- Сестры нет.
      Наступило тягостное молчание. Лидочке показалось, что следователь не поверил в искренность Володн.
      - Он правду говорит, Сергей Иосифович, - волнуясь, сказала она.
      Ей было жалкo и следователя, и его жену, и Володю, которому приходилось решать столь сложную проблему.
      Но что тут можно было поделать?
      - Знаю, что правду, - сказал Соселия и печально улыбнулся. - Ладно, забудем этот разговор. Я услышал то, что и ожидал услышать.
      Он поднялся.
      - Пойду тогда. Только не подумайте, что я пришел торговаться и ставить какие-то условия. Никаких условий я не ставлю. Консилиум в любом случае придется собирать, потому что отсутствие у него ауры, вообще говоря, еще не доказывает, что он гомункулус. Всегда можно возразить, что исключение не отрицает правила.
      Володя и Лидочка тоже встали.
      - Может быть, чаю попьем? - запоздало предложила Лидочка.
      - Спасибо, как-нибудь в другой раз, а сейчас некогда.
      Они проводили его до подъезда, и здесь Соселия сказал, щелкнув пальцами: - Да, чуть не забыл. Сегодня весь вечер сидеть на месте. Вам должны позвонить.
      - Кто? - спросил Володя.
      - Один человек.
      Соселия ушел, а Лидочка и Володя еще некоторое время стояли в подъезде, озадаченные его последними словами.
      - Кто там еще собирается звонить? - пробормотал Володя.
      - Может быть, этот профессор?
      - Может быть...
      Вторая неожиданность оказалась приятнее первой.
      В двенадцатом часу ночи, когда Лидочка и Володя уже собрались укладываться спать, действительно зазвонил телефон.
      Володя снял трубку, и Лидочка увидела на его лице растерянно-радостную улыбку.
      - Да, это я... Как вы узнали?.. Извините... не хотел вас беспокоить...
      - Гончаров, - шепнул он в сторону Лидочки, но она уже сама догадалась. У нее гора свалилась с плеч. Слава богу, теперь они не одни! Это, конечно, Соселия его разыскал. Какой молодец!
      ...Разговор продолжался недолго. Володя коротко рассказал Гончарову о случившемся, покивал с постным лицом, извиняясь за свою излишнюю щепетильность, сказал, что основательно подготовился к выступлению на консилиуме, но на успех не очень рассчитывает, поэтому приезд Гончарова был бы весьма полезен.
      - Завтра в семнадцать ноль-ноль прилетает на самолете, - сказал он, кладя трубку и улыбаясь. Уселся на диван, раскинув по спинке руки, и, продолжая улыбаться, сказал: - Знаешь что, а у меня есть идея насчет жены Соселии. Надо попросить Дмитрия Александровича, чтобы он сделал ей операцию.
      - Прекрасная идея! - сказала Лидочка. - Я думаю, он не откажется.
      - Уверен, что не откажется. Ему удавалось спасать совершенно безнадежных людей. Только надо подумать, как его завтра встретить. Наверное, тебе придется, и оттуда прямо в политехнический...
      На следующий день после обеда они позвонили в аэропорт и узнали огорчительную новость - самолет, на котором летел Гончаров, задерживался в Москве на два часа по метеоусловиям. Посовещавшись, решили, что поедут вместе на консилиум, чтобы Лидочка знала, где он будет проходить. Она посидит там немного и поедет в аэропорт за Гончаровым. Может быть, он успеет к концу консилиума. А может быть, Володя сам разберется без его помощи...
      ...В половине шестого зазвонил телефон. Незнакомый мужской голос сказал, что машина выслана, и велел ждать ее на улице напротив подъезда. Лидочка и Володя быстро оделись и спустились вниз. Постояв немного, они увидели милицейскую "Волгу" с синей мигалкой, которая неторопливо ехала по дороге. "Вот и началось", - с тревогой подумала Лидочка, а Володя помахал поднятой рукой. "Волга", вильнув в их сторону, остановилась. В кабине, кроме шофера, никого не было.
