Олег Максимович ЛУКЬЯНОВ
      Принцип неопределенности
      В новую книгу научно-художественной фантастики саратовского прозаика Олега Лукьянова вошла повесть "Человек из пробирки", которая нацелена против довольно распространенной идеи о том. что искусственно созданное человеком существо (робот, гомункулус) может быть равным своему создателю или даже превосходить его; с помощью художественных средств автор раскрывает уникальность духовного мира человека, воспроизвести который, по его убеждению, не под силу никаким искусственным методам, никаким сверхсовершенным научным лабораториям. Вторая повесть - "Принцип неопределенности" - уже выходила ранее. В 1982 году она была инсценирована для телевидения и показана в популярной передаче "Этот фантастический мир" (ведущий - летчик космонавт СССР, доктор технических наук Г. М. Гречко).
      Проблемам социальной эволюции человека посвящено третье произведение сборника - фантастическая притча "Шубка из созвездия АРФы".
      Сегодня перед рассветом я, взошел на вершину горы и увидел кишащее звездами небо и сказал своей душе: "Когда мы овладеем всеми этими мирами Вселенной, и всеми их усладами, и всякими знаниями, будет ли с нас
      довольно?" И моя душа сказала: "Нет, этого мало для нас".
      Уолт Уитмен. Песнь о себе
      Глава 1
      "...Таким образом, применение Принципа в самообучающихся распознающих системах открывает практически неограниченные возможности для их дальнейшего совершенствования ".
      Профессор, поставил точку и, откинувшись в кресле, с наслаждением потянулся. Ну вот теперь, кажется, все.
      Теперь идея доведена до полнсго блеска. Остается как следует преподнести ее конгрессу. Именно как следует, чтобы сразу взяло за живое. О действующей модели сначала, разумеется, ни слова. Как будто ее и нет. Сначала только теория. А теоретическая часть, что ни говори, хороша! Хороша-а! С эдакой сумасшедшинкой, способной привести в недоумение даже очень раскованный ум. Это что за странная формула? Как можно ставить знак равенства между частями, значение которых, как только что заявил сам автор, нельзя определить точно? Оказывается, можно? Так, так... любопытно... гм... в самом деле! Ну что ж, теория красивая, но какое практическое применение она может найти, если нельзя составить заранее ни одного алгоритма? Какое? А вот какое... А ну-ка, Володя, подкатите поближе установку. Сейчас мы вам продемонстрируем, уважаемые коллеги...
      Профессор встал и, закинув руки за спину, принялся прогуливаться по кабинету, улыбаясь собственным мыслям. Нет, в самом деле, хорошо жить на белом свете!
      Вот что значит настойчиво следовать поставленной цели.
      Нет в мире таких задач, которые не мог бы решить человеческий ум! Правильно говорил Эдисон: два процента вдохновения и девяносто восемь пота. А ведь сколько было колебаний, сомнений, доводящих порой до отчаяния!
      Сколько раз казалось, что впереди тупик, и хотелось бросить все к черту. Но какая-то струна внутри дребезжала, не давала покоя, говорила: "Иди! Иди и найдешь". И нашел. Нашел! Как там сказал классик? "И гений, парадоксов друг..." Профессор распахнул настежь окно и с удовольствием вдохнул свежий утренний воздух, пропитанный солнечным светом. Небо-то какое голубое! Ах, красота! Внизу гремела, сверкала, переливалась бликами весенняя улица.
      Ветер нес над крышами белый тополиный пух. Одна из пушинок залетела в окно, закружилась и стала зигзагами опускаться на пол. Повинуясь внезапно вспыхнувшему детскому инстинкту, профессор хлопнул ладонями в воздухе, ловя пушинку. Раз... два... мимо. Три... четыре, поймал. Он выпрямился и, сняв пушинку двумя пальцами с ладони, хотел было дунуть на нее, но так и замер с поднятой рукой. Эт-то что такое?
