Таксист включил компьютер, на котором высветился кратчайший путь до нужной точки, километры, затраты бензина и приблизительная стоимость.
      Попросив остановиться в самом начале улицы у небольшой католической церкви, Костя расплатился и пошел вперед. Особняки на одно лицо стояли по обе стороны улицы, народ уже спал.
      Алтухов вярд ли бы опознал на ночной улице нужный ему дом, если бы не золотая табличка на столбе у калитки. Он прислонился к столбу и дернул калитку. Она вдруг слегка поддалась. Он толкнул еще, и калитка очень туго, тяжело поехала внутрь двора. "Наверное, полиция оставила калитку лишь прикрытой, чтобы в следующий раз не возиться долго, - подумал он, - может, и дом открыт?"
      К сожалению, входная дверь дома была заперта на замок и опечатана.
      - Все как у нас, - произнес Алтухов и заметил под ногами на ступеньках крыльца ярко-красный тонкий журнал.
      Такой же лежал в его номере на письменном столе. Это было странно, поскольку Ярослава Иераскова обмолвилась о раскуроченном почтовом ящике. Значит, был ящик, зачем же почтальону кидать журнал на ступеньки? И где тогда остальные газеты и рекламки? Тем более журнал из отеля "Империал". Алтухов нагнулся и поднял журнал: так и есть, внутри вкладыш - фирменная открытка с эмблемой гостиницы в левом верхнем углу. Костя достал из кармана нож и положил журнал на перила крыльца. Дверь долго не поддавалась, он уже начал беспокоиться, что от его ножа останутся заметные следы. Пришлось достать небольшой набор отмычек. Замок провернулся. Теперь нужно проверить, не включена ли сигнализация. Заметил слева от дверного косяка бежевый пластиковый квадрат с одной клавишей и маленькой зеленой кнопкой, вделанный в стену.
      Сигнализация или переговорное устройство? Он посветил себе крошечным, как пальчиковая батарейка, фонариком. Увидел небольшой микрофон.
      Странно, зачем в сигнализации микрофон?
      - А, была не была, - шепнул Алтухов и повернул ручку.
      Дверь открылась. Никакой сирены. Он быстро закрыл за собой дверь и нащупал выключатель. Насилу нашел: шарил по привычке над головой, а он под рукой, на уровне бедра. На секунду включил и выключил свет. Резануло по глазам, но теперь он знал планировку. Он находился в начале небольшого коридора, который вел к противоположной двери через весь дом. Снаружи он казался гораздо больше по размерам, чем внутри.
      Слева, в пяти шагах от Алтухова, кухня, он увидел раковину. Справа напротив - гостиная, дверь закрыта, но это наверняка гостиная. За ней вдоль по коридору стена, она обрывается, дальше лестница наверх. Не очень-то и уютно. Как же искать кладовку и шкафы? Наверняка кладовка под лестницей, а шкафы на втором этаже. Но с минуты на минуту может приехать полиция, бывают ведь неслышные сигнализации. Зря он это дело затеял. Вот только одним глазком под лестницу заглянет и выйдет с черного хода.
      Алтухов на мгновение включил фонарик, определив траекторию движения, и выключил его от греха подальше. Подошел к лестнице, нащупал перила. И в тот момент, когда он взялся за ручку кладовки, которая и впрямь оказалась под лестницей, в углублении, в нише, кто-то живой натолкнулся на него в темноте.
      "Полиция", - подумал Алтухов, потом изменил решение: - "Хоупек".
      Сначала обоих взяла оторопь, человек, вошедший в дом с черного хода и развернувшийся к двери, чтобы осторожно прикрыть ее, почувствовал, как его пятая точка прислонилась к чужой живой субстанции, которая зашевелилась и вздохнула.
      - Ну, наконец-то, - остервенело проскрежетал, разворачиваясь, незнакомец и ударил кулаком предположительно в челюсть Алтухову.
      Но тот успел повернуться и отогнул голову, ибо его глаза уже привыкли к темноте, и дал сдачи - съездил по уху незнакомца, удивившись, почему это Хоупек заговорил на родном рязанском?
      - Ты, блин, у меня дождешься, Хоупек, - прорычал незнакомец и схватил Алтухова за грудки, - получай!
