Все -- и работа, и любовь, и ее собственная жизнь, -- стали для нее с тех пор обыденными, незначимыми явлениями. И ничто не могло встряхнуть ее и возвратить к жизни. Мир стал для Нонны черным, как похоронный "кадиллак". Мужа она посадила, вернее, передала посадить подруге из соседнего отдела, брак расторгла, и с тех пор ни одного мужчины не подпустила к себе, ни одному не дала повода превысить допустимые между коллегами отношения. Всю любовь она отдавала племяннице, а всю энергию -- работе. Она уже привыкла к такому образу жизни, только иногда было страшно оставаться дома одной, да вот еще телевизор починить было некому. От девичьей фамилии Зейналова она отвыкла быстро...
      Первым позвонил психиатр, ее лучший друг -- Михаил Иванович Буянов.
      -- Нонночка, что за ересь про тебя в утренних газетах? До чего омерзавились писаки!
      Она не уточнила, что именно пишут утренние газеты, но хмуро сказала:
      -- Вчера опять опозорилась, грохнулась, как институтка.
      -- А что, Нонночка, тяжелый случай?
      -- Рубленая рана. Черт, вспомнила сон.
      -- Что именно?
      -- Падающий лифт.
      -- Разбилась?
      -- Нет. Не помню.
      -- Значит, не разбилась. Тебе необходима помощь и поддержка, -заключил психиатр.
      -- Можно подумать, Миша, что это только из сновидения можно вывести. Она мне всегда необходима. Вроде кажется, что лучше без помощников, когда все берешь сама в свои руки, лучше выходит... А порой думаю: да куда я без них, без ребят?
      -- Ты бы отпуск взяла, Нонночка, -- понимая бессмысленность предложения, сказал Михаил Иванович, и они распрощались.
      Они были знакомы уже пять лет. Познакомил их, конечно же, брат Вазген, вечно пытающийся пристроить сестренку, которой уже перевалило, пусть совсем пока еще ненамного, но уже за четвертый десяток. В его доме всегда собиралась веселая компания докторов, они, стараясь шокировать непосвященных дам, наперебой расска-зывали страшилки из врачебной практики, умело веселя слушателей своим пренебрежительным от--ноше-нием к человеческой жизни.
      Буянов предложил ей несколько сеансов психологической разгрузки, а по сути оказался духовным наставником Нонны Богдановны. Может быть, только один Михаил Иванович и знал, что порой творилось в душе женщины, избравшей себе профессией -- искать людей, погубивших человеческую жизнь.
      Нонна Богдановна надела тренировочный костюм и, перепрыгивая через ступени, сбежала вниз на улицу. Дорожки Чистопрудного бульвара уже подсохли, а еще оставшиеся кое-где совсем уж какие-то черные, похожие на куски угольной породы, наледи, казались навсегда закостеневшими, не поддающимися апрельскому солнцу. Лед на пруду давно растаял, а по бетонной кромке пруда вперевалочку ходили утки, поглядывая на гуляющих молодых мамаш и беременных.
      Она сделала два круга. "Вот, -- думала Серафимова, поворачивая на третий малый круг, -- вроде ничего не сказал человек такого, медицинского, что ли, а какое воздействие. Да, психиатром надо родиться". Ей не присущ был метод психологического расследования, когда бы следователь вычислял преступника по психологии самого преступления, по характеру, скажем, убийства и так далее. Она не умела предугадывать следующие ходы серийного убийцы, такого как "лифтер". Он творческий человек, но стихи надо бы почитать не его, а подружки. Женщина обычно растворяется в любимом, его топорик моет, стихи под впечатлением его фортелей пишет. Серафимова улыбнулась, она бесспорно понимала, что обладала мощной интуицией, но никогда об этом не упоминала. Раскрывшая на своем веку сотни убийств, она боялась, что ее обвинят в непрофессионализме. Словом, ей показалось, будто она похожа на чемодан, который могут забыть...
      Купив в киоске пачку газет, она взбежала к себе на этаж, на ходу читая заголовки. Влетев в квартиру, разъяренно швырнула всю пачку в воздух, так что газеты на лету развернулись и, шурша, усыпали пол. Ноздри ее раздувались, веки напряженно щурились. Негодованию ее не было предела.
