Итак, потенция Вселенной предоставляет "предвечному" лишь то бытие, которого оно может желать (самого себя оно не может желать), т.е. одновременно "могущее быть" и "могущее не быть" (категории Шеллинга), или некое случайное.
      Тончайшая диалектика "предвечного бытия" и "потенции" здесь состоит в том, что "предвечное" осознаётся в качестве "господина" Вселенского бытия, которого ещё нет и именно посредством этого освобождается от своего "предвечного" состояния, над которым оно уже отныне не властно.
      А теперь попробуйте представить себе того творца, который властвует над ещё пока не существующим, хотя и возможным и, если таковое есть, случайным бытием! Вообразите себе, что это случайное действительно возникло. В этом случае оно с необходимостью должно встретиться с невозникшим бытием или "с предвечным бытием" (См.: Schelling F.W.J. Philosophie der Offenbarung /M. Frank. Frankfurt a.M., 1993. - S. 163-164). Так и время не гомогенно вечности, но положено наряду с ней как иное.
      Вместе с тем это случайное бытие не возникает на том же самом месте, где находится вечное. Напротив, это бытие воздействует на вечное. Как видим, вопрос о начале нашего мира есть вопрос о вступлении некой "подвижности" в устойчивое бытие.
      Рассмотренная нами гипотеза, содержащая некоторые положения поздней философии Шеллинга, продуманные до своего логического конца, заставляет критически отнестись к, так называемой, теории "Большого взрыва", согласно которой пространственно-временные характеристики нашей Вселенной представляют собой нечто вторичное по отношению к физическому вакууму.
      Глава восьмая.
      Наша Галактика - звёздный дом человечества.
      Проблема "начала" и "конца" Вселенной.
      Космизм как особая форма мировоззрения.
      Жизнь как первоначальная космическая потенция
      Теперь мы должны поразмышлять ещё вот над каким вопросом: каким именно образом пронизывающие весь космический универсум потенции возвышаются до человека? И здесь мы должны констатировать следующее: та первая потенция, как "изначально могущее быть", потенция, прошедшая сквозь все моменты природы, в конечном счёте в человеческом "я" оказывается как бы приподнятой до значения "субъекта". Те отдельные звёзды, которые мы наблюдаем на ночном небе - не просто приближенные к нам члены нашей Галактики. Свет, льющийся к нам из самых глубин Вселенной, быть может, несёт информацию о разумных существах, которых давно уже нет. "Звёзды" - это как бы "задержанная" целостная жизнь целостного, космического объекта. Они образуют дом, в котором каждая вещь несёт на себе "отпечаток" вечности.
      Но чтобы глубже осмыслить значение данного дома, надо отправиться за его пределы. Мы же не имеем такой возможности. Мы существуем в Галактике и видим её изнутри. Всё это чрезвычайно затрудняет установление того, что мы могли бы выявить, бросив на неё даже один только мимолётный взгляд откуда-нибудь извне.
      Наша Галактика есть гигантская звёздная система (приблизительно 200 млрд. звёзд). Кроме звёзд она содержит много пыли, газа и насквозь пронизана магнитными полями. Она представляет собой достаточно правильный диск с шарообразным утолщением в центре. Её диаметр - около 100 000 световых лет, а масса - 2·1011 масс Солнца. Возраст - почти 15 млрд. лет.
      Звёзды различаются по физическим и химическим характеристикам, особенностям орбит, возрасту и т.д. Некоторые звёзды рождаются в настоящее время. Солнце - рядовая звезда галактики, расположенная ближе к её краю, примерно в 25 000 световых лет от галактического ядра (См.: Найдыш В.М. Указ. соч. - С. 325). В последнем нет горячих сверхгигантов; нет и пыли, но есть нейтральный водород, растекающийся оттуда в плоскости галактики приблизительно со скоростью 50 км/с. Центр ядра образует небольшое сгущение звёзд с малым, но чрезвычайно компактным и сильным радиоисточником (Стрелец А). Учёные предполагают, что он является чёрной дырой (массой равной приблизительно миллиону солнечных масс) (См.: Там же. - С. 326).
      Межзвёздная среда - это вещество (газ и пыль) и поля, заполняющие межзвёздное пространство внутри галактик. В настоящее время в межзвёздной среде учёные обнаруживают различные органические соединения (углеводород, спирты, эфиры и т.д.). В этой среде открыто примерно 40 органических молекул.
