А на табуретке сидела молодая, внешне совсем молодая женщина. Лет двадцати пяти. Коротко, по-мужски стриженная, щеки грязные, словно из пожара выбралась. Красивая, и черты лица аристократически тонкие. Но эта гарь… грубая уродливая стрижка…

Одежда шокировала окончательно.

Грязные армейские штаны, образчика сороковых годов, расстегнутый ватник, под ним – серая от грязи гимнастерка. Ноги босые.

– Красивая? – спросила женщина.

– Все-таки, да, – ответил я. – Свет и Тьма… почему ты так выглядишь?

– Последний раз я принимала человеческий облик пятьдесят пять лет назад.

Я кивнул:

– Понимаю. Тебя использовали во время войны?

– Меня используют во время всех войн, – Ольга мило улыбнулась. – Во время серьезных войн. В иное время мне запрещено принимать человеческий облик.

– Сейчас войны нет.

– Значит, будет.

На этот раз она не улыбалась. Я сдержал проклятие, лишь сделал знак отрицания беды.

– Хочешь принять душ?

– С удовольствием.

– Женской одежды у меня нет… джинсы и рубашка устроят?

Она кивнула. Поднялась – неловко, смешно поведя руками, – с удивлением посмотрела на свои босые ноги. И пошла в ванную – как будто не в первый раз принимала у меня душ.

Я кинулся в спальню. Вряд ли у нее много времени.

Джинсы – старые, зато на размер поменьше, чем ношу сейчас. Все равно велики будут… Рубашка? Нет, лучше тонкий свитер. Белье… н-да. Три раза н-да.

– Антон!

Я сгреб одежду в кучу, подцепил чистое полотенце и бросился обратно. Дверь в ванную была открыта.

– Что у тебя за краны?

– Импортные, шаровые… сейчас.

Я вошел. Ольга стояла в ванне, спиной ко мне, обнаженная, задумчиво поворачивала рычаг крана налево и направо.

– Вверх, – сказал я. – Поднимаешь вверх, это напор. Влево – холодная вода, вправо – горячая.

– Ясно. Спасибо.

Она совершенно меня не стеснялась. Понятное дело, учитывая ее возраст и ранг… пусть даже бывший ранг.

А вот я смутился. И от этого стал циничен.

– Вот тряпки. Может быть, что-то подберешь. Если это нужно, конечно.

– Спасибо, Антон… – Ольга посмотрела на меня. – Не обращай внимания. Я восемьдесят лет провела в птичьем теле. Большую часть времени в спячке. Но все равно, мне хватило.

Глаза у нее были глубокие, затягивающие. Опасные глаза.

– Я больше не воспринимаю себя ни человеком, ни Иной, ни женщиной. Совой, впрочем, тоже. Так… злая, старая, бесполая дура, иногда способная говорить.

Из душа ударила вода. Ольга медленно подняла руки, с наслаждением повернулась под тугими струями.

– Смыть копоть для меня куда важнее… чем смущать симпатичного юношу.

Проглотив юношу без всяких пререканий, я вышел из ванной. Покачал головой, взял коньяк, раскупорил бутылку.

По крайней мере ясно одно – она не оборотень. Оборотень не сохранил бы одежду на теле. Ольга – маг. Маг, женщина, возраст около двухсот лет, восемьдесят лет назад была наказана лишением тела, надежда на реабилитацию остается, специалист по силовым взаимодействиям, последний раз привлекалась к работе приблизительно пятьдесят пять лет назад…

Достаточно данных, чтобы поискать в компьютерной базе. К полным файлам у меня доступа нет, не тот уровень. Но, к счастью, высшее начальство и не подозревает, сколько информации может дать косвенный поиск.

Конечно, если я и впрямь хочу выяснить личность Ольги.

Разлив по бокалам коньяк я стал ждать. Ольга вышла из ванны минут через пять, на ходу вытирая волосы полотенцем. Она надела мои джинсы и свитер. Нельзя сказать, что полностью преобразилась… и все же стала симпатичнее на порядок.

– Спасибо, Антон. Ты не представляешь, какое это удовольствие…

– Догадываюсь.

