Вторые 'стружки'
ModernLib.Net / Отечественная проза / Лукницкий Сергей / Вторые 'стружки' - Чтение
(стр. 2)
...Некто депутат Кандыбин направил в коллегию адвокатов телеграмму о том, что собаки не могут самостоятельно писать писем... 19. ВЫШИНСКИЙ И ГЛАВЫ КОНФЕССИЙ Самым уравновешенным человеком в российской адвокатуре был Михаил Павлович Вышинский. Человек, поменявший ориентиры не единожды, он однажды признался мне в симпатии и потом пользовался моей безотказностью. На вопрос о происхождении, вернее причастности своей фамилии он в разные годы жизни давал разные ответы. Вся его жизнь - была исключительно дозированной, в ней было много составляющих, и этот алгоритм дозированности он предлагал принять и мне. Настаивал и вручал, как три заветных карты Гер манну. Когда российская адвокатура готовила конференцию по правам человека и президент предложил освятить ее, а точнее осенить присутствием сил неземных, именно Вышинский (в духе времени) придумал учинить освящение и ксендзом, и раввином, и муллой, и православным епархом. - Никто не должен быть в обиде, - сказал он, а потом грустно добавил: "Таких конференций - миллион, вот как бы сделать так, чтобы о них помнили и после банкета?" - Я помогу вам, в меру своих сил, - ответствовал я скромно, - и конференция не только врежется в память наших сограждан, но даже будет упоминаться уже в следующем издании Библии. И, видя удивление в глазах Вышинского, я продолжил: "Надо только, чтобы приветствие Алексия прочитал Шаевич". 20. О, ВРЕМЕНА... Когда мне было шесть мамочка-Лисанька потащила меня на переделкинское кладбище хоронить Пастернака. Было жарко. На кладбище я впервые увидел настоящего диссидента, о которых вполголоса говорилось в писательском городке. Диссидентом был десятилетний полный рыжий парень, по имени Миша Федотов, бросивший в машину Суслова, приехавшего на мероприятие, камень. Мишу забрала милиция, а мама со мной за руку пошли его выручать. И, конечно, выручила. Но предварительно Мише задавали вопросы, и мне было его жалко. А потом отпустили, и Миша стал настоящим героем. Позже он стал министром и послом России. ...В возрасте пятнадцати лет в городе Пятигорске я смотрел в компании сверстников фильм "Офицеры", фильм, который волновал в те годы умы юношества. Там есть сцена, где торжествующий временную победу - враг советской власти - басмач-Карим скачет на лошади. Я вполголоса острю приятелям: - Это, наверное, будущий секретарь обкома? У выхода из кинотеатра нас ждали. Допрашивали в милиции по полной программе люди в гражданском. Отпустили мальчишек-то. ...Рустам Ибрагимбеков в интервью недавно заявил, что будет снимать "Белое солнце пустыни - 2", где Абдулла, которого подстрелил красноармеец Сухов, - выжил и как раз стал секретарем обкома, а товарищ Сухов, наоборот, отсидел в тюрьме за излишнюю революционность. ...Чего, спрашивается, нас с Мишей в шестидесятых и семидесятых допрашивали? 21. ВАНИЧКИНА "ВЕРТУШКА" Иван Анатольевич Близец, назначенный на высокую должность, привел в свою приемную молоденькую девушку, млеющую уже от одного осознания значимости своего шефа. Отлюдей она слыхала, что на свете кроме обычных телефонов бывают телефоны правительственные - АТС-2 и называются они по старинке "вертушками". Название пошло от того времени, как звонили с недобром в Смольный. Министр - Федотов, отчаявшись дозвониться Ивану Анатольевичу по городскому телефону, набрал пять цифр спецсвязи и вдруг услышал голос девочки-секретарши: "Вертушка Ивана Анатольевича слушает". Федотов сориентировался, набрал воздуху в легкие и солидно спросил: - А где сам вертух? 