      Совокупность галактик всех типов, квазаров, межгалактической среды образует Метагалактику. Она находится в состоянии расширения (об этом свидетельствуют "красное смещение" в спектрах галактик и открытие реликтового излучения). Исчерпывает ли Метагалактика собой всю возможную материю? Одни учёные уверены в её единственности; другие - высказывают мысль о множественности "метагалактик". Эти точки зрения не являются ни абсолютно истинными, ни абсолютно ложными. Метагалактика является, на наш взгляд, лишь тем, что не существует непосредственно ради себя самой. В противном случае трудно говорить о её "начале". Последнее "не может быть тем, что должно быть, ибо тогда это уже не начало, а конец" (См.: Шеллинг Ф.В.Й. Система мировых эпох: Мюнхенские лекции 1827-1828 гг. в записи Эрнста Ласо. - Томск: Издательство "Водолей", 1999. - С. 243). Мы полагаем поэтому, что расширение метагалактики, "разлёт" скоплений галактик - это результат действия второй космической потенции. Чтобы как-то задержать развитие этого хода событий, из ядра любой галактики и растекается тот "нейтральный водород", который является проявлением третьей потенции. Ведь и в искусстве мы как бы одержимы мыслью, над которой практически не властны (это - первая потенция; здесь потенция дана как первая "личность"); в то же время мы развиваем и приводим в движение эту мысль (здесь вступает в действие вторая потенция, вторая "личность"), на которой та первая стоит твёрдо и неподвижно, так что теперь возвращает ей данную мысль, но уже как свободное достояние.
      Применяя сказанное к настоящему вопросу, можно заключить, что метагалактика в своём "расширении" есть каждый раз постоянно другая, но оно полагает свою "другость", свою "инаковость" только путём ослабления своей "самости", которая есть как бы абсолютная тяжесть или материальность.
      Конечно, делая такого рода выводы, следует проявлять осторожность. Но мы всё же полагаем, что мировая Вселенная всюду структурно организована именно таким образом, что на любом её уровне рассмотрения (метагалактика, галактика, солнечная система, планета, атом, живой организм или отдельно взятая клетка) можно проследить действие трёх, выше указанных нами, потенций, наличие которых говорит о том, что в природе нет абсолютных тупиков развития. Всё связано с процессами взаимоперехода и взаимопревращения потенций. Так, сегодня обнаруживаются пути дальнейшего включения в совершающийся космический процесс "белых карликов", "чёрных дыр", "нейтронных звёзд". "Трупами" их можно считать только по отношению к отдельным звёздам и звёздным эпохам, но не по отношению ко всей Вселенной. "Всякая смерть в природе, - писал И.Г. Фихте, - есть в то же время рожденье, и именно в умирании становится видимым повышение жизни. В природе нет мертвящего принципа, ибо вся природа одна только жизнь; умерщвляет не смерть, а более живая жизнь, которая зарождается и развивается, скрываясь за старой" (Фихте И.Г. Сочинения. В 2 т.: Т. 2. - СПб.: Мифрил, 1993. - С.222).
      Когда в 60-е годы XIX века Р. Клаузиус сформулировал второе начало термодинамики - закон возрастания энтропии (меры неупорядоченного, хаотического движения) в необратимых процессах, то физики стали делать тот вывод, что мировой процесс развивается в направлении превращения других форм движения в тепловую и равномерного распределения теплоты в бесконечном пространстве, что приведёт в конечном счёте к невозможности существования высших форм материи (в том числе и жизни).
      Однако данный закон отражает стремление к тепловому равновесию конечных, замкнутых систем. Его нельзя распространять на весь мир в целом. Аналогично расширение (или сжатие) какой-либо части Вселенной есть также конечный и местный эффект, свидетельствующий лишь о том, что на определённом участке мирового целого и в определённую его космическую эпоху одна из универсальных потенций (первая или вторая) несколько вырвалась вперёд, или о том, что эти потенции достигли стадии наивысшего напряжения, как, например, в тот момент, когда вещество во Вселенной резко отличалось от всего, что можно непосредственно наблюдать (спустя 10-12 с после "Большого Взрыва" адроны не имели индивидуальных свойств, протоны и нейтроны не представляли собой различные объекты, слабое и электромагнитное взаимодействия не различались между собой и т.д.). Естественно, что вещество не могло существовать продолжительное время, находясь в столь нестабильной фазе. Падение температуры ниже 1015К вызвало внезапный фазовый переход, в результате которого произошло нарушение калибровочной симметрии.
