Сами по себе они, конечно, хороши, но к системе научного мышления никакого отношения не имеют. Вы, я заметил, все время нажимаете на эмоции - обычный прием, когда не хватает доказательств. Видимо, это неизбежно для той задачи, которую вы перед собой ставите. Ведь вы хотите убедить меня в вещи поистине фантастической. Что где-то в невообразимых далях Вселенной разум достиг столь колоссального уровня развития, что может вступать в контакт на расстоянии, используя мозг человека в качестве своеобразного приемника. Не слишком ли? Отвлекаясь от ваших блестящих трюков, разгадка которых хотя и непроста, но все же вопрос времени и сил, давайте оценим саму посылку. Если даже такой разум и существует, то какое ему, спрашивается, дело до нас, людей? У него своя, неизмеримо более обширная, чем наша, сфера познания в бесконечном мире, свои потребности и цели. Что нового для себя он узнает, вступив с нами в контакт? Пытаться общаться с человеком для него, вероятно, такая же нелепость, как для меня, скажем, разговаривать с ребенком о теории относительности. Вы и ваши помощники, безусловно, неглупые люди, даже талантливые и, конечно, превосходные актеры. Но вы всего лишь люди. Вас выдает ваша человеческая логика, человеческая психология и, как следствие, сама манера выражать свои мысли.
      - Прошу прощения! А как же прикажете их выражать, чтобы быть понятным? Как вы сами разговариваете с детьми, с вашим собственным внучонком. Он ведь и не подозревает, какая уйма мозгов у его доброго дедушки, и принимает вас за равного.
      - Но в таком случае вам все-таки придется объяснить, какие причины могут заставить могущественный разум снизойти до примитивного Гомо сапиенс? Я, например, обдумывая вчера этот вариант, так и не смог найти убедительной причины.
      - Так и не смогли?
      - Так и не смог.
      - И по-прежнему убеждены, что являетесь жертвой мистификации?
      - Не знаю, жертвой чего я стал: мистификации, эксперимента или чего-нибудь еще. Знаю только одно - есть принципы, которые нельзя нарушать ни при каких обстоятельствах, иначе можно залезть в болото, из которого потом не выберешься...
      В разговоре наступила продолжительная пауза.
      - Ну, хорошо, - сказал актер, как будто даже довольный упорством профессора. - Мы еще доберемся до причины, а пока ответьте, пожалуйста, еще на один вопрос. Как вы оцениваете вчерашний трюк с папкой?
      - О, блестящий трюк! - оживился профессор. Ему было приятно похвалить наконец оппонента. - Нечто подобное я в свое время видел в Индии на выступлении одного знаменитого йога. Я в общих чертах сразу догадался, на что вы намекаете. Теперь вы сами подтвердили мою догадку. Вы хотели показать, что владеете более чем тремя измерениями и мы - трехмерные примитивы - все равно что картинка, нарисованная на бумаге. Я поднимаю соринку и переношу ее в другое место плоскости. Как будто просто? Но только для меня. А нарисованный человечек потрясен до глубины души. Как же так? Исчезает в никуда и появляется ниоткуда! Аналогичный намек заложен и в манипуляциях с мозгами. Все это, несомненно, действует на воображение, и я, пожалуй, готов признать, что вы - гений, но в качестве аргумента в таком серьезном разговоре, как наш, простите, не годится. Грош мне была бы цена как исследователю, если бы каждый раз, сталкиваясь с неизвестным, я бы искал ему фантастическое объяснение, игнорируя голос рассудка. Можете считать меня упрямым ослом, но я не могу думать иначе...
      Профессор замолчал, вполне как будто удовлетворенный своей позицией. Он, если бы даже сам захотел, не мог бы заставить себя думать иначе. Действительно, есть принципы, которые нельзя нарушать безнаказанно, и тут Анатолий Николаевич был непоколебим.