      -- Ах, мерзавец! -- Это она про шофера, которого вчера разыграла. -Тебе мало платят, что ты еще этим сукиным котам продаешься. Пустая башка! Это ж надо: "Ограблена касса взаимопомощи Госкомимущества!" Я тебе покажу взаимопомощь! А этот жук-навозник -- Копытов вчера, видимо, все квартиры обошел, все дерьмо из них вынес: "Смертельная эякуляция!" Я тебе устрою эякуляцию, забудешь, с какой стороны к любовнице подходить!
      Она собрала и свернула газеты, швырнула их на стол и пошла варить кофе. Он ее успокаивал.
      Потом закурила и, захватив с кухни турку и чашку, уселась в кресло. Газеты лежали перед ней, она, словно девочка, решившая помириться с обидчиком, но еще обиженно косясь и надувая губы, перебирала малиновым длинным ногтем уголки сложенных газет.
      Перед тем как любопытство в Нонне Богдановне победило, она набрала домашний номер Княжицкого.
      -- Коля, у меня к тебе просьба. Возьми моего Володю, заберите Устинова и, если нет ничего срочного, подъезжайте ко мне... Нет, домой. И попроси водителя подняться. Так. А Братченко должен поехать к Виктору Степановичу Похвалову и попросить его никуда не уезжать, затем пусть поставит двух людей возле дома. А потом пусть тоже едет сюда. Мы вместе поедем в прокуратуру. Правда, здесь быстрее дойти, чем доехать.
      Она положила трубку и, повеселев, развернула верхнюю газету.
      "Смертельная эякуляция", -- прочитала она, шевеля губами, и, словно на что-то решившись, рванулась к книжной полке, зацепив при этом провод телефона, отчего последний грохнулся на пол. Серафимова поставила его на стол, полезла в орфографический словарь. Можно простить ее невежество в некоторых вопросах пола: такого слова, кажется, не знал и С.И.Ожегов.
      Нонне Богдановне пришлось прочитать статью. В ней подробно излагалось, что некий гражданин в доме на Разгуляе был обнаружен работницей в момент занятия онанизмом в собственной спальне. При виде косматой старушки, входившей по старинке со свечой в руке в спальню, чтобы приготовить вещи хозяина на утро, гражданин, между прочим, большого ранга чиновник, судорожно сжал кулак под одеялом, очевидно, случился спазм, нарушилось кровообращение и чиновник отдал концы в прямом и переносном смысле.
      Вывод был сделан философский: мужчины -- наиболее беззащитны, так уж устроен их оргазм, очевидно, наборщик пропустил целый слог, но в целом, как показала судебно-медицинская экспертиза, с эякуляцией у невинно убиенного было все в норме.
      Нонна Богдановна несколько минут думала, почему человек, автор этой статьи, ее написал. Ведь явно, достоверная информация у него была. Даже адрес. Наверняка и соседей опросил. Но не могли же престарелые жители Разгуляя придумать всю эту сексопатологическую галиматью! Значит, это сделано намеренно. Почему? Потому что эта отупляющая информация, помещенная в газете, так привлекающей внимание молодого поколения, будет способствовать полному разрушению мозгов или причина другая? Да чей же это сценарий за-пу-щен в ход? И не с намерением ли запутать след-ст-вие? Вот ведь -другие-то обходятся с инфор-ма-цией бережно, ответственно: удалось же журналисту из "Нового дня" составить небольшую заметку в колонку "Чрезвычайные происшествия", и название милое: "Правительственные чиновники, связанные с приватизацией, плохо кончают".
      "Вчера вечером, -- сообщалось в заметке, -- самостоятельно кончил, не дождавшись, пока партнерша выйдет из душа, начальник управления приватизации предприятий торговли и общественного питания Финк. На этом и был застигнут партнершей, в ярости разрубившей чиновника на две неравные половинки.
      После чего неудовлетворенная женщина в раскаянии повесилась в злополучном душе на собственных чулках".