      Костя почувствовал, как хрустнула его родная челюсть, и разозлился.
      - Витек, ну ты придурок!
      С этими словами он обхватил шею Похвалова, пригнул его голову вниз и хорошенько долбанул по похваловскому лбу коленкой. Тот обмяк и свалился на пол. Алтухов быстро включил фонарик.
      Он не ошибся: это действительно был Виктор Степанович собственной персоной.
      Алтухов вынул из внутреннего кармана куртки наручники и надел на Похвалова. Потом потрепал его по щеке.
      - Вставай, хватит валяться. А ты вор - Похвалов...
      Вдруг Алтухов услышал, как к дому подъехала машина.
      - Полиция, - шикнул Алтухов. - Ану, живо!
      - Ты кто? Ты не Хоупек!
      - От Хоупека слышу! Выметайся!
      Алтухов открыл заднюю дверь и выпихнул скукоженного Похвалова на тропинку, ведущую к ограде.
      - Чешем отсюда, по-быстрому. Я из-за тебя на международный конфликт не полезу.
      Похвалов побежал с пристегнутыми спереди руками вперед к зеленому ограждению.
      - Дорогу знаешь?
      - Куда?
      - В гостиницу!
      - У меня там машина, на стоянке. А ты кто, мужик?
      - Северный олень! Как щас дам! - на бегу шепнул Алтухов.
      Со стороны это выглядело мирной спортивной пробежкой двух спортсменов-дилетантов, если бы не пять часов утра и не владения дома престарелых, в которых тренировались эти двое.
      - Тут сторожей нет, что ли?
      - А чего им сторожить?
      - Ну, дворец! Мы случайно не на территории королевского замка?
      Похвалов покосился на спутника.
      - Беги, беги! Долго еще?
      - Долго. Это дворец для престарелых, а ты кто?
      - Это ты журнал Хоупеку подбросил?
      Похвалов остановился и опустил руки до известного предела:
      - Я дальше не пойду.
      - Ты еще молод, тебя здесь не оставят, а потом тебя ждут российские просторы, если на тебе только одно убийство. А где Хоупек?
      Похвалов смачно выругался.
      - Мы, блин, щас будем с тобой тут стоять и байки друг другу травить! Слышь, пусти! Мне журнал нужно забрать!
      - Ладно, не трясись, отмажу я тебя с этим журналом. Завтра отмажу, если скажешь, где Хоупек.
      - Ты что, мужик? Я ж тебя за него принял! Ты забыл?
      - Да, верно. Ну, отдышался? Спортом надо больше заниматься, побежали, показывай дорогу.
      Они перебежками преодолели королевский парк, особенно таинственный в предрассветное время, похожий на парки с картин художников Ренессанса, и спустились к мосту Карла IV.
      - Ты куда меня вывел? - спросил Алтухов.
      - Все правильно, теперь в обход Дворца инвалидов, в обратном направлении, полезли в гору.
      Можешь не говорить, кто ты. Я и так знаю. Ты человек Мошонки! Угадал?
      - Загадки разгадываешь? Ну-ну.
      - А куда ты меня повезешь? Убивать? Убивать, да?
      Похвалов явно впал в истерику. Алтухов, как Медный всадник, скакал за бедным Евгением по бульвару Шумана, пока не вспомнил, что у него в руках пистолет, а на его Евгении наручники, сверкающие в свете фонарей и редких встречных автомобилей.
      - Остановись, чего мы бежим-то? - сказал Константин Константинович. Давай сюда свое кашне...
      Он перекинул через наручники небольшое шелковое кашне Похвалова, а сам засунул пистолет за пояс. Они пошли шагом к видневшейся за перекрестком стоянке.
      - Алтухов моя фамилия. Полковник ФСБ, из управления по борьбе с экономическими преступлениями. А где папки, сынок?
      Похвалов заметно повеселел. Фээсбешник ему понравился, мужик что надо. Проезжая мимо дома Ганса Хоупека, они не заметили ничего особенного: ни полицейских машин, ни вообще каких-либо транспортных средств рядом с особняком не оказалось.
      - Может, померещилось? - весело предположил Алтухов.