      - А где Сергей Иосифович? - спросила Лидочка, усаживаясь рядом с Володей на заднее сиденье.
      - На месте, - сказал шофер, не оборачиваясь.
      Лидочке показалось, что он чем-то недоволен. У нее тревожно кольнуло под сердцем. Она посмотрела сбоку на Володю, и тот улыбнулся, подмигнув ей. Не волнуйся!
      А минут через десять, когда машина въезжала в ворота институтского городка, шофер, все время молчавший, вдруг сказал: - Я вас буду ждать у корпуса, Лидия Ивановна. Попозже съездим в аэропорт.
      - Однако! - засмеялся Володя.
      "Какой молодец Соселия!" - с благодарностью к следователю подумала Лидочка. Они вышли из машины.
      ...Учебный день закончился. Было тихо и пусто. Мерзли на ветру голые деревья. Откуда-то из подвала, как из преисподней, доносился кошачий вой. Только вдалеке, на баскетбольной площадке, огороженной металлической сеткой, несколько молодых людей в спортивных костюмах гоняли футбольный мяч.
      - Третий этаж, комната триста четырнадцать, - сказал шофер.
      - А когда мне выйти? - спросила Лидочка.
      - Я сам за вами зайду.
      ...В коридорах тоже было пусто. Одинокая уборщица мыла пол тряпкой, насаженной на щетку. Мокро поблескивал линолеум в тусклом свете зимнего дня. Триста четырнадцатая комната находилась в самом начале длинного коридора. Лидочка и Володя вошли в небольшую приемную со столом у окна, пишущей машинкой на столе, укрытой чехлом, и металлической вращающейся вешалкой у двери, на которой висело несколько пальто.
      Справа от входа была еще одна дверь, ведущая, очевидно, в кабинет. Оттуда доносились приглушенные мужские голоса.
      Лидочка и Володя разделись и вошли в кабинет. В просторной, метров сорок квадратных комнате, находилось несколько человек - капитан Гринько, Соселия, двое незнакомых молодых мужчин, сидевших за длинным полированным столом, и сбоку у двери Владимир Сергеевич со Стуловым. Последнее неприятно удивило Лидочку.
      С какой стати здесь этот прохвост? "Пролез-таки", - негромко сказал Володя, тоже увидевший Стулова.
      Все шестеро повернулись к вошедшим. Маленький Соселия быстрым шагом подошел к ним и, как показалось Лидочке, демонстративно пожал Володе руку. Лидочке он просто сказал: "Здравствуйте!" "Спасибо за Гончарова",-шепнула ему Лидочка. Соселия вернулся на свое место и сел рядом с капитаном. Тот поздоровался кивком, не вставая, и указал Лидочке и Володе на свободные кресла.
      - Присаживайтесь...
      Стулов что-то сказал на ухо Владимиру Сергеевичу, а мужчины за столом принялись с интересом разглядывать двойников. Один из них был курчавый добродушного вида брюнет в больших очках. Лидочка узнала в нем ассистента с выставки, который показывал робота, другой - сухонький шатен с широким гипсово-белым лицом в щербинках, опоясанным снизу короткой шкиперской бородкой. Нос у него был острый с маленьким набалдашничком на конце, губы тонкие, прямые. Брюнет Лидочке понравился, а шатен вызвал неприязнь, и не столько внешностью, сколько своим холодным и, как показалось Лидочке, подозрительным взглядом, которым он окинул Володю. "Наверное, считает нас авантюристами", - с неприязнью подумала Лидочка.
      Ждали, как выяснилось, профессора Иконникова, который должен был явиться с минуты на минуту.
      Профессор был григорьевской знаменитостью. Лидочка вспомнила, что незадолго до поездки в Москву они с Владимиром Сергеевичем слушали о нем местную радиопередачу. Муж со вниманием, Лидочка просто так, чтобы не скучно было гладить белье. И хотя тема передачи не входила в круг интересов Лидочки, кое-что она все-таки запомнила. Говорили, что Иконников из местных, григорьевских, кажется даже из села, что он сравнительно молод, но благодаря таланту и трудолюбию сумел высоко подняться, что он лауреат Государственной премии, почетный член каких-то зарубежных академий и обществ.
