Евгений Лукин

Раздолбаи

(Работа по специальности)

Mistletoe killing an oak —

Rats gnawing cables in two —

Moths making holes in a cloak —

How they must love what they do!

Rudyard Kiрling

Омела, убивающая дуб,

Крысы, перегрызающие канаты надвое,

Моль, дырявящая плащ, —

Как они должны любить свое дело!

Редьярд Киплинг

ЧАСТЬ I

Глава 1

Не тот это город, и полночь не та.

Борис Пастернак

Отчаянно, в последний раз цвели над гипсовыми руинами фонтана искалеченные бульдозером акации. Каменные громады многогоэтажек обложили разваленный скверик с трёх сторон. С четвёртой шумела автострада.

– И ломать-то как следует не умеем!.. – процедили в прошелестевшей мимо чёрной «Волге», и уже к вечеру следующего дня между шоссе и останками скверика встала высокая стена из бетонных плит.

На город двинулись сумерки, но, встреченные залпом белых ламп, шарахнулись с обочины и, перемахнув стену, залегли с той стороны. Многоэтажки стояли клетчатые от разноцветных окон, однако слабенький свет торшеров и люстр испарялся, не пролетев и половины расстояния до увечного скверика. И что уж там происходило в развалинах до ноля часов – бог его знает.

***

– Стой! Стой, говорю!..

По гулким ночным асфальтам зашепелявили кроссовки и загремели каблуки. Длинно полоснул милицейский свисток.

Из-за оббитого угла, украшенного непристойной надписью, выскочил лопоухий стриженный наголо парень с вылупленными глазами и телефонной трубкой в руке. Не потратив ни секунды на размышления, что говорило о хорошем знании района и определённом жизненном опыте, он дунул прямиком к разломанной ограде, за которой начинался благословенный сквозной лабиринт рытвин, насыпей и полувывернутых из грунта акаций.

Следом за лопоухим на светлую пролысину под фонарём с топотом вылетел, как и следовало ожидать, коренастый сержант милиции – и тоже не с пустыми руками. В правой у него был прочно зажат резиновый инструмент, наверняка знакомый каждому – не осязательно, так визуально.

О, это были достойные противники! Короткий отрезок от угла до ограды они проскочили приблизительно с одинаковой резвостью, и поэтому оставалось только гадать, что же именно сегодня восторжествует: лопоухий порок или же коренастая ощеренная добродетель. Всё должно было решиться там, на территории бывшего скверика.

Итак, перемахнув две траншеи подряд, они ворвались в мерцающую белыми гроздьями темноту, и погоня пошла по звуку. У развалин фонтана, где малолетний гипсовый дебил всё ещё душил в объятиях гипсового дельфинёнка с отбитым хвостом, сержанту изменило чутьё – сунулся не по той дорожке. Правда, нарушитель от этого выиграл не много: пронырнув сирень и получив по разгорячённому лбу тяжёлой влажной кистью, он остановился в растерянности перед высокой бетонной стеной, которой здесь раньше не было.

Счёт пошёл на секунды. Сзади в темноте хрустели ветки и слышались приглушённые ругательства – милиционер пёр напролом и, кажется, в верном направлении. Вправо пути не было – там чернели и извивались сваленные как попало останки искорёженной ограды. Слева, наполовину спрятанное в тень, металлически поблёскивало какое-то округлое сооружение, возникшее, надо полагать, одновременно со стеной.

Потом кусты затрещали совсем рядом, и хулиган, решившись, метнулся влево. Там его и заклинило – выяснилось, что подлая строительная конструкция установлена почти впритирку к бетону. Обегать её было поздно. Парень отпрыгнул и вдруг углядел, что в округлом металлическом боку зияет прямоугольная дыра. Не раздумывая, он кинулся к ней и по наклонной стальной плите вбежал на четвереньках в резервуар. Осторожно, чтобы не удариться впотьмах головой, поднялся на ноги, и тут – о ужас! страх, петля и яма! – включился свет.

Никакой это был не резервуар! Злоумышленник обнаружил, что стоит, стискивая вырванную с корнем трубку, посреди короткого коридорчика с глубокими узкими нишами по сторонам.