      Чуть ниже красовалась реклама колготно-чулочной фирмы. Нонна Богдановна покраснела еще больше и, не осознавая, что она в этот момент делает, погрозила кому-то пальцем. Потом она глотнула остывшего, как всегда, пересоленного кофе и взяла третью, вполне солидную газету, где и обнаружила еще одну статейку об ограблении кассы взаимопомощи Госкомимущества и убийстве любимца коллектива Адольфа Зиновьевича Финка. В статье странным образом прозвучала не та сумма, о которой пошутила вчера в машине Серафимова, а две тысячи, о которых заявила Евдокия Григорьевна только ей и Братченко.
      Старый разбитый телефонный аппарат крякнул, прочищая горло, но в результате дал-таки петуха. Его хриплый клекот окончательно возвестил Серафимовой, что кто-то желает сказать ей нечто важное. Она нетерпеливо схватила трубку, но услышала лишь треск, словно ей звонил робот, у которого сели батарейки. Нонна Богдановна положила трубку на место и, тряся аппаратом в воздухе, как спичечным коробком, подумала, что день начинается, в сущности, прескверно. В аппарате обособленно брякала какая-то оторванная деталь, и, как всегда в такие минуты, она ощутила беспредельную женскую беспомощность, говоря юридическим языком -- недееспособность.
      Не успела она поставить телефон на стол, как он вновь зазвонил в ее руках. Одновременно позвонили и в дверь. Она отбросила аппарат на диван, подобравшись, метнулась в прихожую, открыла дверь, забыв посмотреть в глазок, проскакала в одном тапочке к телефону, схватила трубку и выдохнула:
      -- Раздевайся.
      -- Я вам помешал, Нонна Богдановна? -- спросил в трубку прокурор. -Через сколько минут перезвонить?
      -- Да нет, я одна, -- с перепугу выпалила Серафимова, -- это Коля Княжицкий.
      -- Княжицкий? -- удивился прокурор.
      -- И Устинов.
      -- Понятно.
      -- Слушай, Паша, что за пошлые инсинуации? -- вдруг спохватилась Серафимова. -- Мне не до этого сейчас. Вчера ночью -- послали на двойное, "лифтер" где-то по городу мотается, еще эти газеты всякую муру пишут, но я им отомщу.
      -- Уже придумала как?
      -- Да.
      -- Только "лифтера" на них не спускай. Кстати, о "лифтере". Круг замкнулся после вчерашнего. Твои орлы его вычислили, осталось только вести наблюдение. Любовница его уже известна. Даша Ату. А для чего тебе ее творчество? Дешевка уровня... Но процитирую, чтоб не увлеклась:
      Дорога поднимается в рассвет,
      Как разводная половина ставни.
      Давай тебе я сделаю минет,
      А ты потом отдашься без суда мне...
      -- Впечатляет, -- проговорила Серафимова.
      -- Она еще помощник депутата, так что -- полный наборчик. Депутат небось уверен, что она и есть настоящая интеллигенция. Кстати... раз уж все здесь ясно, я с тебя "лифтера" снимаю, ты рада?
      Нонна Богдановна чуть не заплакала.
      -- Ребята, "лифтера" отбирают, -- не выдержала она, -- Александр Львович, Володя, Коленька, что же это?
      -- Ну, не наигралась еще в эту игру? -- успокоил прокурор. -- Как собираешься строить расследование по двойному?
      -- А что, следствие по двойному буду строить я?
      -- Ну, а кто же, я? -- передразнил прокурор и добавил: -- Да что ты мне голову морочишь, ты уже след взяла небось.
      -- Я не ищейка, -- огрызнулась Серафимова.
      -- А кто же?
      Прокурор, довольный душевной беседой со старейшим следователем прокуратуры, положил трубку. Но перед этим в пакет с пометкой "срочно", предназначенный для Серафимовой, где содержались стихи сожительницы "лифтера", доложил еще один листок с весьма забавной информацией.
      Нонна Богдановна тяжело посмотрела на Володю, взяла со стола газету, дала прочесть Княжицкому. Тот воспринял статью про кассу взаимопомощи Госкомимущества как анекдот и долго смеялся, радуясь остроумию газетчиков. Серафимова же скрежетала зубами.
