- Ну, что ты мнешься?
      - Да тут ЧП небольшое: у тебя, оказывается, жена беременна.
      Алтухов засмеялся:
      - От тебя, что ли?
      - Да я серьезно, но это по секрету, она вчера проговорилась...
      - О-ой! - ойкнул Алтухов. - Я, по-моему, тоже!
      Он гордо поднял голову и положил трубку.
      Ярослава внутренне согласилась с тем, что русским сыщикам есть чем гордиться!
      Ей сообщили, в какой палате больницы содержится Хоупек. Они поехали к нему вдвоем.
      ГУБАРЕВ
      После общения Алтухова с Нестеровым по телефону в кабинет Николая Константиновича постучали. В щелочку просунулась голова Серафимовой.
      - Разрешите, товарищ генерал?
      - Заходи, заходи, Нонночка, - совсем по-родственному пригласил Нестеров.
      Он сразу заметил новый блеск в ее глазах, она с особой теплотой смотрела на него, щеки ее пылали, и еще она была неотразима. От нее шел такой шарм, такой поток энергии и жизнелюбия, что Нестеров грешным делом подумал, уж не влюбилась ли она в него. А Серафимова продолжала трепетать, как молодая бабочка-лимонница.
      - Ты, Нонна, как лошадь перед скачками, копытом землю роешь, на месте тебе не сидится, - улыбаясь, заметил он.
      - Так раскрыто почти дело-то. Правда, с хвоста, с кражи, - но ведь ясно уже, что осталось совсем немного.
      - Осталось самое главное - доказательственная база. Да и почему ты решила, что мы всех преступников уже нашли и определили?
      - Ну, всех не всех, Николай Константинович, а моих - можно сказать, определили.
      Нестеров теперь понял, что Серафимова принеслась к нему такая огнедышащая в обеденное время - так как была полностью охвачена своей новой версией, которая прольет свет на все дело, отчего у нее и глаза сверкают, как у лунатика.
      - Валяй, выкладывай, что ты насочиняла за ночь.
      Она села напротив Нестерова, спиной к окну.
      - Я нашла отца своей девочки! - заявила восторженно.
      - Поздравляю, - запинаясь, проговорил Нестеров, - а у вас дочь?..
      - Вы дело читали? - терпеливо спросила Серафимова.
      - Читал.
      - Помните, нас на Похвалова его малолетняя сожительница навела, сказав, что он улетел в Карлсбад?
      - Помню, только Похвалов, похоже, тут с боку припеку, - вздохнул Нестеров.
      - Я и сама догадалась.
      Нестеров удивленно посмотрел на Серафимову. Нет, что-то в ней сегодня необычное, она словно в облаках парит.
      - Это как же?
      - У этой Зины есть отец, и это тот самый Евгений Александрович Губарев...
      - Постой, постой, тот программист в Торговом агентстве? Который нам Windows заминировал и скачал всю информацию? Ловко! Как вы узнали?
      - Братченко спозаранку слетал в Одиицово, побеседовал с участковым, видел мать девочки.
      Только самого хозяина дома нет, проживает в Москве, иногда наведывается проведать пьяницужену. Пока установить, где он прячется, не представляется возможным. Да и вы всю контору разогнали, на работу он уже не вернется. Витя Братченко предупредил участкового, чтобы тот звонил, как только Губарев объявится.
      - Постой-ка, не торопись. Ну, работал он в Торговом агентстве, что с того? За что ему жену Похвалова убивать?
      - Тут вопрос тонкий, Николай Константинович. Но вам, я думаю, это будет понять даже легче, чем мне, - Серафимова замолчала, задумалась.
      - Растлили они эту девочку вместе со своим дружком Юсицковым, когда ей около двенадцати лет было. Она, по словам участкового, была и сама шантрапа, но это не снимает с них ответственности, она и сейчас еще несовершеннолетняя, а потом - какие мозги у двенадцатилетнего ребенка? Видимо, заманили деньгами и занимались с ней чем хотели. А девчонка свободу почувствовала, может, и влюбилась. Так и сбежала из дому. Похвалов в это время уже в Обществе защиты адвокатов работал, денег куры не клюют, что ему стоило в свой бедлам еще и девчонку пустить, она много не просит, живет, как бестелесное бесправное существо, только и умеет в этой жизни, что отдавать себя на поруганье. Не сознает своей личности.