Остолбенеть надолго ему не позволили обстоятельства – из внешней тьмы надвинулся скрежет гравия под каблуками, и, не дожидаясь, когда в коридорчик выйдет ещё и сторож этой странной вагонки, хулиган влип в одну из ниш. Сторож не выходил, и в ошалелой стриженой голове сложился план: мент ломанётся в конец коридора, а он тем временем – в дверь, и – прощай, Вася!..

Скрежет гравия и грозное сопение приблизились к самому входу и вдруг оборвались. Нарушитель обмер. Тихо-тихо, словно опасаясь невзначай скрипнуть глазом, покосился он на левую стенку ниши.

– Ну ни хрена себе… – выговорил наконец милиционер и задышал снова. Он стоял перед непонятным сооружением, и нежный розоватый свет из открытого люка лился ему на ботинки.

– Эй, ты внутри, что ли?..

Ответа не последовало. Сержант вернул дубинку в петлю и достал фонарик. Отступив подальше, осветил сооружение целиком. Чертыхнулся.

– Выходи, хуже будет!.. – испуганно приказал он, но ответа опять не получил.

Бормоча что-то о безмозглых сопляках (словом «отморозок» язык в ту пору ещё не обогатился), присел и посветил под днище. Под днищем обнаружились посадочные опоры. Вид их настолько взволновал милиционера, что он вскочил с корточек и, отпрыгнув, закричал в озарённый розоватым свечением пустой коридор:

– Ты куда залез? Ты соображаешь, куда ты залез? Это же летающая тарелка, дурак!..

Что-то прошуршало в кустах. Сержант обернулся, дырявя ночь фонарем. Мысль о возвращающихся к своему кораблю инопланетянах поразила воображение. Всматриваясь, долго водил лучом по вывернутым корням и пригоркам вынутого грунта. Не рискуя ещё раз приблизиться к аппарату вплотную, снова присел и осветил опоры. Опоры были ничего себе, мощные…

– Отца с матерью пожалей! Улетишь ведь к едрене фене!..

Хулиган молчал. Надо было что-то предпринимать, а предпринимать ох как не хотелось… Сержант тоскливо огляделся. С трёх сторон громоздились тёмные многоэтажки, с четвёртой чернела стена, над которой рассеивался в ночи холодноватый свет придорожных фонарей. Проще всего, конечно, было бы серией коротких свистков вызвать подмогу. Но свистеть в непосредственной близости от инопланетного космического корабля милиционер не решался, тем более что в развалинах фонтана опять кто-то шуршал. Хорошо, если кошки…

– Слышь, парень, – понизив голос, позвал сержант. – Ладно, хрен с ней, с трубкой… Отпущу, только вылези… Ну что тебе, в самом деле, жить надоело? Тебя ж потом ни одна собака не сыщет! Ну давай отойду, если не веришь…

То и дело оглядываясь, он и вправду отступил шагов на пятнадцать к искорёженной поваленной ограде, где и остановился в ожидании. Ничего путного из этого, разумеется, не вышло, и спустя некоторое время милиционер, сильно помрачнев, вернулся к люку.

– Ну, паразит! Сейчас ведь влезу – за уши вытащу!.. В последний раз тебе говорю: выходи!

С надеждой прислушался. Бесполезно. Спрятал фонарик, ещё раз огляделся с тоской. Потом скроил свирепую морду и, заругавшись шёпотом, полез…

Этот неразумный, чтобы не сказать, героический поступок многим сейчас покажется странным, однако следует помнить, что дело происходило на излёте перестройки – и не все ещё успели поумнеть.

Конечно, мысль о том, что мент сразу ломанётся в конец коридора, была по меньшей мере наивной. Первое же углубление в стене заставило сержанта приостановиться, и далее, замедлив шаг, он двинулся зигзагом от ниши к нише. В четвёртой по счёту стоял бледный лопоухий мерзавец и дрожащей рукой протягивал трубку.

Не теряя ни секунды, милиционер выхватил хулигана из укрытия и, заломив преступную руку, толкнул к выходу. Тот заверещал, попытался упереться и мигом получил коленом под зад.

– Пар-разиты, сопляки!.. – шипел взмокший от переживаний милиционер. – Рискуй тут из-за них, понимаешь…

До чёрной прямоугольной дыры оставалось не более полутора метров, когда снаружи неспешно поднялась металлическая плита и наглухо запечатала вход. Сержант отшатнулся.

