Джон Лутц
      Стерео Хэнсона
      - Я могу неопровержимо доказать, что на Луну еще не ступал ни один человек, - донесся голос с той стороны прохода между домами. - У меня есть фотографии местности под Форт-Колтом в Аризоне, которые во всех деталях совпадают с так называемыми официальными снимками космонавтов на поверхности так называемой Луны.
      - Сэм? - донесся голос Айны с постели. - Сэм? Почему ты не спишь? Нога болит?
      - Не болит, а чешется под чертовым пластиком, - объяснил Сэм Мелиш жене.
      - А предположим, - сказал Полуночный Всадник, - что кто-нибудь поперетаскивал камни в пустыне с места на место и воспроизвел в Аризоне приметы места высадки? Иными словами, откуда мне знать, что подлинны ваши фотографии, а не официальные?
      - Ляг, Сэм, - умоляюще сказала Айна.
      Но Сэм Мелиш отключил ее голос и продолжал слушать стерео, орущее по ту сторону прохода. Хэнсон, человек, который жил напротив, видимо, спал, не выключая ночника, и Сэм различил на столе массивный прямоугольник ненавистного стерео - "грохочущий ящик", как с полным основанием прозвали эти орудия пытки - длинные, темные, словно прогнутые посередине, откуда подсвеченные циферблаты вперялись в Мелиша, будто полные злобы глаза.
      - Сэм?
      - Тише, Айна, прошу тебя! Это чудище я слушать вынужден, но ты-то можешь меня оставить в покое?
      Но он знал, что это не в ее силах. С тех пор, как в Центре переработки городских отходов, где он работал бухгалтером, ему на ногу упал пресс для алюминия и сломал ее, Мелиш был заперт в их крохотной квартирке, а его нога покоилась в объемистой оболочке, причем не по старинке из гипса, но из неведомого пластика. Она была несъемной, то есть ей предстояло оставаться на ноге каждую мучительную минуту, пока кость не срастется и врач не снимет пластик. И вот теперь нога зудела, а почесать ее Мелиш не мог!
      Тем не менее этот выматывающий зуд был все-таки терпимее душевного раздражения, которое пронизывало его насквозь и от которого он точно так же не мог избавиться. Беспощадный Хэнсон в квартире на пятом этаже прямо напротив окна Мелиша по ту сторону прохода держал свой грохочущий ящик включенным на полную мощность непрерывно. Непрерывно в буквальном смысле слова. Круглые сутки!
      Днем это обычно была музыка. Всяческая, но с преобладанием рока и рэпа. По ночам это иногда была музыка, а иногда идиотские станции с круглосуточными разговорными программами. Мелишу некуда было деться от непрерывного оглушительного шума. Он испробовал затычки для ушей, но они практически не снизили уровень децибелов и только вызвали у него дикую головную боль. Медитационное сосредоточивание абсолютно не помогало. За прошедшую кошмарную неделю Мелиш возненавидел музыку, а заодно невротиков и параноиков, которые звонят ведущим программ вроде "Полуночного всадника".
      - Так вы хотите сказать, - недоверчиво спросил звонящий, - что доверяете правительству больше, чем мне?
      Но Полуночный Всадник был слишком искушен, чтобы угодить в ловушку.
      - Я хочу сказать, Билл... Вас ведь зовут Билл, верно?
      - Верно.
      - Я хочу сказать, что в рассматриваемом случае данные в пользу реальной высадки на поверхность Луны перевешивают ваши данные, Билл. Только и всего.
      Билла это не убедило.
      - Всякий, кто доверяет правительству больше, чем простому гражданину, должен убраться вон из нашей страны и жить в...
      - Выключи! - завопил Мелиш. - ВЫКЛЮЧИ-И-И-И!
      Он стоял у окна, балансируя на костылях, и смотрел прямо перед собой через темный провал прохода.
      Несколько секунд спустя Хэнсон, высокий молодой человек с густой гривой светлых волос и могучими плечами, подошел к своему окну и молча уставился на Мелиша. Мелиш увидел его как темный силуэт - недвижный и каменный, будто статуя.