      -- Это я ему вчера в машине сказала. Дословно. Пошутила.
      Лицо Володи вытянулось, он опустил голову.
      Все посмотрели на него.
      -- Уволите? -- тихо спросил водитель.
      -- А куда тебя, нечестивец, уволить. У тебя жена беременная, кто ее кормить будет? Тебе что, мало платят?
      -- Нет.
      -- А что тебя заставило?
      -- Приятель позвонил, я ему рассказал. Я не знал, что он снова печатается.
      -- Иди с глаз, -- Нонна Богдановна указала на дверь, -- жди у конторы.
      Она предложила оставшимся гостям кофе. Оба попросили минералки, зная, что у Серафимы на кухне всегда стоят ящики с нарзаном. Пока они пили и читали рекомендованные им хозяйкой статьи в газетах, та набрала номер первой редакции.
      -- Здравствуйте. Адвокат Сепиашвили, -- представилась она, -- могу я услышать автора статьи "Смертельная эякуляция" господина Копытова?.. Здравствуйте, господин Копытов. С вами говорит адвокат Адольфа Зиновьевича Финка... Нет, не покойного, а ныне здравствующего, спазм отпустил. Спешу вас расстроить, против вас возбуждается уголовное дело по факту оскорбления чести и достоинства, а также заведомо ложной мерзопакостной клеветы.
      Устинов и Княжицкий ошалело смотрели на суровую Серафимову.
      -- Я уже ходатайствовала перед прокурором о взятии вас под стражу. Вот, только что от него. Кажется, они уже поехали к вам...Нет-нет, не на работу. Домой, с обыском. Вы должны знать, что вы также подозреваетесь в получении взяток за дезинформацию. Скажи, Копытов, у тебя дети есть?.. Они твою сраную газетенку тоже читают?.. -- И Серафимова, довольная собой, яростно бросила трубку.
      Позвонив во вторую редакцию, она проделала то же самое, поделившись с автором материала радостным сообщением о том, что у героев заметки все состоялось, и у них не было повода так сильно обижаться друг на друга, как описано в газете, но пообещала, что журналистка пойдет по статье с отягчающими обстоятельствами: преступный сговор и многократность.
      Исполнив коварный замысел, она подсела к своим.
      -- Мужчины мои дорогие. У меня к вам одно серьезное поручение. Могу доверить только вам, Александр Львович, и вам, Коленька.
      Мужчины насторожились, подняли подбородки и верноподданнически устремили глаза на свою Серафиму.
      -- Еще раз повторяю, -- сказала она, -- если там, в конторе, вы можете в чем-то незначительном схалтурить, то здесь я прошу вас подойти со всею ответственностью...
      -- Все сделаем, -- поспешил объявить Устинов. -- Говорите, Нонна Богдановна, не подведем.
      Серафимовой только это и нужно было. Она вдруг помягчела и, канюча, пропела:
      -- Александр Львович, миленький, почините телевизор, Коленька, умоляю, телефон распоясался. Боюсь, выброшу в окно сгоряча -- попаду в кого-нибудь.
      Они рассмеялись, поняв, что снова попались на удочку этой взбалмошной особы. Александр Львович укоризненно покачал головой, и они принялись за дело, впрочем, сознавая, что эти минуты им не грозят полным молчанием.
      ДАША
      Пакет, полученный от прокурора, Серафимова вскрывала без энтузиазма. На стихи не обратила внимания, листок прочитала и отложила. Задумалась о круге общения "лифтера" по принципу: скажи мне, кто твой друг...
      Из оперативно-розыскного дела: Дарья Петровна Ату, член Союза писателей, выкормыш проф. Иволгина, член секции поэтов-нигилистов (любит раздеваться или страдает желудком -- возможно, глисты). Член общества нудистов (нудная). Состоит на учете в отделе в"--3-ОРН в качестве нештатного осведомителя по линии Писинститута, куда поступила, согласившись сотрудничать с отделом. Тест Блейера не прошла: мстительная. В стихах изображает себя аристократкой, иногда императрицей Екатериной, дедушкой русского секса. Озабочена. В прошлом году в июне на почве неразделенного влечения к одному маркизу обещала покончить с собой, однако слова своего не сдержала.