      Глава 5
      - Надо, однако, что-то делать, а? - стронул актер с места зашедший в тупик спор. - Как-то довести дело до конца. Либо да, либо нет. Может быть, у вас есть какие-нибудь идеи?
      И опять, как в начале вчерашнего разговора, в его тоне профессору почудился намек, подсказка (Анатолий Николаевич усилием воли подавил неприятное чувство), и вслед за тем из глубин сознания с пугающей неожиданностью выплыла простая и ясная мысль, как можно точно и наверняка разоблачить этого гениального мистификатора. Разоблачить сейчас же, не прибегая к сложным тестам, экспериментам, помощи свидетелей и прочим громоздким приемам. Он же сам отрезал себе путь, назвавшись сверхразумным существом!
      Анатолий Николаевич выдернул из пластмассового стаканчика салфетный треугольник, взял услужливо предложенную актером ручку и сделал аккуратный рисунок: колодец и две перекрещенные жерди, идущие от углов дна к стенкам.
      - Вот. Определите диаметр колодца, если длина жердей - тридцать один и пятьдесят с половиной, а высота их точки пересечения над дном колодца девятнадцать.
      - Задача египетских жрецов, - с неприятно задевшим профессора удовлетворением сказал актер, принимая салфетку, - сводится к алгебраическому уравнению четвертой степени.
      Он положил листок перед собой, взял у профессора ручку и принялся записывать.
      Профессор с недоверием и одновременно с некоторым беспокойством следил за тридцатикопеечной ручкой, уверенно двигавшейся по бумаге. Что он делает? Не пытается же в самом деле решать? Да тут во всем ресторане салфеток не хватит!
      - Сорок знаков достаточно? - спокойно спросил актер.
      У профессора язык не повернулся сказать "да": так дико прозвучал теперь этот вполне обычный в иной ситуации вопрос. Он взял протянутый лоскут и увидел длинный ряд цифр, написанных под рисунком мелким каллиграфическим почерком.
      - Очень хорошо, - сказал он после короткой паузы. - Очень хорошо. Теперь посидите немного, мне нужно сходить позвонить.
      Он хотел было встать, но актер жестом остановил его.
      - Не стоит затрудняться, Анатолий Николаевич. Звонить можно отсюда.
      В ту же секунду на столе перед профессором появился черный телефонный аппарат. Профессор вздрогнул от неожиданности, но сразу же взял себя в руки. Спокойно!
      Пора бы уже привыкнуть. Только покосился по сторонам - не видел ли кто.
      - Звоните, не смущайтесь, - подбодрил его актер. - Можете куда угодно - хоть в Белый дом.
      Анатолий Николаевич криво усмехнулся и снял трубку, лишенную провода...
      - Машенька, это я, - сказал он, услышав в трубке голос жены. - Да, да... все в порядке... я тут с одним товарищем немного задержался. Будь добра, Машенька, открой нижний ящик моего стола и достань отуда папку с надписью "Алгоритмы"...
      ...Месяц назад в плане последней работы Анатолий Николаевич составил алгоритм и программу для решения на ЭВМ задачи египетских жрецов. Составить-то составил, а опробовать не успел - отвлекли более срочные дела. Теперь представлялась возможность проверить "пришельца". Задача редкая, знают о ней только узкие специалисты, и цифры он назвал первые, какие пришли в голову. Эксперимент - чище не придумаешь!
      Анатолий Николаевич записал программу, продиктованную по телефону женой, положил трубку и сразу же набрал второй номер - вычислительного центра. Он немного волновался, диктуя программу дежурному оператору. Попросил для проверки повторить цифры. Тот пообещал минут через двадцать выдать решение - не до сорока знаков, разумеется: столько машина не потянет, не хватит шкалы, а сколько сумеет.
      Все эти двадцать минут оба просидели молча. Актер, сложив на груди руки, с отрешенным видом смотрел в зал.
      Профессор разглядывал странный телефон. "Ничего особенного, успокаивал он себя, - радиотехнический фокус, и только". Тем не менее на душе у него было тревожно.
