– Спасибо.

Ответной любезности, увы, не будет. Но Надя на неё и не рассчитывает.

– Странная вещь, эта глубина, – бросает она, отпивая вино. – Вот я сейчас в Москве, ты – где-нибудь в Самаре, тот мальчик – в Пензе…

«Мальчик», похожий на смазливого мексиканца из телесериала, замечает её взгляд и гордо выпячивает подбородок. Да, в наблюдательности Наде не откажешь, он и впрямь русский…

– Вон толпа америкосов, – без малейшей почтительности продолжает Надя, – вон тот чудик – явный японец… видите, какие глаза себе нарисовал? У каждой нации свои комплексы… И вот мы валяем дурака в несуществующем ресторане, за бокалом воображаемого спиртного, сотни компьютеров жгут энергию, процессоры греются от натуги, телефонные линии перегоняют мегабайты бессмысленной информации…

– Информация не бывает бессмысленной.

– Да, пожалуй, – Надя бросает на меня быстрый взгляд. – Скажем так – неактуальной информации. И все это – новая эра мировой технологии?

– А чего ты ожидала? Обмена файлами и разговоров о частоте процессоров? Мы ведь люди.

Надя морщится.

– Мы люди новой эпохи. Виртуальность может изменить мир, а мы предпочитаем гримировать её под старые догмы. Нанотехнология, используемая для имитации выпивки – это хуже, чем микроскоп для забивания гвоздей…

– Ты – «александровка», – догадываюсь я.

– Да! – с лёгким вызовом отвечает Надя.

Александровцы – последователи одного писателя-фантаста из Питера. Они не то выступают за сращивание человека с компьютером, не то ожидают от виртуальности каких-то немыслимых благ.

– Так что же ты делаешь в этом бессмысленном заведении? – спрашиваю я.

– Ищу Дибенко. Мне очень хочется спросить его… так ли он все представлял? Правильно ли происходящее, с его точки зрения.

– Понятно. Но неужели тебе не нравится это место?

Надя пожимает плечами.

Я протягиваю руку, касаюсь её лица.

– Тепло руки, терпкость вина, прохлада вечернего бриза и аромат цветов, плеск тёплых волн, луна в небе и колкий песок под ногами, – неужели тебе не нравится все это?

– Для этого существует реальность, – она смотрит мне в глаза.

– А часто ли все это совпадает в реальности? Здесь достаточно открыть дверь, – я киваю на неприметную дверку в «японской» части ресторана, – и все окажется на месте. А тебе никогда не хотелось холодным осенним утром стоять на опушке леса над обрывистым берегом реки, пить горячий глинтвейн из пузатого бокала… и вокруг никого…

– Хозяин этого ресторана – романтик, – говорит Надя.

– Конечно.

– Леонид, всё, что ты назвал – правильно. Но этим удовольствиям – место в реальности.

– Реальность не столь доступна.

– Как и глубина, Лёня. Я не знаю, откуда ты берёшь деньги для постоянных визитов сюда, да и не моё это дело. Но миллиарды людей никогда не были в глубине.

– Миллионы людей никогда не видели телевизора.

– Виртуальность не должна быть эрзацем реальности, – убеждённо говорит Надя.

– Да, конечно. Превратим нищих и убогих в накопители информации, станем импульсами в электронной сети…

– Леонид, ты знаком с учением александровцев лишь понаслышке, – убеждённо говорит Надя. – Посети как-нибудь нашу церковь.

Пожимаю плечами. Может быть и побываю. Но в глубине много интересных мест. На все не хватит жизни.

– Я пойду, – Надя встаёт. Бросает на стойку бара монетку. – У меня ещё полчаса сегодня… надо посетить пару мест.

– В поисках Дибенко? – киваю я. – А может быть – тёплый песок, гавайский пляж и красное чилийское?

Надя улыбается.

– Лёня, это уже не будет работой. Вечерний пляж и вино… захочется продолжения. А виртуальный секс забавен, но только если сидишь дома, в запертой комнате. Я вошла с работы. Шесть компьютеров в комнате, все заняты. Представляешь, какое зрелище я буду представлять для коллег?