      Разработчик Павиан Круглановский
      РАБОТА
      День за окном разгорался солнечный; словно вымытое после долгой зимы окно, небо сияло и казалось прозрачным, праздничным.
      Нонна Богдановна вернулась из ванной, где сменила спортивный костюм на недавно приобретенный элегантный деловой брючный, нацепила на себя любимое кольцо, серьги и цепочку, села на убранную софу и с умилением несколько минут наблюдала, как работают мужчины. Она безмятежно курила и казалась вполне довольной жизнью. Давно не возникало в ней этого чувства окрыленности и готовности ощущать полноту жизни. То ли весна так действует, то ли кто-то из близких ей людей нашел способ отогреть ее ледяное сердце -- она и сама не знала.
      -- Итак, господа, что мы имеем? Во-первых, мы имеем дело о двойном убийстве в квартире приватизатора торговли Финка -- убийстве его самого и его вероятной любовницы. Поздравляю от всей души. Дело получает кодовое название "Раскольников". Но, в сущности, Адольфа Зиновьевича с натяжкой можно назвать процентщиком. Исходя из того, что сообщила соседка, убийство произошло между половиной седьмого и половиной восьмого.
      -- Откуда такая точность? -- спросил Устинов, отставляя на стул заднюю крышку телевизора.
      -- Когда она услышала, что Финк вернулся с работы, начался сериал "Роковое наследство" -- в 18.15 -- 18.20. Через десять минут он ей позвонил и сказал, что можно прийти за деньгами. Значит, был еще жив.
      -- Несомненно, -- сказал Устинов.
      -- Продолжаю. В полвосьмого бабушка пошла к Финку и обнаружила его труп. В двадцать ровно -- на место приехала дежурная группа Авокадова. В половине девятого -- мы. Итак, бабушка попала в квартиру в половине восьмого и позвонила в милицию тоже из квартиры Финка, труп которого был зафиксирован ее зорким глазом. Похоже, что Финк убит в период от половины седьмого до половины восьмого. А убийца не успел выйти из квартиры, когда бабуля пришла за получкой. Но нам неизвестно время смерти Похваловой, ждем ваших комментариев, Коленька. Дальше. Орудие убийства Финка не найдено. Есть отпечатки, Александр Львович?
      -- Только на бокале с губной помадой. Наверное, принадлежит убитой.
      -- На шее женщины следов пальцев нет? Нет. Ладно. Нужно будет еще раз обойти весь дом, соседние дома, может быть, кто-то видел человека со свертком. Велика вероятность, что преступник, которого спугнула, а то и насмерть перепугала гражданка Эмина из тридцать восьмой квартиры со свечкой в руке... шучу... возможно, что он, выключив свет и воду в ванной, взяв орудие убийства, деньги, кое-какие вещи, выбрался из квартиры после ухода Евдокии Григорьевны и до появления Авокадова, а это полчаса... Стоп... Трудновато же ему было тащить это барахло, орудие убийства, да еще после такого... А что, если уже после убийства и после ухода Эминой кто-то посторонний вошел в квартиру и вынес вещи? Только вынес вещи. Вынес только вещи. И только... Евдокия Григорьевна показала, что в гардеробе не хватает самых дорогих костюмов, зимних дубленок и плаща. Кому потребовалась мужская одежда? Нет и аппаратуры. Драгоценностей у мужчины не было, зачем они ему?
      -- Но наверняка был счет, -- заметил Устинов, -- значит должны быть чековые книжки, договоры сберегательные и так далее. Этого в указанном ящике тоже не оказалось. Вообще, нигде нет ни одной деловой бумаги, документов там каких-нибудь, папок. Можно подумать, что кабинет его находится в другом доме.
      -- Да-да, -- продолжила Серафимова, -- но не мог же один человек унести все это. Или была банда, с этим будет легче.
      -- Почему? -- поинтересовался Княжицкий.
      -- У банды совокупный интеллект ниже. Цели другие. Если нужно убрать чиновника, не пошлют же на дело грабителей. Если бандиты забрали вещи, значит будут продавать, какой же тут интеллект? Вы меня понимаете? Впрочем, ближе к делу. С чего я начала?