      ...Сердце у него гулко и тяжело стучало в груди, когда он вторично набирал номер вычислительного центра.
      - Все в порядке, Анатолий Николаевич, записывайте, - услышал он сквозь гул работающих машин голос оператора.
      Профессор положил перед собой салфетку с решением и приготовился писать.
      - Значит, так, пишите...
      Первые же цифры, словно капли раскаленного свинца, прожгли мозг профессора. Точно! Ничего не видя вокруг и нттчсго не слыша, кроме монотонного голоса оператора, профессор записывал, нет, попросту переписывал решение актера. После тридцать пятого знака оператор сказал: "Все" - и умолк.
      Профессор медленно положил трубку. Снова и снова просматривал он длинный ряд цифр, сравнивая его с решением. Ни единой ошибки! Сорок знаков! С ума сойти... нет, немыслимо, невозможно! Человеческий мозг не в состоянии... Ну, извлечь корень из седьмой степени, возвести в степень это могут люди-счетчики. Но найти алгебраическое решение, сделать подстановку и получить числовой ответ с такой сатанинской точностью. Нет. Нет!
      Значит...
      Послышался негромкий булькающий звук. Это ОН, потянувшись через стол, наполнял бокал профессора лимонадом. Анатолий Николаевич сделал глоток, медленно поднялся и подошел к открытому окну.
      Многоэтажные каменные истуканы полыхали в ночи желтыми кроссвордами окон, а между ними рвалась в ослепляющее созвездие огней тусклая лента шоссе. Далеко в сером месиве туч вспыхнул маленький белый куст молнии. Ветер донес приглушенный расстоянием раскат грома.
      Профессор стоял с закинутыми за спину руками и смотрел в ночной город. Какие-то совсем лишние, тысячу раз кем-то повторенные фразы бестолковой канителью вились в его опустевшем мозгу.
      Вот оно! Состоялось! Сбылась мечта сумасшедших умов... И конечно, не так, как ждали. Все не так. Ждали из космоса. Радиосигналов, ракет, тарелок. Ждали чего и кого угодно, но непременно с парадного входа, с громом, эффектами - вот, мол, мы явились, давайте знакомиться. А вышло так - тихо и обыденно. Пришел самый обыкновенный человек и сказал: вот я...
      Глава 6
      Среди многочисленных качеств, составлявших духовный комплекс Анатолия Николаевича, имелось одно, важное, без которого он никогда не достиг бы успехов в науке, а именно: умение смотреть фактам в лицо и под их давлением отказываться даже от самых стойких и привычных убеждений.
      Остыв немного на влажном предгрозовом ветерке, он вернулся на место. От прежней его позиции не осталось и следа. Теперь это был ученый, принявший факт и желавший извлечь из него максимум пользы.
      Понимая свою ответственность за результаты контакта, он теперь настроился на то, чтобы все как следует понять и запомнить, не упустив ни одной мелочи.
      "Актер" сидел за столом в прежней позе - скрестив на груди руки - и спокойно ждал. Интересное дело: в глазах этого человека, посредника или как там еще, не виделось, в общем-то, того огромного интеллекта, который сейчас двигал им. Человек как человек, красивый, и только. А между тем перед тобой сидит представитель загадочного космического разума колоссальной мощи, и у него к тебе (именно к тебе из всех людей на Земле) какое-то, очевидно, важное дело. Профессор весь внутренне собрался, готовясь выслушать самое невероятное, самое неожиданное сообщение.
      - Анатолий Николаевич, - очень обыденным тоном начал "актер", облокачиваясь о стол. - А что, если я скажу сейчас, что вы были правы, что все происшедшее лишь тонко организованная мистификация, эксперимент?
      - Простите, не поверю, - не дрогнув, ответил профессор. - Уравнения четвертой степени в уме не решаются.
      - А если я сейчас исчезну и больше не появлюсь?