      - Засвечусь я с журналом, - озадаченно вздохнул Похвалов, - как ты меня вычислил-то?
      - Так ты ж за журналом приходил, сосед.
      Они поднялись в номер Похвалова, причем провокации со стороны Виктора Степановича, как ожидал Алтухов, не последовало.
      ПРОИСХОЖДЕНИЕ
      За окном уже рассвело. В раздумье над неожиданной новостью, ломавшей все логические цепочки, Стае и Македон переглянулись. Если Финк и Хоупек действительно братья, тогда это меняет дело и снимает подозрения в убийстве Финка с его кузена Ганса Хоупека.
      - Можа, с Сеней связаться? - спросил Македон.
      - Дура, что ты языком треплешь! Козел! Какой брат? - обратился Стае к пленнику. - Толком говори.
      - Я, я, кузен. Его отец пропал без вести в России во время Второй мировой войны. Мы считайт его мертвым, молились за упокой. Мой отец Фридрих Хоупек сгину лея на войне, и мы не знали где.
      Мой мутер - по рождению Кюхельбеккер, имела брата от первого брака своего отца. Они почти не встречались, только в раннем детстве несколько раз, когда мутер привозили в Берлин. Это было еще в тридцатые годы. Потом мутер со своим отцом переехала в Германию на долгие двадцать лет, но ее старшего брата уже увезли в Мюнхен.
      Больше они не виделись. Потом в Чехословакию, когда она стала европейской. И вот это и был отец Адольфа, мы разыскали его только в восемьдесят четвертом году. То есть уже не его, а первым делом Адольфа.
      - Заливаешь! - не поверил Македон. - Где папки?
      - Ну, что вы заладили? - не выдержал Хоупек, и его снова поместили под воду в чем мать родила: в трикотажной спортивной куртке и джинсах "Левис". Вода уже была голубой, джинсы красились.
      Поскольку рот у старика не был опломбирован, он продолжал рассказывать, как он с матерью разыскал двоюродного брата и почему фамилия приватизатора - Финк, а не Кюхельбеккер. Дело в том, что после развода Фридрих Кюхельбеккер, дед Хоупека, тотчас женился на его бабке, молодой красавице, дочери крупного фабриканта, поэтому первая жена Фридриха дала сыну свою фамилию и уехала из Берлина в Мюнхен, где скончалась вскоре после известия о том, что ее сын пропал без вести под Россией.
      Так он выразился: под Россией.
      - Стае, позвони, телефон работает, - снова попросил Македон, - если он не убивал, значит, и папки...
      - Заткнись, без тебя знаю, что делать, потом проверят, куда звонили, прикинь, что будет, - Македон обратился к Хоупеку: - А зачем ты приезжал в Россию и как объяснить, что приехал ты в день, когда пришили двоих и пропали важные государственные документы, а отчалил, когда убили еще одного человека: в том же, кстати, доме?
      - Клянусь, я никого не убивал, никого, - заплескался Хоупек, он уже еле разговаривал, но еще шевелился.
      - Ну, ты еще тут заплыв устрой. Не брызгайся, я говорю, - проговорил Македон.
      Этот второй был эдаким важным сморчком.
      Он был чрезвычайно смугл, смуглость его еще сильней подчеркивали почти прямые, черные как смоль волосы, черные глаза и особый мертвый цвет кожи в складках возле губ и под глазами. Вот беда, ростом бандит не задался. Но по всему было видно, что в этой бригаде Македон - мозговой центр.
      - Я прилетел в Москву в четыре часа дня, а в город до аэропорта добирался еще два часа. Как я мог кого-то убить, если я еще час устраивался в гостиницу? Это все проверяемо. Послушайте, в моей сумке есть билет. О, это счастье! Там есть билет на самолет в Москву из Карлсбада, посмотрите, там должно быть время прилета.
      - Время? - Македон вышел из комнаты и спустился к машине.
      Еще двести лет прошло с тех пор, как он ушел.
      При этом Стае стал забавляться с головой связанного Хоупека. Он легко нажимал на нее, и она уходила под воду, потом Хоупек отталкивался ботинками от противоположной стенки и выныривал обратно, фыркая и мотая головой.