      - Так-так... Ну а Похвалова?
      - Думаю, что у Губарева прицел был дальний. Как он устроился в Торговое агентство? Вероятно, что тот же Похвалов и устроил. Они же знали друг друга в лицо, в одном доме жили, в одном дворе. Может быть, девочка за отца попросила. Словом, после ее ухода из дома семья у Губаревых разрушилась. Жена опустилась, прихватила алкоголизм, как дизентерию, совсем обессилела, пошла по рукам. Один Губарев держался, но затаил ненависть и черные планы. Вот как я думаю.
      - Странный способ отомстить Похвалову, - засомневался Нестеров для порядка, но гипотеза Серафимовой ему понравилась. - Да и ведь все на его глазах происходило в агентстве, все эти материалы, доступ к компьютерам, стенания по поводу папок, которые Наталья Похвалова из-под носа муженька увела.
      - Правильно, и я о том же, - подхватила Серафимова, - он заранее знал, на кого подозрение упадет. Он все знал, и про связь Похваловой с Финком тоже. Наверняка следил. Да и работал в одном здании.
      - Все, все, всё! - Нестеров даже руками замахал. - Так складно все получается, прямо страшно и подозрительно.
      - Я посылаю в Одинцово свою группу. Наверняка у этого Губарева есть какие-то старые связи, может, дома адрес московской квартиры, где он живет. Пусть проверят и покараулят.
      - Но чтобы в Одинцове не брали, - предупредил Нестеров. - Нужно, чтобы он показал, где живет, чтоб в Москву вернулся.
      - А вы не хотите спросить, не имеется ли чего на несчастного отца в картотеке?
      Нестеров живо повернул голову.
      - Неужто наш пациент?
      - Хронический причем. Дважды судим за сутенерство, первый раз условное наказание понес, второй раз полгода следствия зачли при назначении восьмимесячного заключения.
      - Бумеранг, значит, - тихо сказал Нестеров, найдя еще одно подтверждение своему философскому открытию: в этом мире и хорошие и плохие дела возвращаются к нам бумерангом.
      Серафимова договорилась с Нестеровым о том, что вечером он приедет к ней домой на сеанс гипноза, который ее психиатр Буянов будет проводить с Евдокией Григорьевной Эминой, и побежала в прокуратуру - выбивать из Паши постановления на обыск квартиры Губарева в Одинцове и в Москве, если таковая найдется.
      Вечером к усадьбе Серафимовой, к Серафимовой усадьбе начали подтягиваться кареты с московской знатью. Первыми приехали родной брат Вазген с женой, Данилов никуда не уезжал, так как был на больничном. Только утром съездил в клинику Вазгена, сделал рентген черепа, долго ждал результата: пуля прошла насквозь, но мозг не задела. Шутка.
      Никакие жизненно-важные органы не повреждены. Нет, действительно, все было в порядке, небольшая шишка, черепушка цела, Данилов с детства с необычайным восторгом уплетал рыбу в любом виде, потому что его мама все время говорила, что в рыбе фосфор, а он очень полезен для костей. Данилов в темноте даже немножечко светился. Вот когда твердость кости пригодилась, иначе быть бы черепу надтреснутым.
      Ближе к восьми подъехал экипаж Нестерова с молоденькой барышней, напросилась Женечка посмотреть на сеанс гипноза. А может, старушек не любила...
      Потом прямо напротив окон Нонны Богдановны возник и сам маг и волшебник, с чемоданчиком и в котелке, но окна у Серафимовой были еще заклеены, и Михаилу Ивановичу Буянову пришлось войти, как все нормальные люди входят - через вентиляцию.
      Опять шутка. Вошел, как все люди.
      Оставалась только Юля, племянница Серафимовой, и сама подопытная Евдокия Григорьевна Эмина.
      Серафимова поила гостей чаем с кексом и обсуждала с Братченко и Нестеровым свою новую версию. Братченко не был в числе приглашенных, да и не приходил он: она общалась с ним по телефону.