      - Это было бы бессмысленно с вашей стороны. Зачем же вы вступали в контакт?
      - А в самом деле, зачем?
      Сказал, как прибил к месту. Анатолий Николаевич с недоверием глянул в спокойное лицо могущественного собеседника.
      - Вероятно... для того, чтобы сообщить какую-то важную информацию?
      - Какую?
      - Не могу себе представить. Очевидно, что-нибудь очень важное.
      - Например, открыть тайну мироздания или научить расщеплять атомы легких элементов?
      - Ну нет, такое знание было бы сейчас равносильно катастрофе.
      - Тогда, может быть, рог изобилия? Есть отличная конструкция. В один конец загружается вещество в любом виде, хоть морской песок, а из другого выходит любой продукт, какой только может измыслить самое прихотливое воображение.
      Профессор подумал и с сомнением покачал головой.
      - Не знаю... Боюсь, что это тоже некоторая крайность.
      - Тогда что же?
      Этот простой вопрос окончательно загнал Анатолия Николаевича в тупик. А в самом деле, что? Вот когда он пожалел, что не проработал вчера хотя бы вчерне версию о контакте. Такая оплошность!
      - Вы могли бы оказать какую-нибудь конкретную помощь, - сказал он не совсем уверенно. - Человечество двадцатого века задыхается от всякого рода проблем, да они вам, очевидно, хорошо известны.
      - А какой в этом смысл? - тут же откликнулся "актер", словно знал (да уж точно, знал), что предложит земной ученый. - Ну, решу я вам десяток проблем, а взамен появятся еще двадцать. Так все время за руку и тащить?
      Анатолий Николаевич не нашелся что ответить.
      - Разве что попробовать устранить самую причину всех проблем? - как бы размышляя вслух, продолжал "актер" и вопросительно посмотрел на профессора.
      - Но ведь не может быть какой-то одной причины, - чувствуя подвох, осторожно высказался тот.
      - Ну почему же? Если подумать как следует, то, может быть, только одна причина и есть - противостояние добра и зла, порождающее бесконечную борьбу. Но смысл всякой борьбы в полной победе над противником, иначе зачем бороться? Вот если бы добру удалось раз и навсегда взять верх... Что вы на этот счет думаете?
      - Полностью уничтожить зло? - Анатолий Николаевич погрузился в раздумье. - Коварный вопрос... Но возможно ли это в принципе?
      - А если я предоставлю вам такую возможность?
      Профессор не успел вникнуть в смысл сказанного: его внимание привлекло странное явление. На дне пустого бокала, из которого он только что пил, клубился, сливаясь в тонкий жгутик, алый, вихрящийся дымок. Розовые кольца удивительной красоты, расширяясь, поднимались вверх и таяли в воздухе над краем бокала. Эти светящиеся кольца, очевидно, обладали каким-то действием на психику, потому что при одном взгляде на них в памяти профессора ожило и забурлило восторженное, счастливое ощущение жизни из далекого детства. Инстинктивно улыбаясь, он протянул руку, к бокалу.
      - Стоп! - раздался предостерегающий голос.
      Профессор отдернул руку, и радостное чувство исчезло. "Актер" спокойно и доброжелательно смотрел на него, словно бы раздумывая.
      - Итак, последнее предложение, раз уж мы завели разговор на такую тему. В вашем бокале - эликсир бессмертия. Если вы вдохнете несколько раз этот дым, то станете бессмертным.
      Анатолий Николаевич смотрел на него, не понимая.
      При всем, что он уже видел и слышал за прошедшие два дня, он не мог сразу поверить, что ТАКОЕ может быть сказано серьезно, и потому совершенно непроизвольно обронил стереотипную фразу: - Вы, наверное, шутите...
      - Да нет, нисколько. Пять-шесть глубоких вдохов, и вы бессмертны. Клетки организма начнут работать в режиме самовосстановления, живите хоть миллион лет.
      - И зачем же... - у профессора голова шла кругом. - За какие заслуги?