– Э, ребята! – Бросив задержанного, он кинулся к плите и ударил в неё кулаками. – Вы что? Мы же не отсюда!.. Вы что?!

Ему показалось, что пол под ногами дрогнул. В панике милиционер уперся в металл плечом, потом саданул бедром с разгона.

– Добился, паразит?! – крикнул он задержанному.

Но тот, кажется, ещё не понял, что произошло. Он даже не видел, как закрылся люк, потому что в те мгновения у него хрустел плечевой сустав, а перед глазами взрывались ослепительные зелёные кляксы. Теперь он стоял и, изумлённо подвывая, ощупывал без малого вывихнутое плечо.

– Ах, чёрт!.. – Чуть не плача, сержант привалился к плите лопатками. – Откройте!.. – Ударил каблуком. Потом ещё раз.

Тем временем подвывания задержанного стихли.

– Ну я торчу… – неожиданно вымолвил лопоухий паразит, хлопая пушистыми девичьими ресницами. – Это где это мы?..

В следующий миг лицо его выразило ужас: устремив на него безумные глаза, милиционер шарил по поясу между дубинкой и пистолетом, как бы выбирая, за которую рукоятку взяться.

– Да я же тебе сейчас… – бормотал милиционер. – Я тебя…

Что-то негромко чавкнуло у него за спиной. Отскочил, обернулся… И произошло чудо: на его глазах прямоугольная металлическая плита медленно отвалилась и снова стала трапом.

– Ну слава богу!..

Во мгновение ока сержант вторично скрутил взвывшего хулигана, и оба чуть ли не кувырком вылетели наружу – в апрельскую, слегка разбавленную электрическим светом ночь.

Вылетели – и остолбенели. Прямо перед ними торчала мрачная пятиэтажка хрущёвского типа с погашенными окнами и чёрными провалами распахнутых настежь подъездов. Надо полагать, пока сержант колотился изнутри в плиту люка и хватался за кобуру, подлая тарелка успела перепорхнуть с места на место.

От растерянности милиционер ослабил хватку, и задержанный, видимо, вообразив, что судьба посылает ему шанс, резко прянул в сторону и припустился во все лопатки к ближайшему углу, за которым, как он полагал, его ждала свобода.

В свою очередь думая, что допустил промах, сержант ринулся за ним, но беглец, вылетев на угол, внезапно издал лёгкий вскрик и шарахнулся обратно, словно наткнулся там ещё на одного милиционера.

Лишь тогда, ударенный под дых недобрым предчувствием, сержант огляделся и ощутил, как голова его непроизвольно вжимается в плечи.

Неосвещённое здание стояло в угрюмом одиночестве посреди ровной, как космодром, округлой площади радиусом этак метров в пятьсот. С трёх сторон пустое пространство ограничивали мерцающие узловатые колонны, высоту и диаметр которых было даже как-то страшновато оценивать. Что делалось с четвёртой стороны, сержант не видел – обзор заслоняла пятиэтажка, но, судя по вытаращенным глазам оробевшего хулигана, картина там была аналогичная.

Сержанту захотелось зажмуриться и мелко потрясти головой, но он заставил себя ещё и взглянуть вверх. В первое мгновение ему почудилось, будто там, в вышине, прямо на верхушки колонн положено огромное зеркало, отразившее и сами опоры, и служившую им основанием площадь. Однако уже в следующую секунду в сознание стало помаленьку просачиваться, что отражением это быть никак не может: во-первых, там, вверху, отсутствовала летающая тарелка, во-вторых, не наблюдалось и пятиэтажки. Иными словами, высота помещения достигала…

– Вы что, сдурели?! – обеспамятев, прохрипел сержант. Он обернулся к летающей тарелке и застал её как бы в момент завершения зевка – причмокнув, закрылся люк.

Глава 2

В Хороссане есть такие двери,

Но открыть те двери я не мог.

Сергей Есенин

– Ну что там? – Опустившись на одно колено, Василий заглянул под днище и включил фонарик. Луч выхватил из полумрака узорчатые грязные подошвы Ромкиных кроссовок. (Размер – сорок третий-сорок четвёртый; ношеные; стоптаны равномерно; на правой, ближе к носку, – пятно мазута размером с пятикопеечную монету.)