      Говорили также, что он не только выдающийся ученый, но также хороший семьянин и вообще разносторонний человек - рисует, свободно владеет двумя или тремя иностранными языками, имеет спортивную квалификацию не то по теннису, не то по волейболу, и, кажется, высокую - чуть ли не мастер спорта. Выступал и сам профессор.
      Лидочке запомнился его голос - молодой, высокий и чуточку приглушенный. Говорил профессор очень непринужденно, чувствовалось, что без бумажки и, может быть, даже без подготовки, - рассказывал о кибернетике, о своих зарубежных встречах, шутил, смеялся. В общем, показал себя личностью.
      В кабинете, принадлежавшем, очевидно, профессору Иконникову, было просторно. Всю стену напротив двери занимал стеллаж с книгами. Перед стеллажом стоял довольно большой письменный стол с тремя разноцветными телефонами и пепельницей, а перпендикулярно к нему был приставлен другой стол - длинный, полированный, с двумя рядами мягких стульев по обеим сторонам. Вдоль стен стояли кресла, над ними висели портреты известных ученых. Еще в кабинете имелся платяной шкаф, на окнах висели кремового цвета шторы из синтетики.
      Некоторую неожиданность являла собой неподвижная человеческая фигура, стоявшая в углу, неподалеку от двери. Это был макет того самого робота Чарси, которого показывали на международной выставке. Лидочка узнала его сразу. Розовощекий, улыбающийся, синеглазый, со скульптурно-рельефными мышцами на голом, отливающем желтизной теле, он стоял чуть подавшись вперед и подняв руку, словно неся людям благую весть о скором пришествии эры антропоидных роботов. Входя в кабинет, Лидочка его не заметила и теперь только окинула беглым взглядом и больше старалась не смотреть на него...
      Присутствующие разбились на маленькие группки и негромко переговаривались, как бывает, когда ждут главное лицо, без которого дело не начинается. Соселия сидел маленький и серьезный рядом с грузным Гринько, который держал на коленях черную папку и что-то ему говорил, наклонившись над ним, как над ребенком. Лидочке показалось, что один раз, глянув на них, Соселия чуть заметно им улыбнулся. Оба работника милиции были в штатском.
      Очень не понравился Лидочке Стулов, который разговаривал у окна с непроницаемо-холодным Владимиром Сергеевичем. Прилизанный, розовощекий, он то и дело бросал в их сторону быстрые взгляды, словно проверяя, на месте ли они.
      - Замышляет, поросенок! - насмешливо проговорил Володя.
      - Какой он все-таки отвратительный! - тихо сказала Лидочка.
      Курчавый брюнет в очках взглянул на наручные часы и подошел к окну, высматривая что-то внизу сквозь стекло. Через минуту он сообщил: - Эрен приехал.
      - Роман Николаевич, - расшифровал его коллега, тоже вставая. - Сейчас придет.
      И действительно, через несколько минут дверь отворилась, и в кабинет вошел среднего роста моложавый мужчина в коричневом, отлично скроенном костюме.
      - Здравствуйте, - сказал он сразу всем присутствующим и, не задерживаясь, прошел к письменному столу мимо застывших в почтительных позах сотрудников, - Прошу извинить за опоздание, - сказал профессор, усаживаясь.
      Голос у него оказался почти такой, каким его Лидочка слышала по радио - высокий, слегка приглушенный, с той ласкающей слух интонацией, какая вырабатывается у людей, довольных жизнью, любящих и умеющих нравиться окружающим.
      Оба сотрудника уселись по обе стороны стола, в непосредственной близости от профессора.
      - Можно поближе, товарищи, - пригласил остальных курчавый.
      - Ничего, мы здесь посидим, - сказал капитан. - Так виднее.