      -- С того, что, вероятно, кто-то еще побывал в квартире, -- подсказал Княжицкий.
      -- Умничка, Коленька. Ведь вы же чувствуете наличие двух разных почерков, задач. Какого бандита заинтересуют деловые бумаги? Да и так зверски они обычно не расправляются. Так что кто-то еще один -- или не один -- побывал там наверняка. И это он (или они) прятался в ванной или зашел в квартиру уже после звонка Евдокии Григорьевны в дежурную часть, ведь топорик-то исчез... После звонка... После звонка... Что он там мне говорил про рацию?
      -- Кто, Нонна Богдановна? -- спросил Княжицкий. -- Подайте, пожалуйста, отверточку.
      -- Журналист этот. У меня к нему классовая ненависть. Он сказал, что телевизионщики ездят по городу и занимаются радиоперехватом. Значит, кто-то мог узнать об убийстве, приехать на машине, подняться в квартиру и забрать вещи. Неужели этот дед-сосед Марк Макарович ничего не видел?!
      -- Или он боится, или из разряда людей, живущих под девизом: "пусть им будет плохо". Вы же помните, какими словами он нас встретил? -- сказал Устинов. -- "Не очень-то здесь мародерствуйте".
      -- Да-да. Вырисовываются две версии. Братченко будет заниматься Похваловым: убийство на почве ревности. Я -- радиолюбителями и журналистами. Третья -- профессиональная деятельность. Завтра начнут дергать из Рос- или как там их -- Госкомимущества? Потом отработаем версию: грабеж по наводке группой лиц; нужно будет установить, не видел ли кто из жильцов машину, подъезжавшую в это время к дому, и людей, выносивших барахло.
      -- А где Братченко? -- спросил Устинов, передавая Княжицкому плоскогубцы.
      -- Братченко должен быть у Похвалова, -- сообщила Серафимова. -- Хочу надуть депутата, может, лопнет. Пусть его Братченко пощекочет. Вдруг он ревнивый. А вы, Александр Львович, помогайте со скупщиками краденого. Кстати, а люди Похвалова приезжали?
      -- Приехали. Мы им деньги отдали, труп Похваловой отправили в морг, для экспертизы и вскрытия. Они даже обрадовались. Оставили телефон. Такие мордовороты... -- Устинов сказал это и положил на стол последнюю деталь от разобранного телевизора.
      -- Оперативники отработают все по вещам, от опроса Эминой -- что пропало, до толкучек и барахолок. На вас лично -- дактилоскопия пальцев, микрочастицы с одежды того и другого, обувь, следы на ковре. Давайте все, что даже не будет признано как доказательство, но имеет место быть, -Серафимова задумалась, -- что еще вы мне должны? Кажется, пятьдесят рублей. Когда у нас зарплата?
      -- Извините, что перебиваю. А мне что делать? -- вмешался Княжицкий. -Желаю быть полезным. Предварительное заключение дам завтра же. Сегодня кое-что тоже можно будет узнать. Все зависит от лаборатории.
      -- Неплохо бы, -- улыбнулась Нонна Богдановна, -- Коленька, да у вас работы хватает.
      -- Мне для вас ничего не жалко.
      -- Осторожнее, Нонна Богдановна, -- расплылся Устинов, -- так немудрено и обольстить не-опытного молодого человека.
      Она умела вкладывать в один взгляд и чувства и эмоции. Она могла бы, если бы пожелала, одним взглядом разжечь страсть в мужчине или уничтожить врага, стереть его с лица земли. Она знала в этом толк. Стоит ли уточнять, каким взглядом смерила Серафимова старика Устинова?
      Первым сдал работу Княжицкий. Он набрал номер "сто" и торжественно поднес к ее уху телефонную трубку. Серафимова облегченно вздохнула и вдруг услышала: "Точное время -- девять часов сорок пять минут".
      -- Что же мы сидим-то, господа уголовники? -- вскрикнула она испуганно. -- Нас ждут великие дела.
      Работнички посмотрели на часы и засуетились.
