Гуртовенко с ребенком живут в Джизаке. Возможно, она уже получила посылку с его вещами... Слезы застят глаза, но что поделаешь. Идет война народная. В первом моем туре Сеня был командиром 3-го звена, а я и Пелевин - в его подчинении. Оба погибли. Остались я, Штыков, Щербаков, Полетаев.
      Итак, после трех туров (закончился под Великими Луками) остались командир Ковшиков, штурман Бочко, командиры эскадрилий Штыков, Щербаков, Лядский, Шмиголь, Полетаев. Семь человек.
      Последний вылет в районе Великих Лук. Перерыв в боевой работе до 28 января.
      Капитан Штыков в полку по количеству вылетов на втором месте после Полетаева. Они хорошо сдружились и часто летают вдвоем. Старшего лейтенанта Шейнина назначили командиром звена. Михайличенко и Козлов - старшие пилоты. Щербакову не везет. В первом туре сделал 3 боевых вылета, был ранен и больше не летал. Во втором туре его снова подбили. Мне тоже не повезло. Сделал всего 11 боевых вылетов, а Полетаев около 20.
      Николаев уже лейтенант. Наградили орденом Отечественной войны I степени.
      В Андреаполе в лазарете я пробыл один день. Слышал рассказы раненых летчиков, которых подожгли Ме-109. Оба выпрыгнули с парашютами с низкой высоты, не более 200 метров. Это был последний шанс выжить. Один из них приземлился на нейтральной полосе. Немцы прострелили ему разрывной пулей ногу, но кость не задели. Второй приземлился удачно.
      Старший лейтенант рассказывал: шли четверкой, их начали атаковать Ме-109, и, когда оглянулся, троих уже не было, он ушел в вираж и так спасся. Немцы атакуют парами и стреляют поочередно. Потом ему пробили задний бак, загорелся мотор. Хотел открыть кабину, но колпак заклинило. В это время у него впереди оказался немецкий истребитель, поймал его в прицел и дал очередь из пушек и пулеметов. Фриц - в землю, а наш герой пошел на посадку. Сел на нейтральной полосе, на минное поле, но не взорвался. Саперы подоспели, выручили и отдали ему награду немецкого летчика: железный крест с мечами. Его носил Хага Йозеф, лейтенант, 1921 года рождения.
      Станцию Опухлики охраняли зенитки и истребители, которых подсаживали на озеро. Летчики сидели в кабинах, как только покажутся Илы, - сразу взлетают... А истребители, которые иногда нас прикрывают, на низкой высоте часто отказываются идти на немецкую территорию. Боятся, хитрят.
      Послал письмо Груне. Жду получки, чтобы отослать ей деньги.
      22.01.43 г.
      Скучные настали времена. Опять не о чем будет писать, пока не начнется третий тур.
      Ходят слухи, что меня собираются назначить зам. командира эскадрильи.
      Иногда играю в карты, но в основном читаю. Прочитал "Чингисхана", "Суворова", массу газет.
      Предлагают съездить в дом отдыха за Торжок, дней на 10-15. Не мешало бы.
      Пополняем потери летчиков и самолетов. Добавляют третью эскадрилью. В ней, наверное, и буду зам. командира. Вместо моего друга Семена Гуртовенко.
      Сегодня наши собираются ехать в Куйбышев за самолетами. В следующий раз нужно и мне съездить. Может, попаду в Люберцы, чтобы оставить эту тетрадь.
      Друг мой Сеня! Как часто вспоминаю тебя и других погибших ребятишек. Не верится! Неужели никто из вас не остался в живых? Вот она, авиация. Раненых мало...
      Недавно в столовой встретил военного техника Строганова. Он сообщил, что на Пе-2 погиб мой однокашник Саша Лоскутов. Рассказал также, что Алексеев (мы его прозвали Пушкиным) и Макаров работали в Чкалове инструкторами на Р-5. Оба - тоже мои однокашники по Энгельсу. Алексеев был большой забулдыга, пьянствовал, но ему везло в жизни. С ним я проказничал в Новосибирске. Где он сейчас?