      - Ты все телефоны дал участковому, чует мое сердце, затоскует Губарев, приедет домой.
      - Приедет, он уже едет в Одинцово, - закрыв глаза, произнес Буянов, - я вижу его, испуганный, худой такой мужичишка, светловолосый, жилистый.
      Нестеров мотнул головой, поражаясь чудо-способностям маэстро. А ведь точно портрет Губарева воссоздал.
      - У него еще... сейчас... у него точки белые в каком... в правом глазу, - выдал Буянов поднатужившись.
      - А! - крикнул испуганный Нестеров. - Данилов, покури, а?
      Убитый наповал происходившими в трубке телефона чудесами, Братченко решил срочно ехать в Одинцово. Тем более что если так долго занимать телефон, никакой участковый не сможет дозвониться.
      ГЛАВА 7
      ЛИТЕРАТУРА
      Всякая вонь, сражающаяся с вентилятором, вероятно, мнит себя Дон Кихотом.
      Эмиль Кроткий
      ЧУЖИЕ ГЕРОИ
      Буянов превзошел сам себя.
      - Ты не хочешь посетить Центральный Дом литераторов? - спросил он Серафимову. - Там вечер поэзии, и есть возможность познакомиться с интересными людьми.
      Поскольку Буянов никогда и ничего не говорил просто так, Нонна Богдановна обреченно вздохнула. Зачем ей нужен вечер поэзии, когда она и так не засыпает без Рильке, Аполлинера, Уитмена и Хосроу?
      - Я пойду туда с тобой, - сказал Михаил Иванович.
      - Знакомить с интересными людьми?
      - Отчасти. Мне надо подготовиться к сеансу с Эминой, и ты мне поможешь. Кроме того, проверим с тобой одну мою версию твоего дела.
      - Ты решил стать сыщиком?
      - Я решил побыстрее раскидать твои дела, чтобы ты отдохнула.
      - А с кем ты меня хочешь познакомить? - ревниво спросила Нонна Богдановна, вспомнив Данилова.
      - С писателем Ароном Мюнхгаузеном. Шучу.
      С нештатной ситуацией, к которой ты, дорогая моя, должна быть готова.
      ...Большой зал ЦДЛ, наполненный самой благодатной публикой - учителями литературы, восседавшими на желтого плюша креслах, сверкал огнями имен, обозначенных в пригласительных билетах. Публика собиралась на Доронину, Волчек, Лучко, Вар лей. Но когда началось действо, все великолепие гирлянды изысканных имен разбилось о мутные и путаные объяснения устроителей вечера, что именно эти-то знаменитости как раз прийти и не смогли. Вот взяли этак хором - сговорились - и не смогли. Но зато будет выступать литературный семинар Иволгина из Писинститута. А это еще весомей и современней...
      И действительно, вместо милых нашим взорам актрис отрекомендованный известным прозаиком некто Рвотин-Блин читал свой новый, а главное длинный рассказ о перхоти. В зале постепенно завитало недоумение, а когда и все остальные выступающие стали самовыражаться в таком же духе, зал стал редеть. Полненькая зарифмуечка Даша Ату в лопнувших выше колен колготках и газовых перчатках читала про то, что ее вот бросили, и теперь она Татьяна Ларина, только ждет генерала (за армянина не пойдет), чтобы выскочить замуж и отомстить своему Онегину. "Онегина"
      она ценила изрядно. В ее опусе даже были такие строки:
      Грудь держи и попей молоко.
      И не думай, что бабы все дуры.
      Ты входил в меня, милый, так же легко,
      Как в историю литературы...
      Другая, в своем видении мира, изящно называла тахту сексодромом и недоумевала, почему появившаяся в спальне жена героя, случайно ударившаяся о решетку камина, была столь недовольна. Неожиданно, в порыве страсти, выступающая испортила воздух и, всхлипнув, предпочла быть "заменима пустотою" и исчезла со сцены. Ее присутствие еще какое-то время ощущалось...
      Третья тоже читала лирику в духе:
      По воскресеньям он живет с женой,
      и это нас утроит между прочим...