      -- А как же с телевизором? -- спросил Устинов, показывая на груду винтиков, ламп и блоков. -- Мне немного осталось.
      -- А, бросьте, я научилась читать по губам. А теперь и изображения не будет? Доделывайте, -- вдруг распорядилась она. -- Нам все равно стоит подождать Братченко десять минут, он ведь приедет сюда.
      Помощник следователя прокуратуры Центрального округа советник юстиции Витя Братченко был человеком счастливым. Его никогда не волновали мелочные проблемы; зависть, злорадство не были чертами его характера. Он жил на служебной площади в коммунальной квартире недалеко от Чистиков. Дом его был втиснут во двор старого квартала на Покровке, очень походившего на петербургские лабиринты. В комнату солнце заглядывало в редкие часы, так что противоположный от окна угол потолка даже покрылся грибком. Братченко это не очень волновало, потому что он уже накопил достаточную сумму на выкуп комнаты у прокуратуры и расселение квартиры. За пять лет работы юрисконсультом в юридической фирме в своих родных Мытищах он купил машину и обставил квартиру, в которой когда-то жил с женой и дочерью. Однажды, во время коллективного отдыха на турбазе, застав свою супругу с собственным шефом, собрал вещи, сберкнижку, завел машину и уехал в Москву. Устроился в милицию, оттуда быстро перебрался в прокуратуру. Вот и вся Витина история. Теперь ему нужно было обустраивать новую жизнь, не исключалась и новая семья. Дочь училась уже в одиннадцатом классе, хлопоты с ее поступлением в юридическую академию ложились на его плечи. Коллеги часто подшучивали над ним, говорили, что измена жены вселила в него неуверенность в себе и что постоянные самокопания до добра не доведут.
      Этим утром, получив (как это любезно со стороны Серафимы) через Княжицкого задание, без каких бы то ни было разъяснений, он отправился на своей "пятерке" в подмосковный поселок Переделкино. Проехав по Минскому шоссе, свернул влево и через двадцать минут подъезжал к сплошному зеленому забору похваловской дачи.
      В третий раз за последние пять минут у него проверили документы, и ворота открылись. Участок был зелен, на клумбах цвели тюльпаны. Братченко совершенно случайно вспомнил, что у нормальных людей еще только апрель и даже почки не набухли на деревьях. А тут творилось нечто необычайное. Наверное, под землю подвели теплоэнергию.
      Его встретили два молодых паренька, неожиданно похлопали по его куртке и брюкам, проводили в дом. Справа от входа он увидел большую светлую залу с мраморными колоннами, посредине которой стоял овальный черного стекла стол, уставленный вазами с фруктами. Над столом свешивалась виноградная гроздь хрустальных подвесок люстры. В кресле около окна сидел человек, упершись взглядом в широкоформатный телевизионный экран, величиной с лобовое стекло самосвала.
      Послышались шаги хозяина дома, спускавшегося со второго этажа. Он предстал перед Братченко в длинном домашнем халате с бордовым воротником, в обнимку с длинноволосой девочкой лет четырнадцати -- в ноздрю у нее было вдето колечко.
      -- Арендовал вот на срок депутатских полномочий. Скоро придется отдавать. Не мое. Государственное, -- ответил он на незаданный вопрос.
      -- Здравствуйте, Виктор Степанович, извините, что я так рано.
      Братченко представился. Похвалов поморщился:
      -- Я, признаться, уж и забыл о вчерашнем. Выкинул из головы. Понимаешь, Витя, -- он пани-братски положил руку на плечо Братченко, -- она меня позорила перед всей публикой, а я терпел.
      Кому, как не Братченко, было известно гадливое чувство женской измены?
      -- Чего ж ей не хватало-то, Господи? -- сказал он сочувственно.
      -- Остроты ощущений, мой друг, конечно. Она и работать пошла по той же причине. Овечкин, ее шеф, мне все уши прожужжал: гуляет, -- говорил, -бешенство матки. Тут и подвернулся этот чинарик.
      -- Может, не стоит при дочурке? -- посоветовал Братченко. -- У меня вот та же история, и дочь -- ровесница вашей.