– Догадываться мало. Запах, Антон… запах гари. Я почти привыкла к нему за полвека, – Ольга неловко села на табуретку. Вздохнула: – Это плохо, но я рада нынешнему кризису. Пусть даже меня не помилуют, но зато возможность вымыться…

– Ты можешь оставаться в этом облике, Ольга. Я схожу и куплю нормальную одежду.

– Не стоит. У меня лишь полчаса в день.

Скомкав полотенце Ольга бросила его на подоконник. Вздохнула:

– Следующей возможности вымыться я могу и не дождаться. Так же как возможности выпить коньяка… Твое здоровье, Антон.

– Твое здоровье.

Коньяк был хорош. Я пригубил его с удовольствием, несмотря на полный сумбур в голове. А Ольга выпила залпом, поморщилась, но вежливо сообщила:

– Неплохой.

– Почему шеф не разрешает тебе принимать нормальный облик? Хотя бы на полчаса в день?

– Это не в его власти.

Ясно. Значит, наказало ее не региональное бюро, а высшие чины.

– Я желаю тебе удачи, Ольга. Что бы ты ни совершила… уверен, что твоя вина давно искуплена.

Женщина пожала плечами.

– Хотела бы верить. Я понимаю, что легко вызываю сочувствие, но наказание справедливо. Впрочем… давай серьезно.

– Давай.

Ольга потянулась ко мне через стол. Сказала таинственным шепотом:

– Скажу честно – мне надоело. У меня крепкие нервы, но так жить нельзя. Мой шанс – выполнить миссию такой важности, что у руководства не будет выхода, кроме как помиловать меня.

– Где взять такую миссию?

– Она уже есть. И состоит из трех этапов. Мальчишка – мы защитим его, и перетащим на сторону Света. Вампирша – мы ее уничтожим.

Тон у нее был уверенный, и я вдруг поверил Ольге. Защитим и уничтожим. Без проблем.

– Только это все мелочи, Антон. Тебе подобная акция поднимет уровень, но меня не спасет. Главное – девушка с черной воронкой.

– Ей уже занимаются, Ольга. Меня… нас от задания отстранили.

– Ничего. Им не справиться.

– Да? – с иронией спросил я.

– Не справиться. Борис Игнатьевич – сильный маг. Но в иных областях, – Ольга насмешливо прищурилась. – А я занималась прорывами инферно всю жизнь.

– Вот почему война! – сообразил я.

– Конечно. Таких выплесков ненависти в мирное время не бывает. Гаденыш Адольф… у него было много поклонников, но его спалили бы в первый же военный год. Вместе со всей Германией. У Сталина ситуация была иной, чудовищно много обожания… мощный щит. Антон, я, простая русская женщина… – мимолетная улыбка показала все отношение Ольги к слову «простая», – всю последнюю войну занималась тем, что прикрывала врагов своей страны от проклятий. За одно лишь это я заслужила помилования. Веришь?

– Верю, – мне показалось, что она захмелела.

– Сволочная работа… всем нам приходится идти против человеческой природы, но заходить настолько далеко… Так вот, Антон. Они – не справятся. Я – могу попробовать. Хотя полной уверенности нет и у меня.

– Ольга, если все так серьезно, ты должна подать рапорт…

Женщина покачала головой, оправила мокрые волосы:

– Не могу. Мне запрещено общаться с кем-либо кроме Бориса Игнатьевича и партнера по заданию. Ему я сказала все. Теперь могу лишь ждать. И надеяться, что мне удастся справиться – в самый последний момент.

– А шеф этого не понимает?

– Думаю, что наоборот, понимает.

– Вот оно что… – прошептал я.

– Мы были любовниками. Очень долго. И вдобавок друзьями, что встречается реже… Итак, Антон. Сегодня решаем вопрос с мальчиком и психованной вампиршей. Завтра ждем. Ждем, пока не прорвется инферно. Согласен?

– Мне надо подумать, Ольга.

– Славно. Думай. А сейчас мне пора. Отвернись…

Я не успел. Наверное, Ольга сама виновата в этом. Не рассчитала, сколько времени ей отпущено.

