Как ныне собрался Стриженов Олег

Устроить подарок бомонду.

Он к помощи Гильдии нашей прибег,

Точнее, к ее «Генофонду».

Мы здесь, мы себя не заставили ждать,

Мы песню споем об Олеге,

Поскольку всю правду в глаза рассказать

Способны лишь только коллеги.

Играть со зрителем не будем в прятки,

Чужда словесная нам мишура, ура, ура!

Мы будем смело резать правду-матку,

Мы в этом деле мастера! Ура! Ура!

Как водки стакан, ты прозрачен и чист,

Аристократически нервный,

У женщин России ты первый артист,

Хоть числишься как сорок первый.

Твой взгляд их с экрана разит не щадя,

От этого взгляда, бывало,

У тех, кто пришел посмотреть на тебя,

Беременность вдруг наступала.

От Петропавловска до Таганрога

Твои черты носила детвора, ура, ура!

И мы тебе завидуем немного

Хоть сами в этом мастера! Ура! Ура!

А, кстати, о взгляде его, господа,

Что синим считался повсюду —

Глаза у Стриженова были всегда

Зелеными, как изумруды.

А всяким носителям мнений иных

Мы здесь заявляем сурово,

Что нет у Стриженова глаз голубых,

И нет ничего голубого.

И возражать вы нам не смейте, братцы!

Как старожилы нашего двора, ура, ура!

Уж в голубом мы можем разобраться —

Мы в этом тоже мастера! Ура! Ура!

Чтоб съездов решения в жизнь воплотить,

Не вышел ни кожей ни рожей.

Не мог он, увы, телогрейку носить

И робу слесарную тоже.

Сыграть комбайнера —

Героя труда Олегу не выпала доля.

И есть в его жизни одна лишь Скирда[2],

И та не с колхозного поля.

Нет премий Ленинских, ну и не надо,

Все эти премии для нас мура, мура, мура!

Не получать от Родины награды

Мы все большие мастера! Ура! Ура!

Но, как говорится, всему свой черед,

И это известно народу,

Его непременно, найдет,

Какие Стриженова годы.

Хороший у песни сложился конец,

Под стать окончанью эпохи,

Стриженов – гигант, красавец-молодец,

И мы тоже, в общем, неплохи.

И завершив торжественное рондо,

Мы прокричим Стриженову – Ура! Ура! Ура!

Подарок лучший – песня «Генофонда»

Мы в этом деле мастера! Ура! Ура!

Нас для этого сегодня пригласили,

Чтобы мы вам по-испански объяснили:

Все то, что каждый час

Творится среди нас,

Все это фокусы Цитолашвили!

Всей стране полгода денег не платили —

То ль забыли, то ли в банках прокрутили.

А как же мы живем

И с голоду не мрем?

А это фокусы Цитолашвили!

Сексуальные меньшинства разрешили —

Однополые друг друга полюбили.

А как же каждый год

Рождаемость растет?

А это фокусы Цитолашвили!

Если вас в железный ящик посадили

Прострелили и на части распилили,

Ты думаешь, разбой?

Ошибся, дорогой:

Все это фокусы Цитолашвили!

Президент, положим, дышит еле-еле —

Кто же нами управляет, в самом деле?

Кто-кто? Чубайс в пальто?

Или вообще никто?

А это хитрый фокус Рафаэля!

Дорогие, мы, конечно, пошутили,

На маэстро зря мы бочку накатили!

Из тех, кто круглый год

Дурит родной народ,

Ей-Богу, всех честней Цитолашвили!!

Evening, наш дорогой Арчил!

This is Артем нам поручил

Звездный отметитъ birthday,

Вручить подарок, что в London купил!

Сам он сказал: "Excuse me, please!

Дома вопрос давно завис!"

Дома… здесь для Артема,

Увы, готовят ужасный сюрприз.

Чтоб не смогли иметь его

Прямо in Sheremetjevo,

С нами, его послами,

Общаться будешь ты вместо него.

Труден был путь далекий наш:

Вместе пересекли Ла-Манш,

Вместе не спали в Бресте,

Чтоб на таможне не сперли багаж.

Вот он, подарок дорогой!

Странно, но он ровесник твой!

Дата была когда-то

Его рожденья: год двадцать шестой.

Что же хотел сказать Артем?

Все же подарка смысл в чем?

Литр, сюда залитый,

С годами лучше и крепче притом!