Она предельно откровенна и умна. Хорошая девочка. Дай бог, чтобы и в реальности Надя была такой же смышлёной и открытой.

– Тогда – удачи, – киваю я.

– Спасибо, таинственный незнакомец, – Надя наклоняется и чмокает меня в щеку.

– Лёня, маркер! – шепчут булавки на моих плечах.

Достаю платок-вирусофаг и стираю помаду со щеки. Грожу Наде пальцем:

– Я предпочитаю оставаться таинственным, девочка.

Кажется, она растерялась. Однако ей хватило выдержки, чтобы развести руками и неторопливо удалиться.

Блин. Испортила песню, дура!

Так хорошо поговорили…

Залпом осушаю бокал и щёлкаю пальцами подзывая бармена.

– Джин-тоник, один к одному!

Бармен морщится, но смешивает требуемое. Блин. Заказать что ли, текилы с томатным соком – какую рожу он скорчит?

– Лёня?

Оглядываюсь.

Мой друг-оборотень стоит рядом. Белый костюм, лакированные туфли, чуть старомодный галстук. Лицо чуть напряжённое.

– Привет, Ромка. Садись.

– Что за девица?

– Ничего интересного.

Мы, дайверы, всегда немножко параноики. Что поделать.

Слишком много желающих узнать наши реальные имена.

Оборотень шумно втягивает воздух, хмурится:

– Она пыталась тебя пометить!

– Я знаю. Не беспокойся, это просто журналистка.

Ромка садится, кивает бармену. Тот корчит жуткую рожу – но подаёт ему гранёный стакан, наполненный «Абсолютом-пеппер». Мне даже смотреть тяжело, как Роман пьёт. А он, слегка морщась, вытирает рот и возвращает стакан.

Может быть, он в реальности – алкоголик?

Не знаю.

Мы таимся друг от друга точно так же, как от врагов. Мы слишком ценный товар. Глубоководные рыбы, мерцающие колдовским светом уроды, которых мечтает попробовать каждая акула.

– Ты донёс яблочко? – спрашивает Роман.

– Все в порядке, – откидываю полу пиджака, хлопаю по карману рубашки, где лежит дискета. – Товар на месте.

Оборотень чуть расслабляется.

– А покупатель?

Смотрю на часы.

– Через десять минут. Рядышком, у реки.

– Пошли? – Роман берёт стакан.

Я подхватываю свой, и мы выходим в ту дверь ресторана, что прорублена в каменной стене. В маленьком тамбуре я тихо говорю:

– Индивидуальное пространство для нас обоих. Допуск для человека, назвавшего код «серый-серый-чёрный».

– Принято, – слышится из потолка. Теперь, сколько бы посетителей не захотело погулять в виртуальном пространстве «Трех поросят», их мы не увидим. Только покупателя, которому я загодя сообщил код.

За второй дверью – лес. Дремучий, первобытный, северный. Холодный ветер пронизывает до костей, я ёжусь. Мой спутник к холоду совершенно равнодушен. Может быть, у него более простой шлем – без кондиционера?

Бог знает…

Зарабатывает он не меньше моего, но, может быть, у него огромная семья. Или Роман и впрямь алкоголик, проматывающий тысячи зелёных за считанные недели?

За нашей спиной – маленький каменный домик, так выглядят «Три поросёнка» с этой стороны. Идём по тропинке, помаленьку отхлёбывая из бокалов.

– Тебе нравится перцовка? – мимоходом спрашиваю у оборотня.

– Да.

Сухо и без малейших комментариев. Хотел бы я знать, Роман, кто ты на самом деле.

Но это невозможно. Виртуальность жестока к неосторожным.

Выходим к реке. Крутой обрыв, схваченный цепким покровом низкого кустарника. Очень сильный ветер, я щурюсь. Небо затянуто тучами. Река не то чтобы горная, но порожистая и быстрая. Вдали вьётся стая каких-то крупных птиц – не знаю, каких именно, они никогда не подлетают близко. Над обрывом – столик, на нём стоят бутылки джина, тоника и «Абсолют-пеппера». Ещё никелированный термос, в нём, я знаю, глинтвейн. Вкусный, с корицей, ванилью, мускатным орехом, перцем, кориандром. Рядом три плетёных стула. Садимся рядом, смотрим на реку.

