Горбатое, покрытое замысловатой резьбой механическое кресло стояло в ангаре захваченной крепости среди других сваленных в кучу вещей, брошенных сбежавшими неймодианцами.
      Оби-Ван ходил вокруг него, поглаживая бороду.
      – Полагаю, я видел это кресло раньше.
      Энакин, сидевший рядом с креслом на корточках, поднял взгляд:
      – Где?
      Оби-Ван остановился.
      – На Набу. Вскоре после того, как Ганрея и его приспешников посадили в тюрьму в Тиде.
      Энакин покачал головой.
      – А я его не помню.
      Оби-Ван хмыкнул.
      – Подозреваю, ты был так взбудоражен тем, что взорвал станцию управления дроидами, что просто ничего вокруг не замечал. Более того, я видел его лишь мельком. Но помню, что меня поразила голопроекторная пластина. Я никогда не встречал ничего подобного, по крайней мере, с тех пор.
      В дальнем конце просторного ангара, на специально отведённой площадке, стоял сверкающий жёлтый истребитель Энакина. Неподалёку Р2-Д2 общался с ТС-16. Коммандер Коди и вся остальная Команда 7 были где-то во дворце, «на зачистке», как любили говорить клоны.
      Энакин осмотрел голопроектор кресла, не касаясь его. Овальная пластина из рифлёного сплава с тыльной стороны была оборудована парой разъёмов – судя по размеру, предназначенных для каких-то информационных модулей.
      – Он необычный. Знаете, учитель, эти модули могут содержать ценные сообщения.
      – Тем более следует оставить его в покое, пока не прибудет кто-нибудь из разведки.
      Энакин нахмурился.
      – На это может уйти вечность.
      Оби-Ван сложил руки на груди и заглянул в глаза бывшего падавана.
      – А ты спешишь, Энакин?
      – Но модули могут быть запрограммированы на автоматическое стирание данных.
      – И ты видишь некий признак, указывающий на это?
      – Нет, но…
      – Тогда нам лучше подождать, пока мы не сможем провести необходимую диагностику.
      Энакин скривился.
      – Что вы знаете о проведении диагностики?.. Учитель.
      – Нельзя сказать, что я никогда не заглядывал в компьютерные лаборатории Храма, Энакин.
      – Знаю. Диагностику может провести Эр-два.
      Взмахом руки он подозвал к себе дроида.
      – Энакин, – начал было Оби-Ван.
      – Господа, я должен заявить протест, – прервал его ТС-16, поспешивший вслед за Р2-Д2. – Эти предметы – частная собственность вице-короля Ганрея и его высших сановников.
      – Только тебя и забыли спросить, – фыркнул Энакин. Р2-Д2 гневно загудел на потрёпанного протокольного дроида. Эти двое спорили с того самого момента, как сюда прибыл астромех.
      – Я прекрасно осознаю, что мои блоки заржавели, – сказал ТС-16. – Что же до моего состояния, то с этим я мало что могу поделать, пока не отремонтирован мой тазовый шарнир. Вы, астромехи, слишком высоко себя цените только потому, что можете водить истребители.
      – Не обращай на Эр-два внимания, ТиСи, – сказал Энакин. – Ему испортил характер другой протокольный дроид, верно, Эр-два?
      В ответ Эр-два загудел, вытянул выдвижной компьютерный интерфейс и вставил магнитный наконечник во внешний разъём кресла.
      – Энакин! – внезапно окликнул его Оби-Ван.
      Скайуокер встал и подошёл к учителю, который стоял на посадочной платформе. Кеноби указывал на мерцающий огонёк в ночном небе, с каждой секундой становившийся всё больше.
      – Видишь его? Весьма вероятно, это корабль, который мы ждём. А в нём – сотрудники разведки, которых не обрадует, что мы суём нос в их дела.
      – Господа, – позвал их ТС-16.
      – Не сейчас, – отмахнулся Оби-Ван.