– Не-а… – послышалось наконец из-под бронированного брюха. – Ни щёлочки…

Не переворачиваясь на живот, Ромка с помощью локтей и пяток выполз на относительный простор и сел, издав при этом звук, похожий на всхлип велосипедного насоса. Наверняка опять задел макушкой броню.

– А я тебе что говорил! – сердито сказал Василий. – Какой же дурак будет люк снизу делать?

– Ну и что! – морщась и ощупывая маковку, сказал Ромка. – У автобуса же багажник – снизу…

– Багажник… – недовольно повторил Василий и поднялся с колена. Достал из кармана связку изуродованных ключей и ещё раз попробовал подковырнуть плиту бортового люка.

– Не тот, – присмотревшись, сказал Ромка.

– Чего не тот?

– Люк, говорю, не тот. Мы из соседнего выходили…

Василий ругнулся вполголоса и с неохотой глянул через плечо. Четырёхугольное жерло крайнего подъезда целилось в него из полумрака прямой наводкой. А когда выскакивали из тарелки, оно вроде бы целилось слегка вкось… Василий нахмурился и, склонив упрямую лобастую голову, снова уставился в броневую плиту. Может, и вправду не тот? По уму бы, конечно, надо было лючок пометить… Но кто ж, с другой стороны, знал, что у этой хреновины аж целых шесть люков!

– А в общем-то без разницы, – уныло заключил Ромка. – Тот, не тот… Всё равно ведь ни один не открывается.

Вместо ответа Василий засопел, сдвинул милицейскую фуражку на затылок и попробовал ковырнуть в другом месте. Бледное и как бы дышащее свечение далёких колонн еле касалось на излёте скруглённого металла, а щель была не толще карандашной черты.

– Вот ещё, чёрт, надолба! – в сердцах обругал Василий пятиэтажку, пыльной глыбой тонущую в общем сумраке. – Торчит – свет только застит!..

Странное дело: типовой многоквартирный дом – единственное здесь родное и знакомое сооружение – пугал обоих больше всего. Вот уже битых полтора часа они крутились около летающей тарелки, всё ещё надеясь как-нибудь попасть внутрь, и ни разу ни у Ромки, ни у Василия не возникло желания хотя бы приблизиться к неосвещённой жилой коробке. Оба не сговариваясь делали вид, будто пятиэтажка успела намозолить им глаза до такой степени, что на неё и смотреть не хочется.

Однако даже ограничиваясь невольными взглядами искоса, можно было заметить, что с пятиэтажкой этой явно не всё в порядке. В окнах, например, ни единого отблеска, и такое ощущение, что стёкол вообще не вставляли. И двери подъездов вовсе не распахнуты настежь, как это сперва показалось, а просто отсутствуют.

Ромка зябко повёл плечами и поспешно перевёл взгляд на шевелящуюся в полумраке широкую спину Василия. Тот всё ещё трудился над люком.

– А шомполом? – без особой надежды спросил Ромка.

– Пробовал уже, – отозвался сквозь зубы Василий, не оборачиваясь. – По диаметру не пролазит, здоровый больно…

Он нажал с излишней нервозностью и сломал ключ. Металлический язычок звякнул о броню и, отскочив, бесшумно упал во мрак. Василий пошарил лучом фонарика по искусственному покрытию из неизвестного материала, напоминающего с виду остекленевшую серую пемзу, но обломок, видимо, улетел под бронированное брюхо тарелки.

– Нет, ну ведь если бы я не кричал! – яростным шёпотом обратился вдруг Василий к плите люка. – Ведь кричал же! Про летающую тарелку! Кричал? – Он обернулся к Ромке.

Тот вроде сидел в прежней позе: сгорбившись и сцепив руки на коленях.

– Ну, кричал… – нехотя согласился он.

– Так какого же ты?..

Ромка досадливо боднул стриженой головой колени и не ответил.

Василий крякнул, сдвинул козырёк на глаза и, болезненно скривившись, в который уже раз оглядел окрестности. Похоже, кроме гигантских колонн других источников света здесь не водилось.

– Нет, – решил он наконец. – Не делом мы занимаемся. Ещё не дай бог повредим чего-нибудь…

– Что ж, сидеть и ждать?