      Однако нам необходимо указать и на действие "прапотенции". Ведь, если бы существовали только три, то ничего бы не возникло. Вернее, третья никогда бы не стала началом рождения мира. Как показал А.Д. Сахаров, при падении Т < 1027 К к Х-и Y-бозоны (сверхмассивные частицы, которые являются переносчиками взаимодействия в теориях "Великого объединения") уже не в состоянии рождаться; задерживается также процесс аннигиляции. В результате преобладающим оказывается процесс распада (вторая потенция). Однако распад частиц и античастиц совершается по-разному (происходит нарушение барионного числа). В результате возникает небольшой избыток частиц над античастицами (на каждый миллиард античастиц рождается миллиард плюс одна частица). Несмотря на всю малость данного эффекта, он говорит о том, что изначально всю Вселенную пронизывает потенция созидания, заключающая в своих "недрах" все другие потенции. По мере остывания Вселенной антивещество аннигилировало с веществом, так что почти всё вещество исчезло. Именно почти, поскольку имелся некий избыток вещества над антивеществом в одну частицу на миллиард. Это остаток явился тем строительным материалом, из которого создана вся Вселенная, включая и человека.
      Учением, выразившим философско-эвристическое и в то же время эмоционально-личностное отношение к неразрывной взаимосвязи человека с космосом, стал русский космизм. Основоположником этой теории стал Н.Ф. Фёдоров, идеи которого оказали огромное влияние не только на христианскую философию, но и на последующую фундаментальную науку, на таких мыслителей, как К.Э. Циолковский, В.И. Вернадский, А.Л. Чижевский, С.П. Королёв.
      Фёдоров настолько уверен в могуществе науки, что не признаёт наличия в бытии ничего, что не могло бы стать объектом исчерпывающего научного познания и технического преобразования. В его взглядах (при всей внешней религиозности его мировоззрения) "отсутствует чувство мистической глубины бытия, чувство бесконечной духовной сложности человека, неподвластной научному познанию" (См.: Евлампиев И.И. История русской философии: Учеб. пособие для вузов. - М.: Высш. шк., 2002.
      С. 152). Фёдоров утверждает, что воскресение мёртвых должно свершиться "через познание и управление слепою силою", "путём опыта, опытного познания" (Фёдоров Н.Ф. Супраморализм, или всеобщий синтез (т.е. всеобщее объединение) //Фёдоров Н.ФФ. Собр.соч.: В 4 т.: Т. 1. - М., 1995. -С. 418).
      Проблема заключается в том, что человек, согласно Фёдорову, должен превратить слепые и враждебные ему силы природы в орудия и органы человечества. Установив господство над природой, человечество одержало бы победу над смертью. Будучи многим в едином, оно достигло бы состояния "неделимости" или "чистого духа", исключающего смерть.
      Фёдоров строил далеко идущие планы. Он размышлял не только об управлении метеорологическими процессами, но и "предлагал так освоить электромагнитную энергию земного шара, чтобы регулировать её движение в пространстве и превратить её в подобие корабля для полётов в космическом пространстве". Фёдоров предсказывал также "возможность заселения планет и других небесных тел" (См.: Лосский Н.О. История русской философии. Пер. с англ. - М.: Советский писатель, 1991. - С. 89).
      Но, чтобы осуществить всё это, необходимо заняться воскрешением всех наших предков (опасность перенаселения Земли его не пугала).
      Называя такое воскрешение имманентным, Н.Ф. Фёдоров осуждал стремление к потустороннему бытию. Он стремился, как и коммунисты, к осуществлению Царства Божия именно в этом, земном мире.