      Р2-Д2 выдал длинную последовательность свистов, щебета и чириканья.
      – Если они дадут разрешение, и когда они его дадут, – продолжил Оби-Ван, – сможешь разобрать на части хоть всё кресло, раз так не терпится.
      – Но почему сразу «не терпится», учитель?
      – Может, Квай-Гону стоило оставить тебя в лавке Уотто.
      – Вы же не серьёзно, учитель.
      – Конечно, нет. Но я знаю, как ты любишь всё чинить.
      – Господа…
      – Тихо, ТиСи, – сказал Энакин.
      Р2-Д2 продолжал оглашать округу гудками и посвистами, хотя звучали они сейчас заметно тише.
      – И ты тоже, Эр-два.
      Оби-Ван взглянул через плечо, и у него отвисла челюсть.
      – Где механическое кресло?
      Энакин развернулся и внимательно осмотрел ангар.
      – А где Эр-два?
      – Я пытался сообщить вам, господа, – сказал ТС-16, указав на разрушенную диафрагму люка. – Кресло ушло – и прихватило с собой вашего высокоинтеллектуального дроида!
      Оби-Ван в замешательстве уставился на Энакина.
      – Ладно, далеко оно не уйдёт, учитель.
      Они бросились в коридор, увидели, что он пуст в обоих направлениях, и начали обыскивать помещения, прилегающие к ангару. Продолжительный электронный вопль выгнал их обратно в основной коридор.
      – Это Эр-два, – сказал Энакин. – Или он, или у ТиСи развился талант к подражанию.
      Протокольный дроид не отставал от них ни на шаг. Они поспешили к маленькому информационному центру, где и увидели Эр-два: его выдвижной интерфейс был всё ещё подключён к креслу, а зажим хватательного манипулятора зацепился за перекладину шкафчика для хранения инструментов. Растянутый до предела интерфейсный кабель соединял механическое кресло с одной из управляющих панелей центра. Когтевидные ножки кресла царапали гладкий пол, пытаясь найти опору и переместиться поближе к панели.
      – Что оно делает? – спросил Оби-Ван.
      Лицо Энакина вытянулось.
      – Хочет подзарядиться?
      – Никогда не встречал такого упорства в механическом кресле.
      Р2-Д2 щебетал и хрипел.
      – Что говорит Эр-два? – спросил Оби-Ван у ТС-16.
      – Он говорит, сэр, что механическое кресло только что запустило таймер самоуничтожения!
      Энакин совершил головокружительный прыжок к управляющей панели.
      – Эр-два, немедленно отсоединись! – крикнул Оби-Ван. – Энакин, отойди от этой штуки!
      Пальцы Энакина уже вырывали с мясом провода, ведущие от кресла к голопроекторному блоку.
      – Нет, учитель. Теперь мы знаем, что в кресле хранится что-то важное, и неймодианцы не хотят, чтобы мы это увидели.
      Оби-Ван бросил встревоженный взгляд на Р2-Д2.
      – Сколько времени до взрыва, Эр-два?
      ТС-16 перевёл ответ астромеха:
      – Несколько секунд, сэр!
      Оби-Ван бросился к Энакину.
      – Нет времени, Энакин. А вдруг детонация произойдёт от попытки взлома?
      – Ещё чуть-чуть, учитель…
      – Ещё чуть-чуть, и ты нас погубишь!
      Оби-Ван ощутил в Силе волнение. Не раздумывая, он повалил Энакина на пол за мгновение до того, как кресло выбросило струю белого пара туда, где юноша только что стоял. Закашлявшись, Оби-Ван закрыл нос и рот широким рукавом туники.
      – Ядовитый газ! Готов поспорить – тот самый, которым Ганрей пытался отравить нас с Квай-Гоном на Набу!
      – Спасибо, учитель, – сказал Энакин. – Который это раз, двадцать пятый? Или тридцать седьмой?
      – Тридцать шестой – если тебе нужна точность.