Это действительно выглядело отвратительно. Ольга задрожала, выгнулась дугой. По телу прошла волна – кости изгибались, будто резиновые. Кожа лопалась, обнажая кровоточащие мышцы. Через мгновение женщина превратилась в смятый комок плоти, бесформенный шар. И шар все съеживался и съеживался, обрастал мягкими белыми перьями…

Полярная сова вспорхнула с табуретки, с криком – полуптичьим, получеловеческим. Метнулась к облюбованному месту на холодильнике.

– Дьявол! – закричал я, забывая все правила и наставления. – Ольга!

– Красиво? – голос женщины был задыхающимся, еще искаженным болью.

– Почему? Почему именно так?

– Это часть наказания, Антон.

Я протянул руку, коснулся расправленного, трепещущего крыла.

– Ольга, я согласен.

– Тогда за работу, Антон.

Кивнув, я вышел в прихожую. Распахнул шкаф со снаряжением, перешел в сумрак – иначе просто не увидишь ничего, кроме одежды и старого хлама.

Крошечное тело опустилось на мое плечо:

– Что у тебя есть?

– Ониксовый амулет я разрядил. Ты можешь его наполнить?

– Нет. Я лишена почти всех сил. Оставлено лишь то, что необходимо для нейтрализации инферно. И память, Антон… еще оставлена память. Как собираешься убить вампиршу?

– Она без регистрации, – сказал я. – Только народными средствами.

Сова издала хохочущий клекот.

– Осинка до сих пор в ходу?

– У меня ее нет.

– Понятно. Из-за твоих друзей?

– Да. Я не хочу, чтобы они вздрагивали, переступая порог.

– Тогда что?

Из выдолбленного в кирпичах гнезда я достал пистолет. Покосился на сову.

– Ольга внимательно изучала оружие.

– Серебро? Для вампира очень болезненно, но не смертельно.

– Там разрывные пули, – я выщелкнул из «Desert Eagle» обойму. – Разрывные серебряные пули. Калибр – ноль сорок четыре. Три попадания нашпигуют вампира так, что он станет беспомощен.

– А далее?

– Народные средства.

– Я не верю в технику, – с сомнением отозвалась Ольга. – Я видела, как восстановился оборотень, разорванный на клочки снарядом.

– И быстро он восстановился?

– За трое суток.

– А я о чем говорю?

– Хорошо, Антон. Если ты не доверяешь своим собственным силам…

Она осталась недовольна, я это понимал. Но я не оперативник. Я штабной работник, которому поручили поработать в поле.

– Все будет хорошо, – успокоил я. – Поверь. Давай сосредоточимся на поисках приманки.

– Пошли.

– Вот здесь все и произошло, – сообщил я Ольге.

Мы стояли в подворотне. Разумеется, в сумраке. Порой мимо проходили люди, смешно огибая меня, пусть и невидимого.

– Здесь ты убил вампира, – тон Ольги был донельзя деловым. – Так… понимаю, друг мой. Зачистил мусор плохо… впрочем, не важно…

На мой взгляд никаких следов от упокоившегося вампира не осталось. Но я не спорил.

– Тут была вампирша… здесь ты ее чем-то ударил… нет, плеснул водкой… – Ольга тихонько засмеялась. – Она ушла… Наши оперативники совсем потеряли хватку. След четкий до сих пор!

– Она обернулась, – мрачно ответил я.

– В летучую мышь?

– Да. Гарик сказал, что она успела в последний момент.

– Плохо. Вампирша сильнее, чем я надеялась.

– Она же дикая. Она пила живую кровь и убивала. Опыта у нее нет, а вот сил – хоть отбавляй.

– Уничтожим, – жестко сказала Ольга.

Я промолчал.

– А вот и след мальчишки, – в голосе Ольги послышалось одобрение. – А и впрямь… хороший потенциал. Пошли, посмотрим, где он живет.

Мы вышли из подворотни, двинулись по тротуару. Двор был большой, окруженный домами со всех сторон. Я тоже чувствовал ауру мальчишки, но очень слабую и спутанную – он тут ходил регулярно.

– Вперед, – командовала Ольга. – Сверни налево. Дальше. Направо. Постой…

Я остановился перед какой-то улицей, по которой медленно полз трамвай. Из сумрака я так и не выходил.