      Почему "утроит" - не объясняла.
      По творческому семинару создавалось впечатление, что в него входят исключительно одинокие, до патологии озабоченные одной только темой женщины. Свою распущенность они выдавали за особое величие души, а неопрятность - за признак аристократизма.
      Серафимова вышла покурить и почти немедленно столкнулась нос к носу с обаятельной длинноногой блондинкой.
      Обе дамы, еще не зная друг друга, раскланялись.
      - Анастасия Каменская, - представилась незнакомка. И уже через секунду обе они были увлечены исключительно друг другом. Присели ца банкетку.
      - Я вас видела в фильме, но в жизни вы гораздо интересней, - сказала Нонна.
      - А я только читала про вас. Боже мой, как тесен мир!
      - Это не мир тесен, это нас мало, - грустно сказала Серафимова.
      - Нонночка, Настя, скорее, там действо исключительно для вас обеих, закричал выскочивший из зала Михаил Иванович.
      На сцене стоял неопрятный высокий плотный человек в невымытой бороде и читал что-то рифмованное. Оно было о голом короле, которого народ довел до того, что не на что ему было купить мантию. Обе женщины недоуменно взглянули на психиатра.
      - У него вид кретина. И это писатель?
      - Я просто хотел вам показать вашего "лифтера". Вот он - Алексей Запоев...
      КОНТРОЛЕР
      Юля, студенка медицинского института, сбежала с последней пары, потому что у тети Нонны этим вечером намечались фантастически интересные занятия и потому что она очень любила, когда все собирались вместе. Она перешла Садовое кольцо и села в троллейбус, чтобы доехать до Покровки.
      Там она пройдется пешочком до нужного ей дома, а если повезет, две остановки еще прокатится на двадцать пятом или сорок пятом. Студенческий билет у нее в кармане, беспокоиться о билетиках и компостерах не надо.
      В "букашке" очень часто проверяют. Как нагряну] в салон троллейбуса: то ли бандиты, то ли контролеры - не поймешь.
      Она проехала уже "Красные ворота", когда по ее плечу постучали. Странно, что она, сидящая ч середине троллейбуса, не слышала, чтобы других просили предъявить проездные документы, неужели начали с нее? Она обернулась: черные курчавые волосы, постриженные ровным длинным каре без челки, как пружинки хлестнули но щекам. Она подняла глаза. Над ней стоял контролер и смотрел не в лицо своей будущей жертве, а почему-то на ее ноги. Юля была в черных колготках и короткой (ну не такой уж короткой!)
      юбке. Она спрятала ноги и судорожно полезла за студенческим. Неожиданно ее прожгло отчаяние:
      студенческое удостоверение она с собой сегодня не взяла, а без него студенческий проездной недействителен. Если контролер об этом вспомнит, ей крышка.
      Юля медленно и спокойно рылась в сумке, быстро соображая, что ей делать. Посмотрела в окно: троллейбус подъезжал к Глазной больнице.
      Черт! Перед самой остановкой - светофор! Проклятый контролер! Стоит и ни с места, пошел бы проверил билетики у тех мордоворотов, что сидят к ней лицом на местах для инвалидов и пассажиров с детьми. Ну, слава Богу, тронулись!
      - Девушка, не смотрите в окно, я вас отсюда без билета не выпущу. Или платите штраф, - прокричало большеголовое контролерское привидение, платите штраф.
      - Вот, - Юля встала в проходе и, опершись пятой точкой о перила, вынула из сумочки проездной и показала контролеру.
      Пока тот соображал - долю секунды, двери открылись, Юля махнула в воздухе билетом и выскочила на тротуар. Ничего, доберется и отсюда, переулками.
      Она побежала от троллейбуса, прислушиваясь, когда же захлопнутся его двери и он тронется с места. Так и не услышала, свернула в Большой Харитоньевский и что есть духу помчалась вперед, размахивая сумочкой из стороны в сторону.
      Остановилась только через двести метров, оглянулась. Горло схватило, в грудной клетке что-то квакало. Улица была абсолютно пуста.
      "Даже хорошо, что здесь вышла: окажусь у самого теткиного дома, родители уже там".