      Мгновение Энакин изучал кресло.
      – Придётся рискнуть.
      Оби-Ван и глазом не успел моргнуть – не то, что броситься останавливать Энакина, – когда тот нагнулся и выдернул соединительный кабель из панели управления.
      Р2-Д2 взвыл, ТС-16 горестно застонал.
      Вокруг кресла и панели сверкнула паутина голубых энергетических разрядов, опрокинув Энакина на спину.
      Одновременно с этим над голопластиной спроецировалась синяя голограмма высокого разрешения.
      Р2-Д2 беспокойно хныкнул.
      Из динамика кресла раздался безошибочно узнаваемый голос Нута Ганрея. Обращаясь к метровой высоты голографической фигуре в плаще с капюшоном, вице-король произнёс:
      – Да-да, конечно. Поверьте, я лично прослежу за этим, владыка Сидиус.

      Попасть на встречу с Верховным канцлером Палпатином в эти дни было нелёгкой задачей – даже для члена так называемого Комитета лоялистов.
      На встречу?
      Скорее, на аудиенцию.
      Бейл Органа только что прибыл на Корускант: он был одет в тёмно-синий плащ, сорочку с кружевным воротником и чёрные сапоги до колен, которые жена выдала ему перед отъездом с Алдераана. Он не был в галактической столице всего месяц, и с трудом мог поверить в те тревожные перемены, которые произошли за время его краткого отсутствия.
      Никогда ещё Алдераан не казался таким райским, заповедным – по сравнению с планетой, на которую он только что прилетел. Одна только мысль о прекрасном, бело-голубом родном мире заставляла Бейла трепетать от желания оказаться там, в обществе любимой жены.
      – Необходимо провести дополнительную идентификацию, – отчеканил солдат-клон на посту управления госбезопасности посадочной платформы. Бейл указал на идентчип, который он уже вставил в сканер.
      – Всё здесь, сержант. Я член республиканского Сената и дорожу своей репутацией.
      Сержант сквозь шлем взглянул на дисплей, затем опустил взгляд на Бейла.
      – Так здесь сказано. Но требуется провести дополнительную идентификацию.
      Бейл раздражённо вздохнул и выудил из нагрудного кармана парчового плаща кредитный чип.
      Вот он, новый Корускант, подумал он.
      Безликие, вооружённые бластерами солдаты запрудили посадочные платформы для челноков, площади, выстроились перед банками, гостиницами, театрами – везде, где собирались обитатели планеты. Они внимательно изучали толпу, останавливая любого, кто соответствовал параметрам потенциального террориста, проводили обыски граждан, их имущества и жилищ. Не по собственной прихоти – что бы ни говорили, но прихотей у клонированных солдат не бывает. Они действовали так, как их учили, и выполняли свои обязанности, служа Республике.
      Слухи об антивоенных демонстрациях, которые подавлялись силой, об исчезновениях граждан и конфискациях частной собственности ходили постоянно, но доказательства подобных злоупотреблений властью нечасто всплывали на поверхность, и немедленно опровергались.
      Повсеместное присутствие солдат, казалось, раздражало Бейла больше, чем его друзей на Корусканте или соратников в Сенате. Он пытался списать беспокойство на то, что сам он родом с миролюбивого Алдераана, но это было лишь частичным объяснением. Больше всего его тревожила та лёгкость, с которой большинство корускантцев приспособилось к переменам. Их готовность и чуть ли не стремление отказаться от личных свобод во имя безопасности – фальшивой безопасности. Казалось, Корускант далёк от войны, но в то же время он находился в её эпицентре.
      Сейчас, по прошествии трёх лет конфликта, который мог закончиться так же внезапно, как и начался, каждая новая мера безопасности воспринималась всеми как нечто само собой разумеющееся. Всеми, кроме, конечно, представителей рас, которые наиболее тесно были связаны с сепаратистами – джеонозианцев, муунов, неймодианцев, госсамов и других. Многих из них изгнали или вынудили бежать из столицы. Столько лет прожив в страхе и неведении, многие корускантцы перестали задаваться вопросом, что же происходит в действительности. И менее всего задавался этим вопросом сам Сенат, который так увлёкся изменением Конституции, что полностью забыл о своей роли противовеса правительству.