– В этом доме, – сообщила Ольга. – Вперед. Он там.

Дом был чудовищный. Плоский, высоченный, да вдобавок еще стоящий на каких-то ножках-опорах. При первом взгляде он казался исполинским памятником спичечному коробку. При втором – воплощением болезненной гигантомании.

– В таком доме хорошо убивать, – сказал я. – Или сходить с ума.

– Займемся и тем, и другим, – согласилась Ольга. – Знаешь, у меня в этом большой опыт.

Егор не хотел выходить из дома. Когда родители ушли на работу, когда хлопнула дверь, он немедленно почувствовал страх. И в то же время знал – за пределами пустой квартиры страх превратится в ужас.

Спасения не было. Нигде и ни в чем. Но дом создавал хотя бы иллюзию безопасности.

Мир сломался, мир рухнул вчера ночью. Егор всегда честно признавал, ну, не при всех, а для себя самого, что он не храбрец. Но и трусом, пожалуй, тоже не был. Были вещи, которых можно и нужно бояться: шпана, маньяки, террористы, катастрофы, пожары, войны, смертельные болезни. Все в одной куче – и все одинаково далеко. Все это реально существовало, и в то же время оставалось за гранью повседневного. Соблюдай простые правила, не броди по ночам, не лезь в чужие районы, мой руки перед едой, не прыгай на рельсы. Можно бояться неприятностей, и в то же время понимать, что шанс в них влипнуть – весьма невелик.

Теперь все изменилось.

Существовали явления, от которых невозможно спрятаться. Явления, которых нет и не может существовать в мире.

Существовали вампиры.

Все помнилось четко, он не лишился памяти от ужаса, на что смутно надеялся вчера, когда бежал домой, против обыкновения перебегая улицу без оглядки. И робкие чаянья, что к утру случившееся покажется сном, тоже не оправдались.

Все было правдой. Невозможной правдой. Но…

Это случилось вчера. Это случилось с ним.

Он возвращался поздно, да, но ему случалось приходить домой еще позднее. Даже родители, которые по твердому убеждению Егора до сих пор не понимали, что ему почти тринадцать лет, относились к этому спокойно.

Когда он с ребятами вышел из бассейна… да, уже было десять. Все вместе они завалились в «Макдональдс» – и просидели там минут двадцать. Это тоже было обычно, все, кому позволяли финансы, шли после тренировки в «Мак». Потом… потом они все вместе дошли до метро. Недалеко. По светлой улице. Ввосьмером.

Тогда еще все было нормально.

В метро он почему-то начал волноваться. Глядел на часы, озирался на окружающих. Но ничего подозрительного не было.

Разве что, Егор услышал музыку.

И началось то, чего быть не может.

Он зачем-то свернул в темную, вонючую подворотню. Подошел к девушке и парню, которые ждали его… которые его подманили. И сам подставил девушке шею – под тонкие, острые, нечеловеческие зубы.

Даже сейчас, дома, в одиночестве, Егор ощущал холодок – сладкий, манящий, щекоткой пробегающий по коже. Он ведь хотел! Боялся, но хотел – касания сверкающих клыков, короткой боли за которой… за которой… за которой что-то будет… наверное…

И никто в целом мире не мог помочь. Егор помнил взгляд той женщины, что выгуливала собак. Взгляд, прошедший сквозь него, настороженный, но вовсе не равнодушный. Она не испугалась, она просто не видела происходящего… Егора спасло лишь появление третьего вампира. Того бледного парня с плеером, что увязался за ним еще в метро. Они схватились из-за него, как матерые и голодные волки грызутся над загнанным, но еще не убитым оленем.

Вот тут все путалось – слишком быстро произошло. Крики о каком-то дозоре, о каком-то сумраке. Вспышка синего света – и один вампир начал рассыпаться на глазах, как в кино. Вой вампирши, которой что-то плеснули в лицо.

И его паническое бегство…

И понимание – страшное, еще страшнее случившегося – никому и ничего нельзя говорить. Не поверят. Не поймут.

Вампиров нет!

Нельзя смотреть сквозь людей и не замечать их!