      - ВЫКЛЮЧИ! - заорал Мелиш. - СЕЙЧАС ЖЕ! - Он, пошатываясь, шагнул почти вплотную к окну, точно мог взмахнуть костылями-крыльями, перелететь через проулок и сразить Хэнсона, точно ангел-мститель за Тишину.
      - Сэм, Господи, что ты? - Айна схватила его сзади за плечи, стараясь удержать.
      Мелиш увидел, как темный силуэт поднял руку и опустил штору.
      - А теперь вы, вероятно, скажете, - взревел Полуночный Всадник во всю мощь стерео, - что Луна сделана из...
      - Вот уж я ему скажу, вот уж сразу покажу, вот уж...
      Хэнсон переключился на станцию, изрыгающую рэп.
      Мелиш сокрушенно рухнул на кровать. Кондиционер в окне не работал, и пот пропитывал простыни, приклеивал пижаму к коже, щипал глаза.
      - Сэм, хочешь, я позвоню в полицию? - сочувственно спросила Айна, хотя оба знали, как он ответит на этот вопрос.
      - Зачем? - спросил Мелиш. - Чтобы они час не ехали? А когда все-таки приедут, Хэнсон поубавит звук, а чуть они уедут, снова включит на всю катушку?
      Айна зажгла лампочку для чтения над изголовьем кровати и посмотрела на него. Ей как раз исполнилось сорок, и в последнее время она обрела привлекательность, которой не обладала, когда была моложе. Острые черты лица смягчились. Большие карие глаза, всегда добрые, теперь стали еще и мудрыми. Она казалась исполненной безмятежности, которую Мелиш не совсем понимал, но чувствовал, что сам ее никогда не обретет.
      - Ты бы посмотрел на себя, Сэм, - сказала она, пока он глядел на нее с кровати. - Посмотрел бы, до чего ты позволяешь этому шуму изводить себя.
      - Да, он меня изводит, - согласился Мелиш.
      - Вот уж надо проучить, вот уж буду, буду бить, вот уж больше им не жить...
      - В ней столько насилия, в этой музыке, - сказала Айна. - Зачем ему ее слушать? - В ее голосе был искренний интерес.
      - Зачем он вообще что-то слушает? - сказал Мелиш. - А вернее, все подряд? Он настраивается на музыку кантри, на классическую, на разговорные программы, на рок-н-ролл, на рэп - на все, что есть в эфире. По-моему, он нарочно меня злит. Он знает про мою сломанную ногу. Я видел, как он пялится в наше окно. Стоит и пялится. Это же пятый этаж без лифта, и, значит, он знает, что я заперт тут с раздробленной ногой. Я же не могу спускаться и подниматься по этим ступенькам. У меня нет выбора! Я вынужден слушать!
      Она ничего не ответила и только погасила лампу. Он услышал - и увидел, - как она, точно тень, подошла к кровати со своей стороны. Звякнули пружины, и матрас прогнулся - она легла рядом с ним.
      - Попытайся уснуть, Сэм.
      - Тебе хорошо говорить! Ты-то всегда способна заснуть, что бы там ни было. Пожар... война... Для тебя сон всегда был средством спрятаться.
      Она ласково погладила его по плечу, и он понял, что она грустно улыбается справедливости его слов. И засыпает.
      - Вот уж травки покурю, вот уж вдарю...
      Мелиш прикрыл голову сырой от пота подушкой, потом обхватил подушку обеими руками и сдавил, стараясь как можно крепче прижать к ушам ее мягкую плотность.
      Через несколько часов он заснул под "Мессию" Генделя.
      Утром в окно задувал теплый ветерок. Мелиш и Анна сидели за деревянным столиком и завтракали кашей с низким содержанием жиров, тостами и кофе. Айна намазала свой тост клубничным джемом. Тост Мелиша не был намазан ничем. Доктор Стейн строго требовал, чтобы Мелиш следил за своим весом, давлением, холестерином. Как раз накануне того дня, когда пресс упал на ногу Мелиша.