      Однако необходимо отметить, что он обращался со "смертью" не как с космической потенцией, а как с чем-то таким, что можно преодолеть, победить. Он, видимо, до конца не осознал всей парадоксальности и глубины той мысли, что рождение и смерть есть "только борьба жизни с самою собой, цель которой - предстать более просветлённой и достойной себя" (См.: Фихте И.Г. Сочинения в двух томах. Т. 2. - С. 222). Природа вовсе не стремится к тому, чтобы уничтожить жизнь. Проблема, как видим, заключается не столько в уничтожении "смертоносной силы природы", сколько в размягчении более живой жизни, "которая зарождается и развивается, скрываясь за старой" (См.: Там же) и которая, следовательно, вступает во взаимодействие со второй потенцией. Постоянная же апелляция только к первой, т.е. стремление построить "Вавилонскую башню" исключительно на материально-технической базе в действительности приводит человека лишь к гибели. Мы не сказали - на научной основе, - поскольку наша истинная цель заключается в том, чтобы по возможности развеять то превратное представление о науке, которое абсолютно противопоставляет её всему мистическому. Всё зависит от верного определения мистицизма. Если в мистике всё объясняется неким "внутренним светом", то дух науки состоит в том, чтобы показать основу и развитие любого предмета. Поэтому одну и ту же истину могут утверждать и мистик, и учёный, так что от мистического характера некоторого учения нельзя заключить к ложности его содержания.
      Мистическое возникает лишь там, где развитие науки наталкивается на какое-либо препятствие и останавливается. Вместе с тем мистическое проявляется повсюду, "где имеет место истинная обращённость вовнутрь и полная искренность сознания", так что рождается реальное напряжение между ним и "мировой душой". Однако "сущность лучшего во всяком случае такова, что оно может обратиться в худшее; то, что не может иметь ложного употребления, мало пригодно и к употреблению должному. Правда, по большей части так называемая мистика проистекает лишь из внутренней испорченности духа. Где храм Бога, там и сатана строит своё капище" (Шеллинг Ф.В.Й. Система мировых эпох: Мюнхенские лекции 1827-1828 гг. в записи Эрнста Ласо. - Томск: Издательство "Водолей", 1999. - С. 126).
      Сказанное означает, что для философии Н.Ф. Фёдорова характерно своеобразное сочетание самой глубокой мистики с натуралистическим реализмом. Однако натурализм Н.Ф. Фёдорова, если его рассматривать в сочетании с христианским учением о воскресении во плоти, не является последовательным. "Идеал христианства несравненно выше, - замечает Н.О. Лосский, критикуя фёдоровскую идею воскрешения в теле, которое всё ещё нуждалось бы в пище, ибо он имеет в виду преображённое тело, свободное от процессов отталкивания... Наука бессильна создать преображенное тело" (См.: Лосский Н.О. Указ. соч - С. 91). Вместе с тем в наши дни философские взгляды Н.Ф. Фёдорова, возможно, приобретут бoльшее влияние", особенно в условиях, когда человечество "ставит перед собой необычайно смелые задачи" (См.: Там же).
      Итак, Н.Ф. Фёдоров попытался приписать человеку именно ту демиургическую потенцию, которую Бог, на наш взгляд, ему дал только на хранение (если вообще позволительно так выразиться).
      Когда Н.Ф. Фёдоров утверждает, что борьба каждого человека за сохранение своей собственной жизни неизбежно порождает разлад с другими людьми и, следовательно, человек должен думать только о воскрешении предков, дабы уничтожить всё остальное зло, то он, видимо, не учитывает ту глубочайшую диалектику Бога и прапотенции, которая обозначилась уже в притчах царя Соломона.
      Если учитывать эту диалектику, о которой следует сказать особо, то в жизни всё происходит как раз наоборот: разлад между людьми, между индивидом и природой порождает борьбу за существование. И данный разлад характеризует как раз ту изначальную потенцию, или пра-потенцию, которая всегда выступала предметом особого поклонения. Иногда она преподносилась как Fortuna primigenia в Пренесте, на руках которой покоился будущий господин мира. Фортуна - это одновременно могущее и не могущее быть, такая пра-случайность, которая осуществляется не перед неизбежным, а только после него.
      Некоторые народы верят в неё как в "кормилицу" мира. Она есть как бы основа всех будущих творений, всех форм отчуждения и в то же время творческих прорывов в неизвестное.
      В притчах Соломона [Притчи. Гл. 8, стих 22] говорится, что "Господь имел меня началом пути Своего, прежде созданий своих" и т.д. Но как же должна называться эта потенция, которая представляется Богу в качестве потенции "слепого бытия", каким образом должна именоваться эта премудрость?
      Очевидно, данный принцип существует исключительно в своей возможности, т.е. мыслится как бы перед своим действительным бытием. Он есть тот Prius, который выступает в качестве предпосылки всякого будущего движения. "Чистая" материя есть, таким образом, такая пра-потенция, которая возникает не на пути необходимости, а на пути свободы. Она рождается непроизвольно. Она посредник между временем и вечностью; в ней ничего нельзя считать завершённым, прежде чем не будет добавлено то последнее, что носит название жизни.