      Она ускорила шаг и вскоре оказалась у красной кирпичной поликлиники, здесь нужно свернуть налево, во двор, впереди и чуть слева виден ресторан на Чистых прудах, бульвар. Ей показалось, что по тротуару вдоль бульвара ей навстречу идет тот же самый контролер. Сердце оборвалось. Она юркнула за дом и вдруг услышала чьи-то семимильные шлепающие прыжки. Времени на раздумье не было, Юля побежала вдоль подъездов, только бы успеть влететь в подъезд тети Нонны так, чтобы этот ненормальный ее не увидел, чтобы не увидел, в каком подъезде она укрылась.
      Сердце колотилось, проталкивая наадреналииенные порции крови: вжих-вжих, вжих-вжих.
      Она добежала, она улизнула от него. Теперь на второй этаж и вызвать лифт оттуда. Ну и придурок! А вдруг это показалось все, вдруг стечение обстоятельств? Она уже взлетела на два пролета выше.
      Дверь внизу хлопнула.
      Юля подлетела к кнопке. Лифт дрогнул и остался внизу: его дверцу уже открыли на первом этаже. Надо бежать наверх, пока этот маньяк не подкатил на лифте прямо сюда. Она снова взвилась, прыгая через четыре ступеньки, почти шпагатом шагая через них. Но силы покинули ее, ноги сковала боль. Лифт остановился на четвертом этаже. Из него кто-то вышел, дверцы лифта автоматически сдвинулись и лифт поехал вверх. Ктото спускался навстречу ей, она уже видела человека, ее все еще несло вверх, но, узнав контролера, Юля развернулась и, громко взвыв каким-то бессильным утробным воем, стала сползать, а затем и падать вниз.
      Мужчина в светлом коротком плаще, темных брюках и кроссовках быстро догнал ее и положил руку на ее плечо. Она зажмурилась, почти как тогда в троллейбусе.
      - По долгам надо платить, - вполне уравновешенным тоном сказал человек, - стой.
      Юля еще попыталась закричать, но у нее не было голоса. Так еще бывает во сне, ты надрываешься, хочешь кричать от ужаса, но не получается, не дает сознание, и вдруг просыпаешься и понимаешь, что ты все еще мычишь.
      Лифт поехал вниз "Господи! Пусть меня заметят!"
      - А! Нон-на! - тихо крикнула Юля и закатилась в рыдании, зашлась.
      Мужчина держал в руках чулок, наматывал его на обе руки, растягивая как веревку. Вдруг он сделал выпад и захватил чулком подбородок Юли.
      - Руки поднимем! - раздался сверху божественный голос Нонны Богдановны. - Я еще вчера на вечере в Доме литераторов хотела вам сказать, что если взрослые люди не сообщили раньше королю, что он голый, они просто бестактны и достойны того правителя, который у них есть. И еще один вопрос у меня к вам как к представителю "клиторатурной" элиты: Иволгин, автор книги "Сукин сын", это что, гот самый поэт, руководитель вашего семинара? Хорошие кадры готовит ваш Писинститут...
      Она стояла на верху лестничного пролета и целилась в "лифтера". "Контролер" выпустил чулок из руки и, не восприняв литературного урока, дернулся вниз, отбросив от себя Юлю к перилам.
      Снизу показался мужчина с оружием в руках.
      Это был Данилов.
      - Не дури, - попросил он сквозь зубы, - ты свободна, девочка.
      Юля, содрогаясь и извергая потоки воды, только отодвинулась еще ближе к перилам и заорала в голос, благо он к ней вернулся.
      ОТВАЖНЫЕ
      Юлю, ее маму Ниссо, Вазгена Богдановича и Евдокию Григорьевну за компанию отпаивали всей командой. Михаил Иванович Буянов крутился рядом, делая успокаивающие жесты руками и на ногами: посылал флюиды. Серафимова не позволила ввести маньяка, угробившего за последние два месяца пятерых женщин, в свою квартиру.
      Нестеров и Данилов, сторожившие его внизу, дождались наряда, отправили поэта и висельника в СИЗО. Дежурный наряд так и поехал, отдавая честь генералу госбезопасности, как принимающие на параде. Решили, что шпиона везут.