Красиво.

Белая пена на камнях, холодный ветер, полный бокал в руке, сизые тучи, клубящиеся над головой. Завтра наверняка пойдёт снег. Но в виртуальности не бывает «завтра».

– Хотел бы я знать, – делаю глоток, – откуда взята эта река.

– Места красивее не видал я в своей жизни… – странным тоном произносит оборотень.

Вот так всегда. У каждого свои ассоциации и аналогии. Для Романа, явно, этот пейзаж что-то означает. Для меня – просто красивое место.

– Ты здесь бывал?

– В какой-то мере.

Интересно.

– Что это за птицы, Роман?

– Гарпии, – не глядя отвечает он. Хлоп – и его стакан пуст.

Но он всё равно не пьянеет.

Как я ненавижу тайну, которая окружает нас. Мы боимся друг друга. Мы боимся всего.

– А погода приятная, – бросаю наугад.

– Снежное нынче лето… – говорит оборотень. И смотрит на меня с иронией. Он узнает эту местность. Она отзывается чем-то в его душе.

Мне не дано узнать, чем именно.

Наливаю себе глинтвейна в тяжёлую керамическую чашу. Вдыхаю аромат. Снежное лето? Пускай. Нет ничего лучше плохой погоды.

– Лёня, ты куришь травку? – Роман протягивает мне портсигар.

– Нет.

Наверное, он и впрямь алкоголик и наркоман…

– Говорят, куда безвреднее алкоголя и табака.

– Говорят, что в Москве кур доят.

Роман колеблется, но закуривает.

Блин. Надины доводы начинают казаться мне не такими уж безумными.

Я пью глинтвейн, Роман курит анашу. Минуты через две щелчком отправляет недокуренную сигарету вниз и говорит:

– Детская забава. Плесни мне вина.

– Это глинтвейн.

– Какая, фиг, разница…

Теперь мы оба потягиваем горячее вино с пряностями. Роман кивает:

– Рулез!

Я согласно киваю. «Рулез» – это что-то хорошее. Холодное пиво, компьютер седьмого поколения, юная красавица, удачно обезвреженный вирус… глинтвейн.

Сидим над обрывом и нам хорошо.

– Что было в том яблочке?

– Новое лекарство от простуды. Очень эффективное.

Роман хмурится.

– Это стоит шесть тысяч?

– Это стоит сто.

– А… – Роман меняется в лице.

– Давай дождёмся покупателя.

Оборотень кивает:

– Твоя операция, тебе решать.

Покупатель появляется минут через десять, когда я уже начинаю беспокоиться. Я знал его лишь под кличкой «Тёртый», а он меня – под прозвищем «Стрелок». Покупатель опрятен и неприметен, простой костюм, незапоминающееся лицо. Молодой парень с дипломатом в руке.

– Добрый вечер, Стрелок! – говорит он мне. Голос излишне ровен – Тёртый общается через программу-переводчик.

– Доброе утро, – поглядывая на часы отвечаю я. Это взаимная игра. Выяснить индивидуальное время дайвера, определить, в каком часовом поясе тот проживает – уже немало.

– Как я ценю ваш юмор… – Тёртый садится на третий стул, вопросительно смотрит на меня: – Урожай созрел?

– Тяжёлые вышли яблочки, – я достаю дискету, кладу на стол. – Честно говоря, я ожидал большей благодарности за подобный труд…

– Мы ведь условились? Шесть тысяч долларов.

Развожу руками.

– По вашим словам, большего оно и не стоило.

– Вы считаете иначе?

– Понимаете, господин Шеллербах…

«Тёртый» вздрагивает.

– Вы ошиблись как минимум, на порядок. Простуда – это мелочь, конечно… но кому нравится валяться в постели с температурой и сопливым носом?

– Мне – не нравится, – Шеллербах-Тёртый меняется в лице. Теперь это пожилой мужчина с волевой, но нервной физиономией. – Однако я полагал, что слово дайвера – свято.

– Не отрицаю. Я отдаю вам файл, – щелчком отправляю дискету через стол. – Но в следующий раз ни один дайвер не пошевелит ради вас пальцем. Вы нарушаете нашу этику, господин Шеллербах. Труд оплачивается в меру его сложности.