Никто не сгорает в вихре голубого огня, превращаясь в мумию, скелет, горстку пепла!

– Неправда, – сказал Егор самому себе. – Есть. Можно. Бывает!

Даже себе поверить было трудно…

Он не пошел в школу, но зато убрался в квартире. Хотелось что-то делать. Несколько раз Егор подходил к окну и пристально оглядывал двор.

Ничего подозрительного.

А сумеет ли он увидеть их?

Они придут. Егор не сомневался ни на секунду. Они знают, что он помнит о них. Теперь его убьют как свидетеля.

Да и не просто убьют! Выпьют кровь и превратят в вампира.

Мальчик подошел к книжному шкафу, где половина полок была заполнена видеокассетами. Наверное, можно поискать совета. «Дракула, мертвый, но довольный»… Нет, это комедия. «Однажды укушенный». Совсем ерунда… «Ночь страха»… Егор вздрогнул. Этот фильм он помнил. И теперь уже никогда не рискнет пересмотреть. Как там говорилось… «Крест помогает, если в него веришь».

А чем ему крест поможет? Он даже не крещеный. И в бога не верит. Раньше не верил.

Теперь, наверное, надо?

Если есть вампиры, то, значит, есть и дьявол, если есть дьявол, то есть и бог?

Если есть вампиры, то есть и бог?

Если есть зло, то есть и добро?

– Ничего нет, – сказал Егор. Засунул руки в карманы джинсов, вышел в прихожую, посмотрел в зеркало. Он в зеркале отражался. Может быть, слишком мрачный, но вполне обычный мальчишка. Значит, пока все нормально. Его укусить не успели.

На всякий случай он все же покрутился, пытаясь рассмотреть затылок. Нет, ничего. Никаких следов. Тощая, и, пожалуй, не совсем чистая шея…

Идея пришла неожиданно. Егор кинулся на кухню, спугнув по пути кота, устраивавшегося на стиральной машине. Стал рыться среди пакетов с картошкой, луком и морковью.

Вот и чеснок.

Торопливо очистив одну головку, Егор принялся жевать. Чеснок был злой, рот обжигало. Егор налил стакан чая, стал запивать каждый зубчик. Помогало слабо, язык горел, чесались десны. Но ведь это должно помочь?

Кот заглянул в кухню. Недоуменно уставился на мальчика, издал разочарованный мяв, и удалился. Он не понимал, как можно есть подобную гадость.

Последние два зубчика Егор разжевал, выплюнул на ладонь и стал натирать шею. Ему самому было смешно то, что он делал, но остановиться он уже не мог.

Шею тоже защипало. Хороший чеснок. Любой вампир сдохнет от одного запаха.

Кот недовольно завопил в прихожей. Егор насторожился и выглянул из кухни. Нет, ничего. Дверь закрыта на три замка и цепочку.

– Не ори, Грэйсик! – строго велел он. – А то и тебя чесноком накормлю.

Оценив угрозу, кот умчался в родительскую спальню.

Что бы еще сделать? Серебро, кажется, помогает…

Повторно вспугнув кота, Егор прошел в спальню, открыл шифоньер, из-под простыней и полотенец достал шкатулку, где мама хранила украшения. Достал серебряную цепочку, надел. Будет вонять чесноком, да и все равно придется снять к вечеру. Может быть, опустошить копилку, и купить себе цепочку? С крестиком. И носить, не снимая. Сказать, что поверил в бога. Бывает же такое, что человек не верил, не верил, а потом, вдруг, стал верить!

Он прошел зал, уселся с ногами на диване, окинул комнату задумчивым взглядом. Есть у них в доме осина? Вроде бы нет. А как она вообще выглядит, осина? Пойти в ботанический сад, и вырезать себе из сучка кинжал?

Это все хорошо, конечно. Вот только поможет ли? Если снова зазвучит музыка… тихая, манящая музыка… Вдруг он сам скинет цепочку, сломает осиновый кинжал и вымоет измазанную чесноком шею?

Тихая, тихая музыка… Невидимые враги. Может быть, они уже рядом. Просто он их не видит. Не умеет смотреть. А вампир сидит рядом и усмехается, глядя на наивного пацана, готовящегося к обороне. И не страшна им осина, не пугает чеснок. Как воевать с невидимкой?