      - Оставь его, - приказал Македон, - вот билет: прилет четыре сорок. Он не врал.
      - А зачем он все-таки приезжал в Москву?
      - У меня там женщина, - наконец выдавил из себя Ганс Хоупек.
      ТАРАКАНЬЯ НАСТОЙКА И ШОКОЛАД
      Алтухов втолкнул Похвалова в номер и запер дверь на ключ.
      - Вы меня, выходит, заранее вычислили? - спросил Похвалов, валясь в кресло. Ноги не держали его после ночных волнений и бега, отнимались от усталости.
      - На этот вопрос я тебе завтра отвечу, - когда сам узнаю. И слушай, давай на "ты". Я тут по дороге смекнул кое-что. Вопросы у меня к тебе, мафаня.
      Похвалов улыбнулся и попросил включить электрический камин.
      - Слушай, братан, посмотри в холодильнике, там шоколад должен быть, страсть как хочется шоколаду, - еще попросил Похвалов.
      Алтухов вытащил из холодильника шоколад и выбрал две бутылочки коньяка "Не пей, Лион".
      - Начнем все по порядку, Виктор Степанович, - произнес Алтухов, откусывая от целой плитки и запивая этим мерзким напитком - "Машенька тараканов нет". (Шутка. Отличный был коньяк. "Camus".) - А для порядку вот тебе моя ксива.
      - Убедительно. А это, - он потряс наручниками, - гарантированное молчание до суда?
      - Ну, вот. Скажи ты мне, тут случайно господин Ганс Хоупек не пробегал?
      - Нет, я пасу его десятые или одиннадцатые сутки, я уже со счету сбился. Какой сегодня день недели?
      - Весна. Так, второй вопрос: зачем ты его ищешь и почему сбежал из Москвы?
      - Сегодня в дом я пробрался, потому что закинул туда журнал, на ступеньки. По его позе я определил бы, входил ли кто в дом. Газету бросил, пришлось из ящика достать, так газету убрал кто-то. Потом я бросил журнал, а сегодня ночью на меня как озарение какое нашло: по нему ж меня вычислить - раз плюнуть.
      - Правильно, я так и подумал, когда его поднял.
      - Ну, а я к дому подъехал, гляжу - журнала нет, я его на перилах-то не заметил, гляжу, нету на месте, вот я и забрался на участок, как обычно, с черного хода. Тебя за этого паразита принял, ты уж извини.
      - Все ясно, но я, в общем-то, не о том спрашивал. Зачем тебе Хоупек?
      - Ты про войну компроматов слышал? Газеты читаешь? - спросил Похвалов, пошарив среди газет на столике. - Да сними ты эти браслеты с меня.
      Алтухов помешкал и снял наручники. Витя Похвалов развернул газету и показал Косте.
      - Ну, это ты мне не объясняй, я у тебя в Торговом агентстве самолично в компьютерах долго рылся.
      - Ну, и что тебе это дало?
      - Пока только информацию и черные мысли о власть имущих. Прогнило все, как мост через болото.
      - Документы не нашел? Правильно. У Мошонки - возможности. Твой Нестеренко, или как его там, еще только за водителем пошел, чтобы в агентство ехать, а он уже знал. Мы как раз сидели в офисе Мошонки, там заседание шло, в перерыве мой друган Едигей интервью у него брал, а ему бац - звонят. Что делать? У меня жена в соседнем подъезде. Все быстро решили, я звоню ей, а не сообразил, что мы уже фактически разошлись, она вообще квартиру сняла.
      - Она тебе изменяла? - напряженно спросил Алтухов, ему надо было почувствовать, искажает ли действительность орел Похвалов или откровенен.
      Тот засмеялся. Горько засмеялся - почти заплакал.
      - Ее измены меня мало трогали, я сам... блин...
      ну, не могу я без бабцов, это ж как... вот как шоколад - вкусно!
      - А зачем с ней жил, зачем вообще женился, она у тебя первая?
      - Она у меня третья и надеюсь, не последняя, вот, поверишь, не любил ее ни кайли, я вообще не знаю, что это такое! А жаль, горе у меня.
      - Ты к чему ведешь? - насторожился Костя.
      - Вся Москва уже знает, что это ты ее замочил.