Шеллербах берет дискету и замирает. Я пью глинтвейн, наблюдая за ним. Оборотень молчит. Это моя операция.

Наконец Шеллербах скачал файл, и взгляд его приобретает осмысленность.

– Итак? – спрашиваю я.

– Пятьдесят, – говорит Тёртый.

– Каждому?

Он молчит – очень, очень долго. Это деньги. Живые, полнокровные, необлагаемые налогами, пришедшие ниоткуда и ушедшие никуда.

– Ваш счёт.

Я протягиваю ему бумажку, на ней – номер счета в Швейцарии.

– Отрицательные проценты… вы очень осторожны, господин дайвер…

– Иного выхода нет, Петер…

Он сдаётся. Я знаю его настоящее имя, он моё – нет. Банк не выдаст меня никогда. Даже если международный трибунал заявит, что я людоед и виновен в геноциде.

За это и платятся отрицательные проценты со счёта.

За полную безопасность.

– Пятьдесят каждому. Я делаю жест доброй воли, господин дайвер!

– Прекрасно.

Несколько секунд – и на мой счёт перетекают сто тысяч долларов. Это много. Это очень много.

Годы спокойной жизни в виртуальности.

– Вы согласитесь на дальнейшее сотрудничество?

Достаю свою чековую книжку, с удовольствием разглядываю цифру. Потом выписываю чек на пятьдесят тысяч и отдаю оборотню.

– Вполне возможно.

– А на постоянный контракт?

– Нет.

– Чего вы так боитесь, дайвер? – во взгляде Шеллербаха любопытство.

Чего я боюсь?

– Имени, Питер. Настоящая свобода – это всегда тайна.

– Я понимаю, – соглашается Шеллербах. Косится на Романа: – Вы тоже дайвер? Или просто ходячий набор вирусов?

– Дайвер, – говорит Роман.

– Что ж… удачи вам, господа… – Шеллербах отходит на шаг. Останавливается: – Скажите… как это – быть дайвером?

– Очень просто, – отвечает Роман. – Надо знать, что все вокруг – игра. Фантазия.

Шеллербах кивает, разводит руками.

– Не получается, увы…

Он уходит по тропинке, мы смотрим ему вслед. Потом я наполняю наши бокалы.

– За удачу!

Роман явно ещё не оценил масштабов случившегося. Молчит, крутит в руках бокал:

– Лёня, скажи, ты счастлив?

– Конечно.

– Большие деньги… – он разглядывает чек, потом решительно поднимает бокал: – За удачу!

– За неё, – соглашаюсь я.

– Ты не исчезнешь из глубины?

– Нет.

Роман кивает, с явным облегчением. Отпивает вина, говорит:

– Знаешь, с тобой интересно работать. Ты… необычный.

На миг мне кажется, что мы подходим к той небывалой грани, когда дайверы открываются друг другу.

– Аналогично, Рома.

Оборотень встаёт. Резко, порывисто.

– Мне пора… ко мне пришли…

Он растворяется в воздухе, бокал падает на пол, катится, звеня и подпрыгивая.

– Удачи тебе, Роман, – говорю я в пустоту.

Одиночество – изнанка свободы.

У меня не может быть друга.

– Счёт! – зло говорю я в пустоту. – Счёт, живо!

001

Самое обидное, что мне не хочется спать. Слишком удачный день, наверное.

Возвращаюсь в ресторан. Часть народа сменилась, компания американцев по-прежнему хохочет над своими шутками.

Надо прогуляться.

Выбираюсь из «Трех поросят», секунду колеблюсь – не поймать ли такси? – потом иду пешком. Потихоньку сворачиваю с центральных улиц, подхожу к русским конференц-кварталам.

Это одно из самых интересных мест в виртуальности, на мой взгляд. Место, где можно просто поговорить.

О чём угодно.

Длинные ряды зданий, каждое в своём стиле, между ними – скверики и площади, заполненные народом или пустые. Разглядываю затейливые таблички. Часть понятна сразу, некоторые нарочито туманны.

«Анекдоты».

«Разговоры ни о чём».