      До войны процесс законотворчества душила широко распространённая коррупция. Документы залёживались, запросы годами ожидали рассмотрения из-за того, что не были направлены конкретным исполнителям, голосования опротестовывались и подвергались бесконечным пересчётам… Но единственным следствием войны стала замена коррупции и инерции преступной халатностью по отношению к чиновничьим обязанностям. Обоснованные выступления и дебаты стали редкими, как будто устарели. В нынешнем политическом климате, при котором представители народа боялись высказывать собственное мнение, было проще – и считалось безопаснее – уступить свои права тем, кто, по крайней мере, производил впечатление осведомлённых в ситуации и знающих выход.
      – Вы свободны, можете идти, – в конце концов сказал солдат, видимо, убедившись, что Бейл – именно тот, кем он должен быть в соответствии с документами.
      Бейл мысленно улыбнулся.
      Свободен? И куда я пойду? – размышлял он.
      Так высоко на Корусканте пешком никто не ходил. Ходьба предназначалась для низших слоёв населения, обитавших на нижних уровнях мегаполиса. Бейл взял свободное аэротакси и приказал дроиду-водителю отвезти его к зданию Сената.
      Вне обычных воздушных маршрутов, над неисчислимыми бездонными каньонами, прорезавшими городской ландшафт, вдали от патрулей госбезопасности или назойливых глаз республиканских шпионов, Корускант казался таким же, каким был всё то время, что Бейл его знал. Уличное движение было напряжённым, как и всегда: корабли беспрестанно прибывали изо всех уголков галактики. Открывались новые рестораны, творцы создавали новые произведения искусства. Парадоксально, но факт: в городе ощущалась атмосфера прадника, в которой многим виделось настоящее раздолье для порока. Даже несмотря на разрыв торговых связей с Внешним кольцом, многие корускантцы жили нормальной жизнью, а сенаторы продолжали пользоваться бесконечными привилегиями, которыми наслаждались и в довоенные годы.
      Чтобы отсюда, с высоты птичьего полёта, заметить перемены, следовало внимательнее глядеть по сторонам.
      Взять хотя бы овальное аэротакси, на котором он летел.
      По экрану напротив пассажирского сиденья бежали крошечные значки – служба социальной рекламы восхваляла достоинства КОМСОР, Комиссии по сохранению Республики.
      НЕ-ЛЮДЯМ НЕ ОБРАЩАТЬСЯ.
      И тут же, на отвесной стене высотного офисного здания, сверкал отрывок экстренного выпуска новостей ГолоСети, подробно описывающий победу Республики на Кейто Неймодии. В последние дни триумф следовал за триумфом – и благодарить за это стоило Великую Армию Республики, в первую очередь – солдат-клонов.
      О джедаях упоминали нечасто, за исключением тех случаев, когда Палпатин награждал кого-то из них в Совещательной палате. Молодого Энакина Скайуокера, например. Кроме как по таким поводам, на Корусканте в последнее время редко можно было встретить взрослого джедая. Разъехавшись по всей галактике, они вели в бой отряды клонов. Описывая их действия, дикторы голоновостей особенно смаковали фразу «агрессивное поддержание мира». С некоторыми мастерами-джедаями у Бейла сложились отношения, которые можно было бы назвать дружбой. С Оби-Ваном Кеноби, Йодой, Мейсом Винду, Сейси Тийном – теми немногими, кто пользовался правом личного общения с Палпатином.
      Бейл заёрзал на сиденье.