      - Затем, как и говорилось, чтобы одним ходом устранить все проблемы.
      "Актер" выдержал паузу, достаточную для того, чтобы профессор окончательно понял, что он не шутит.
      - Одновременно с бессмертием я наделю вас способностью подчинять своей воле волю других людей, и не просто отдельных людей, а огромных масс. Слово ваше станет законом на этой планете, но в отличие от многих человеческих законов будет исполняться всеми с радостью... Вы получите возможность рациональнейшим образом распорядиться абсолютной властью, ведь вы же ученый, человек морально уравновешенный. Ваши действия не могут причинить людям зла. Вы убедите богатых поделиться с бедными, усмирите дикие страсти, заставите людей полюбить друг друга, и люди наконец станут счастливы.
      Профессор сидел совершенно оглушенный. Розовый с кроваво-красными прожилкамя дымок клубился в бокале, суля грандиозные перспективы. Черт возьми, как все это внезапно, нарочно внезапно, чтобы не дать времени подумать! От великого до смешного...
      Он потер пальцами виски, хотел что-то спросить, но забыл что и решительно замотал головой: - Нет... нет... это несерьезно. Вот так, сразу, взять на себя такую ответственность: распоряжаться волей, судьбами миллиардов людей! Да это просто немыслимо!
      - Но как же другие берут? Кто-то ведь должен управлять людьми.
      Профессор со вздохом отвернулся от розового сияния.
      - Пусть они берут. Я не могу.
      Ох, как он ругал себя за ограниченность, косность и прочие смертные грехи, из-за которых во вчерашних своих рассуждениях не допустил даже мысли, что посетитель - действительно тот, за кого себя выдает, и в результате совершенно не подготовился к контакту. Будь на его месте любой толковый студент, он бы хоть дал нолю фантазии, посоветовался бы с кем-нибудь и оказался бы теперь полезнее его, известного ученого.
      - Ну что ж, подведем итоги, - сказал "актер" с ноткой явного удовлетворения (бокал снова стал пуст). - Высокие научные знания вы считаете опасными, от рога изобилия отказались, власть над людьми вас отталкивает. Только огорчаетесь вы напрасно, Анатолий Николаевич: вы поступили совершенно правильно, отказавшись от моей помощи.
      Профессор с удивлением и недоверием посмотрел на собеседника.
      Глава 7
      В ночном небе вспыхнула молния. От удара грома дрогнули стекла. Окно со стуком распахнулось, и в помещение, пузыря занавеси, ворвался свежий грозовой вихрь.
      Вихрь-грубиян слизнул со стола салфетку с решением задачи и понес в зал, выгнув как парус. Профессор бросился за драгоценным документом, едва не сбив с ног проходившую мимо официантку. Он поймал белый треугольничек прямо перед носом какого-то гривастого усача. Тот качнулся на стуле и пьяно погрозил пальцем перед собой: - Пап-паша...
      В углу грянул оркестр, как бы подчеркивая всю нереальность происходящего. Публика зашевелилась, вылезая из-за столов. Задвигались танцующие пары. Анатолий Николаевич аккуратно сложил салфетку и, сунув в карман, вернулся на место.
      "Актер" вытянулся на цыпочках у окна, пытаясь справиться с неподдающимся шпингалетом. Край его рубашки вылез из-за пояса, проглядывая в разрезе пиджака, и эта маленькая банальная деталь, бросившаяся в глаза профессору, только усилила состояние хаоса и бестолковщины, в котором он находился. Вот ведь абсурд! Вот нелепица! Нафантазировали бог знает чего, понаписали горы умных и глупых книжек, нагородили эвересты слов, а вышло так. В каком-то дурацком ресторане, в случайной точке земного шара происходит событие невероятного значения для человечества. И никто об этом не подозревает. Ничего не случилось - танцуют, пьют. И не с кем посоветоваться. Выйти к микрофону, объявить?