«Сексуальные приключения».

«Странное место».

«Овёс растёт!»

«Книги».

«Боевые искусства».

Сюда приходят пообщаться на конкретные темы. Это – отголоски до-виртуальной эпохи. Дальше пойдут более солидные клубы, где можно получить консультацию по техническим вопросам, поспорить о программном обеспечении или даже купить по дешёвке ворованные программы. Но мне это малоинтересно.

Сворачиваю в скверик, над воротами которого табличка «Анекдоты». Здесь всегда многолюдно, шумно и бестолково. Скверик похож на парк культуры шестидесятых годов. В уголке тихо играет маленький оркестрик – явно ненастоящий, на скамеечках сидят, пьют пиво, болтают между собой люди. Присаживаюсь в сторонке.

На маленькую деревянную эстраду поднимается парень в джинсах и белоснежной рубашке. Парень совершенно безликий. На него лениво поглядывают.

– Штирлиц вышел из дома… – начинает парень.

Девчонка рядом со мной свистит и запускает в парня пивной бутылкой. Я её вполне понимаю. Девяносто процентов анекдотов, которые здесь рассказывают – старьё. Это клуб, который обожают новички в виртуальности… не понимающие ещё той истины, что ничто не ново под луной. Стоит побыть здесь полчаса, чтобы поверить – Каин убил Авеля именно за то, что тот любил рассказывать бородатые анекдоты.

Паренёк, под свист и выкрики, всё-таки рассказывает анекдот и, затравленно озираясь, сбегает с трибуны. Кто-то ему одиноко аплодирует. Надо же…

Оглядываюсь в поисках бара. Он далеко, на другом конце сквера. Девчонка молча протягивает мне бутылку пива.

– Спасибо… – делаю глоток. Холодный «Хайникен» сразу улучшает настроение.

На трибуну поднимается ещё один парень. Гораздо более индивидуальный, почему-то напоминающий прибалтийца. У него плутоватое выражение, и я настораживаюсь. Парень косится на маленькую будочку в углу сцены.

– Господа! – выкрикивает он. Действительно прибалт, если это не моё подсознание домыслило акцент. – Фирма «Литокомп» имеет честь предложить по самым низким ценам…

Ага. Все понятно.

Я тоже смотрю на будочку – укрытие модератора. В каждом клубе есть человек, наблюдающий за порядком и за соответствием разговоров разрешённой теме. Вопрос лишь в том, на месте модератор, или отреагирует позднее…

На месте.

Дверца будочки открывается, и оттуда лениво выходит кряжистый мужик с огромным, жутковато выглядящим устройством в руках. Прибалт замечает его и начинает тараторить:

– …винчестеры «Квантум лайтинг», «Вестерн диджитал»…

– Не по теме! – лениво, но с глухой злобой говорит модератор и вскидывает оружие. Присутствующие затихают, наслаждаясь зрелищем.

Ствол дёргается, и в сторону торговца со свистом летит алый, светящийся, крестообразный предмет. Прибалт пытается пригнуться, но это бесполезно. Модераторы не промахиваются. На рубашке торговца расплывается огненный крест, или, как принято говорить, «плюс». Три таких плюса – и вход в клуб «Анекдоты» будет для него закрыт навсегда.

Толпа одобрительно хохочет.

– А может, это анекдот так начинался? – выкрикивает кто-то с места. Модератор грозит ему пальцем, потом повторно наводит ствол на прибалта. Тот бросает тщетную попытку отскрести сияющий плюс с рубашки, спрыгивает с эстрады и улепётывает прочь.

– Мочи его! – подзуживают модератора, но тот сегодня добродушен. Закидывает плюсомет за спину, и уходит в свою будочку, похожую на дачный сортир.

– «Литокомп»… – задумчиво говорит моя соседка. – Надо будет узнать цену, мне пора винт менять…

Что ж, хоть чего-то торговец добился. На сцену выходит ещё один жаждущий юмора.

– Однажды Винни-Пух и Пятачок…

Мне становится нестерпимо скучно.

Почему в виртуальной реальности так популярны анекдоты про Штирлица и Винни-Пуха? Какая-то психологическая аберрация…

– Спасибо за пиво, – говорю я девушке, встаю, и выбираюсь из сквера.