      Нестеров и Данилов поднялись в квартиру к Серафимовой.
      - Ну что, все откладывается? - спросил Нестеров. - Как девочка?
      - Приходит в себя, - ответил Буянов, - еще немножко я с ней поработаю, и все пройдет, даже помнить не будет, какая опасность ей угрожала...
      - Я твой должник, - вскочил Вазген и налетел на Данилова, - дай твою руку, дай я тебя обниму.
      - Да я-то при чем, вот Нонночка, а главное - Евдокия Григорьевна.
      Вазгеи все равно никак не мог понять, как это женщины могут быть такими отважными.
      Когда Евдокия Григорьевна повернула к подъезду, Володя, доставивший ее, сразу отъехал па заправку. Евдокия Григорьевна увидела, как в подъезд, пробежав вдоль дома, шмыгнула девушка. Огляделась. А за ней громила какой-то, прям мертвец. Она смело вошла в подъезд почти одновременно с мужиком, он ее еще вперед пропустил. Она-то думала, что их двоих он с девушкой не тронет, а девчушка пешком побежала наверх.
      Зашла Евдокия Григорьевна с ним в лифт, у самой поджилки трясутся, зуб на зуб с перепугу не попадает. По одному у нее на каждой челюсти:
      один сверху - справа, один снизу - крайний слева. Вот они как-то друг за друга зацепились со страху: перекосило, словом. А мужик-то выбрал четвертый этаж, нажал кнопку. Евдокия Григорьевна - пятый нажала, ей ведь на пятый. Сама краем глаза мужика рассматривает.
      Прибежала, стала рассказывать, пока рассказала, "лифтер" чуть было Ноннину племяшку не придушил. Серафимова подошла к Нестерову, когда он вернулся, и грустно-сосредоточенно произнесла:
      - Вот теперь и я на собственной шкуре испытываю то, что у Губарева на сердце. Хотя и не была еще сутенершей.
      - Вот потому и беда мимо прошла, - объяснил Нестеров, закуривая сигарету Вазгена.
      Серафимова же была в таком состоянии, что даже и не вспомнила, что она курит. Бросила?..
      СЕАНС
      Через два часа позвонил Братченко: Губарев едет в Москву. Договорились, что пара оперативников, ведущих наблюдение в Одинцове, и Братченко поедут с ним на электричке. Машина оперов больше не нужна, Серафимова, Нестеров и желающие приедут на Ярославский и будут ждать Губарева на перроне. Братченко должен дать сигнал: пустить красную ракету, нет, лучше помахать шапкой. Шапок уже никто не носит - теплынь.
      Тогда он должен идти за Губаревым и громко кричать шепотом: это он! это он! Но ни в коем случае не обнаруживать себя. Шутка. Словом, у Братченко есть ровно сорок минут, чтобы придумать, как объявиться в толпе и показать Серафимовой Губарева. Нестерова на перрон брать опасно, Губарев его узнает.
      У Серафимовой было время отвезти изможденную Евдокию Григорьевну к мужу и доехать до Комсомольской площади. По сравнению с другими событиями ночи, результаты гипноза, проведенного-таки М.И.Буяновым, были лишь щадящим массажем конечностей по сравнению с гусеницами танка.
      Евдокия Григорьевна впала в транс быстро.
      Может, это и не так называется, но то, что с нею произошло, было именно трансом.
      - Мишенька, ты не переборщил? - шепотом спросила Ниссо, складненькая женщина с матовым лицом и высоким черным пучком, и добавила: - Учись, Юльнара, это сейчас - золотое дно.
      - Евдокия Григорьевна, - причитал Буянов, - сейчас вторник, Адольф Зиновьевич должен вернуться с работы, вы ждете его?
      - А чего его ждать? - заунывно, нараспев отозвалась старушка, глядя на психиатра удивленным взглядом амнистированного. - У меня рабочий день до шести.
      - А что вы делаете?
      - Я готовлюсь смотреть телесериал. Называется "Роковое наследство", это про наследство...
      - Роковое?
      - Роковое. Я уже телевизор включила и лила на диван.