      Материя есть, таким образом, тот изначальный принцип, который как бы пронзил все радости и боли космического процесса, выступив в качестве его подлинного начала, середины и конца.
      Материя есть, как видим, такая пра-потенция, которая в процессе выхода из самой себя является своеобразным слепым волением или безумием (= высшим вдохновением), сокрытым в самой глубине человеческого существа. Она оказывается именно тем, что постоянно преодолевается в человеке, но в силу какой-то неизвестной причины снова становится действующим.
      Там, где нет безумия, которое упорядочивается и сдерживается, там нет и могучего разума. Слабоумие как раз и заключается в отсутствии этого первоначального вещества, посредством регулирования которым разум стремится проявить себя деятельностно обосновывающим (См.: Schelling F.W.J. Philosophie der Offenbarung /M. Frank. Frankfurt a.M., 1993. - S. 186).
      Материю и дух, слепую волю и разум обычно привыкли противопоставлять друг другу, поскольку материя, когда она рассматривается в отрыве от духа, не в состоянии иметь в себе границ. Но это на самом деле не так. Дух есть сам как бы приостановленная прапотенция. Ведь далеко не случайно мы говорим о следах или отложениях духа в культуре. Дух есть именно то непостоянное, что в то же время оказывается возвращённым из состояния движения, так что сливается с материальным принципом.
      Дух, таким образом, есть жизнь, но жизнь, в которой прапотенция достигла своего завершения. Следовательно, дух - это не постоянное стремление только к новому. В противном случае оказывается неучтённым мистический элемент, который, как известно, в финале "Фауста" выступает как "воплощение в слове и образе того, что нельзя, да и не нужно постигнуть и выяснить однозначно и до конца" (См.: Горохов П.А. Философия Иоганна Вольфганга Гёте: Монография. - Оренбург: ИПК ГОУ ОГУ, 2002. - С. 151). Напротив, понятие сверхъестественного выступает синонимом того в природе, что ещё не познано. Такое глубокое понимание сверхъестественного мы обнаруживаем у Гёте (См.: Там же).
      Итак, жизнь, как это вытекает из сказанного, гораздо богаче духовного бытия. Её можно определить как такую особую форму движения материи, где многое не реализуется и не может реализоваться до конца. Эта идея может лечь в основу философии природы, которая в отличие от натурфилософии не претендует на абсолютное познание. Каждый вид систем и процессов отличается своеобразием присущих именно ему законов и закономерностей, структур и функций. Именно данный факт обладает фундаментальной ценностью в деле опровержения односторонних и упрощённых подходов к живому, либо сводящих сложное к простому (механицизм, редукционизм в различных своих проявлениях), либо отрывающих сложное от простого, что так свойственно витализму, также существующему в различных формах (См.: Солопов Е.Ф. Концепции современного естествознания: Учеб. пособие для вузов. - М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 1998. - С. 107).
      Глава девятая.
      Источник жизни природы есть связка между
      материей и духом, тяжестью и светом. Что вообще
      происходит с человеком в результате смерти?
      Смерть и бессмертие в их системном отношении
      к жизни. Особенности живых систем
      В предыдущем разделе прояснился принцип, явно не совпадающий с пониманием жизни только как материальной или духовной субстанции. Материя и дух, свет и тяжесть есть лишь абстракции некой единой и целостной сущности. Ни в одном явлении или вещи природы мы не находим деятельности тяжести или света исключительно лишь для себя. Подлинная сущность вещи сопряжено с абсолютным взаимопроникновением обоих. Органическая жизнь зависит прежде всего от этого факта (отсюда и любовь растения к свету). "Тем самым, замечает Шеллинг, - источник жизни всеобщей, или великой, природы есть связка между тяжестью и светом; только этот источник, из которого всё проистекает, остаётся во всеобщей природе скрытым, не становится сам зримым" (Шеллинг Ф.В.Й. Сочинения в 2 т.: Пер. с нем. Т. 2. - М.: Мысль, 1989. - С. 47). Повсюду, где эта связь утверждает себя в единичном, рождается микрокосм или организм, отличающийся высоким уровнем целостности и самоорганизацией.