Настроение не то чтобы плохое, но странное. Я бреду вдоль клубов. Сквозь зарешеченные стекла «Боевых искусств» виден хрупкий парень азиатской внешности, демонстрирующий какие-то сложные движения. В летнем кинотеатре «Фильмы» импозантный мужчина оживлённо жестикулирует, стоя у экрана. Заглядываю, до меня доносится: «Дешёвка! Этот фильм – отвратительная дешёвка!»

Скучно, господа…

Может быть александровцы и правы. Мы превратили виртуальный мир в пародию на реальную жизнь.

А пародии не бывают лучше оригинала. У них иная задача – высмеять, показать нелепость и несуразность первоисточника.

Но мы не можем изменить мир. И эта пародия лишена смысла. Она – не рывок вперёд, а лишь шаг в сторону.

– Вика…

– Я слушаю, Лёня.

– Вызови мне такси…

– Хорошо.

Может быть, стоит поездить по городу. В конце концов, пойти в центр развлечений.

Машина «Дип-проводника» притормаживает рядом, я открываю дверь, сажусь. Водитель – какого-то нового, ранее не встречавшегося типа. Бородач в рваной майке и с татуировками на плечах. Под панка косит, что ли?

– Машина сейчас прибудет, – сообщает «Виндоус-Хоум».

И до меня доходит, что шофёр даже не произнёс традиционного приветствия. Что мы уже едем – хотя я не называл адреса.

– Отсюда только одна дорога, – говорит водитель, и с ухмылкой поворачивается. У него шрам на щеке и гнилые зубы. Это не программа, конечно, это живой человек.

– Остановите.

– Не положено, – водитель скалится, небрежно руля.

Вот это номер.

– Вика, выход из виртуальности! – командую я.

Ответа нет.

– Твоя программка тебя не слышит, – сообщает водитель. – Сиди тихо, лады? Так лучше будет.

Про похищения в виртуальности я ещё не слышал.

– Кто вы?

Бородач только улыбается.

Конечно, у меня есть выход. Недоступный простому жителю Диптауна.

Выйти из глубины самостоятельно, и вручную оборвать связь.

Вот только – не этого ли от меня и добиваются? Расписки в том, что я дайвер. И обрыва связи, когда я нахожусь в «машине» – транспортной программе, вполне возможно, способной отслеживать телефонную линию?

И зачем я сегодня зашёл с основного адреса, установить по которому мою личность – задачка для дилетанта?

– Что вы хотите?

Водитель меня игнорирует. Но и взгляда не отводит, изучая с любопытством охотника, подстрелившего жар-птицу.

– Сам напросился, – говорю я, стараясь не паниковать. И вынимаю револьвер.

Шесть пуль – шесть разных вирусов. Это слабое оружие, но я надеюсь на разнообразие зарядов. Возможно, защита похитителя не выдержит.

Три пули проходят сквозь него насквозь, не найдя цели. Хороший антивирус, не дал увидеть свой компьютер. Одна плющится и падает на пол – вирус убит. Ещё два патрона даже не выстреливают – они обезврежены прямо в барабане.

Вот так.

Без особой надежды бью водителя рукоятью – это тоже слабый вирус, неплохо оглушающий простенькие программы вроде «Дип-проводника». Но эффекта, конечно, нет.

– Не трепыхайся, – советует водитель, наблюдая, как я дёргаю ручки двери. Всё закрыто наглухо, – и я смиряюсь.

В конце концов – информация не бывает лишней.

Мы едем дальше. Я ещё раз пытаюсь связаться с Викой – никакого эффекта. Блокирован голосовой канал связи.

Глубина-глубина, я не твой…

На экранах шлема – внутренности машины. Ух ты, как здорово сделано. Это вполне узнаваемая спортивная «Ланчия».

Я положил пальцы на клавиатуру, набрал несколько команд, нажал ввод.

Сработало.

deep Ввод.

Я опять в машине. Водитель озабоченно оглядывается на меня. Я задумчиво кручу в руке револьвер – он снова заряжён. А карман оттягивает граната.

– Получили посылочку? – спрашивает водитель.