      Володя с Лидочкой остались на своих местах, зато Стулов и Владимир Сергеевич воспользовались приглашением и сели в середине стола. Профессор вынул из кармана мундштук и вставил в него торчком сигарету.
      Двумя льдинками блеснули светлые глаза, задерживаясь на Лидочке.
      - Не возражаете?
      - Нет, - сказала Лидочка, покачав головой.
      Иконников очень заинтересовал ее - тем уже, что внешне никак не походил на профессора. Голова у него была маленькая, крепенькая, ладно приставленная к туловищу, волосы уложены в аккуратную прическу с ровным пробором. Пожалуй, его можно было бы принять за спортсмена, если бы не гладкий выпуклый лоб с легкими залысинами и умные, проницательные глаза, свидетельствующие о том, что их обладатель принадлежит к интеллектуальному сословию. Вообще профессор с первого взгляда производил впечатление человека умного, уравновешенного и знающего себе цену. Лидочка верила первому впечатлению, и теперь оно ей говорило, что Иконников, кроме того, человек порядочный, с принципами, в которых, по-видимому, очень тверд. А это означало, что с ним может быть и легко и трудно. Многое зависит от того, как будет вести себя Володя. Только бы не настраивался заранее против профессора.
      - Интересный мужик, - негромко сказал Володя. - Сразу видно самородок.
      Лидочка сжала ему руку и тоже тихо сказала: - Ты поосторожнее с ним.
      - Не волнуйся, -шепнул Володя.
      Иконников сквозь сигаретный дым разглядывал двойников. По добродушно-ироническому прищуру его светлых глаз Лидочка поняла, что он и не думал верить сообщению об искусственном человеке, если только его вообще вводили в подробности. Иного отношения к подобной идее от серьезного ученого нечего было и ожидать.
      - Ну что ж, будем знакомиться, - сказал профессор дружелюбно. - Меня зовут Роман Николаевич, а это мои коллеги - Семен Миронович (брюнет в очках кивнул) и Виктор Иванович (широколицый с бородкой тоже кивнул).
      - Вы, если не ошибаюсь, работники милиции? - обратился он к Гринько и Соселии.
      Те, по очереди привстав, представились.
      - А вы, значит, и есть герои нашей встречи? - сказал он двойникам.
      Те также поднялись и назвали каждый полное имя, вызвав улыбки на лицах ученых.
      - А вы, простите, кто будете? - спросил профессор Лидочку.
      - Жена, - несколько робея, сказала Лидочка. - Колесникова Лидия Ивановна.
      - Простите, чья жена? - любезно осведомился Семен Миронович.
      - Вот его, - простодушно сказала Лидочка, кивнув на Володю, и смутилась еще больше, увидев новую улыбку на добродушной физиономии Семена Мироновича.
      Усмехнулся и профессор, стряхивая пепел в бронзовую пепельницу.
      - Кто будет делать сообщение? - спросил он.
      - Разрешите мне, - сказал капитан Гринько, поднимаясь.
      - Пожалуйста, - кивнул профессор. - Да вы сидите, - сказал он, махнув рукой с сигаретой. - Я думаю, товарищи не будут возражать.
      Капитан сел, не торопясь раскрыл папку с листками и, откашлявшись, начал читать протокол - ровным голосом, негромко, не прерывая чтения и не поднимая головы. Протокол был написан простым слогом, точно и по существу без ненужных подробностей и в то же время с сообщением главного, без чего картина событий была бы неполной. Можно было подумать, что составляли его сами задержанные, а не работники милиции. "Наверное, Соселия писал", решила Лидочка, глядя с симпатией на погруженного в думы следователя. "Переживает за жену". Она уже поняла, что Соселия не сердится на них за отказ, и теперь очень на него рассчитывала.
      ...И снова, как в милиции, когда говорил Володя, Лидочка стала потихоньку наблюдать за присутствующими, пытаясь догадаться, кто как относится к сообщению капитана.
      Иконников сидел с безучастным видом, попыхивая сигаретой. Курчавый Семен Миронович, чтобы лучше слышать, специально повернулся к капитану, облокотившись о спинку стула. На его лице с самого начала появилась улыбка неопределенного значения, да так и держалась все время, пока читал капитан.