Darling, и ты живи вот так,

Чтобы не постареть никак!

Сила пускай Арчила

С годами крепнет, как этот коньяк!

Помнишь… мама моя! Как мальчишку чужого

Привели к тебе в дом, у тебя не спросив.

Тихо глянула ты на него… на такого,

И заплакала вдруг, обо всех позабыв,

И про нас позабыв!

Ты его окружила теплом и заботой,

Для него свое сердце рвала на куски.

Целовала его за любую работу,

Ну а нам хоть друг друга целуй от тоски,

От зеленой тоски.

Мы тоже в старом зале

И пели, и плясали,

Мы тоже сочиняли,

Капустники писали,

Нам тоже был любимым старый дом.

Но ты ценила выше

Всегда творенья Гриши,

Не Бори и не Миши,

А лишь творенья Гриши,

А нас воспринимала ты с трудом.

Ах, Боря! Ах, Миша!

Всех детей я одинаково любила, как могла,

Но Гриша так пишет,

Я невольно за репризы ему сердце отдала

Слух ходит в народе

Будто Гурвича в «капусте» я нашла.

А после в Гнездниковском

При зрителе Московском,

При зрителе Московском,

Внезапно в Гнездниковском

Он театром прогремел на всю страну.

Мы сами режиссеры,

В профессии матеры,

В профессии матеры,

Мы тоже режиссеры,

А с театром до сих пор ни тпру ни ну.

Ах, Боря! Ах, Миша!

Было время – народилось театров целый миллион!

Ходила, просила,

Помогать таланту надо – это для меня закон.

Их много, ей-Богу,

Но летучим оказался только ОН!

Так в жизни не бывает —

Кто этого не знает!

Кто этого не знает —

Так в жизни не бывает,

Чтоб без завода тикали часы!

Ведь мы его не хуже

И в талии не уже!

Мы в талии не уже —

Ничем его не хуже,

Усы у нас такие ж и носы!

Ах, Боря! Ах, Миша!

Что же делать – я открою вам заветный свой секрет!

Пусть люди не судят —

Ведь об этом говорю я первый раз за десять лет!

Скажу я: люблю я!

Для меня средь вас дороже Гриши нет!

По законам жанра, когда слов больше нет…

…Герои танцуют!

Ты на кого другого посмотри —

Такой большо-ой – вчерашний и на три…

А вот выходит Карцев выступать —

Малэсенький – сегодня и на пять!

И сам большой, и твой талант большой,

И так поешь, что мог попасть в Большой…

Но ты всегда был очень скромным малым,

И потому довольствуешься Малым!

Не езжай ты, Саша, в Голливуд,

В логово расизма распроклятого:

Там при первом крике: «Черных бьют!»

Тут же все рванут лупить Панкратова!

Мне говорил знакомый рэкетир,

Мешок боксерский колотя, бывало:

"Пособия нам лучше не найти,

Чем драки в фильмах Суриковой Аллы!

Караченцев Ярмольнику – в мурло!

У Табакова нож торчит в лопатке!..

Не-ет, мы, когда наедем на кого,

Ей сумками отстегиваем бабки!"

Талант, успех и славы торжество,

И золото на лацкане сияет,

И целый мир глядит и понимает:

«Есть что-то под папахой у него!»

За этот шанс, однажды провороненный,

Ефремов должен сам себя винить:

В «Трех тополях…» поладил бы с Дорониной

Глядишь, и не пришлось бы МХАТ делить!

Ах, бабы, бабы, не гневите Бога!

Вот Ирка счастье сглазила свое:

Все пела: «Недотрога, недотрога…» —

Теперь никто не трогает ее!

С таким талантом – на свободе!..

И как парнишке удается.

Вожди приходят и уходят —

Один Грушевский остается!

Неплохо прожил жизнь совсем

И вдаль не смотрит мрачно:

Он был женат раз шесть иль семь

И все разы – удачно!

У нас от старца до юнца безусого

Никто в парижской жизни не силен,

Но каждый точно знает – от Бутусова:

«Ален Делон не пьет одеколон!»

Чем Эскина сегодня знаменита?

Тем, что и Мастер вы, и Маргарита!

С утра, размяв мускулатуру,

Бог златокудрый Аполлон

В дела искусства и культуры

Был, как обычно, погружен.

Особых мыслей не имел он,

Но тем-то был и знаменит,

Что удивительно умел он

При этом делать умный вид.