      В кресле для посетителей сидел, положив ногу на ногу, словно давно дожидаясь, молодой человек лет двадцати восьми, сухощавый, симпатичный, в просторной бархатной куртке. Улыбка мигом слетела с лица профессора. Секунду или две, слегка спешив, он рассматривал непрошеного гостя, но сказать ничего не успел, так как тот опередил его. Он с улыбкой поднялся, отталкиваясь руками от подлокотников, как-то очень изящно поклонился и сказал неожиданно звучным, красивым баритоном: - Прошу извинить, что побеспокоил, Анатолий Николаевич, но я к вам по чрезвычайно важному делу, очень для вас интересному.
      В его манере держаться и говорить - простой обезоруживающей улыбка, четкой дикции, самих движениях - было что-то артистическое, действующее на воображение, и молодой человек, очевидно, хорошо знал это. Профессор опустил руку с пушинкой, начиная кое о чем догадываться.
      - С телестудии? - спросил он, хмурясь.
      - ...Нет... не совсем, -чуть помедлив, сказал посетитель, и улыбка на его лице чуть пригасла.
      Профессор только хмыкнул на этот не очень-то вразумительный ответ и, обогнув стол, уселся в свое кресло.
      - Вообще-то говоря, принято хотя бы постучать, прежде чем войти, сдержанно сказал он, окидывая взглядом покорно стоявшего перед ним посетителя. Изобретатель? Не похоже. - Ну, садитесь, раз уж явились.
      Что у вас там за срочное дело...
      - Благодарю...
      Молодой человек пододвинул кресло и сел, сцепив на коленях руки.
      - Дело у меня очень необычное, - начал он, немного подумав, - можно даже сказать, из ряда вон выходящее, фантастическое дело. - Он поднял голову и выжидательно посмотрел на профессора, как бы примеряя, какое впечатление может произвести на неподготовленного человека столь неожиданное начало.
      - Ну, ну, - подбодрил профессор.
      - Как бы вы поступили, если бы к вам пришел некто и заявил, что имел встречу с...
      Он снова замолчал, не отводя от профессора внимательного взгляда, и, не торопясь, закончил: - ...с разумным существом внеземного происхождения?
      Профессор откашлялся и потер подбородок, пряча улыбку. Надо же, какое совпадение! Только вчера шел разговор о "тарелочках", а сегодня уже и свидетель явился.
      - Дело действительно нешуточное, - сказал он, качая головой. - И какие же факты предъявил бы ваш "некто" в подтверждение этой замечательной встречи?
      - Никаких. Факты были предъявлены только ему. Абсолютно неопровержимые, убедительные факты, так что не остается ни малейших сомнений в том, что это было действительно внеземное существо, а он может лишь подробно рассказать об этих фактах и самой встрече.
      Профессор с интересом разглядывал собеседника. Что же это, однако, за экземпляр? На сумасшедшего тоже как будто не похож.
      - Слабовато, - резюмировал он после минутного размышления. - Ведь его просто-напросто могли разыграть, мистифицировать. В наш искушенный век изобразить "пришельца", я полагаю, не труднее, чем подделать печать какого-нибудь общества спасения на водах. Об этом ваш некто не подумал?
      Ирония профессора не произвела, однако, на посетителя никакого впечатления.
      - Ну, а если это, скажем, человек с большим научным авторитетом, очень осторожный в выводах и чрезвычайно дорожащий своей научной репутацией?
      Произнесено вроде бы корректным тоном, но в самом содержании вопроса профессор отчетливо почувствовал какой-то тайный намек, отчего иронии у него несколько поубавилось.
      - Не знаю, что за сюрприз вы там приготовили, - сказал он, становясь серьезным, - но боюсь, что вы сделали неудачный выбор, обратившись ко мне. К возможности прямого контакта с внеземным разумом я отношусь весьма скептически, несмотря на всю популярность ныне этой темы, а самый принцип подмены живых фактов свидетельством авторитетов, пусть даже очень высоких, считаю глубоко порочным.