      Виктор Иванович, наоборот, сидел серьезный, даже хмурый ж двумя пальцами методически поглаживал свою шкиперскую бородку. Время от времени его рыхлое белое лицо с щербинками передергивала легкая гримаса, как у знатока музыки, услышавшего фальшивую ноту в музыкальном произведении. Было видно, что слушает он с большим вниманием. Лидочка подумала, что человек он, наверное, въедливый, любящий точные формулировки, и, наверное, будет придираться больше всех.
      Стулов, кажется, совсем не слушал капитана, только стриг глазами собравшихся и часто шептал на ухо Владимиру Сергеевичу. Все это Лидочке не понравилось.
      Очень не понравилось...
      Капитан захлопнул папку и поднял голову, глядя на ученых. Некоторое время в комнате царило выжидательное молчание. Виктор Иванович все поглаживал свою бородку, а Семен Миронович, поблескивая очками, посматривал на окружающих. Глянул на шефа и, поймав что-то там такое в его глазах, весело заговорил, обращаясь сразу ко всем собравшимся: -Товарищи, я очень ценю юмор и должен отметить, что все сделано блестяще. Но скажите, пожалуйста, кто из вас режиссер и где находится скрытая камера? Насколько я понял, идет съемка какого-то оригинального фильма. Может быть, это что-то, связанное с нашим Чарсп? - он кивнул в сторону макета.
      Стулов поднял руку, как школьник, и, не дожидаясь разрешения, встал.
      - Товарищи!-заговорил он своим резким сорочьим голосом, обращаясь к сотрудникам профессора. - Насколько я понял, Роман Николаевич решил не посвящать вас в подробности нашей предварительной беседы (он стрельнул глазом в сторону профессора). Никакой мисстификации нет. Мы не из кино. Все, что сообщил товарищ милиционер, соответствует действительности. У двойников совершенно одинаковые паспорта и одинаковые отпечатки пальцев. Товарищ капитан, покажите товарищам отпечатки.
      Вместо Гринько поднялся Соселия с дипломатом в руках. Он положил чемодан на стол и вынул из него листки с отпечатками и лупу, присовокупив: "Если сомневаетесь в подлинности, можно повторить при вас".
      - А вы садитесь, вы не нужны, - довольно резко сказал он Стулову.
      Пока ученые разглядывали отпечатки, он обратился к Колесниковым: Придется еще раз раздеться.
      - Еще так еще, - послушно согласился Володя, а Владимир Сергеевич нахмурился и, ничего не сказав, стал расстегивать пиджак. Через пять минут двойники стояли голые по пояс перед учеными, которые после знакомства с отпечатками сразу посерьезнели.
      - Давайте-ка еще по отпечатку с большого пальца и шрама, - сказал Иконников, остро и цепко разглядывая двойников.
      Повторные отпечатки окончательно изменили настроение ученых.
      - Что бы это могло значить? - задал вопрос Иконников, глядя на сотрудников.
      - Исключение, подтверждающее правило.
      - В самом деле, один раз в мире отпечатки имеют право повториться.
      - А шрам?
      - Пластическая операция.
      - Эту версию можете отбросить, - вмешался Соселия в разговор ученых. Современная хирургия не в состоянии добиться такой идентичности.
      - Пусть тела осмотрят, - сказал со своего места капитан Гринько.
      - Да, пусть осмотрят трупы, это кое-что прояснит, - с насмешливой серьезностью прибавил Володя.
      Профессор блеснул нa него льдинками глаз и поднялся из-за стола. Встали и сотрудники. Все трое внимательно разглядывали неподвижно стоявших двойников.
      - Там у них на спинах целая география, - снова сказал капитан Гринько.
      ...Иконников стоял с серьезным лицом, скрестив на груди руки.
      - Надеюсь, можно одеваться? - не теряя достоинства, сказал Владимир Сергеевич.
      - Да, пожалуйста.