– Грэйсик! – позвал Егор. На «кис-кис» кот не откликался, у него был сложный характер. – Иди сюда, Грэйсик!

Кот стоял на пороге спальни. Шерсть у него топорщилась, глаза горели. Он смотрел мимо Егора, в угол, на кресло у журнального столика. На пустое кресло…

Мальчик почувствовал, как по телу пробежал уже привычный холодок. Он рванулся так резко, что слетел с дивана и упал на пол. Кресло было пустым. Квартира была пустой и запертой. Вокруг потемнело, словно солнечный свет за окном померк…

Рядом кто-то был.

– Нет! – закричал Егор, отползая. – Я знаю! Я знаю! Вы здесь!

Кот издал хриплый звук и метнулся под кровать.

– Я вижу! – крикнул Егор. – Не трогай меня!

Подъезд и без того оказался мрачным и грязноватым. А уж глядя из сумрака – настоящая катакомба. Бетонные стены, в обычной реальности просто грязные, в сумраке оказались поросшими темно-синим мхом. Гадость. Ни одного Иного тут не живет, чтобы вычистить дом… Я поводил ладонью над особо густым комком – мох зашевелился, пытаясь отползти от тепла.

– Гори, – велел я.

Не люблю паразитов. Пусть даже особого вреда они не причиняют – всего лишь пьют чужие эмоции. Предположение, что крупные колонии синего мха способны раскачивать человеческую психику, вызывая то депрессии, то необузданное веселье, никем так и не доказано. Но я всегда предпочитал перестраховаться.

– Гори! – повторил я, посылая в ладонь немножко силы.

Пламя – прозрачное и жаркое, охватило спутанный синий войлок. Через миг пылал весь подъезд. Я отступил к лифту, надавил кнопку, вошел в кабину. Кабинка была почище.

– Девятый этаж, – подсказала Ольга. – Зачем тратишь силы?

– Копейки…

– Тебе может понадобится все, что ты имеешь. Пускай бы рос.

Я промолчал. Лифт медленно полз вверх – сумеречный лифт, двойник обычного, по-прежнему стоявшего на первом этаже.

– Как знаешь, – решила Ольга. – Молодость… бескомпромиссность…

Двери разошлись. На девятом этаже огонь уже прошел, синий мох горит как порох. Было тепло, куда теплее, чем обычно в сумраке. Слегка пахло гарью.

– Вот эта дверь… – сказала Ольга.

– Вижу.

Я действительно почувствовал ауру мальчика у двери. Он даже не рискнул сегодня выходить из дома. Прекрасно. Козленок привязан за крепкую веревочку, остается дождаться тигра.

– Войду, наверное, – решил я. И толкнул дверь.

Дверь не открылась.

Да не может такого быть!

В реальности двери могут быть закрыты на все замки. У сумрака – свои законы. Только вампиры нуждаются в приглашении, чтобы войти в чужой дом, это их плата за излишнюю силу и гастрономический подход к людям.

Чтобы запереть дверь в сумраке, надо по меньшей мере уметь в него входить.

– Страх, – сказала Ольга. – Вчера мальчишка был в ужасе. И только что побывал в сумеречном мире. Он закрыл за собой дверь… и, не заметив того, сделал это сразу в двух мирах.

– И что делать?

– Иди глубже. Иди за мной.

Я посмотрел на плечо – там никого не было.

Вызвать сумрак, находясь в сумраке – непростая игра. Я поднимал свою тень с пола несколько раз – прежде чем она обрела объем и заколыхалась напротив.

– Давай, давай, у тебя получается, – шепнула Ольга.

Я вошел в тень, и сумрак сгустился. Пространство наполнилось густым туманом. Краски исчезли вовсе. Из звуков осталось лишь биение моего сердца – тяжелое и медленное, раскатистое, словно лупили в барабан на дне ущелья. Да свистел ветер – это воздух вползал в легкие, медленно расправляя бронхи. На моем плече возникла белая сова.

– Долго тут не выдержу, – шепнул я, открывая дверь. На этом уровне она, конечно же, не была заперта.