      Глупо. Да и нельзя. Теперь все решает ОН...
      Черные стекла быстро покрывались искрящимися дождевыми стрелами. "Актер" задернул штору и сел в свое кресло.
      - "Пронеслась гроза седая, разлетевшись по лазури. Только дышит зыбь морская, не опомнится от бури", - продекламировал он, наливая себе в бокал лимонада. - Будете?
      - Да, пожалуй, - кивнул профессор. Ему что-то все время хотелось пить.
      "Актер" опрокинул бутылку над бокалом и ловко отнял, когда жидкость дошла до краев.
      - Фет, между прочим, был не только хорошим поэтом, но и тонким философом. Эта сторона его личности, к сожалению, мало знакома любителям поэзии.
      Он откинулся в кресле с бокалом в руках и отпил немного лимонада, щурясь от удовольствия.
      - Я полагаю, вам, ученым, есть чему поучиться у поэтов. У вас не кружится голова от сознания непостижимости бесконечного, вас не мучает, как поэтов, потребность в цельном мироощущении. Примат логики над чувством кажется вам чем-то само собой разумеющимся, и вы можете спокойно умереть с мыслью, что совершили еще один шажок по бесконечной лестнице познания.
      - По-моему, это единственно трезвый подход к проблеме бытия.
      - Вы так думаете? Плохо же вы знаете человеческое племя, Анатолий Николаевич. Мироощущение и мировоззрение - суть две равноценные формы связи человека с миром, и опасно приносить одно в жертву другому... Впрочем, мы несколько ушли от темы. Вот вы пытались доказать, что разуму, значительно превосходящему человеческий, не может быть до него дела.
      - Теперь вижу, что ошибался.
      - О нет, вы не ошибались, - "актер" медленно покачал головой. - Вы были совершенно правы. Совершенно.
      Анатолий Николаевич поставил на стол недопитый бокал и приготовился к главному, которое, он понял, должно было начаться только сейчас. "Актер", уютно устроившись в кресле, долго и неподвижно смотрел на профессора, так что тот, чувствуя неловкость, закашлял в кулак.
      - Ваша лаборатория пытается решить загадку человеческого сознания, кажется, так? - сказал он наконец.
      - Так, - подтвердил Анатолий Николаевич, приходя в состояние тревожной настороженности.
      - И, будучи на уровне современных философских идей, вы сразу же отказались от представлений, что сознание - всего лишь сумма нейрофизиологических процессов, протекающих в нервных клетках мозга.
      - Да, подобные представления давно устарели, они слишком механистичны. Импульсы в коре, вызванные сигналами от органов чувств, - это своего рода изображение на экране, а наше "я", фиксируемое сознанием, - как бы зритель, который его рассматривает.
      - И вы ищете этого таинственного зрителя?
      - Да... пожалуй. Мы пытаемся разобраться в самой сущности феномена сознания, выявить фундаментальные характеристики, обнаружение которых открыло бы принципиальные пути для его воспроизведения.
      - Вы занимаетесь бессмысленной работой, Анатолий Николаевич. Вы даже вообразить себе не можете, что ищете. Ваши эксперименты при всей их высокой технической оснащенности весьма похожи на попытки ребенка поймать руками солнечный зайчик.
      Эти слова, произнесенные спокойным и уверенным тоном, вызвали у профессора приступ легкого головокружения.
      - Не понимаю, - проговорил он внезапно севшим голосом.
      - Могу пояснить... Феномен сознания неизмеримо сложнее всего, что о нем думают самые смелые ученые головы, и он не объясняется только локально и только такими категориями, как вещество, поле или процесс.
      - Тогда что же это?
      В глазах "актера" на какую-то долю секунды появилось выражение отрешенной задумчивости и тут же исчезло.
      - Загадка, Анатолий Николаевич... Величайшая из загадок бытия. И пока она есть - есть и человек... Да вы подумайте, чего вы, в сущности, добиваетесь. Раскрыть тайну человеческого сознания?.. Да ведь это значит разобраться наконец в устройстве человека, как в каком-нибудь часовом механизме. Человек, познавший себя до конца, это ли не ужасно, а?