      Даже самые яростные критики Верховного канцлера в Сенате и в СМИ не считали, что следует возлагать на него полную ответственность за то, во что превратился Корускант. Хотя Палпатин едва ли был тем простачком, каким иногда прикидывался, разве можно было винить его во всём происходящем? Талант быть одновременно искренним и суровым – вот что позволило ему стать главой Республики. Во всяком случае, так любил говаривать Бейл Антиллес, предшественник Органы в Сенате.
      Тринадцать лет назад Сенат думал только о том, как избавиться от Финиса Вэлорума, сказал однажды Органе Антиллес. Вэлорума, который верил, что сможет добавить в деятельность Сената честности. Уже в те дни у Палпатина были влиятельные друзья.
      Всё же Бейл не удержался от размышлений о том, кто мог бы стать преемником Палпатина на посту Верховного канцлера, если бы не сепаратистские кризисы на Раксус-Прайм и Антаре 4, которые случились как раз в тот момент, когда заканчивался срок полномочий Палпатина. Он помнил жаркие дискуссии, развернувшиеся вокруг Закона о чрезвычайных полномочиях – о том, что опасно «менять рососпинников на середине дюны». Тогда многие сенаторы считали, что Республике следует выждать некоторое время и просто позволить движению графа Дуку исчерпать себя.
      Но всё переменилось, когда стали известны истинные масштабы сепаратистской угрозы.
      Когда около шести тысяч миров, привлечённые обещанием свободной и неограниченной торговли, откололись от Республики. Когда соглашение о партнёрстве с Дуку заключили корпорации, владеющие мощными армиями, – такие как Гильдия коммерции и ТехноСоюз. Когда вся внешняя часть Римманского торгового пути стала недоступной для республиканских кораблей.
      И в результате Сенат проголосовал – причём подавляющим большинством – за поправку к Конституции и продлил полномочия Палпатина на неопределённый срок, считая, что, как только кризис будет разрешён, тот добровольно уйдет с поста. Однако вероятность быстрого урегулирования немедленно испарилась. Когда-то скромный и честный Палпатин, защитник демократии, принёс клятву, что не допустит развала Республики.
      Все в полный голос заговорили о необходимости принять Закон о создании армии. Сам Палпатин отказался поддержать закон. Он предоставил это другим – известным сенатским «песчаным пантерам». Канцлер даже попытался организовать встречу на высшем уровне с лидерами сепаратистов, чтобы заключить мирное соглашение, но граф Дуку не явился.
      Вместо этого разразилась война.
      Бейл отлично помнил тот день, когда он стоял вместе с Палпатином, спикером Амеддой, представителями Маластера и других миров на сенатском балконе, наблюдая, как сотни тысяч солдат-клонов маршируют в трюмы гигантских кораблей, отправляющихся на войну с сепаратистами. Он отлично помнил, что он испытывал в тот день: полнейшее отчаяние. После тысячи лет мира в галактику вернулись война и зло.
      Вернее, им позволили вернуться.
      Не поддавшись настроению, Бейл отбросил чувства и исполнил свою роль, одобрив законы, которые ранее мог бы осудить, и поддержав «эффективную модернизацию громоздкой бюрократии», которую затеял Палпатин. Так было до принятия Поправки о рефлексах, введённой примерно четырнадцать месяцев назад: тогда его страхи вернулись и вновь начали всплывать на поверхность. Их усилению способствовало многое: внезапное исчезновение сенатора Сети Ашгада после того, как он выступил против установки камер наблюдения в здании Сената; вызывающий подозрения взрыв пассажирского транспортника, на борту которого находился Финис Вэлорум; принятие закона о безопасности, который расширил полномочия Палпатина на Корусканте…
      Вызывало опасение и то, как вёл себя сам Верховный канцлер: он отгораживался от народа советниками и личными телохранителями в алых мантиях; проявлял несгибаемое намерение бороться до победного конца. Скромный, старавшийся преуменьшить свою значимость Палпатин исчез. А вместе с ним исчез и послушный Бейл Органа. Он твёрдо решил открыто высказывать свои опасения, и начал водить дружбу с сенаторами, которые их разделяли.