22. НИКУЛИН И РЕЙГАН Однажды в свите Горбачева в Штатах оказался Никулин. Горбачев у Рейгана хотел быть на равных. Но Рейган поучал и хохмил. Горбачев тушевался. Ему хотелось войти в историю. Рейган сыпал русскими пословицами. Горбачев молчал, протокол не предполагал шуток. Никулин порывался рассказывать анекдоты, но был тактично останавливаем. В кабинете Рейган под хохот прислуги, показывая на серебряную и золотую крышечки канцелярского прибора, заявил, что это ядерные кнопки для Европы и России. Горбачев не нашелся, как парировать шутку. Его советники посерели. И тут Никулин прервал тяжелое молчание услужливой челяди. - Господин Рейган, - сказал он, - а знаете, когда мы с советскими воисками вошли в Польшу, в доме у мадам Боутековской, содержательницы известного в Варшаве заведения, тоже увидели два унитаза - золотой и серебряный. Она ходила туда попеременно. - И что? - спросил Рейган. - А ничего, - любезным тоном ответил Никулин, - когда она увидела русские танки, она не добежала ни до одного... 23. ГДЕ СПРЯТАТЬ ТРУП? Я решил перенести действие своего очередного детектива в Чехию. Сидел в Карповых Варах и писал "Убийство в отеле "Империал". Писал гласно, возбуждая здоровое любопытство администрации отеля. А управляющего прямо спросил: где тут у вас можно ненадолго спрятать труп. Управляющий одноименного отеля устроил по этому поводу совещание. На совещании мнения разделились. Одни говорили, что отелю это будет реклама, другие выступали за то, чтобы отговорить меня писать роман с таким названием. Коммерческий директор, относившийся к первой группе, даже настаивал, чтобы труп был спрятан именно в его кабинете. Однажды, когда я выходил из бассейна, подошла ко мне юная леди из обслуги по имени Здена и сказала: - Ясный пан, труп лучше всего спрятать у меня в сауне. Вы не беспокойтесь, он не испортится. Я могу дня на три ради вас держать тут температуру ниже нуля. Бели вы согласны, Владек - мой жених - поможет вам его туда перенести. Я взял паузу, а она посмотрела мне в глаза и спросила: "Ну как, звонить Владеку?" Отдыхающим было очень интересно. Один из них - прокурор потом присматривался ко мне долго... 24. СПРАВКА О ВНЕДРЕНИИ Я написал докторскую о совершенствовании системы телевещания, которую отправил в соответствующий совет для защиты. Бесконечное количество бумажек - и вот я, на последнем обсуждении перед защитой, стою пред строгими и умными лицами людей, ничего не понимающих в телевидении. Естественно, они мне дают советы. Я, естественно, благодарю. Один из советов - получить справку о внедрении положений моей диссертации непосредственно в Министерстве телевидения - его Федеральной службе. Я послал запрос. Федеральная служба ответила, что диссертацию они чуть не целиком "готовы использовать и уже используют в своей повседневной работе". Еще бы они науку не призывали в помощь своему администрированию! Накажут. Я принес справку о внедрении. Защитился. А диссертация была о необходимости немедленного упразднения Федеральной службы телевидения, как искусственной и бессмысленной околоправительственной структуры, проедающей деньги налогоплательщиков... 25. ВТОРАЯ ПРОБЛЕМА Вторая проблема, как известно, - дороги. На этот раз грузинские. Из Цинандали в Тбилиси. Автобус потрясающий, с баром и телевизором, сортиром и спальными местами. У меня "сотка", я в автобусе еду, выпив чачи, по Кахетии. Музеи посмотрел, на винозаводе побывал, с начальством пошеварднадзился, Черкизова переострил. Самую древнюю церковь увидел. Мамочка из Карповых Вар звонит. (Разбежались мы с ней по планетке в то лето). Настроение еще улучшилось. Просит передать привет Сергею Грызунову - организатору этой волшебной поездки. Я кричу ему: "Старик, оглянись", - он впереди сидит. Увы. Не слышно. Фильм порнушный показывают в четыре сиськи, и мотор орет. Пытался дойти по проходу автобуса, пять метров всего, сносит, не могу на скорости. Позвонил по "сотке". Поблагодарил за поездку. Кем бы нам мостить дороги, чтобы решить обе проблемы? 26. НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС Аркадий Дубнов вышел на рынок за овощами. Тут как раз милицейский сержант объявился. Цап его царап. - Вы лицо Кавказской национальности? Аркаша молча за паспортом. К счастью, оказался с хозяином, не предал. Сержант со знанием дела перелистывает. Потом вскидывает руку к козырьку: - Извините, товарищ еврей, служба... Вот какое мы построили общество! А в том, в котором колбаса была по два девяносто, - такого было не придумать. 27. К ЗАКОНУ О СРЕДСТВАХ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ Однажды одна уважаемая газета обидела моего отца, которого на свете к тому времени уже не было двадцать с лишним лет. Обидела глупо, нечестно и, главное, все что напечатала, - близко не лежало. Я - как правоверный юрист и защитник СМИ обратился в нее с требованием напечатать опровержение. Газета промолчала. Я звоню главному редактору. Он удалецки в трубку: понимаешь, мы солидная газета. Если напишем опровержение, что скажут? Прими мои устные извинения. Я поехал в редакцию, зашел в высокий кабинет... Конечно, крутой Уокер поступил бы элегантней. Но мы - писатели народ не драчливый. Я сказал тогда главному: "..., отныне каждый раз, когда мы будем встречаться, ты будешь получать от меня какой-нибудь фортель: или нарзан за шиворот, или мороженое в штаны". Он это воспринял как шутку. Через несколько дней, в клубе ЦДЛ, я подошел к нему с нарзаном. Он обнаружил опасность слишком поздно. На бале российской прессы он получил тортом по-чаплински. Теперь он уже не редактор, спился, ушел в кусты, но заклятье с него не снято. Мы живем на одной улице и он, я замечаю, вовсе перестал гулять перед сном. Зачем сам себя загнал в историю? Извинение приносить надо учиться, журналисты... 28. ВО ВСЕМ ВИНОВАТ КЛЮЕВ Ну, уж точно не Чубайс, которому я подарил свою монографию о Гумилеве и который отреагировал на нее: "Помню, читал"... Но в том, что я, еще когда нельзя, написал эту книгу и не испугался тени от сосны, - в какой-то степени виноват Клюев. Журналист, писатель, редактор - Виктор Васильевич Клюев. Когда папа умер, мне было девятнадцать, я дал ему странный очерк. Он напечатал его. Он первый, кто утвердил мое право творить в этом мире. Для меня он был недосягаемым начальником в то время. Потому что начальство и творчество было тождественно в советскую эпоху. А знаете, почему Борис Кравцов, прокурор России, не погиб, когда подонок из колонии сбежавший выстрелил ему из обреза в сердце. Потому что в сорок втором он совершил нечто Богу угодное, - вынес на руках из окружения раненого командира и получил звезду Героя. Пуля негодяя тридцать лет спустя попала в звезду! Фантастика! В философии это называется "стрелой времени". Только почему ко мне снова и снова приходят строки С. Маршака: Года четыре был я бессмертен, Года четыре был я беспечен. Ибо не знал я о будущей смерти, Ибо не знал я, что век мой - не вечен. Вы, что умеете жить настоящим, В смерть, как бессмертные дети не верьте. Миг этот будет всегда предстоящим, Даже за час, за мгновенье до смерти... 29. ХОРОШИЙ КОНЕЦ Читатель любит, когда все заканчивается миром. Зло наказано, добро заоодно тоже. Но что поделать, мы живем в России. Дочь секретаря обкома была обворожительна и капризна. И она хотела свадьбы. Я жаждал любви. На седьмом этаже, потрясающей по тем временам квартиры происходила помолвка. Мамочка моя стала ее вынужденной участницей. Беготня вокруг накрываемого стола, разносолы, сменяемые еще большими деликатесами. Хмурый папа невесты, не выходящий из кабинета. Дверь приоткрыта, он держит руку на пульсе. Все было бы забавно, если бы не папина должность и не семидесятые на дворе. Не только карьеру испортят, но и анкету... Чтобы