      - М... м... почему же? Мне лично, напротив, представляется, что, только познав себя до конца, то есть точно зная, что ему полезно, а что противопоказано, человек станет наконец счастлив. И уж совершенно очевидным кажется, что для будущей широкой космической экспансии такое знание совершенно необходимо.
      - Радикальная мысль!.. А кстати, почему человека так тянет в космос? Вы когда-нибудь задумывались глубоко над таким вопросом?
      Анатолий Николаевич чувствовал себя в незавидном положении игрока, у которого партнер знает все карты, однако ему не оставалось ничего другого, как продолжать эту не им затеянную и неизвестно куда идущую игру.
      - Конечно, задумывался и ве могу прибавить ничего нового к тому, что уже сказано на этот счет. Тут действует закон экспансии, свойственный всему живому и в духовном плане стимулируемый надеждой на встречу с... братьями по разуму.
      Он непроизвольно поморщился, употребив, не найдя лучшего, ходячее выражение.
      - Значит, вы все-таки допускаете такую возможность? - добродушным тоном сказал "актер".
      Профессор усмехнулся и ничего не ответил.
      - Ну, хорошо, - кивнул "актер". - Примем встречу с братьями по разуму в качестве одной из целей будущей космической экспансии. Но возникает серьезный вопрос: о чем вы будете говорить с этими братьями? Что общего найдется у вас с ними? Ведь формы жизни во Вселенной, если исходить из популярной теории, бесконечно разнообразны, у каждой свои потребности. Потребности же формируют систему ценностей, ценности - философию, а философия - этику. Может, например, случиться, что белок, из которого собран Гвмо сапиенс, - деликатес для крылатых драконов из соседней планетной системы. И никакая сила не убедит этих разумных драконов, что человека есть нельзя. А в самом деле, почему бы не съесть существо, с которым у вас лишь то общее, что он годится вам в пищу? Едите же вы кроликов, гусей, не испытывая угрызений совести.
      - Но разум? - воскликнул профессор, пораженный очевидной нелепостью рассуждений космического гостя. - Разум - разве это не общее? Разве может одно мыслящее существо съесть другое, обладающее такой же способностью?
      "Актер" вдруг совершенно искренне рассмеялся.
      - Ай-я-яй, Анатолий Николаевич! Забывчивость, непростительная для человека вашего возраста. Или это не вашему поколению пришлось воевать с существами, которым не откажешь в способности мыслить и которые, если и не ели себе подобных, то использовали их в качестве сырья для изготовления разных полезных предметов - мыла, дамских сумочек, удобрений? Мысль обоюдоострое оружие. Логика опровергается логикой, если в основе ее лежит иная система ценностей. А ведь это были существа одного с вами вида. Чего же тогда требовать от драконов, у которых одна внешность землян будет вызывать сильнейшие приступы аппетита?.. Так вот, если вам нравится такая Вселенная, то, готовясь к встрече с братьями, не забудьте захватить с собой ядерные пушки. Если же нет, то придется поискать пропущенное звено в наших рассуждениях - то действительно общее, что могло бы объединить все человеческие племена во Вселенной, как бы сильно они ни отличались друг от друга.
      - Как вы сказали? - перебил профессор. - "Человеческие племена"?..
      - Да, я сказал: человеческие племена, - спокойно ответил "актер". - А что, вам больше нравятся драконы?
      Профессор ничего не ответил.