Теперь моя очередь играть в молчанку.

– Интересно, каким образом?

– Друг мой, если у меня кончаются патроны – это однозначный приказ пополнить запасы.

В моём тоне – самодовольство мелкого хакера. Версия правдоподобная, и то, что компьютер закачал в револьвер порцию новых вирусов, вовсе не обличает во мне дайвера.

Водитель размышляет.

– Давай повременим со стрельбой?

Неопределённо пожимаю плечами. Бородач успокаивающе говорит:

– Мы приехали.

Машина и впрямь уже стоит возле незнакомого здания. Серый куб без окон, единственная дверь, очень широкая, как в гараже, и утрированно-бронированная, словно предупреждение – войти без спроса будет трудно. В таких зданиях скрываются либо банальные склады ширпотреба, либо роскошные апартаменты.

– Идём? – предлагает водитель.

Я молчу.

Бородач молча газует, и машина прыгает прямо к двери. За секунду до столкновения та распахивается, пропуская нас внутрь.

Это и впрямь склад.

Стеллажи вдоль стен, коробки с яркими наклейками известных фирм. Очень много хорошего товара. Либо здесь отделение крупного дилера, либо, что куда более вероятно, воровская хаза.

Двери уже разблокированы. Теперь функцию машины выполняют стены этого помещения. Связи с Викой по-прежнему нет.

– Итак? – выбираясь из «Ланчии», спрашиваю я. – Что надо?

Водитель смотрит мимо меня. Это глупо, но я оборачиваюсь.

В углу склада стоит человек без лица.

Чёрный плащ до пола, серебряная заколка в виде розы на груди, вьющиеся волосы – какие-то пепельные, но вполне естественно выглядящие. А вместо лица – серая муть, словно сконденсированный туман. Подобные фокусы запрещены на улицах города, но у себя дома их творить можно. Вот только зачем? Хочешь быть неузнаваемым – возьми типовое лицо из комплекта «Виндоус-Хоума» или иной операционной системы. Их там до чёртиков.

А отсутствие лица вкупе с такой необычной одеждой – просто глупо.

Хоть и эффектно.

– Оставь нас, Семён, – говорит человек без лица.

Водитель кивает, разворачивается и уходит куда-то в лабиринт стеллажей. Его шаги постепенно затихают, и я отмечаю, что тут прекрасное эхо.

Возможно, чтобы нельзя было передвигаться незаметно.

– Ты – дайвер, – говорит человек без лица.

Ну конечно. Традиция этого дня – меня вновь пытаются отловить. Третий раз.

Бог троицу любит…

– Возможно. А вы, вероятно, Билл Гейтс, – отвечаю я.

Если он и улыбается, то этого не понять.

– Возможно.

Да уж. Станет хозяин «Микрософта» отлавливать дайверов по сети. Во-первых, деньги он делает более традиционными способами, во-вторых – по-русски сам не говорит. Хотя… кто знает, насколько совершенными могут быть программы-переводчики? Деревянные интонации – это издержки массовых и дешёвых программ.

– Давайте не будем валять дурака, – говорю я. – Вы решили, что я дайвер? И притащили к себе для допроса. Боюсь, вы будете разочарованы.

– Сегодня утром два хакера, один из них – несомненный дайвер, похитили в квартале «Аль-Кабар» файл с технологией производства нового лекарства, – человек без лица терпелив и педантичен. – Не знаю, сколько им было обещано за работу, но, к счастью, господин Фридрих Урман сообщил дайверу, что правильной ценой была бы сотня тысяч. Далее идут психологические допущения. Например, что дайвер избавится от горячей информации немедленно. Например, что он потребует с покупателя именно сто тысяч. Например, что он перечислит деньги на очень надёжный счёт.

Нет, этого не может быть… В банках работают профессионалы. Меня не могли проследить.

– Допустим также, что оба хакера делят полученную сумму пополам. И вот это уже становится интересным, друг мой. Трансфер денег из одного банка в другой – событие в Диптауне ежесекундное. Но вот трансфер именно пятидесяти тысяч… от частного лица частному лицу… Номера счётов остаются загадкой, но вот место, где произошёл делёж – более узнаваемо. Вы следите за моей мыслью?