      - Я знаком с вашей позицией в этом вопросе, именно потому и пришел, хладнокровно сказал посетитель. - Позиция, надо заметить, двойственная, даже непоследовательная. В теории вы допускаете возможность существования внеземных цивилизаций, а на практике относитесь иронически, если не враждебно, ко всяким сообщениям о контактах.
      - Именно так, - охотно подтвердил профессор. - Но никакой непоследовательности в своей позиции я не вижу. Теория теорией, а практика практикой. Пока что астрофизики не нашли ни малейших следов жизнедеятельности каких-либо цивилизаций, а средства наблюдения у них чрезвычайно мощные. Глубоко убежден, что наши ближайшие космические соседи находятся так далеко, что им до нас никогда не добраться. Пространство и время - это стена, молодой человек, и стена несокрушимая. Об этом говорит нам теория относительности, в выводах которой я никак не могу сомневаться.
      - Да, теория относительности - наука серьезная, спорить с ней нелегко, - согласился посетитель. - Но вот вечный вопрос: пространство, время - что это? Не кажется ли вам, что, оперируя этими символами, можно впасть в упрощение? Ведь получается, что мир в принципе объяснен. Это бесконечное пространство, заполненное веществом. Сколько ни гляди в телескоп, везде одно и то же: звезды, галактики, скопления вещества. Скука! Напоминает логику древних, не имевших телескопов и потому убежденных, что небо - это хрустальный купол, к которому прибиты звезды. Что вижу, то и думаю...
      Профессор нахмурился. Остроумный, хотя и дерзкий выпад произвел на него впечатление.
      - Я отнюдь не считаю, что мир объяснен, - возразил он сдержанно. - Но относительно обозримого мира существует принципиальная ясность. Все явления в нем подчиняются фундаментальным законам физики.
      - Вы в этом убеждены?
      - Разумеется.
      - А жизнь, биосфера? Многие ее феномены, например сознание, воля, чувство, никак не описываются законами физики. Может быть, здесь кроются сюрпризы, о которых физики и не подозревают?
      Профессор пожал плечами.
      - Не понимаю, о чем вы?
      - Жаль...
      Наступила неловкая пауза. Профессор хотел сказать кое-что о своих взглядах на загадки жизни, но посетитель опередил его: - Хорошо, оставим этот разговор. Скажите, а ваша реакция, если бы этот некто заявил, что он сам и есть... такое существо?
      - Что-то я перестаю вас понимать, - заметил профессор, настораживаясь. - Говорите-ка прямо, кто вы и с чем пришли.
      - Ну что ж, можно прямо. Дело, видите ли, в том, что мой воображаемый некто - это я сам.
      Профессор не успел раскрыть рта. Страшная сила припаяла его к месту, сковав каждый мускул. Лицом, кожей рук и ног, всем телом он ощутил, как пространство вокруг него стало быстро отвердевать, становясь жестким, и вот в считанные секунды он оказался вмурованным в него, как мошка в кусок янтаря.
      - Альфа-ритмы! - прокатилось в мозгу профессора вместе с приступом сильного, доводящего до тошноты страха. Нужно преодолеть, встать!
      Куда там! Он не смог пошевельнуть даже веком, даже вздохнуть! Конец! Но тут мертвая хватка ослабла, напряжение стало спадать и постепенно исчезло.
      Кровь прихлынула к лицу профессора. Он закрыл и открыл глаза. Странный гость сидел в прежней позе, внимательно наблюдая за ним.
      - Напугал я вас, Анатолий Николаевич? Извините, пожалуйста. Надо же было с чего-то начать... Только относительно низкочастотного воздействия вы ошиблись. Альфа-ритмы вашего мозга я не нарушал. Да и никаких секретных излучателей при мне нет.
      Он даже распахнул куртку, предлагая профессору убедиться, что под ней действительно ничего нет, кроме белой рубашки, плотно облегающей тело.
      - По ряду причин я не могу предстать перед вами в собственном телесном виде. Поэтому я воспользовался посредником - вот этим актером с телевидения... Вы почти угадали его профессию.