      Дальше Евдокия Григорьевна рассказала, как хлопнула дверь, Финк звонил, как она выругалась про себя, что не дают спокойно фильм посмотреть, как пошла к нему после "Рокового наследства", как увидела его труп и позвонила в милицию, а потом ушла. И как позвонил в дверь этот Жырдана Бруна патлатый, а она уже к "Санте-Барбаре" готовилась.
      - Что было потом?
      - Он меня так приобнял, больно мне ткнул пальцем в шею, я ему ключи отдала, он попросил на минутку, пошла с ним, вошли в квартиру Финка. Они стали рыскать, много их было, человек пять, а меня все спрашивали, где деньги и документы. Я показала. Они все взяли и ушли. Сказали, что в ванной еще один труп, а папок нигде нeт. Меня домой отравили и ключ отдали. Я на них в окно посмотрела, они далеко не поехали, за угол завернули и напротив дома встали. Рядом с желтым автомобилем.
      - Что за автомобиль? - подтолкнула Буянова Нонна Богдановна, гипнотизер повторил вопрос.
      - Не импортный, очечественный, - в нем мужчина один сидел.
      - Лицо запомнили?
      - С пятого этажа я только нос его запомнила, он сто все время к нашим окнам поворачивал.
      Буянов дунул на Евдокию Григорьевну так, как фокусник дует на свой кулак, после чего из него можно доставать километры носовых платков.
      Евдокия Григорьевна очнулась и тяжело вздохнула:
      - Воздуху
      Сгрудившиеся над ней независимые наблюдатели разомкнули ряды. Сеанс был окончен. Кто
      то еще предложил вызвать дух капитана Гранта, но вовремя спохватились: у литературных персонажей не бывает духов.
      БУДЕМ БРАТЬ
      Зря полковник юстиции Нонна Богдановна Серафимова беспокоилась, что в шумной пестрой толпе ее помощник и советник юстиции Братченко потеряет Губарева, а она с ним разминется.
      Из темно-зеленой головастой электрички вышло человек десять, в среднем но человеку из каждого вагона. Братченко шел за высоким худым мужчиной, как и говорил Нестеров, из породы жилистых, живучих и выносливых. Щеки прохожего были впалы, вгляд желт, он смолил папиросу, с нею в зубах так и выпрыгнул из тамбура на перрон.
      Братченко лишь один раз, уже приблизившись к Серафиме, поднял за спиной мужика плакат с надписью: "Вот этот человек с цигаркой - Губарев". Шутка. На самом деле, плаката не было, просто Братченко поднес к лицу ладонь, словно обтирая губы, выставил указательный палец и указал на Губарева.
      Серафимова отвернулась. Евгений Александрович прошел мимо нее, даже задел плечом. Братчеико догнал ее и доложил: квартира до посещения Губарева и после обыскана. Результаты обыска после ухода Губарева ему еще неизвестны, так как он с операми вел наблюдение за объектом.
      - Молодэс! - похвалила Нонна Богдановна по-армянски. - Идем за ним, Нестеров и Данилов поедут на машине.
      Губарев прошел между зданием вокзала и метро, свернул направо, сначала Серафимова думала.
      что он спустится в метро, но прохожий спокойно и размеренно зашагал к подземному переходу, что вырыт под всей Комсомольской площадью от Ленинградского и Ярославского вокзалов к Казанскому. В длинном каменном коридоре уже не торговали палатки, но народу было больше, чем на улице, словно у всех вокзальных бомжей и проституток сегодня здесь были запланированы свидания. Впрочем, вечер действительно был холодный, и они здесь согревались.
      Серафимова и Братченко продирались сквозь брейкеров и панков, когда оба они обнаружили, что за этой группой Губарева нет. Исчез.
      - Витя, сюда, - оглянувшись, она увидела выход посередине тоннеля, - на трамвай.
      Они помчались наверх - и вовремя. Седьмой трамвай как раз подходил к остановке, мурлыкая звоночком. Следователи едва успели запрыгнуть на подножку, как двери закрылись и трамвай тронулся. Губарев сидел возле заднего стекла и обозревал весь салон. Братченко впихнул Серафимову на двойное сиденье и слегка приобнял за плечи. Она сделала глаза.