      Когда воздушное такси приземлилось на просторную площадь перед похожим на гриб зданием Сената, некоторые из друзей уже ждали его. Падме Амидала с Набу, Мон Мотма с Чандрилы, сенаторы-люди Терр Таниль, Бана Бриму, Фэнг Зар, и сенатор-гуманоид Чи Иквэй.
      Когда Бейл приблизился, стройная, коротко стриженая Мон Мотма поспешила его обнять.
      – Важное событие, Бейл, – сказала она ему на ухо. – Аудиенция у Палпатина.
      Бейл улыбнулся про себя. Они думали одинаково.
      Падме тоже обняла его, хотя и немного скованно. Она будто вся светилась. Её лицо чуть-чуть округлилось, по сравнению с тем, что помнил Бейл, но она обладала всё той же классической красотой, носила элегантный наряд и замысловатую причёску. Позади неё стоял золотистый протокольный дроид. Она сообщила, что только что вернулась с Набу – она провела там чудесную неделю, навещая родителей.
      – Набу – удивительный мир, – сказал Бейл. – Я никак не пойму, как ему удалось породить такого упрямца, как наш Верховный канцлер.
      Падме нахмурилась и проворчала:
      – Он не упрямец, Бейл. Ты просто не знаешь его так, как я. Палпатин со всей серьёзностью воспримет наши опасения.
      – Хорошо, если так, – сказала Чи Иквэй, недовольно поморщившись.
      – Вы недооцениваете проницательность Палпатина, – сказала Падме. – Кроме того, он ценит откровенность.
      – Мы всегда были с ним откровенны, сенатор, – сказал Фэнг Зар, смуглый человек с клочковатой бородкой. – И всё безрезультатно
      Падме взглянула на них.
      – Разумеется, встретившись со всеми нами лицом к лицу…
      – Даже если мы добьёмся поддержки десятой части Сената, это всё равно ничтожно мало, – сказала Бана Бриму, с головы до ног закутанная в шёлковое одеяние. – Но мы не должны отступаться от своих намерений. Возможно, когда-нибудь к нам прислушаются…
      Иквэй с серьёзным видом кивнула.
      – На это можно надеяться, – сказал Фэнг Зар, – но рассчитывать не стоит.
      Когда они вошли в просторное здание, беседа перешла на личные темы. Сенаторы оживлённо разговаривали, следуя к дверям рабочего кабинета канцлера, расположенного прямо под Большой палатой. Секретарь Палпатина, ответственный за встречи с представителями человеческой расы, попросил их подождать в приёмной.
      После часа ожидания дух сенаторов начал ослабевать. Но тут дверь кабинета открылась, и перед их взором возник Сейт Пестаж, один из приближённых Палпатина.
      – Сенаторы, какой сюрприз, – воскликнул он.
      Бейл поднялся на ноги и проговорил, обращаясь к Пестажу от лица всех собравшихся:
      – Странно, что это сюрприз. Мы договаривались о встрече более трёх недель назад.
      Пестаж бросил быстрый взгляд на секретаря.
      – Правда? Мне не сообщили.
      – Конечно же, вам сообщили, – отрезала Падме, – ведь соглашение о встрече визировалось в вашем офисе.
      – Многие из нас потратили немало времени и сил, чтобы явиться на эту встречу, – добавила Иквэй. – Мы многим рисковали…
      Пестаж покровительственным жестом развёл руки.
      – Нынешние времена требуют жертв, сенатор. Или, быть может, вы считаете, что рисковали больше, чем рискует Верховный канцлер?
      Бейл громко произнёс:
      – Никто не отрицает неустанного… самопожертвования Верховного канцлера. Но факт остаётся фактом: он согласился встретиться с нами, и мы не собираемся уходить, пока он не выполнит данные им обещания.
      – Мы не просим уделять нам много времени, – сказала Терр Таниль успокаивающим тоном.