отвлечься, стал вспоминать, какова невеста в другом месте... Хороша, поэтому и ... Не отвлекся. Стал машинально разрабатывать сюжет для очередного рассказа: Некая чопорная невеста крутила влюбленному жениху хвост. Потом в день назначенной свадьбы с первым внезапно вышла замуж за второго. Первый, узнав о том, что уже гости сели за стол, угнал в сердцах ассенизационную машину и подкатил ее к окну дома несостоявшейся возлюбленной. Всунул кишку выброса нечистот в окно. Нажал на рычажок. Надолго запомнится эта свадьба невесте. И прокурор, ведь, был на стороне жениха. Наверное, сам в разводе... Мои мысли направила очаровательная будущая теща. - Алеша, - сказала она мне томно и тяжело, - вы ничего не хотите сказать нашему папе? Я вопросительно посмотрел на свою маму. Она кивнула. Точно, как же это и сам не сообразил, не Алеша я, Сережа, Сергей Павлович, уже почти двадцать девять лет... Спасибо мамочка подтвердила, а то, перепугался... Вдруг я Алеша... В лифте мы с мамочкой не могли сдержать хохота. Вот и хороший конец, который так любят читатели. 30. ИЗ КАНДИДАТСКОЙ ДИССЕРТАЦИИ В дом Кино или Дом литераторов невозможно стало приходить с дамой, поскольку невыносимо смотреть на громадные очереди в перерыве, выстраивающиеся в дамские уборные. Кто-то говорит, мы не цивилизованны: вон на западе дамских уборных втрое больше, чем мужских. А ведь в старину оных не существовало вовсе. Представьте Наташу Ростову, собирающуюся на бал, готовили за трое суток. Промывали ей желудок, не давали есть и пить: и для хорошего цвета лица, в том числе. Бинтовали, делая фигуру. Поди, быстро разбинтуйся, если что. Это из исторического материала, а из социологии - тоже есть: "В здании Госдумы ежедневно присутствует 1140 - 1500 мужчин, включая обслуживающий персонал. 4500 раз в среднем они идут в уборную. 411 раз потом подходят к умывальнику... ...Также интересен факт, что в 1898 году, в Институте Благородных Девиц (б. ин. Смольном) запрещено было в старину подавать девицам к столу сосиски, дабы не вызвать "преждевременно нежелательных мыслей"... 31. ПОСВЯЩЕНИЕ В детстве мне дано было определять: какой хвостик в известной детской забаве "куриная душка" обломится, если потянуть в обе стороны разом. Я всегда брался за ломкий, чтобы проиграть, потому что видеть страдания расстроенного друга невыносимо, а видеть радость от того, что он не огорчен - доставляет наслаждение. Кроме того, человек проверяется выигрышем, а не проигрышем. На жизненном пути мне часто встречались Михаилы Александровичи. Их было много, как в японском Саду камней. И, если я обращался взором к Федотову, Марковичу, Краснову, они, заслоняя один другого, обязательно оставляли кого-то в поле зрения для участия в делах нравственных. Думаю, они тоже в своей жизни предпочитали браться за ломкий хвостик. Это нас сближало. То же относится и к Сергею Лаврову. Евгению Мысловскому я обязан ориентацией в позиционном пространстве. В какой-то момент я утратил способность определять ломкий хвостик, что не могло не отразиться на биографии... Сейчас, мне кажется, я снова обрел способность вернуться в детство. 32. СЛУЧАЙ В ЛЕСУ (вместо послесловия) Однажды я гулял по лесу, совсем как Тургенев. Присел на пенек, тоже совсем как Толстой, и, достав записную книжку, как старший Лукницкий, чтобы записать пришедшие литературные мысли, вспомнил, что самый простой способ вдохновиться на сочинение - это прочесть несколько страниц из классики и уже больше не чувствовать проблем с белым листом бумаги. Для такого случая я всегда ношу с собой томик Лермонтова. Увлекшись чтением, я не заметил, как стемнело, послышалась песенка: Распахнула ножки Настя, Распахнула ножки настежь... и вдруг обнаружил в себе странное, доселе не наблюдаемое желание - не писать.
Страницы: 1, 2
|