      - Зато ecть возможность поворачивать голову, - шепнул Братченко, весь изворачиваясь к уху Нонны и кося левым глазом назад.
      - Думаешь, просёк? - спросила шепотом Серафимова.
      - Проедемся, увидим. Если таскать будет, значит надо брать...
      - Может, все-таки домой едет...
      Трамвай проехал Сокольники и Преображенку. Сменились уже все пассажиры, кроме этих троих и еще одной старушки с бутылками в двух неподъемных сумках. Трамвай свернул влево, как поистине цельная металлическая конструкция - всем своим корпусом, занеся Губарева на нижнюю ступеньку, к дверям.
      - Сиди, - велела Серафимова, - вдруг проверяет. Если выйдет, я выхожу за ним, а ты на следующей.
      - Но...
      - Т-сс. Вой Нестеров и Данилов едут, ничего со мной не случится.
      Серафимова вынырнула из передних дверей трамвая, как птичка, в последнюю секунду, трамвайная вожатая даже сплюнула от злости. К ужасу своему, Братченко увидел, что Нестеров решил обогнать трамвай слева и погнал машину по встречной трамвайной линии. Он не увидел, что Губарев и Серафимова обошли трамвай сзади.
      Губарев направился в глубь квартала.
      Сразу за первым, стоящим вдоль улицы длинным семиэтажным домом начиналось футбольное иоле и школьный двор. Вокруг низкого ограждения кучно росли молодые деревья, Губарев прошел сзади вдоль дома, вышел на пятачок, прошел еще немного и оказался у шестнадцатиэтажной башни. Перед ней была еще не обустроенная пустынная детская площадка, мусорные баки и веревки для сушки белья, асфальтированная дорожка вела к следующей трамвайной остановке. Серафимова вошла в дом, когда удостоверилась, что Губарев уехал в лифте.
      "Второй, четвертый, четырнадцатый".
      Серафимова стремглав выбежала во двор.
      Где-то вверху зажегся свет. Нужно бы отсчитать, какой этаж. "Если подходящий сзади человек не Нестеров или Братченко, я его убью!" Она не успела подумать про Данилова, потому что две сильные руки осторожно легли ей на плечи.
      Нестеров был в восторге. Догнав Данилова и Серафимову, все еще считающую этажи, он широко улыбался.
      - А Похвалова в Шарково квартиру снимала, - ехидно заявил он, справедливо надеясь осчастливить следователя.
      - Да ну? - ответили ему увлеченные друг другом Нонна Богдановна и Юрий Алексеевич.
      - Тогда вызывайте бригаду, нужно провести опрос жильцов этого дома. И обыск, обыск, обыск...
      Серафимова в нетерпении сжала кулаки...
      Но это уже ее хозяйство. Ее подследственность.
      Ее проблемы.
      Нестеров уехал. Он позвонил из машины по мобильному домой и уже чувствовал себя расслабленным. Ему было хорошо: заканчивался рабочий день, все - просто неплохо. Дочь повзрослела.
      Анюта похорошела. Что еще? В портфеле была закаченная бутылка "виски"... И вдруг чудовищный сбой программы. Зачем в его сознание впился этот отвратительный нищий? Анатолий Бадов, бывший омоновец, сорок шестой размер обуви.
      Обуви не было. Не было того, что представляет собой низ мужчины. Не было ног по самые бедра. Ужас!
      Нестеров узнал его тотчас же... Бадов выкатывался на проезжую часть в инвалидной коляске, рискуя быть раздавленным автомобилями, и просил милостыню. Недавний опер, раненный в перестрелке...
      Нестеров малодушно отвернулся.
      СИТУАЦИЯ
      Обыск в квартире Губарева длился пятый час.
      Братченко, Устинов, группа Нестерова - все искали неведому зверушку и, что характерно, не находили. Губарев в рубашке и старых поношенных джинсах сидел на табурете на кухне, беспрерывно курил и смотрел в темное окно. Серафимова прохаживалась тут же, наблюдала за ним, задавала вопросы. Трудно будет из него что-нибудь вытянуть.