      Стерео Хэнсона орало сообщение с вертолета службы дорожного движения.
      - У мостов многомильные заторы, - говорила женщина под свист воздуха, рассекаемого вокруг нее лопастями винтов. - Прямо под нами только что столкнулись легковая машина и грузовик, заблокировав движение в западном направлении. Водители вышли из своих машин и, видимо, вступили в драку.
      - Этот город, - сказал Мелиш сквозь сухие крошки во рту, - превратился в ад. - Он запил крошки почти кипящим кофе и обжег язык.
      - Ты ведь прежде его любил, Сэм, - сказала Айна.
      - И сейчас люблю, но он превратился в ад.
      - Тебе так кажется только из-за ноги.
      Возможно, она и права, подумал Мелиш. Нога отчаянно зудела, словно сороконожка извивалась в смертельной агонии там, где он не мог до нее добраться. Он забыл про ногу, пока Айна не упомянула про нее, но теперь зуд стал невыносимым.
      Он оперся на костыль, кое-как поднялся и сунул под мышку второй костыль. Он увидел Хэнсона, неподвижно застывшего в окне по ту сторону прохода. Едва Хэнсон заметил, что на него смотрят, как он отступил в непроницаемый для взгляда полумрак своей квартиры, будто призрак, медленно исчезающий в другом измерении.
      - Хэнсон опять за нами подсматривал, - сказал Мелиш. - По-моему, он шпионит за нами.
      - Глупости, Сэм. Всякий раз, когда ты видишь, что он смотрит сюда, ты ведь сам смотришь туда. В этих квартирах только одно окно выходит в проход, и его с нашим как раз напротив друг друга.
      - Ты намекаешь, что я становлюсь параноиком?
      - Нет, - ответила Айна. - Просто у тебя нервы разыгрываются.
      Нервы, подумал Мелиш. А у кого они не разыгрались бы на его месте?
      С местных новостей, сводок погоды и службы дорожного движения Хэнсон переключился на бешеную латиноамериканскую музыку.
      - Ты думаешь, он старается нарочно меня злить? - спросил Мелиш.
      Айна улыбнулась.
      - Ну конечно, Сэм! Он же знает, что ты не можешь отбивать чечетку, и это тебя доводит.
      Вскоре эта музыка Хэнсону надоела, и он переключился на программу, в которой выступал человек, утверждавший, что президент имел сексуальный контакт с инопланетянкой, и в доказательство ссылался на то, что президент не выступил с официальным опровержением.
      Через четверть часа Хэнсон настроился на рэп, и Мелиш узнал молодого певца, известного как "Мистер Глазом Не Моргнув".
      - Она полицейская сучка, отвали, а не то...
      Мелиш пытался не слушать. Он смотрел, как Айна кончила мыть посуду и составила ее в желтой пластиковой сушилке.
      - Зачем человеку вступать в сексуальный контакт с инопланетянками? спросил он.
      - Не знаю, Сэм.
      - Ведь это чревато заражением редкой контактно передающейся болезнью.
      Айна вытерла руки о посудное полотенце, повесила его, а потом сказала:
      - Я схожу за покупками.
      - Я схожу с ума, - сказал Мелиш.
      - Надо купить чего-нибудь на обед. Ты что предпочел бы?
      - Ничего. Все равно мне кусок в горло не пойдет. Купи, что хочешь.
      Айна пристально посмотрела на него, покачала головой и ушла.
      Мелиш услышал, как она заперла за собой дверь безопасности ради. Он поднялся и, опираясь на костыли, побрел к окну, выходящему на улицу. Минуту спустя он увидел, как далеко внизу ее укороченная фигура появилась из дверей и направилась ко Второй Авеню и супермаркету.
      Он уже собрался вернуться в свое кресло, как вдруг заметил на той стороне улицы стоящего мужчину. Хэнсон! Его стерео вопит, а он даже не дома! Он увидел, как Хэнсон пошел по противоположному тротуару в ту же сторону, что и Айна.
      Мелиш отвернулся от окна. Его душила ярость. Он тут в ловушке, калека, пытаемый нестерпимыми звуками, а Хэнсон безмятежно разгуливает по улицам!