Сидел спокойно и беспечно

И твердо помнил лишь одно:

Что Богом избран он навечно,

А, значит, времени полно.

Свой слух кифарой услаждая,

Душою уносился ввысь…

Как вдруг, охранников сметая,

К начальству музы ворвались.

Молчать! нетоптанные квочки!

Да что ж вы так кричите, блин.

Давайте хоть поодиночке.

Вас девять, бабы, я один.

Так, я начну!

Нет я!

Я тоже!

За что тебе такой почет?!

Пусть Полигимния начнет!

Она погромогласней все же!

Пришли к тебе мы всем союзом

Официально доложить,

Не могут трепетные музы

Без финансирования жить.

Нет нашей участи печальней

Делить искусства каравай.

Начальник ты иль не начальник?

Начальник!

Музы. А раз начальник, то давай!

У нас проблем набралось горы

У нас забот невпроворот!..

Ты б танцевала, Терпсихора

Поменьше б открывала рот.

Тебе, Урания, конечно,

Легко об этом рассуждать,

Следишь за звездами беспечно,

На остальное наплевать.

О, боги! пусть же у злодейки

Язык немедленно замрет.

На астрономию – копейки

Мне не дают десятый год.

Ей не дают, какая жалость,

Щас будем плакать и рыдать.

А ты, сестричка, попыталась

Сама хоть раз кому-то дать?

Здесь полон зал людей, Эрато,

И речь твоя ужасный грех.

Как что – Эрато виновата!

Да я здесь бескорыстней всех.

Любовных песен каждый просит,

Старик, мужчина и юнец.

Коль средств Эрато не подбросят,

Придет терпимости конец.

Про всех не знаю, мне же лично

Для жизни нужен дом… публич… приличный.

Вы слышали! ей нужен дом!

А может, замок или вилла?!

Скажи спасибо, Аполлон,

Что я ее не придушила.

Мне не в чем выходить на сцену,

В театре хаос и развал.

Ты посмотри на Мельпомену,

Какой трагический финал!

Артисты при честном народе

Поют в подземном переходе!

Позвольте мне внести поправку,

Дать историческую справку:

Во все века, чтоб быть свободным

И жить искусством лишь одним,

Художник должен быть голодным,

Холодным, нищим и больным.

Я – муза лирики, Эвтерпа!

Я в море рифм плыву, как нерпа.

Я верила – любовь всесильна!

Ты ж Клио, тоже меркантильна,

Урания – материальна,

Эрато – просто аморальна.

Мне страшно, сестры, рядом с вами,

И обливаюсь я слезами.

Сестрицы! я причин, поверьте,

Для горьких слез не нахожу.

Вот я! уже тысячелетья!

Святой комедии служу!

Да нужно высмеять причину

Всех наших споров, бед и зол!

Зевс на культуру деньги кинул?

Куда ж ты их девал, козел?!

Так ты еще и в Зевса метишь,

Не много ль на себя взяла?

Запомни, Талия, ответишь

Ты мне за этого «козла»!

Вы от меня хотите чуда?

Да где ж я вам его возьму?

И ничего давать не буду!

Мне не хватает самому!

Я как эпическая муза

Должна тебе заметить, брат:

В развале нашего союза

Ты сам, бесспорно, виноват!

Тебе мы, брат, служили верно,

Ты ж с нами поступаешь скверно,

Ты подстрекаешь нас к восстанью,

Лишая средств к существованью.

Совсем достали вы меня!

Послушай, муза Калиопа,

Хоть вы мне близкая родня,

Бери сестер, идите в…

Молчать! Вы все сбесились с жиру,

Кто дал вам право здесь орать

И в коммунальную квартиру

Олимп бессмертный превращать.

Ишь, рты пооткрывали, дуры!

Ишь, ворвались на всех парах.

Не трогайте номенклатуру

Ни на земле, ни в небесах!

Я с этим разберусь вопросом,

Я все же бог, не человек,

Своим непревзойденным носом

Итак, я пренья подытожу:

Мне вас не жалко ни на грамм.

Сейчас я всех вас уничтожу

И музу новую создам.

Великий Зевс, Всесильный Бог,

Ты б Аполлону не помог?

Ты прав, сынок, и в самом деле,

Они мне тоже надоели.

На это санкцию свою

Тебе я с радостью даю!

Ну, докричались, довопились,

Слыхали с неба божий глас?