      ...За окном громыхнул трамвай. Порывом ветра шевельнуло листки статьи. Актер не торопясь застегнул пуговицы. Лицо его было чисто и спокойно.
      Профессор наконец перевел дух. Страх рассеялся, но на его место пришло возмущение.
      - Ну знаете! - заговорил он, прибирая листки. - Я, кажется, не подопытная обезьяна! Если у вас есть серьезный разговор, то выбирайте и аргументы посерьезнее, а... насильственные сеансы тут неуместны.
      - Еще раз прошу извинить, - немедленно отозвался актер, прикладывая руку к груди, - может быть, мна лучше уйти?
      Он даже привстал с места.
      - Да нет уж, - буркнул профессор, понемногу приходя в себя. Продолжайте, раз уж начали. Только без этих... штук. Или предупреждайте хотя бы, что ли.
      Дело затевалось, как видно, нешуточное, и профессор приготовился к бою.
      - Я в принципе готов обсудить любое заявление, - сказал он уже спокойнее, - даже и такое, действительна из ряда вон выходящее. Но существуют же, наконец, рамки здравого смысла. Вы, простите, так же похожи на "пришельца", как я на Медузу Горгону.
      Актер улыбнулся.
      - Иной реакции я от вас и не ожидал. В рамках здравого смысла было бы, если бы я прилетел на космическом аппарате и приземлился во дворе вашего института. Вот тогда бы вы не колебались ни секунды. Ведь так, дорогой Анатолий Николаевич?
      Спокойный и доброжелательный тон посетителя, его уверенность в себе производили впечатление, и, пожалуй, не меньшее, чем эта его внезапная психическая атака.
      Но ученого не так просто было сломить.
      "...Нет, так у нас дело не пойдет! Личность ты, конечно, незаурядная, и что-то у тебя там за душой, вероятно, имеется. Но действуешь ты слишком наступательно. Тем более необходимо сразу же взять инициативу в свои руки. Кто же ты такой и чего хочешь? Втянуть в какую-нибудь авантюру или просто разыграть?" В разговоре образовалась неуютная пауза, и профессор испытал облегчение, когда в кабинет, весьма кстати, вошла секретарша.
      - Анатолий Николаевич, звонил Еремин. Очень просил подъехать к одиннадцати. Будет совещание по конгрессу.
      - Хорошо, - кивнул профессор, отметив недоуменный взгляд, который она бросила на посетителя. - Одну минутку, Светлана Григорьевна, - с некоторой поспешностью позвал он, видя, что секретарша повернулась, чтобы уйти. - Я тут небольшую статью подготовил в дополнение к основному докладу. Отпечатайте, пожалуйста, в пяти экземплярах сегодня же.
      Он не торопясь выровнял листки, поискал в столе папку и, вложив в нее статью, передал секретарше. Та вышла. Профессор помолчал с минуту, барабаня пальцами по настольному стеклу. Так не вовремя этот вызов!
      А может быть, наоборот - вовремя? Он подумал еще немного и поднялся из-за стола.
      - Разговор у нас, я вижу, намечается интересный и долгий, и не хотелось бы вести его наспех. Сейчас, как видите, мне надо идти. Если не возражаете, давайте встретимся завтра в то же время. Буду вас ждать.
      Он подошел к шкафу, взял плащ и стал одеваться.
      В зеркале ему был виден молодой человек, который сидел в кресле, кажется и не думая уходить.
      Застегнув плащ, профессор повернулся к настойчивому гостю, приглашая идти первым: - Прошу.
      Актер поднялся, одергивая куртку, как-то странно посмотрел на профессора и кивнул Р сторону стола: - Вы, кажется, что-то забыли, Анатолий Николаевич?
      На чистой поверхности стола лежала папка, невесть откуда взявшаяся. Профессор схватил ее в руки и, раскрыв, остолбенел: в ней лежала его собственная рукопись, которую он только что отдал Светлане Григорьевне!