      Профессор постоял еще с полминуты, и, повернувшись на каблуках, пошел к своему столу. Здесь он снова закурил свою сигарету, пыхнул дымком, глядя на сотрудников, севших на свои места.
      - Какие будут идеи?
      - Близнецы, - с некоторой резкостью сказал Виктор Иванович. - Ничего лучшего предложить не могу.
      - А шрамы?
      - Мне легче допустить возможность подделки шрама, чем целого человека.
      - Логично! -сказал Семен Миронович, блеснув очками.
      - Но неплодотворно, так как не приближает к решению проблемы. Вот товарищ следователь выразил сомнение в возможности такой точной имитации (профессор указал трубочкой на Соселию), и я полностью разделяю его мнение.
      - Тогда мы заходим в тупик! - пожал плечом Семен Миронович.
      В разговор вмешался Володя.
      - Никакого тупика нет, - сказал он, натягивая свитер.- Все, что написано в протоколе,-чистая правда. Двойник изготовлен искусственным путем и представляет собой точную молекулярную копию оригинала, то есть меня.
      При этих словах Стулов вскочил с места, намереваясь что-то сказать, по Соселия весьма решительно оборвал его: - Не нарушайте порядка! Что вы все время суетитесь, когда вас не просят?
      Лидочка с благодарностью посмотрела на него. Какой молодец и как жалко, что Володя и Дмитрий Александрович не могут помочь его жене!
      Иконников постучал мундштуком о край пепельницы и обратился к Володе, глядя на него с пытливым интересом: - Уточните, пожалуйста, что вы понимаете под выражением "молекулярная копия"?
      - Это значит, что все до единой молекулы его тела расположены так же, как у меня, только он синтезирован из искусственных белков.
      - Гомункулус, значит?
      - Да.
      - В таком случае хотелось бы знать, как вам это удалось? - ровным, спокойным голосом спросил Иконников. - В протоколе говорится о какой-то таинственной рукописи и сделанных на ее основе разработках.
      - Правильно говорится, - подтвердил Володя. - Только ввести вас в подробности технологии биокопирования я не могу из принципиальных соображений.
      Оба сотрудника профессора не отрываясь смотрели на Володю.
      - Какие же это соображения, если не секрет? - спросил Виктор Иванович.
      - Сугубо этического порядка. В протоколе о них мимоходом сказано. Мой друг и я считаем находку ненужной и вредной для человечества в его нынешнем неуравновешенном состоянии.
      - Странная позиция! - с удивлением сказал Семен Миронович, выпячивая нижнюю толстую губу. - Впервые в жизни вижу чудака, который хоронит собственное открытие.
      - Если оно действительно есть, - заметил остроносый Виктор Иванович.
      Володя ничего не ответил.
      - Нет, это в голове не укладывается! - горячо воскликнул Семен Миронович. - Как это так? Сделали открытие и молчат!
      Со своего места поднялся капитан Гринько: - Товарищи, тут разговор пустой. Оба задержанных отказались раскрывать свою тайну, поэтому мы к вам и обратились. Предварительной экспертизой установлено что они не близнецы и не двойники. Похоже, и в самом деле один оригинал, а другой его копия. Вот мы вас и спрашиваем: если это так, то можно ли каким-нибудь образом определить, кто есть кто?
      Ученые переглянулись.
      - А что, интересная постановка вопроса!
      - В самом деле, если допустить?
      - Можно попробовать метод Тьюринга.
      - Для начала можно.
      "Что это за метод такой?" -с тревогой подумала Лидочка.
      Вскоре, впрочем, все разъяснилось. Оба сотрудника подсели к профессору с двух сторон, и все трое стали негромко совещаться. Потом Виктор Николаевич что-то быстро записывал на листке бумаги, а Семен Миронович, обратившись к собранию, пояснил, что метод, или тест, Тьюринга позволяет установить наличие интеллекта у искусственных разумных систем, и применяется в роботехнике. Экспериментатор задает серию вопросов роботу и человеку, находящимся в соседней комнате. Если по ответам невозможно установить, кому они принадлежат, значит, робот имеет полноценный разум. В данном случае, пояснил далее Семен Миронович, тест можно упростить.