      - Да не душил я ее! - в отчаянии крикнул Похвалов. Алтухов понял, что Похвалов ничего не знает про передозировку наркотика.
      Он уже давно выставил из холодильника все бутылочки, какие там были, а было их там много, и наблюдал, как Похвалов пьянеет. В таком состоянии он но крайней мере крикнул бы "не убивал я ее".
      - Но после этого зрелища... Слушай, давай по порядку, ты потерял стержень разговора, - сделал Витя замечание Алтухову.
      - Ну, давай, на чем ты остановился?
      - Так. Значит, женился, потому что самка породистая, ноги до ушей, в ушах по кэгэ золота, попа не висит, волосы... И еще папа начальник Мособлснаба, хорошая должность, а что? В тот день, когда ты паши компьютеры шмонал, она с превеликим удовольствием папки помогла увезти. Я ей велел тащить их к Мошонке на дачу. А штука-то вся в том, что ей срочно нужен был развод. А я тянул кота за хвост. Мужик у нее, что ли, появился постоянный, я не лез. Ну просто издевался, не разводился и все. Понимаешь, обида меня взяла.
      Я из семьи простых военных, не подошел ей, валенок, вот я и бесился. Не в мужике дело.
      - Она только тебя решила пошантажировать или и Мошонко тоже?
      - Слушай, я тебе рассказываю.
      - Погоди, не пей пока, - попросил Алтухов.
      Похвалов посмотрел на него, но новую бутылочку отставил.
      - Я во вторник ваще ее не нашел. Перетрухал, Мошонко орет: где папки, что происходит?!
      А я сижу на мокром, переживаю. На трубе - может, позвонит. Может, на дачу приедет.
      - Не дождался и утром поехал к ней на работу в универмаг...
      - Угу. К Овечкину, ну ты знаешь.
      - Забрал Наталью... - помогал Алтухов.
      - Нет, - решительно заявил пьяный Витя, - Натку. Мы ее, в смысле я, Наткой называли. Вот я ее забрал и посадил в машину, в свою. Перед тем обшмонал ее машинку, нашел хрен с маслом и презервативы рваные...
      - Во сколько это было?
      - Это было во вторник, в десять часов нульнуль. Я ее сграбастал вот так в машине и говорю:
      где, сука, папки? Вези меня к себе на хату, а то прямо здесь тебя пристрелю. И пистолет вынул.
      Она сначала послала меня, а потом, когда я ее наручниками к дверце пристегнул, успокоилась.
      Я говорю: "Тебя Мошонко ждет, ща поедем, и ты ему все расскажешь". А она говорит: поехали в Шарково, я там квартиру снимаю. Мы поехали.
      - Зачем?
      - Она сказала, что папки там. Мы приезжаем в квартиру. А там она мне и говорит: ну, вот теперь ты видишь, что папок у меня уже нет. Если ты, говорит, сегодня же мне развод не подпишешь и не переведешь на мое имя пятьсот тысяч долларов, эти папки уже ночью будут за границей, куда за ними приедет товарищ Русский (фамилия), и тебе - пинг-понг.
      - Мошонко знает, что Хоупек сотрудничает с Русским (фамилия)? сосредоточенно спросил Алтухов, это был один из основных вопросов его расследования.
      - Ну, ты слушай сюда! - возмутился Похвалов. - Ща и до этого дойду. Я, конечно, никаких разводов и счетов не стал обещать, глупо, приковал ее снова к батарее, правда, трахнул, и ушел. А она мне кричит вдогон: я панки пролистала, я знаю, сколько эти документы стоят!
      - А сколько?
      - Да миллионов триста, не меньше. Эта дура решила на чужом горбу в рай въехать, прикинь.
      - Во сколько ты ушел?
      - В час ушел, даже раньше, а чё там делать-то еще?
      - Куда поехал?
      - Поехал в "Октябрьскую", в номера. Мне подумать надо было. Позвонил Мошонке. Сказал про угрозы. Мошонко мне и говорит: во-первых, чердак, иди срочно разводись, хоть весь загс выкупи, а во-вторых, говорит: твоя баба, ты и плати, а в-третьих, если она Русскому (фамилия) угрожает, значит, здесь Хоупек уже крутится, как муха над навозом. Заграница!