      Несколько секунд он оторопело рассматривал свои каракули, затем, метнув взгляд на актера, выскочил в приемную. Секретарша стояла с растерянным лицом, тараща глаза на пустой стол. Профессор с подозрением посмотрел ла нее, бросил папку на стол и, обернувшись к вышедшему актеру, покачал головой, засмеялся: - Впечатляющий номер! Считайте, что вам удалось окончательно заинтриговать меня. Жаль, что приходится откладывать встречу до завтра!
      Глава 2
      Они вышли в коридор, освещенный лампами дневного света. Профессор не выносил этих слепых, без окон переходов, поэтому непроизвольно ускорил шаг. Кроме того, ему не терпелось остаться одному. Пожалуй, это даже к лучшему, что его вызвал президент. Будет время остыть от первого впечатления, подумать.
      На лестничной площадке его остановил юноша в спецхалате.
      - А я как раз к вам.иду, Анатолий Николаевич. Все вроде бы отладили, только вoт генератор не дает стабильной характеристики. Со вчерашнего дня бьемся, и все без толку.
      - Опять что-нибудь да не так! - с досадой сказал профессор. - Знаете что, Володя, позвоните-ка Рогожину в семнадцатую лабораторию, он сейчас должен быть там. Попросите от моего имени, чтобы он на эти три дня уступил нам свой генератор. Сразу же по окончании конгресса вернем.
      - Ага, только... - юноша хотел сказать что-то еще, но так и остался с раскрытым ртом. Взгляд его вдруг потускнел, лицо потеряло выражение и стало как у манекена.
      И этот живой манекен смотрел на актера, стоявшего рядом с профессором. Анатолий Николаевич вспыхнул и резко повернулся к своему спутнику: - А вот это уже лишнее! Мы же, кажется, договорились. Что такое?
      С актером тоже произошла метаморфоза. От прежней его собранности не осталось и следа. У него был такой вид, словно профессор на его глазах вдруг превратился в обезьяну. Анатолий Николаевич непроизвольно отступил назад.
      - Ну, ну, не надо, пожалуйста.
      С таким же успехом он мог бы сказать это стенке. Актер с потрясенным выражением лица осматривал помещение.
      - Как же это так? - услышал профессор безвольный, лишенный жизни голос, прозвучавший с такой неактерской естественностью, что сердитая фраза, готовая сорваться у него с языка, застряла в горле. Он не сводил глаз с актера.
      - Как отсюда выйти? - тихо спросил тот, потирая пальцами виски.
      Профессор молча указал вниз, в направлении вестибюля, и, пока актер спускался по лестнице, держась, кан больной, за перила, смотрел ему вслед.
      Володя вдруг негромко засмеялся. Лицо его снова приобрело осмысленное выражение.
      - Растерялись, Анатолий Николаевич? Хоть и актер, а на игру не похоже... Вот ведь Фома неверующий! Я же объяснял вам, что это всего лишь посредник. А теперь посредником стал Володя.
      Профессор взглянул на него, как на сумасшедшего, и... осекся на полуслове. Перед ним был другой человек!
      Безвольная линия рта стала твердой, всегда бегающие голубые глазки смотрели холодно и спокойно. Вот так сюрприз! Анатолий Николаевич на миг растерялся. Что сие означает и как вести себя в такой ситуации? Прежде всего не теряться, чтобы там ни было.
      - Стойте здесь и никуда не уходите, - жестко сказал он, ткнув Володю пальцем в грудь, и бросился вниз по лестнице за актером. Нагнал он его на выходе и проводил до ворот, но толку не добился. Инициативный, уверенный в себе посетитель и этот потрясенный до глубины души человек не имели между собой ничего общего.
      - Что же это такое? - потерянно говорил он, не реагируя на вопросы профессора. - Ехал на репетицию, и вдруг - как затмение.
      Профессор с минуту постоял в раздумье и пошел обратно. У него начинала побаливать голова от всей этой чертовщины. В вестибюле у телефона он увидел Володю.
      - Да, сразу же после конгресса. Тридцатого, не позже, - говорил он, кивая в трубку. - Ну вы же знаете Анатолия Николаевича. Ага... да, спасибо, немедленно еду.