      – Может, и нет, но вы должны понимать, насколько он занят. Каждый новый день в галактике полнится событиями…
      Пестаж посмотрел на Бейла.
      – Я так понимаю, вы успели сдружиться кое с кем из Совета джедаев. Почему бы вам не навестить их? А я попробую выкроить в графике Верховного канцлера немного времени и организовать для вас встречу…
      Обрамлённое бородкой лицо Бейла покрылось пятнами гнева.
      – Мы не уйдём, пока не увидим его, Сейт.
      Пестаж выдавил из себя улыбку.
      – Это ваше право, сенатор.

      Челнок, чьи посадочные огни привлекли внимание Оби-Вана, привёз на Кейто Неймодию не только техников и аналитиков из разведки. Кроме них на борту находился Йода, который жаждал лично увидеть находку Оби-Вана и Энакина.
      Техникам удалось заставить голопроектор механического кресла воспроизвести изображение Сидиуса, а республиканские шифровальщики, работавшие вместе с джедаями, были уверены, что этот уникальный прибор откроет немало тайн, если его перевезти на Корускант и тщательно исследовать.
      Энакин не пожелал выпускать из вида механическое кресло и потребовал, чтобы именно его назначили ответственным за транспортировку кресла в ожидавший их челнок. Оби-Ван и Йода, чувствуя себя лишними, решили прогуляться по захваченному дворцу вице-короля Ганрея. Пока они шли, почтенный мастер был задумчив, и тишину нарушали лишь отзвуки бластерных выстрелов и постукивание посоха из дерева гимер по гладкому полу.
      Йода был непроницаем.
      Для Оби-Вана оставалось загадкой, о чём размышляет Йода: о таинственной ли голограмме Сидиуса или о гибели двоих джедаев в ходе сражения за Кейто Неймодию. Всё больше и больше джедаев становились жертвами войны. Они превращались в расходный материал, как простые солдаты-клоны. Раненые, покрытые шрамами, ослепшие, лишившиеся рук или ног… подлеченные кое-как ботой и бактой. Более тысячи падаванов потеряло своих наставников, более тысячи наставников – своих падаванов. Теперь, если джедаи собирались вместе, они говорили не о Силе, а о военных операциях, в которых принимали участие. Они собирали световые мечи не в качестве медитативного упражнения, а для подготовки к рукопашной схватке.
      Дойдя до конца коридора, Оби-Ван и Йода повернули и двинулись обратно. Не отрывая взгляда от пола, Йода сказал:
      – Нашёл нечто важное ты, Оби-Ван. Что граф Дуку в союзе с кем-то, доказательство это. Что в войне этой ключевую роль сит играет, теперь осознали мы.
      С тех пор, как началась война, имя Сидиуса всплыло лишь раз – на Джеонозисе, когда Дуку сказал Оби-Вану, что владыка ситов, носящий это имя, держит под своим влиянием сотни республиканских сенаторов. В то время Оби-Ван полагал, что Дуку лжёт, надеясь убедить его, что он всё ещё заодно с джедаями, хоть и пытается противостоять могуществу тёмной стороны своими собственными методами. И даже после того, как Дуку открыл, что обучался у сита, Йода и остальной Совет продолжали верить, что он лгал о Сидиусе. Два члена Совета были убеждены, что Дуку был повелителем ситов, самостоятельно научившимся использовать возможности тёмной стороны – вероятно, при помощи ситского голокрона.
      Теперь же, когда выяснилось, что Сидиус существует на самом деле, Оби-Ван не знал, что и думать.
      Поиски сита-союзника Дуку шли почти с самого начала войны. Было известно, что Дуку обучал тёмным искусствам нескольких джедаев – рыцарей, утративших веру в идеалы Республики, падаванов, прельстившихся тёмной стороной, заблудших новичков, вроде Асажж Вентресс, которая прежде обучалась у джедая. Но оставался вопрос: был ли учитель у самого Дуку и, если да, то кто он?