Вот так. Все очень просто.

Меня пасли от «Трех поросят». Роман ушёл мгновенно, а вот я решил прогуляться.

На свою дурную голову.

И какого чёрта я поделился с ним поровну?

– Очень интересная история. Вот только при чём тут я?

Хоть у собеседника и нет лица, но я знаю, что он улыбается.

– Проигрывать надо достойно, господин дайвер.

Я ещё не проиграл, но он этого не знает…

– Конечно, дайвер на то и дайвер, что его невозможно поймать в виртуальности, – говорит человек без лица. – Что для вас программные барьеры? Сосредотачиваетесь – и шмыг домой… отключаться вручную.

Ага. Спасибо за совет. Тут-то меня и проследят, в момент обрыва связи…

– Через сутки, когда на моём компьютере сработает таймер безопасности, – кричу я, – ваша блестящая идея рассыплется в прах, и вы пожалеете о своей глупости! Я честный человек, я плачу налоги! Я поставлю на ноги всю полицию Диптауна!

– Возможно, хоть и очень маловероятно, – говорит человек без лица. – Что ж, если мы убедимся, что вы честный хакер, – в последних словах изрядная доля сарказма, – то никаких претензий к вам не возникнет.

– Вас поймают! – угрожаю я. – И тогда – вечная экскоммуникация!

Экскоммуникация – самая страшная угроза для любого жителя Диптауна. Трудно жить без виртуальности, если хоть раз в ней побывал.

– Думаю, этого не случится.

Человек без лица распахивает плащ жестом опытного эксгибициониста. На изнанке плаща – круглый радужный диск. Вьющаяся, мерцающая спираль в обрамлении синевы.

Вот те раз. Он сам из полиции. Как минимум – комиссар, раз имеет радужный жетон.

– Давайте, давайте… – говорю я упавшим голосом. – Знал я, что легавые – скоты, но что настолько…

– Выслушайте меня для начала.

– А что мне остаётся? – кричу я. – Что?

Выхватываю револьвер и сажу в дверь все шесть пуль. Шесть рикошетов. На стеллажах начинают взрываться и гореть коробки с софтом. Под потолком с шипением оживают форсунки противопожарной системы, и через секунду вирусы обезврежены.

– Кончайте истерику, – говорит человек без лица. Кажется, с лёгким сомнением в голосе.

Запускаю в него револьвером, тот проходит насквозь, падает у стены.

– Вас успокоить?

Голос ледяной, и ничего хорошего не предвещающий.

Сажусь на пол, хватаюсь за голову, шепчу:

– Гады… гады… козлы позорные…

– Нам плевать на твои забавы в глубине, дайвер. Воровство – это плохо, но Урману давно пора получить свой щелчок по носу.

Тихо ною, раскачиваясь из стороны в сторону.

Человек без лица игнорирует мой спектакль.

– Преступления были, есть и будут. Я не Христос, и на абсолютную праведность сам не претендую. У меня иные задачи.

– А у меня маленький и законный бизнес! Что вы хотите?

– Уже лучше. Господин дайвер, вы слышали о Заблудившемся Пойнте? Или о Боссе-Невидимке?

Вот чего не ожидал – так это древних баек. Поднимаю голову.

– Пойнт – это старое название низового пользователя компьютерной сети?

– Да. Сети «Фидонет»… была такая.

– Кажется, слышал. Это про паренька, которого убило током в момент пребывания в виртуальности? И его сознание каким-то образом осталось жить в сети?

– Да. Юноша с бледным лицом и в обгоревшей одежде, который просит встречных передать на тринадцатый московский узел, что пойнт шестьсот шестьдесят шесть заблудился… А про босса-невидимку?

– Дайте стул, – поднимаюсь с холодного бетонного пола.

– Идёмте.

Мы проходим вправо, за стеллажи с коробками программного обеспечения для «Макинтошей». Неликвид, мало кто сейчас пользуется этими компьютерами. Были люди и неандертальцы, а потом были «ИБМ» и «Эппл». Тупиковые ветви нежизнеспособны.

За стеллажами обнаруживается маленький стол с разбросанными на нём бумагами, два стула. Садимся.