Да чтоб вы в Тартар провалились

Все девять – сразу и сейчас!

О, боги! что это за чудо?

В тебе одной десяток тел!

Скажи, явилась ты откуда?

Ты ж, милый, сам меня хотел.

Да я хотел покоя только,

Превыше всех любя себя!..

Прости, дружок, что перестройка

Так завершилась для тебя.

Зато мы будем жить в согласьи

Без лишних мук, ненужных драм.

Не зря ж во мне достоинств масса —

По одному на килограмм.

Я для тебя не буду грузом,

Ведь я игрива, как вино…

Но как же звать тебя, о, муза!

Легко и весело: Кино!

Сказать я должен без кокетства,

Мне этот удался пассаж.

Кино не зря любил я с детства,

Еще с журнала «Ералаш».

Но даже не имел понятья,

Что так Кино желаю я!

Приди, приди в мои объятья,

О, необъятная моя!

Конечно, я не недотрога,

Но ты запомни лишь одно:

Тот утром должен сделать много,

Кто хочет вечером кино.

А ну-ка! что это за речи,

И ты туда же? не пойму!

Кто право дал тебе перечить

Мне, Аполлону самому,

В момент, когда и так на взводе

Я от волненья нахожусь!

Я только что при всем народе

Прихлопнул разом девять муз!

Я необузданностью славлюсь,

И это ты сейчас поймешь,

Я и с тобой в момент расправлюсь,

Ты даже глазом не моргнешь!

Сдержи свои, дружочек, чувства,

Побереги бесценный пыл,

Ведь я – «Важнейшее искусство!»

Не помню, кто-то говорил.

Ты поступил неосторожно,

Те музы были не беда…

Создать меня еще возможно,

А уничтожить – никогда!

Великий Зевс! какая лажа!

Давай, крути кино назад!

Прости, сынок! но с этой даже

И я не справлюсь! виноват!

Ну, докричался, довопился,

Услышал с неба божий глас?

С тем, что я главная – смирился?!

Все, все! работаю на вас.

Кино. Тогда для большей простоты

Мы снова можем быть на ты.

Ну, хорошо! твои желанья

Исполню я!

Мой дорогой!

Тогда взаимопониманья

Достигнем быстро мы с тобой!

Мне нужен дом!

Аполлон. Да, да! публичный…

Кино. Пускай публичный, все равно,

Но главное, чтоб был столичный

И назывался «Дом Кино».

Ну что ж, придется потрудиться!

Смотри! Такой тебе годится?

Благодарю тебя за это.

Свою ты силу доказал.

Как много красоты и света,

И даже сразу полный зал,

Все на кино собрались тут!

Ага! сейчас! Банкета ждут!

Ну, что? Теперь ты, чай, довольна?

Вопрос напомнил мне невольно

Про сказку Пушкина о рыбке.

Так, чтоб не повторять ошибки

Старухи глупой у корыта,

Я сразу говорю открыто,

Что на посылках у кино

Тебе быть вечно суждено!

Ведь ясно каждому ребенку,

Чего ж тут богу говорить,

Что мне нужны экран и пленка,

Кино без них не может жить,

Нужны массовка, и статисты,

И режиссеров умных рать,

Нужны народные артисты,

Еще способные играть,

Как Ною старому корабль,

Который спас его от гроз,

Мне нужен мощный партикабль,

Чтоб на себе софиты нес,

Еще мне нужен обтюратор

И оператор, чтоб снимал,

И очень мощный трансфокатор,

Чтоб нас со зрителем сближал,

А сколько техники бесценной

Еще ты должен мне достать!

Короче, список обалденный…

Я буду год его читать.

Нет! Это я с себя снимаю,

Здесь кругозор мой слишком мал,

Ведь я специфики не знаю.

Я бог! Я ВГИКов не кончал.

Здесь нужен пробивной и смелый,

Чтоб мог достать и мог вложить

Побольше денег в кинодело,

Чтоб это дело раскрутить,

Чтоб мог с проблемою любою,

Да хоть к Чубайсу, все равно,

Дверь в кабинет открыть ногою

И выбить средства для кино!

Да что ж я столько говорю,

Простое дело, право слово!

Тебе я молодца такого

Сейчас в два счета сотворю.

Он приведет тебя к победе,

Ему нигде преграды нет,

Зовут его Армен Медведев,

«Российский Кинокомитет».