      Однако любой организм отличается связанностью в своём существовании; его изнуряет бытие, причём в той мере, в какой он себя в нём развёртывает. Тем не менее, любой организм устремляется именно туда, где была уже в нём его первоначальная, т.е. созидающая его потенция. Теперь, если организм вновь пробуждает предназначенный к его успокоению принцип, то первым естественным следствием этого является то, что созидающие его потенции снова лишаются действительности. Следовательно, хотя потенция смерти и не перестаёт сохранять в себе потенцию к жизни и к бессмертию, однако по своей сущности она уже становится чистой потенцией или формой.
      Что вообще происходит с человеком в результате его смерти? Неужели достойно восхищения зрелище постоянно борющейся с самой собой природы? Ведь она, будучи неспособной перейти к духовному движению, постоянно и неуклонно вращается вокруг самой себя в той же самой точке, откуда некогда получила развитие.
      Отвечая на эти вопросы, можно предположить две точки зрения, о которых говорит Шеллинг в своём Берлинском курсе лекций по философии откровения. Первая состоит в том, что при наступлении смерти обе составные части человека навсегда отделяются друг от друга. "Однако было бы противоестественным полагать, что после своей смерти человек продолжает существовать только в одной из своих частей. Более уместным являлось бы обратное (т.е. рассмотрение различных способов существования одного и того же субъекта), в противном случае невозможно гарантировать тождество сознания в обоих состояниях" (Schelling F.W.J. Philosophie der Offenbarung /M. Frank. Frankfurt a.M., 1993. Глава ХХХ).
      Вторая точка зрения отталкивается от той главной мысли, что смерть напоминает процесс извлечения из растения эссенции (или духа), где жизненная сила переходит в масло, хотя сама растительная форма при этом и разрушается. Эфирные масла, подобно вину, приобретают вязкость, когда вновь начинает зеленеть материнское растение. На масле мелиссы запечатлевается цветочный образ данного растения (также и камфара, вступающая во взаимодействие с водой, обнаруживает своеобразную внутреннюю жизнь, как бы одухотворённую жизнь). "Итак, - заключает Шеллинг, - необходимо напомнить об эссентификации, в процессе которой погибает всё случайное, но сущность при этом сохраняется" (См.: Там же). Это состояние эссентифицируемости есть такое действительное, которое действительнее, чем существующее тело, по разделении которого на части оно оказывается подверженным процессу разрушения.
      Итак, жизненный принцип демонстрирует свою мощь, лишь не абстрагируясь от власти смерти. Продвигаясь к состоянию подчинения силе смерти, жизненная сила доходит до собственной смерти. Но смерть как таковая, не первична. "В природе, - утверждает И.Г. Фихте, - нет мертвящего принципа, ибо вся природа одна только жизнь; умерщвляет не смерть, а более живая жизнь, которая зарождается и развивается, скрываясь за старой" (Фихте И.Г. Назначение человека //Сочинения в двух томах. Т. 2. - СПб.: Мифрил, 1992. - С. 222). Слова - чрезвычайно актуальные в условиях внутреннего кризиса современного могущества человека. Человек сегодня стремительно движется к своему концу именно потому, что он пытается овладеть производящими мир причинами. Он пожелал быть "точно так же, как Бог" (См.: Шеллинг Ф.В.Й. Система мировых эпох: Мюнхенские лекции 1827-1828 гг. в записи Эрнста Ласо. - С. 218-219). Поэтому не зря же нас некоторые призывают к разуму, к тому, чтобы мы особенно остерегались обманчивых видимостей мира, остерегались той абстрактной полноты жизни, которая принесла вместе с собою великая эпоха техники.
      Однако земное величие человека в одночасье может рассыпаться в прах, если сознание будет "посажено" на так называемый бессмертный неорганический субстрат, чем в сущности и являются системы искусственного интеллекта (См.: Кутырёв В.А. Естественное и искусственное: борьба миров. - Н. Новгород: Издательство "Нижний Новгород", 1994. - С. 35).При этом чувственная любовь к жизни, чувство жизни будет постепенно заменено умозрительной любовью к бессмертию.
      Бессмертие - это бесконечность во времени, в то время как понятие индивидуальности предполагает единичное, т.е. нечто конечное и уникальное. Новые открытия в естествознании внесли существенные изменения в эту диалектику конечного и бесконечного, индивидуального и родового начал. Сегодня весь человеческий род уже не кажется таким бесконечным, как раньше. Создание атомного оружия показало, что существование человечества стало исключительно хрупким и непредсказуемым. Но глубина вопроса заключается не только в этом.