      - Каждый человек, как вы это знаете, повторяет в своем развитии всю биологическую эволюцию - от зародыша до высокоорганизованного, полностью сформировавшегося существа, в каковом виде он и появляется из материнской утробы. Далее, в течение одного-двух лет это существо приобретает сознание. Оно как бы рождается второй раз, становясь разумным. Оно и не подозревает (и в памяти его нет следов об этом процессе), что это КТО-ТО научил его сознавать себя. Этот КТО-ТО есть человечество, уже обладающее сознанием, в лице конкретных людей - родителей, окружающих, которые знакомят его с миром вещей и понятий. Без их помощи никакой личный опыт, никакое взаимное общение даже огромного коллектива детей, предоставленных самим себе, не сделает их разумными. Они так и останутся животными, лишенными разума. Маугли - всего лишь романтическая выдумка. Но если так, то возникает вопрос: как же само человечество приобрело сознание? Почему стихийный опыт человекообразной обезьяны, имевшей гораздо менее развитой мозг, чем современное человеческое дитя, получил определенное направление, сформировавшись постепенно в феномен сознания?
      - Ну, это в общих чертах известно, - заметил профессор. - Суровые природные условия, необходимость выживания, совместная трудовая деятельность... Труд создал человека.
      - Совершенно верно. Роль среды в формировании сознания велика, но... не единственна, ибо остается открытым вопрос: откуда взялось само качество? Та искра, из которой потом разгорелся огонь? Ведь сколько ни тряси завязанный мешок, содержимого в нем не прибавится.
      - Вы хотите сказать... - профессор остановился, не решаясь закончить свою мысль.
      - Да, я хочу сказать то, что вы и так хорошо знаете из собственного земного опыта, но не рискнули пока расширить до космических масштабов. Что сознание - феномен коллективный и само по себе, без наличия других очагов, вспыхнуть не может.
      "Актер" встал, прошелся не торопясь по кабине и остановился у стены перед висячим горшком с кактусом.
      - Завтра во второй половине дня вы делаете доклад на международном конгрессе по проблемам моделирования? - сказал он, рассматривая широкие зеленые лепешки растения.
      - Да. - Профессор почувствовал холодок в груди от вопроса, которого давно ждал.
      "Актер" потрогал пальцами колючки кактуса и повернулся лицом к профессору.
      - Тема вашего доклада, Анатолий Николаевич, безусловно, интересна, а открытый вами Принцип неопределенности остроумен и привлечет внимание многих специалистов по роботехнике. Однако в применении к теме нашей беседы все это, как уже говорилось, пока лишь ловля солнечных зайчиков. Поэтому я хочу предложить вам кое-что посерьезнее.
      Он снова сел за стол и, положив ладонь на руку профессора, продолжал: - Вы расскажете с трибуны конгресса о нашей встрече. Все, от начала до конца. Об эстафете разума, пришедшей из космических глубин на вашу планету. О редких огнях жизни, разбросанных по бесконечным просторам Вселенной, о глубокой и сложной взаимосвязи между ними. О том, что эти огни, пылающие среди слепых стихий, есть величайшая загадка для самих себя. Загадка, которая не решается в одиночку и только ресурсами мышления. Нужно действие, движение в космос для постижения тайны. Потребность самопознания - вот то общее, что объединяет разные цивилизации мироздания, незримый, но мощный вектор, толкающий их на соединение с себе подобными... Это не приказ и даже не просьба, а всего лишь предложение. Выступить с таким заявлением или нет - дело вашей совести. Я вас никоим образом не принуждаю. Решайте сами... Он убрал руку.
      Анатолий Николаевич сидел, не видя и не слыша ничего вокруг.
      - Я теперь не могу не выступить, - хрипло проговорил он, шаря в карманах в .поисках носового платка. - Как же я теперь могу не выступить? Но... простите, либо вы не все сказали, либо я несколько оглупел от всех этих неожиданностей. Какие факты я представлю в подтверждение своих слов?
      Он промокнул платком вновь вспотевший лоб и, подняв глаза на "актера", увидел в них ответ раньше, чем тот начал говорить.
      - Никаких,- сказал он, почти в точности повторяя фразу из вчерашнего разговора.- Факты предъявлены только вам. Абсолютно неопровержимые факты, а вы можете только подробно рассказать о них.