Под ноги метнулся темно-серый кот. Для котов не существует обычного мира и сумрака, они живут во всех мирах сразу. Как хорошо, что у них нет настоящего разума.

– Кис-кис-кис, – прошептал я. – Не бойся, котик…

Скорее для пробы собственных сил я запер за собой дверь. Вот так, мальчик, теперь ты защищен чуть лучше. Но поможет ли это, когда ты услышишь Зов?

– Выходи, – сказала Ольга. – Ты очень быстро теряешь силы. На этом уровне сумрака тяжело даже опытному магу. Пожалуй, и я выйду повыше.

Я с облегчением шагнул наружу. Да, я не оперативник, умеющий гулять по всем трем слоям сумрака. В общем-то, у меня и нужды в этом не было.

Мир стал немножко поярче. Я огляделся – квартира была уютная, и не особо загаженная порождениями сумеречного мира. Несколько полосок синего мха у двери… не страшно, сами сдохнут, раз основная колония уничтожена. Возникли и звуки – кажется, из кухни. Я заглянул туда.

Мальчишка стоял у стола и ел чеснок, запивая его горячим чаем.

– Свет и Тьма… – прошептал я.

Сейчас паренек казался еще младше и беззащитнее, чем вчера. Худой, нескладный, хотя и слабым его не назовешь, видимо, занимается спортом. В линялых голубых джинсах и синей футболке.

– Бедолага, – сказал я.

– Очень трогательно, – согласилась Ольга. – Распустить слух о магических свойствах чеснока – это был удачный ход со стороны вампиров. Говорят, сам Брэм Стокер это и придумал…

Мальчишка сплюнул на руку пережеванной кашицей и стал натирать шею чесночным пюре.

– Чеснок – полезная штука, – сказал я.

– Да. И защищает. От вирусов гриппа, – добавила Ольга. – Ох. Как легко умирает истина, как живуча ложь… Но мальчик и впрямь силен. Ночному Дозору не помешает новый оперативник.

– Он наш?

– Пока он ничей. Несформированная судьба, сам видишь.

– А к чему тяготеет?

– Не понять. Пока не понять. Слишком напуган. Сейчас он готов сделать все что угодно, лишь бы спастись от вампиров. Готов стать Темным, готов стать Светлым.

– Не могу осуждать его за это.

– Конечно. Пойдем.

Сова вспорхнула, полетела по коридору. Я пошел следом. Мы сейчас двигались раза в три быстрее чем люди, один из основных признаков сумрака – изменение хода времени.

– Будем тут ждать, – велела Ольга, очутившись в гостиной. – Тепло, светло, и уютно.

Я сел в мягкое кресло возле столика. Покосился на газету, валяющуюся на столике.

Ничего нет более веселого, чем читать прессу через сумрак.

«Прибыли от кредитов падают», – гласил заголовок.

В реальности фраза выглядит иначе. «На Кавказе растет напряженность». Можно взять сейчас газету, и прочитать правду. Настоящую. То, что думал журналист, сляпавший статью на заданную тему. Те крохи информации, что он получил из неофициальных источников. Правду о жизни, и правду о смерти.

Зачем только?

Давным-давно я научился плевать на человеческий мир. Он – наша основа. Наша колыбель. Но мы – Иные. Мы ходим сквозь закрытые двери и храним баланс добра и зла. Нас убийственно мало, и мы не умеем размножаться… Дочь мага вовсе не обязательно станет волшебницей, сын оборотня совсем не обязательно научится перекидываться лунными ночами.

Мы не обязаны любить обыденный мир.

Мы храним его лишь потому, что паразитируем на нем.

Ненавижу паразитов!

– О чем ты задумался? – спросила Ольга.

В гостиной показался мальчишка. Метнулся в спальню – очень быстро, учитывая, что он в обыденном мире. Стал рыться в шкафу.

– Да так. Грустно.

– Бывает. В первые годы бывает со всеми, – голос Ольги стал совсем человеческим. – Потом привыкаешь.

– О том и грущу.

– Радовался бы, что мы еще живы. В начале века популяция Иных упала до критического минимума. Ты в курсе, что дискутировался вопрос об объединении Темных и Светлых? Что разрабатывались евгенические программы?