      Он снова взял "Тайме", подумав, что теперь сможет почитать про Латинскую Америку, но горло ему обожгла желчь, и он, отшвырнув газету, прохромал до холодильника, достал апельсиновый сок и отпил прямо из стеклянного кувшина. Прохладная жидкость приятно охладила его горящий язык и успокоила горло.
      - Ничего не поможет, она всех нас заложит.
      Кувшин выскользнул из руки Мелиша и разбился о плитки пола. Стеклянные осколки брызнули во все стороны, а сок оранжевой волной хлынул под мойку. Мелиш машинально попытался нагнуться, чтобы поднять остатки кувшина, помешать соку растекаться дальше, и потерял равновесие. Он уцепился за край мойки, больно ударился локтем, окунул штанину на здоровой ноге в сок до колена.
      Теперь остались только ярость, злость на себя за неуклюжесть, бешенство на беспощадные залпы звуков, которые острыми копьями переносились через проход и поражали его у него в доме.
      Когда три года назад отец Мелиша умер, среди ненужного хлама и сувениров, которые братья и сестры Мелиша навязали ему, оказалось старое охотничье ружье 22-го калибра. Мелиш не помнил, чтобы его отец когда-нибудь охотился, и никогда не видел ружья в его руках. Оно хранилось под замком в подвале родительского дома. Кто-то когда-то подарил это ружье его отцу, и Мелиш получил его, потому что только у него одного не было детей, для которых ружье могло составить опасность. Мелиш тогда же положил ружье в самую глубину верхней полки стенного шкафа и забыл о нем.
      Теперь он о нем вспомнил.
      И вспомнил, что положил коробочку с патронами в ящик со старыми свитерами, которые у него не хватало духа выбросить.
      Доставая ружье и отыскивая патроны, он на удивление легко балансировал на костылях. Его руки и пальцы быстро и ловко зарядили магазин. Хэнсона в квартире нет, и, значит, нет опасности поранить человека. Просто Мелиш против стерео. Нет! Гражданственность против хаоса. Участливость против черствости. Цивилизация против анархии.
      Конечно же, у него есть право на это.
      Он взвел затвор.
      Теперь, приняв решение, он двигался почти как робот. Большой палец правой руки зацеплен за перекладину костыля, остальные пальцы сжимают ствол, деревянный приклад волочится по полу. Выстрел из мелкокалиберного ружья будет не громче резкого удара молотком по гвоздю. Абсолютно незаметный в городе, который стал таким оглушительно шумным и грубым, исполнился столькими внезапными нежданными опасностями. И уж, бесспорно, никто не расслышит выстрела сквозь грохот хэнсоновского стерео.
      Чувствуя, как его сердце колотится о ребра, Мелиш прислонил ружье к стене. Потом подтащил к окну табурет, сел, взял ружье и положил ствол на подлокотник.
      Тщательно прицелился.
      - Я ее еще найду, будет жариться в аду.
      Мелиш нажал на спусковой крючок.
      Выстрел прозвучал, как шлепок ладони по гладкой поверхности. Двугорбый стереоприемник чуть-чуть подпрыгнул.
      - Ножик в руку, мочи суку...
      Мелиш снова выстрелил.
      Тишина.
      Бесценная тишина.
      Покой.
      Еще не открыв двери, Хэнсон почуял что-то неладное. Очень неладное. Стерео молчало, а это значило, что демоны, отгоняемые его звуком, каким-то образом заставили приемник умолкнуть. Более не отражаемые волнами спасительного шума, они проникли в его квартиру, в то самое место, где жил Хэнсон. И нет звука, защищающего его. У него больше нет убежища.
      Нет покоя.
      Бог покинул его и стал пособником правительства.
      Хэнсон съежился на краю кровати и начал царапать ногтями правой руки левую ладонь. Ярость, скорбь, безнадежность нахлынули на него.
      Он заплакал.
      - Поступок сумасшедшего, - сказа-па Айна, услышан от Мелиша, что произошло.