      Он положил трубку и, подняв голову, увидел стоящего перед ним шефа.
      - Так, молодой человек, - сказал профессор, опираясь руками о стол и глядя Володе прямо в глаза. - А теперь объясните, пожалуйста, что за спектакль вы разыграли передо мной с этим вашим другом?
      - Какой спектакль? Что с вами, Анатолий Николаевич?
      В его голосе прозвучало такое искреннее изумление, что профессор по-настоящему растерялся. Он вытащил носовой платок и промокнул им вспотевшую шею.
      - Х-м! Все это интересно... Вот что, Владимир Сергеевич, повторите, пожалуйста, последнюю фразу, которую вы мне сказали пять минут назад.
      Володя пожал плечами.
      - Я сказал, что генератор не дает характеристики... Но вы не беспокойтесь, Анатолий Николаевич! Я уже договорился с Рогожиным.
      - Это все?
      - Что все?
      - Все, что вы мне сказали?
      - Да... по-моему, все.
      - Та-ак, очень хорошо. А скажите, - продолжал допытываться профессор, - вы не испытывали каких-либо особых ощущений? Вам не было плохо?
      Юноша покраснел и отвел глаза в сторону.
      - Значит, заметили... Я никогда никому об этом не говорил, боялся, что отстранят от работы. Есть такая болезнь. У меня иногда на короткое время наступает помутнение сознания, и я ничего не соображаю.
      - Вот оно что!
      - Да... Я даже не заметил, как спустился по лестнице в вестибюль. Меня еще поддержал под руку этот генерал-майор, наверное, вид был неважный. Но вы не беспокойтесь, Анатолий Николаевич! Это у меня очень редко бывает.
      - Генерал-майор? - у профессора стукнуло под сердцем. - Какой еще генерал-майор?
      - Ну, этот... изобретатель. Да вон он, выходит на улицу.
      У подъезда остановилась легковая машина. Из нее вышел молодцеватый солдат и открыл дверь перед спускавшимся по лестнице военным в офицерской форме. Повинуясь тревожному чувству, профессор вышел было вслед за генералом, но на первой же ступеньке остановился.
      Черт возьми, да это же просто глупо! О чем он будет говорить с этим незнакомым человеком?
      Дверь машины захлопнулась, и вдруг в окне показалось улыбающееся лицо генерала.
      - До свидания, Анатолий Николаевич! Значит, завтра ждите, как и договорились.
      Машина тронулась, оставив профессора стоящим на каменных ступенях в состоянии глубокой задумчивости.
      Глава 3
      На следующий день в назначенное время профессор сидел в своем кабинете, дожидаясь вчерашнего гостя.
      У него имелось достаточно времени, чтобы как следует поразмышлять над странными событиями. И чем больше он думал, тем больше убеждался в том, что все тут шито белыми нитками. И эффектное появление в кабинете, и сеанс гипноза, и трюк с папкой, и сцены с перевоплощениями. Ни одного действительного, настоящего факта, который нельзя было бы объяснить естественными причинам.. Теперь ясно, кто тот таинственный "некто", на которого намекал актер-"пришелец"!
      "...А если это, скажем, человек с большим научным авторитетом, очень осторожный к выводах и чрезвычайно дорожащий своей научной репутацией?.." Профессор усмехнулся. "Вот оно в чем дело: авторитет мой понадобился... Налицо психологическая атака с очевидной целью - сразу же подавить волю. Ну, ладно, актер, генерал - это еще куда ни шло (действительно, знали в патентном отделе такого генерала), но Володя? Вот тебе и тихоня! Никогда бы не подумал, что он умеет так держаться и говорить! Да... не хватало забот перед конгрессом".
      Профессор интуитивно чувствовал, что визит "пришельца" за два дня до конгресса не случаен, что он имеет какое-то отношение к конгрессу, и это особенно беспокоило и раздражало его. Вчера на совещании у президента он чуть было не поддался искушению рассказать обо всем присутствующим, но, слава богу, сдержался. Не надо суетиться. Время еще есть. Посмотрим, что даст сегодняшний разговор...