      Только что выступавший двойник имеет интеллект, это ясно. Следовательно, остается проверить второго.
      - Можете не проверять, - подал голос Стулов, покосившись на Соселию. Интеллект у Владимира Сергеевича очень высокий, иначе он не работал бы главным инженером.
      - Почему же? Пусть проверяют, - сухо возразил Владимир Сергеевич. Все должно быть точно.
      - Правильно. Все должно быть точно, - подтвердил Виктор Иванович. То, что товарищ работает главным, ничего не говорит. В принципе предприятием может руководить и ЭВМ.
      Он откашлялся, потеребил бородку и стал читать вопросы, каждый раз поднимая голову и пристально глядя на Владимира Сергеевича.
      Лидочка думала, что у Владимира Сергеевича будут спрашивать подробности его биографии, но ученые оказались хитрее. Вопросы, которые задавал Виктор Иванович, оказались забавными. Что общего у луны и голландского сыра? Почему у кошки нет рогов? Какая разница между гайкой и грушей? Кто умнее, негры или велосипедисты? И так далее - один другого смешнее.
      Владимир Сергеевич держался уверенно и спокойно, самым серьезным образом отвечая на каждый вопрос, - иногда кратко, иногда в обстоятельной форме, пространно и с пояснениями. В конце эксперимента, когда Иконников спросил сверх списка, боится ли он смерти, Владимир Сергеевич ответил даже чем-то вроде шутки: - Не знаю, не умирал.
      Его реплика вызвала оживление среди ученых, и Семен Миронович, обращаясь к коллегам, сказал: - По-моему, двух мнений быть не может. Интеллект налицо.
      - И весьма высокий, - добавил профессор.
      Наступила пауза.
      - Ну и что же? - спросил капитан.
      - А ничего, - улыбаясь, сказал Семен Миронович. - Круг замкнулся. Оба вполне разумны и могут быть отнесены к виду гомо сапиенс. Установить разницу между оригиналом и предполагаемой копией невозможно. Правильно я говорю, Роман Николаевич?
      - Правильно, - благожелательно кивнул тот.
      - Великолепно! - с нервным смешком воскликнул Володя. - Вот что значит система! Только вы, Роман Николаевич, глубоко заблуждаетесь, полагая, что игрой в вопросы и ответы можно решить проблему человека. Голой логистикой она не исчерпывается.
      Это было произнесено таким решительным и бескомпромиссным тоном, что у обоих сотрудников вытянулись лица. Разве можно так разговаривать с профессором! Расстроенная Лидочка запоздало дернула Володю за локоть.
      Она увидела, как чуть порозовел выпуклый гладкий лоб профессора Иконникова, как сузились его глаза, внимательно изучая неожиданного оппонента.
      - Игра, говорите?- спокойно и медленно сказал он. - Ловлю вас на слове и попробую доказать вам, что логика - это не игра.
      Он обратился к сотрудникам: - Наш гость несколько минут назад заявил, что двойник представляет точную его копию. Допустим, что это так, что все до единой молекулы тел двойников совпадают. Какой из этого допущения следует вывод?
      Оба сотрудника задумались. Потом Семен Миронович ткнул себя пальцем в переносье, поправляя очки, и обрадованно воскликнул: - Ну да! Значит, у них должно совпадать и сознание. Сознание есть функция материальной организации мозга. Если совпадает организация, значит, должно совпадать и сознание. У них должно быть общее "я".
      - Скажите, пожалуйста, - с улыбкой обратился он к Владимиру Сергеевичу. - У вас не возникает ощущение, что вы существуете одновременно в двух разных телах?
      - Не возникает, - ответил Владимир Сергеевич.
      - А у вас? - спросил он Володю.