      - Значит, про их деловое партнерство Мошонко знал?
      - А чего он только не знал. Перезванивает мне - уже часа в три - и спрашивает: ты слышал, что твоя жена нашему Фюреру, ну в смысле Финку, пятую точку лижет? Что у них свиданки?
      Что это он оплачивает хату в Шарково? Прикинь, за час все узнал. Я говорю, про Фюрера знал, но не думал, что это он ее засосал, мне Юсицков говорил, но мне-то что до них? "А то, - говорит Мошонко, - что Хоупек уже билет взял в Карлсбаде и прилетает сюда вечером, в четыре часа, за папками, а Финк с ним вчера сношался весь день по телефону. Овечкин с ним сейчас обедал у тебя под задницей, в ресторане, просил не дурить, привезти папки вечером ко мне на дачу. Тот прикинулся шлангом".
      - Да... - Алтухов переваривал сюжет, как сложный исторический роман, значит, вы уже днем знали, что пайки у Финка?
      - Финк Овечкину пригрозил, что если с ним что-нибудь случится, папки тут же всплывут в прокуратуре, в парламенте и у президента на столе. Шантажировал, понял?
      - Он мог, - кивнул Костя.
      - А Мошонко мне еще приказал в баню явиться вечером, чтобы недоразумений не вышло, пока юсицковские ребята будут квартиру обшаривать.
      - Так ты знал, что они там были?
      - Знал, но Едигей с нами был. Не было Финка, мы, кстати, струхнули, что он не приехал. Очень на это надеялись.
      - А как же тогда эти его ухаживания за Катей Мошонко?
      Похвалов устало улыбнулся:
      - Мура всё (не путать с МУРом), вишь, оказывается, моя баба ему больше понравилась. Давай помянем.
      - Так кто же все-таки убил твою жену и Адольфа Финка?
      - Ну не я же, - Витя нервно растопырил пальцы. - Хоупек их убил и папки забрал. Он думал, его вычислить трудно! Просчитался.
      - Похоже, - проговорил Алтухов, - но почему же он сразу не улетел обратно?
      Похвалов постучал себя по лбу, показывая, что фээсбешник ничего не соображает:
      - Ну, он же не сразу папки нашел, а потом, когда уже на Юсицкова наткнулся. Друга убил, жену убил, фашист недорезанный!
      На вопросе, почему же люди Мошонко, с их-то возможностями, не нашли Хоупека в Москве, Похвалов заснул, и только голос его разума мог бы разбудить его, но голос разума давно уже покинул узловатые связки галактики.
      СПАСЕНИЕ
      Ганса Хоупека нашли на дороге, ведущей с его виллы, в бесконтрольном состоянии, спустя трое суток со дня его похищения. Местность была пустынная, горное шоссе, окруженное лесистыми холмами, и лугами, вдруг проскакивающими в небольших просеках. К вилле Хоупека с этого шоссе давно никто не сворачивал. Но туристы, семья из Франции, заметили еще с подножия горы замечательную виллу с башенками и водонапорной башней, приняли ее издалека за замок, и решили заехать посмотреть на достопримечательность.
      Ганс Хоупек лежал на обочине в мокрой одежде и протягивал руку навстречу машине. Остановившийся "Репо" подобрал его, и Ганс Хоупек был отвезен в ближайший госпиталь. Он сообщил своим спасителям, что его похитили четыре дня назад двое русских и почти три дня с перерывами держали в холодной ванне. Они добивались от него драгоценностей и денег, не желая, видимо, убивать. В конце концов ему пришлось выдать им тайник, и теперь все его сбережения и застрахованное имущество - в руках бандитов.
      Пресса, как водится, разразилась публикациями о наступлении русской мафии, добропорядочные чехи стали запирать свои машины, окна и дома, а на улицах старательно прислушивались, не звучит ли русская речь. Услышав же таковую, обязательно подходили к полицейским и указывали на русских.
      Мэр Карлсбада послал в больницу личную грамоту, присваивающую херру Гансу Хоупеку звание почетного гражданина города. В честь Ганса Хоупека были даны балы и приемы, пока тот доходил до кондиции на больничной койке.