– Да, я знаю.

– Наука нас едва не убила. В нас не верили, не хотели верить. Пока считали, что наука способна изменить мир к лучшему.

Мальчик вернулся в гостиную. Уселся на диван, стал поправлять на шее серебряную цепочку.

– Что есть лучшее? – спросил я. – Мы вышли из людей. Мы научились ходить в сумрак, научились менять природу вещей и людей. Что изменилось, Ольга?

– Хотя бы то, что вампиры не охотятся без лицензии.

– Скажи это человеку, у которого пьют кровь…

На пороге появился кот. Уставился на нас. Завопил, гневно глядя на сову.

– Он на тебя реагирует, – сказал я. – Ольга, уйди глубже в сумрак.

– Уже поздно, – ответила Ольга. – Извини… я потеряла бдительность…

Мальчик соскочил с дивана. Куда быстрее, чем возможно двигаться в человеческом мире. Неловко – он еще и сам не понимал, что с ним происходит, он вошел в свою тень, но не понял этого, и сейчас падал на пол, глядя на меня. Уже из сумрака.

– Ухожу… – шепнула сова, исчезая.

Когти больно впились в плечо.

– Нет! – закричал мальчик. – Я знаю! Я знаю! Вы здесь!

Я начал вставать, разводя руки.

– Я вижу! Не трогай меня!

Он был в сумраке. Все. Случилось. Без всякой помощи со стороны, без курсов и стимуляторов, без руководства мага-куратора, мальчишка прошел грань между обыденным и сумеречным мирами.

От того, как ты впервые войдешь в сумрак, что ты увидишь, что почувствуешь – во многом от этого зависит, кем ты станешь.

Темным или Светлым.

«На темную сторону мы его отпускать не в праве, баланс по Москве рухнет окончательно».

Мальчик, ты на самом краю.

И это пострашнее, чем неопытная вампирша.

Борис Игнатьевич вправе принимать решения о ликвидации.

– Не бойся, – сказал я, не двигаясь с места. – Не бойся. Я друг. Я не причиню тебе вреда.

Мальчишка дополз до угла и замер. Он не отрывал от меня взгляда, и явно не понимал, что перешел в сумрак. Для него все выглядело так, будто в комнате внезапно стемнело, нахлынула тишина, и из ниоткуда появился я…

– Не бойся, – повторил я. – Меня зовут Антон. Как тебя зовут?

Он молчал. Часто-часто глотал. Потом прижал руку к шее, нащупал цепочку, и, кажется, немного успокоился.

– Я не вампир, – сказал я.

– Кто вы? – пацан кричал. Хорошо, что в обыденном мире этот пронзительный крик услышать невозможно.

– Антон. Работник Ночного Дозора.

У него расширились глаза, резко, как от боли.

– Моя работа заключается в том, чтобы охранять людей от вампиров и прочей нечисти.

– Неправда…

– Почему?

Он пожал плечами. Хорошо. Пытается оценивать свои действия, аргументировать мнение. Значит, не совсем лишился разума от страха.

– Как тебя зовут? – повторил я. Можно было надавить на мальчика, снять страх. Но – это было бы вмешательством, и причем запрещенным.

– Егор…

– Хорошее имя. А меня зовут Антон. Понимаешь? Я Антон Сергеевич Городецкий. Работник Ночного Дозора. Вчера я убил вампира, который пытался напасть на тебя.

– Одного?

Прекрасно. Завязывается разговор.

– Да. Вампирша ушла. Сейчас ее ищут. Не бойся, я здесь, чтобы охранять… чтобы уничтожить вампиршу.

– Почему вокруг так серо? – вдруг спросил мальчик.

Молодец. Нет, какой молодец.

– Я объясню. Только давай договоримся, что я тебе не враг. Хорошо?

– Посмотрим.

Он цеплялся за свою нелепую цепочку, словно она могла от чего-то спасти. Мальчик, мальчик, если бы все было так просто в этом мире. Не спасает ни серебро, ни осина, ни святой крест. Жизнь против смерти, любовь против ненависти… и сила против силы, потому что сила не имеет моральных категорий. Все очень просто. Я это понял за каких-то два-три года.