      - Поступок человека, спасающего свою жизнь, - сказал Мелиш.
      Но теперь, когда он успокоился, теперь, когда он мог обдумать все в тишине, его охватило сожаление. Он ведь потерял власть над собой. Поступил, как дикий зверь, бросающийся на нападающих. Это же цивилизованное общество с правилами, с законами, чтобы разумные люди могли спокойно жить рядом друг с другом. Он знал, что ему не следовало брать в руки это ружье.
      - Ты мог бы убить беднягу, - сказала Айна, собирая осколки разбитого кувшина.
      - Он ушел, не то бы я не стал туда стрелять. Я выглянул в окно и увидел, что он идет по улице за тобой.
      - Идет за мной?
      - Во всяком случае, в том же направлении.
      В ее глазах мелькнула тень страха.
      - Зачем ему ходить за мной?
      - Не знаю. И не думаю, что он действительно шел за тобой. Просто в том же направлении.
      - Ну, тебе следует извиниться перед ним за то, что ты сделал.
      - Ты смеешься? Я собираюсь сидеть тихо, и, надеюсь, он поступит так же.
      - Он ведь догадается, что произошло.
      Мелиш знал, что она скорее всего права. Но понадобится эксперт по баллистике, чтобы установить, кто пристрелил Мистера Глазом Не Моргнув и Полуночного Всадника.
      В эту ночь он лежал в кровати рядом с Анной среди глубокой тишины, но не мог заснуть.
      Утро началось без обычных воплей дикторов последних известий и сообщений службы дорожного движения. Мелиш взглянул в окно и увидел, что Хэнсон стоит у своего окна и смотрит на него.
      Мелиш ответил виноватым пожатием плеч и беззвучно произнес: "Сожалею".
      Хэнсон еще несколько секунд продолжал угрюмо смотреть на него, потом опустил штору.
      Зачем этот Мелиш стрелял в стерео? Хэнсон понимал, что причина может быть только одна: демоны вселились в Мелиша и сделали его своим орудием.
      И Айна? Женщина, возлежавшая с Хэнсоном, - она тоже одержимая?
      Их связь началась месяцы и месяцы назад, когда они сначала смотрели друг на друга через проход, а потом случайно встретились на улице. Тяга, перебросившая мост между окнами, оказалась еще сильнее, когда они оказались рядом, и они не сопротивлялись, хотя Хэнсон знал, что она жена Мелиша. Страсть овладела их душами и телами, как Божье повеление, и угрызения совести, на которые жаловалась Айна, казались Хэнсону нелепыми.
      Он знал, что она считает его странным. И опасным. Втайне она боялась его, но это ей нравилось. Он был так не похож на Мелиша, который был так похож на каждого и всякого. Как-то она сказала Хэнсону - хрипло прошептала ему на ухо, что он экзотичен. Чего про Мелиша было сказать никак нельзя. Хэнсон не обмолвился ни словом про инспектора по эксплуатации зданий, ни о санитарном инспекторе, ни о демонах. Он знал, что их она экзотичными не сочтет и только начнет еще больше его бояться, и откажется видеться с ним. Эта мысль была непереносимой.
      Когда Мелиш отправлялся на работу, они пользовались ее квартирой, извиваясь и потея в кровати, а иногда на полу. От нее пахло дикой чащей, она испускала звериные горловые звуки, и он слышал их даже сквозь рев стерео, врывавшийся в открытое окно.
      Потом Мелиш сломал ногу и весь день оставался дома, запертый в квартире.
      Но Айна могла уходить. Утром Хэнсон вышел следом за ней, как она знала, и они вместе свернули в парк. Мелиш понятия не имел, что такое его жена.
      Однако теперь Хэнсон понял, что произошло, и как демоны, прежде терпевшие поражение, посмеялись над ним. Они использовали Айну, чтобы соблазнить его, выманить из квартиры. Именно по плану демонов Хэнсон не мог удержаться и не смотреть на упругую плоть женщины, на ласковые карие глаза, на мягкое покачивание ее бедер. Все для отвода глаз! Как хитро демоны понудили его следить за ней через ее окно и желать ее всем-своим существом. Они были в ней и использовали ее, чтобы обмануть его. И они овладели Мелишем и использовали его, чтобы убрать шум, единственное спасение Хэнсона.