      Философское постижение смерти и бессмертия состоит в осознании их как подлинных начал всего бытия. Естественно поэтому, чтобы философия прежде всего занялась этими непосредственными принципами бытия. Смерть и бессмертие постоянно повторяются и проявляются в бытии. Почти вся древнегреческая философия занималась поиском и обоснованием данных принципов. Философия Нового времени постепенно поднялась до того, чтобы уяснить эти принципы, так сказать, в их истинной чистоте (в этом особенно много преуспели Кант и Фихте).
      Если все процессы в мире свести только к смерти и бессмертию как абсолютным противоположностям, то ни смерть, ни бессмертие, ни то и ни другое не будет являться истинным началом бытия. То же самое относится и к жизни как силе, являющейся единственным принципом как материального, так и духовного мира. Поэтому необходимо обратиться к тому, что существует до бытия и как бы над ним. Таким ближайшим к бытию нечто может быть только совершенная свобода в отношении бытия, что невозможно ни для бессмертия, ни для смерти. Ведь бессмертие увязает в бытии настолько, что перестаёт выступать в качестве потенции, а смерть, напротив, обратится в чисто сущее, сбросив с себя всякую потенциальность. Жизнь, взятая сама по себе, также не может выступить в качестве подлинного начала, поскольку её истинное предназначение заключается в постоянном трансцендировании за границы устоявшихся культурных форм.
      Если и возникает какое-либо бытие, то оно возникает лишь в следующей последовательности: рождение->жизнь->смерть--->бессмертие. Но последний переход может и не состояться, если жизнь не рассматривается в качестве нечто такого, в чём должны встретиться все три рассмотренные нами выше потенции. Главная особенность всех живых систем и состоит как раз в том, что они не стремятся даже к тому, чтобы стать совершенными, если не могут в то же время достичь этого совершенства как свободного состояния, как свободы действительно быть и действительно не быть, свободы действовать и не действовать, свободы выражать и не выражать себя вовне. В данном случае свобода выступает как некое слепое желание или как то "пра-бытие", о котором Шеллинг говорит как об истинном центре, "от которого все земные существа постепенно отдаляются" (См.: Шеллинг Ф.В.Й. Система мировых эпох. - С. 251). Животные ещё продолжают удерживаться этим центром, но человек уже выступает для самого себя как своя собственная душа. Эта душа трепещет, вибрирует, колеблется между тяготением к бытию и тяготением к небытию. Отсюда же можно видеть и то, что чем больше в твари тварного, тем более она выказывает это колебание; уже первое возникновение указывает на вибрацию; вибрация, приведённая к устойчивости, - это пульс, который представляет собой уже начало более высокой жизни" (См.: Там же).
      Сказанное можно подтвердить на примере исследования клетки как структурной и функциональной единицы живого. Вещественный состав клетки образует вода (около 80%), минеральные соли и органические соединения (липиды, углеводы, белки, нуклеиновые кислоты, аминокислоты и т.д.). Белки регулируют обмен веществ клетки, нуклеиновые кислоты выступают в качестве хранителей наследственной информации. В состав белков входят десятки и даже сотни мономеров - остатков аминокислот. Благодаря тому, что аминокислоты содержат в себе как кислотную группу СООН, так и щелочную группу NH2, они легко соединяются между собой. Молекулы разных белков сильно различаются по массе, содержанию разных аминокислот и порядку их расположения. В силу этого молекулярная масса белков колеблется от десятков тысяч до десятков миллионов. Изменение последовательности даже одной пары аминокислот приводит к изменению свойств исходного белка и к превращению его в новый. Но сами по себе, без контролирующего воздействия нуклеиновых кислот, белки размножаться не могут (См.: Солопов Е.Ф. Концепции современного естествознания: Учеб. пособие для вузов. - М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 1998. - С. 109-110).
      Уже отсюда видно, какой подвижной природой (в смысле варьирования массы и конфигурации аминокислот) обладает молекула белка. Будучи активными ферментами, белки оказывают регулирующее воздействие на экспрессию генов, то ускоряя, то замедляя её. Но именно молекулы РНК первыми включились в процесс биологической эволюции и, таким образом, выступили в качестве того центра, стремление к которому обнаруживается как раз в той обратной транскрипции**, которая действительно имеет место и которую недавно исследовали генетики.