      Профессор начал уже беспокоиться, что актер не придет, когда за дверью послышались голоса. Профессор откинулся в кресле, принимая удобную позу. Он был совершенно спокоен. Дверь отворилась, и в кабинет вошел директор.
      - Ах, это вы, Георгий Иванович, - с плохо скрытым разочарованием сказал профессор, поднимаясь. - Прошу, проходите. Извините, пожалуйста, что не зашел вчера. Срочно вызвал Еремин. Надеюсь, Светлана Григорьевна вам передавала?
      - Передавала, передавала, - почему-то усмехнувшись, сказал директор и, не садясь в предложенное кресло, быстро спросил: - Что, нe ждали?
      - Да нет, почему же. - смутился профессор. - я всегда рад...
      - Всегда, только не сегодня. Вы ведь актера ждали, так?
      Анатолий Николаевич удивленно вскинул брови.
      - Что? Вы знаете? Он и у вас был?
      - Нет, он у меня не был, - директор чуть прищурился, пристально следя за профессором. - Я ведь объяснял вам вчера, что актер как личность тут пока ни при чем. Это всего лишь посредник. Так же как Володя Тимошин и генерал-майор. Генерал с его репликой был последним штрихом во вчерашней картинке. А сегодня я решил воспользоваться мозгом вашего руководителя и, думаю, не ошибся в выборе. Человек он у вас серьезный, даже чересчур. От него трудно ожидать легкомысленных поступков. Неплохая идея, правда?
      Директор произнес всю эту нелепицу таким искренним и доброжелательным тоном, что ни один мало-мальски знавший его человек не усомнился бы в том, что он говорит правду. Именно поэтому настроение у профессора сразу же испортилось.
      - Та-ак, - протянул он после минутного недоброго молчания. Оригинальный номер! Ученый муж в роли испанского быка. Сначала бандерильи ему в холку, чтобы рассвирепел как следует, потом красную тряпку в нос, а вот наконец и сам матадор явился. Блестящий номер! Сыграно все бесподобно!
      Он поднялся и, закинув за спину руки, принялся нервно ходить по кабинету, весь кипя от возмущения.
      - Вы меня извините, Георгий Иванович, но я был о вас всегда самого высокого мнения, и мне не очень хотелось бы менять его. Не можете ли вы объяснить, почему именно я выбран в качестве петрушки в этой глупой комедии? Ну да, сейчас мания какая-то устраивать всякие тесты, психологические эксперименты, но надо же оставаться в рамках здравого смысла, простого приличия, наконец! Это надо же, такое загнуть! О, я прекрасно понял этого вашего артиста или кто он там? Очень оригинально! Просто сногсшибательно! Супермен из туманности Андромеды, изволивший каким-то сверхъестественным способом посетить нашу провинциальную планетку! Бесплотный дух, кочующий по телам людей. Вчера актер, сегодня директор, завтра кандидат в покойники, а послезавтра младенец, только начинающий жить! Вы что, хотите, чтобы я поверил в переселение душ? Че-пу-ха!
      Профессор упал в кресло, расстегивая воротничок рубахи.
      - Стыдно, Георгий Иванович... Мы с вами не первый год работаем вместе, я всегда уважал вас и вправе ожидать к себе такого же отношения.
      Он вдруг ощутил слабость. Болезненную, быстро нарастающую слабость. Закружилась голова, комната поплыла перед глазами.
      "Давление! Погорячился!" - успел подумать профессор, теряя сознание; и уже в полузабытьи услышал далекий голос директора: - Не волнуйтесь, Анатолий Николаевич. Ничего плохого я вам не сделаю.
      Вслед за тем сознание его погасло.
      Глава 4
      ...Профессор открыл глаза. А впрочем, он и не закрывал их. Смутно, как в воде, перед ним прошла расплывчатая тень. Слышались глухие удары, какая-то музыка.