      Он прикинул, не купить ли или не украсть новое стерео, но понял, что это его не спасет. Демоны прорвались внутрь и уже не уйдут. Их подослало правительство, и они выполнят свое смертоносное задание. Конечно, все только политика, но убивающая, а на каком-то уровне и сугубо личная. Если переехать на другую квартиру, они последуют с ним и туда.
      Теперь они в его одежде, у него под кожей и внутри его мозга, точно злокачественные опухоли. И они ждут, строят планы - и уже поздно. Он обречен.
      Но не поздно для Айны и Мелиша - ведь они тоже жертвы демонов.
      Их можно освободить.
      Это будет акт милосердия.
      Хэнсон пошел на кухню и достал из шкафчика под мойкой резак с деревянной ручкой, а затем длинный нож для разделки мяса. Хэнсон был весь в поту из-за жары, майка прилипла к коже, но он натянул зеленую спортивную куртку, которую получил в Армии Спасения, и засунул резак в правый рукав, а нож - в левый. Прижимая руки к бокам и загнув средние пальцы, он удерживал резак и нож в рукавах, хотя острие ножа впивалось в подушечку пальца, возможно, раня ее до крови. Но какое это имело значение! В одежде Хэнсона шествовал Рок... Он подарит свободу смерти мужчине и женщине во имя милосердия и отмщения как высший дар, а затем разделает и съест их плоть, растленную демонами, и с воплем ввергнет себя в негасимый адский огонь.
      Слегка сутулясь и вытянув правую руку, чтобы резак не выпал, он открыл дверь и вышел в коридор.
      Вновь прижав к бокам обе руки, скрывая под рукавами куртки оружие устрашения и свободы, он спустился по лестнице и вышел на улицу.
      Голоса полнили пространство между его мозгом и внутренностью черепной коробки. Они вопили на него все разом в Вавилонском столпотворении, но Божий приговор и молния требовали безусловного повиновения, и Хэнсон пустит в ход сталь, а затем обнимет и вдохнет огонь, огонь, огонь, огонь...
      Айна случайно взглянула в окно и увидела его внизу.
      - Хэнсон, - сказала она. - Идет к дверям дома, Сэм. По-моему, идет сюда.
      Она рухнула в кресло, с которого только что встала, и стиснула руки на коленях.
      Мелиш уловил страх в ее голосе и вновь устыдился того, что сделал. Но, может, будет и неплохо, что Хэнсон придет. Они поговорят. Мелиш извинится и объяснит, что от жары, нескончаемого шума и зуда под пластиком у него помутилось в голове, и он поступил необдуманно и скверно. Он предложит Хэнсону купить ему новое стерео, если тот обещает не включать его на полную мощность. Разумные люди способны извлекать пользу из случившегося. Обо всем можно договориться.
      Услышав звук шагов на лестнице, а затем в коридоре перед их дверью, Мелиш и Айна переглянулись.
      Раздался стук, не громкий и словно бы не злобный.
      Айна привстала, но Мелиш кивнул, чтобы она осталась сидеть.
      Ухватив костыли, он поднялся на ноги и захромал к двери. Снял запорную цепочку, потом повернул ручку задвижки, думая, что в тишине, в покое, они с Хэнсоном поговорят и сумеют понять друг друга, как один разумный человек другого. Соседям следует знакомиться и узнавать друг друга поближе. В этом городе-все волей-неволей живут вместе, и им следует считаться друг с другом, а потом, возможно, и научиться симпатизировать друг другу. Это ведь возможно.
      Мы все должны надеяться, что да.
      Открыв дверь, он с облегчением увидел, что Хэнсон улыбается.
      - Мистер Хэнсон, - сказал он, - я очень рад, что вы зашли. Думаю, нам надо поговорить.
      - Насколько я понимаю, вы служите правительству, - сказал Хэнсон.