      Ганс Хоупек был переправлен в правительственную клинику, где началось лечение его скоротечной пневмонии и психического расстройства.
      Поиски же русских похитителей, к сожалению, ничего не дали.
      ШВЕДСКИЙ СТОЛ
      В десять часов утра в номер Алтухова постучали. Костя крепко спал, а Виктор Степанович Похвалов, в помятом костюме, сполз со своего кресла и пошел открывать дверь.
      Ярослава Иераскова увидела перед собой заспанного чужого человека и, вынув голову из дверного проема, посмотрела на номер номера. "Сорок первый".
      - О, звиняйтэ, хлопчик, я не помешала вашим занятиям? - спросила она несколько смущенно, оглядывая Похвалова. - А господний Алтуфьефф уже встал?
      Похвалов шмыгнул носом и отошел от двери.
      Но вдруг с Ярмилкой Иерасковой что-то случилось, лицо ее преобразилось, она быстро посмотрела на кровать, на которой в позе умершей мышки лежал Константин Константинович Алтухов, и побледнела. Похвалов даже оглянулся, тоже посмотрел.
      - Во хорек! Да спит он, косоглазка, - улыбнулся он, но почувствовал на своем лбу холодное дуло браунинга.
      - Вы арестованы, мосье Бахвалофф! - рявкнула Ярослава Иераскова и одной рукой закрутила запястье несопротивлявшегося Похвалова за спину, потом спрятала оружие и пристегнула мужика к вешалке, стоявшей в комнате.
      - Да чё вы меня всю ночь арестовываете-то?
      - заныл тот. - Алтухов, скажи ей, что я уже арестован. А дважды одного и того же человека за одно и то же недоказанное преступление в одно и то же время... по законам физики арестовать невозможно. Я гражданин России, требую русского адвоката...
      - Где ты, интересно, русских адвокатов видел?
      - прокряхтел, вставая, Алтухов. - Вот, Ярмилочка, знакомьтесь, мосье Похвалов, собственной персоной.
      - Блин, меня месьем... мосьей первый раз в жизни называют, - пошутил Похвалов.
      Ярослава развернулась и ударила его по ребрам. Так, несильно, только шесть ребер сломала.
      Шутка. Поцарапала.
      - Ну, мадемуазель Иераскова, у вас странные методы... - пристыдил Алтухов, вышагивая по комнате в трусах и носках в поисках брюк.
      - Слышь, Алтухов, мадемуазель - это незамужняя по-ихнему?
      - Не придуривайся, ты по заграницам больше моего поездил.
      - А я есть хочу! - ехидно сказал Похвалов.
      - Мадемуазель Иераскова, предлагаю вам руку, нет, обе руки, правда, они затекли немного.
      Ярослава уже ничего не понимала, сидела на пуфике и тупо смотрела на волосатые ноги Алтухова.
      - Так быстро ваше расследование кончилось, - тихо произнесла она, - за одну ночь!
      - Что вы, нам еще Хоуиека надобно спийматы! - сказал Алтухов. - Где, вы говорите, у него вилы?
      - Ганса Хоупека сегодня нашли на дороге в Уткины Лазни. В лесу, сообщила Ярослава и включила телевизор. - Я поэтому к вам так рано.
      Алтухов подскочил к ней, на ходу застегивая брюки, с таким лицом, будто застегивать брюки для него было, что для Серафимовой - подпиливать ногти.
      - Жив, но очень плох.
      - Пытали?
      - Нет, пока не пытали, спытаем, когда прийдет в себя.
      - Били его? - уточнил вопрос Алтухов.
      - Нет, пока не били, а вы думаете - надо?
      - Слышь, Костыль, а что, папаша Иерасков на Украине гастролировал? спросил Похвалов, зачарованно глядя на украиноговорящую спецслужницу.
      - А что?
      - Она у тебя что - хохлушка?
      ...К удивлению Алтухова, в ресторане еще не все разобрали со шведского стола, очевидно, мало было постояльцев из России. Рано просыпающиеся граждане свободной Чехии шарахались от двух русских, пришедших на завтрак, как лошади от машин, - подпрыгивая.