      В нос ударил запах уксуса и табачного дыма. Муть рассеялась, и он обнаружил, что сидит в зале ресторана, в двухместной полукабине, стены которой обиты красным пластиком. На столе перед ним тарелка с его любимым блюдом - пельменями. В рукe у самого рта - ложка с дымящимся бульоном. За окном ночь кипит блестками огней.
      Профессор медленно опустил ложку, цепенея от ужаса. Что с ним стряслось? Почему он здесь и почему ночь, если только что было утро? В кабину вошел вчерашний актер с бутылкой лимонада в руках.
      - Надеюсь, все в порядке, Анатолий Николаевич? - весело сказал он, наполняя бокал. - Выпейте-ка немного воды и постарайтесь взять себя в руки.
      Профессор поставил бокал перед собой и спросил бесцветным голосом: Что было со мной? Это новый вид наркоза?
      - Ни в коем случае. Гораздо безвреднее. Просто теперь я на некоторое премя воспользовался вашим мозгом. Мне нужно было побеседовать с актером, кое-что ему объяснить. Надо сказать, что он оказался на редкость восприимчивым и чутким человеком, не в укор вам будет замечено. У нас с ним вышел очень содержательный разговор. А сюда мы забрели случайно, решили поужинать. Теперь все понятно?
      - Понятно, понятно, - механически повторил профессор, отхлебывая лимонаду. - Логика есть, продумано все хорошо... Значит, вас целая бригада и намерения, как видно, весьма серьезные, коль так основательно взялись за меня.
      - Да, намерения серьезные, только бригады никакой нет. Кроме нескольких эпизодических персонажей, есть лишь два человека, играющих поочередно одну и ту же роль: вы и... он.
      Актер с улыбкой постучал себя в грудь большим пальцем.
      - Можно добавить к этому, что если с одним мы быстро и легко нашли общий язык, то другой упорно меня отрицает, несмотря, кажется, на весьма убедительные доказательства.
      - К сожалению, ваши... доказательства можно объяснить и не прибегая к эффектным гипотезам, - возразил профессор.
      - Безусловно. В качестве научных фактов они не годятся, но я и не собирался оставлять объективные факты. Мне хотелось убедить только вас.
      Профессор молча пожал плечами. Актер засмеялся, зашевелился в кресле, складывая на груди руки.
      - Значит, и ваш вечно занятый трудяга-директор, и не умеющий лгать Володя, и случайный генерал - всего лишь талантливые лицедеи? Ну, хотите что-нибудь еще? Хотите, сейчас все сидящие в этом зале одновременно поднимут правую руку? Впрочем, это вас тоже не убедит: я ведь с ними заранее договорился.
      - Да, это меня не убедит, - сказал профессор, понемногу обретая уверенность в себе.
      - Интересно бы знать почему?
      Профессор пожал плечами.
      - Потому что речь идет о деле, действительно из ряда вон выходящем, как вы сами вчера справедливо заметили, и здесь нужна предельная строгость и точность... В науке существует золотое правило, которого я считаю нужным придерживаться: не придумывать новых, а тем более фантастических объяснений явлениям, которые принципиально могут быть объяснены в рамках известного.
      - Бритва Оккама?
      - Она самая, - кивнул профессор. - Прекрасный инструмент, нечто вроде компаса. Без него наука давно бы заблудилась в густом лесу вымыслов.
      - Инструмент действительно полезный, - согласился актер. - Но стоит ли абсолютизировать его возможности? Не приведет ли такая жесткая ориентированность к атрофии фантазии, а следовательно, интуиции, губительной для настоящего ученого? Ведь с помощью логического аппарата можно опровергнуть все, что угодно, рационализовать любую тайну. Неужели интуиция не подсказывает вам, что в данном случае вы действительно имеете дело с чем-то необычным, выходящим за рамки известного? Существует, наконец, внутреннее чутье, сердечное чувство, которое позволяет иногда безошибочно отличить честного человека от фальсификатора, истину от вымысла.
      Анатолий Николаевич усмехнулся.
      - А вот это, простите, красивые слова.