      - Не возникает и возникнуть не может, Семен Миронович, - сказал Володя. - Ваше понимание загадки человеческого "я" слишком механистично. Наше "я" не просто функция, как вы выразились, а нечто неизмеримо более сложное и таинственное. Ни при каком сколь угодно точном копировании воспроизвести его невозможно. Это точка, уходящая в неизвестную нам бесконечность.
      - А это, простите, совершенно голословное утверждение, - сказал внимательно слушавший его Виктор Иванович.
      - Кроме того, - продолжал Володя, пропуская мимо ушей реплику, - мой двойник, будучи хотя и сложной, но искусственной системой, этого глубинного духовного "я" принципиально иметь не может.
      - Почему же? - поинтересовался Иконников.
      - Потому что искусственная ткань состоит поровну из правых и левых форм, а живая - либо только из правых, либо только из левых. Все живое на земле асимметрично по своей структуре. Жизнь нарушает фундаментальный закон симметрии.
      Иконников шевельнул бровью, и на его гладком лбу возникла коротенькая недоуменная морщинка, которая, впрочем, тут же исчезла.
      - Ну и что же? - спросил он, помолчав. - Какое эта имеет значение?
      - Думаю, что принципиальное. Асимметрию живого открыл Луи Пастер, пытаясь опровергнуть гипотезу о самовозникновении живого из мертвого. Он считал асимметрию главным отличием живого от неживого.
      - Не совсем вас понимаю. При чем здесь принцип асимметрии?
      - При том, что все симметричное оказывается вне загадки жизни, каким бы сложным ни было. А ее главная загадка, вершина эволюции - наше "я". Отсюда следует, что существо из искусственных белков "я" иметь не может.
      - Вот так вывод! - насмешливо заметил Виктор Иванович. - Это похоже на самобичевание. Мы ведь только что установили, что ваш двойник и вы являетесь полноценными человеческими личностями. Между вами можно смело ставить знак равенства.
      - Да ничего вы не установили, - с некоторым нажимом сказал Володя, потому что очень упрощенно понимаете феномен самосознания. Вы отождествляете его с интеллектом, со способностью к сложным логическим операциям.
      - А как же иначе?! - воскликнул Виктор Иванович, но Иконников жестом руки остановил его.
      - Вношу поправку. Виктор Иванович в самом деле несколько упростил проблему. Мы, конечно, далеки от подобного отождествления. Наше "я", самосознание, - феномен многосложный. Но согласитесь, что способность логически мыслить и выделять себя из окружающего мира - единственные объективные доказательства его наличия. Мыслю, следовательно, существую, как сказал Декарт.
      - Правильно, Роман Николаевич. Именно это я и имел в виду, - вставил Виктор Иванович.
      - Да неправильно! В таком случае получается, что ЭВМ имеет сознание, а собака даже примитивного не имеет. Где ей, бедной, сравняться с машиной по способностям к логическим операциям! К тому же машина, если ее запрограммировать, может говорить о себе "я", а собака не может.
      Профессор сцепил у подбородка руки, на секунду задумавшись, и коротко пожал плечами.
      - А что? Ничего слишком уж крамольного я в таком выводе не вижу. Интеллектуальные способности новейших вычислительных машин - это, если хотите, зародыш их будущего самосознания.
      - Да что вы говорите, Роман Николаевич! - воскликнул Володя. - Никогда машины не обретут сознания. Хотя бы потому, что творение всегда на порядок ниже своего творца. Разве вы, как творческая личность, не ощущаете, что в глубинах вашего существа скрывается бесконечность?
      - Подождите, - вмешался Семен Миронович. - Вы переходите на эмоции. Это некорректно. Нужно оперировать объективными фактами, а у вас их нет. Откуда вам известно, бесконечны вы или нет? В конце концов, человек пространственно конечен, он состоит из конечного числа элементов.
      - Но его духовная сущность бесконечна, а ведь это главное в человеке. Этим он выделился в биосфере. Человек - открытая система, понимаете? Это не просто автономная единица, как робот. Он непонятным образом вписан в биосферу, в космос, привязан к каким-то другим неведомым источникам. А вы хотите обрубить все это.