      -- Зинаида, ступай, -- велел хозяин дачи.
      Девочка прыснула и ушла в боковую комнату.
      -- Я, собственно, лишь по малой нужде к вам, -- проговорил Братченко и покраснел от двусмысленных этих слов, -- следователь Серафима... то есть Серафимова (поправился он) просила вас никуда из города не отлучаться. Просто вы на первых порах можете понадобиться. Вы уж нас извините.
      Похвалов отреагировал быстро, словно ожидал подобного:
      -- Как же мне не отлучаться из города, если я в этот момент вне города и живу здесь постоянно?
      -- Я все понимаю, Виктор Степанович, -- растерялся Братченко, -наверно, она имела в виду не отлучаться с дачи.
      -- Послушай, душа моя, я ведь еще не пенсионер всесоюзного значения, я работаю носителем делегированной мне народом власти. Смекаешь? Я на работу хожу. Твои поганые законы писать хожу. Так что передай своей этой Наине, Нине... пусть она хорошенько изучит нормативные акты о статусе депутатов.
      Братченко, проклиная про себя Княжицкого, не потрудившегося объяснить ему истинную цель его поездки, распрощался, десять раз извинившись, скатился с крыльца и быстро уехал, дабы не позориться больше в таком -государственного значения -- месте.
      Возвращаясь в Москву и подъезжая к дому Серафимовой, Братченко все еще с сочувствием вспоминал великого человека Виктора Степановича, так горько обманутого судьбой, и его осиротевшую малютку.
      Они с Княжицким ждали Братченко у подъезда дома Нонны Богдановны.
      -- Очень хорошо, -- обрадовалась Серафимова, -- вот вы нас и подкинете в прокуратуру.
      -- Садитесь, конечно.
      -- Ну, как слуга народа? Каково ваше впечатление? -- спросила Нонна Богдановна, продвигаясь в глубь машины, чтобы рядом мог сесть Княжицкий.
      -- Кажется, крепится. Но чувствуется -- убит горем. С дочерью он там.
      -- С дочерью? Ну-ну. А кого из наших вы там поставили?
      Братченко вытянул шею и удивленно выдохнул:
      -- Никого.
      -- Как никого? Вы понимаете, что вы говорите? Зачем же вас посылали-то?
      -- Сказать Похвалову, чтобы он никуда не уезжал.
      -- Правильно, -- вмешался Княжицкий, тесно прижавшись к Серафимовой, -и поставить наших людей. Двоих.
      -- Вы мне этого не говорили, Николай Сафронович.
      -- Да помилуйте, батенька, вы забыли...
      Они препирались всю дорогу. Серафимова выскочила из машины и скачками поднялась к себе в кабинет. И тут же распорядилась отправить к даче Похвалова двоих оперативников.
      Через час один из них позвонил ей из Переделкино и доложил, что Похвалов улетел сегодня в половине одиннадцатого в неизвестном направлении. Они сопровождали его до самого "Шереметьева". Он пошел через турникет в самолетам, отправляющимся в Чехию, Германию, Австрию, Израиль, Гонконг. Куда был у него билет, не уточнялось, таможенный пост он прошел по зеленому паспорту. Пограничники отказались давать информацию без официального запроса спецслужб.
      СПРАВКА
      "3 апреля в помещении "Торгового агентства" при Комитете по подготовке и проведению программы соцзащиты военнослужащих состоялась беседа с директором офиса агентства Юсицковым Едигеем Авиезеровичем. Он пояснил, что Устав и Учредительный договор были написаны соучредителем Агентства господином Овечкиным Валерием Васильевичем, директором универмага "Европейский". Отдельный подъезд универмага, все три этажа, были сданы Агентству в аренду. В учредительных документах определен круг учредителей Агентства, зарегистрированного в форме Закрытого акционерного общества. В состав учредителей входят: Комитет по социальной реабилитации и защиты военно-служащих, Федеральное предприятие "Государственная компания "Интендант-милитер", Акционерное общество "Vral", представительство карлсбадской фирмы "Dostal". Акция проведена в рамках борьбы с коррупцией и финансовыми злоупотреблениями при поддержке ОМОНа.