      Ярослава вежливо улыбалась официантам, собирая из горячих баков и салатниц на свою тарелку то, что оставалось после Алтухова и Похвалова, то есть воздух.
      - Я голодный, як зверь, як питон, - обольщал Похвалов длинноногую Ярмилку. - Слышь, старичок, я много тебе вчера наболтал?
      - Прилично.
      - Да я все помню. Ну ты скажи, ты мне веришь?
      - Ешь давай, может, последний раз в этой гостинице. Ярослава, пока Ганс Хоупек в больнице, мы сможем постеречь этого змея в его номере?
      - А... О! Это за счет вашей стороны! Сотрудников мы предоставим, да я сама подежурю, но номер мы не оплатим, у нас так не принято!
      - Да я весь этаж куплю для тебя, королева моя! - возликовал Похвалов, уминая жульен, жареный бекон, салат из макарон, сосиски по-немецки, колбасу докторскую, колбасу краковскую, колбасу языковую, сыры (одиннадцать видов), рыбу, миног, гринуй, устриц, жареные каштаны, картофель фри, запивая все это соком, кофе с молоком, газированной водой и сливками из маленьких наперстков для добавления в кофе.
      Когда он попытался насыпать себе в рот сахарный песок из бумажного пакетика, чтобы не пропало, его остановили.
      - Ничего, но маловато, - крякали мужчины, и Ярослава Иераскова проникалась все большей симпатией к этим добродушным жующим существам, начиная понимать русскую изюминку.
      - А вот скажи, Витя, - наконец, прокашлявшись и помыв руки в стеклянной вазочке с персиком, спросил Алтухов, - что бы было, если бы ты Хоупека первым нашел?
      - Вбыв бы, товарищ журналист! Это же на нем все три убийства, не за столом будь сказано.
      - Откуда ты все знаешь?
      - Умный! Уехал-то я, во-первых, потому что от шефа надо было скрыться. Но еще потому, что понял, когда два трупа в квартире мне показали:
      никто, кроме Хоупека, этого сделать не мог. Не юсицковские же (у него спецподразделение), так называемые журналисты, они по-умному работают, это не торгаши какие-нибудь. Они зря убивать не станут, тем более мою жену. А мне без этих папок - ваще хана.
      - Кес ке се - "ващехана"? - переспросила Ярослава.
      - Я тебе потом объясню, красота моя ненаглядная, - зло буркнул Похвалов. - Выходит, Натка привезла папки вечером к Фюреру, а там Хоупек и порешил их всех. Я был в бане, все были.
      Но это не журналисты убили, это Хоупек. У него же морда бандитская.
      - А, ну если морда!.. - многозначительно согласился Алтухов.
      НЕТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР
      Ярослава вызвала подкрепление, сдала с рук на руки счастливого Похвалова. Костя позвонил Нестерову на работу, доложил результаты ночной прогулки по Карлсбаду.
      - Медаль тебе полагается, - одобрил Нестеров, - за мной будет. Что дальше?
      - Похвалова я тебе привезу, а с Хоупеком посложнее. Сейчас еду в больницу. Он тут национальным героем стал, как его брать?
      - У тебя есть все основания. Ты только помоги ему выздороветь, не спугни. Мы уже договорились сегодня с карлсбадской стороной. Ботинок с них достаточно было, а у нас еще по датам совпало. И еще одно. Мы тут бабульку одну хотим испытать на прочность, надеемся на научно-технический прогресс.
      - А Похвалов, похоже, не убивал, - сообщил Алтухов, - он про наркотик и про время смерти жены ни бум-бум, я это чувствую. До сих пор только про чулок на шее знает, считает, что Хоупек обоих в квартире застал и убил, как раз Наталья Похвалова папки подвезла, - и Алтухов передал Нестерову ночные откровения Похвалова, включая ориентировку на Шарково, - так что по поводу убийства Похваловой копать надо в другом месте.
      - Мы уже копаем, мне звонила Серафимова, у нее какая-то гениальная версия. Говорит, уже есть некоторое подтверждение этой версии. Ты через телефонистку звонишь?
      - Ага.
      - Тогда пока, позвони попозже по коду, все тебе расскажу, ждем тебя. Да! Да! Забыл совсем, старик! Не вешай трубку! Еще два слова...