– Сидеть и ждать. – Василий пригнулся и полез в скопившуюся под днищем темноту. Нащупав рубчатый лапоть посадочной опоры, сел и привалился к металлической лапе спиной. – Если прихватили по ошибке – так вернут, а если для чего другого…

Он замолчал, явно прикидывая, на кой пёс они могли понадобиться инопланетянам, и, судя по раздавшемуся из темноты вздоху, ни до чего хорошего не додумался.

– М-да… – сказал он наконец. – Ну ничего, Ромк! Вернут. Обязаны…

– Обязаны… – язвительно проговорил Ромка. – А может, у них здесь такой же бардак, как у нас!

– Ничего себе бардак! – возразил Василий. – Вон какой хренотени понастроили, а ты говоришь – бардак! Тут не бардак, тут порядок. Цивилизация…

Разговор прервался, и в огромном зале стало как будто ещё темнее.

– Вообще-то, конечно, всякое бывает, – не выдержав молчания, снова заговорил Василий. – В прошлом году на металлургическом штабелировщик уснул на площадке, куда ковши отсаживают… В нетрезвом состоянии, конечно… Ну и поставили на него не глядя двадцатипятитонный ковш. Так розыск объявляли – пропал человек… А ковш там ещё целый месяц стоял… – Произнеся это, Василий возвёл глаза к угольно-чёрному днищу, в котором паутинчато отражались далёкие заросли слабо мерцающих колонн. Летающая махина, надо полагать, тоже весила не меньше двадцати пяти тонн, да и вид имела такой, словно собирается здесь простоять как минимум месяц.

История о раздавленном штабелировщике произвела сильное впечатление. Ромка упёрся ладонями в покрытие и рывком подобрал под себя голенастые ноги. Встал. Вышел, пригнувшись, на открытое пространство. Телефонная трубка торчала у него из кармана, и крысиный хвост провода волочился по стеклистому покрытию.

– Так? Да? – сдавленно спросил Ромка у запертого люка и вдруг, выхватив трубку, ударил что было силы наушником в броню. Брызнула пластмасса.

– Ты что, сдурел? – рявкнул Василий.

– Откройте! Козлы! – захлёбывался Ромка, нанося удар за ударом. – На запчасти, блин, раскурочу!..

Метнул в бесчувственную плиту остаток трубки и лишь после этого малость опомнился.

– Вот только одно и можешь… – злобно заворчал на него из-под тарелки Василий. – Ломать да ломать… Ты за всю жизнь хоть одну вещь своими руками сделал?

Ромка стоял понурившись. (Рост – выше ста восьмидесяти пяти; телосложение – сутулое, худощавое; уши – большие, оттопыренные… Цвет глаз и наличие-отсутствие веснушек – не разобрать, темно…)

– Может, ещё сверху посмотреть? – шмыгнув носом, расстроенно проговорил он. – Там вроде наверху какая-то фигня торчала… Подёргать, покрутить…

Он вытер ладони о джинсы, приподнялся на цыпочки и, взявшись за покатый край летающей тарелки, попробовал за что-нибудь уцепиться. Уцепиться было не за что.

– Подсадить, что ли? – хмуро спросил Василий и, кряхтя, выбрался из-под днища.

Он присел и принял в сложенные вместе ладони Ромкину ногу. Поднял до уровня груди, подставил погон, потом упёрся широкой ладонью в тощую Ромкину задницу и затолкнул его одним движением на крышу.

– Ну что? – спросил он, отступая на шаг.

Ромка пыхтел и не отвечал – он полз на животе к центру покатого и, наверное, скользкого купола. Вскоре на фоне гигантских мерцающих колонн обозначился его согнутый в три погибели силуэт. Видно было, как он, за что-то там ухватясь, покрутил, подёргал… Василий хотел отойти подальше для лучшего обзора, но тут послышался лёгкий треск, силуэт неловко взмахнул длинными руками, в одной из которых мелькнуло что-то непонятное, и Ромка, съехав на ту сторону, с воплем шмякнулся на пол.

Когда Василий, обежав тарелку, подоспел к нему, Ромка уже сидел и потирал, морщась, ушибленное бедро левой рукой. В правой у него было (Василий включил фонарик) что-то вроде квадратного металлического зеркальца на полуметровом стержне.

– Вот, – виновато сказал он. – Отломилось…

– Да что ж ты за человек такой! – процедил Василий. – Руки у тебя или грабли? За что ни возьмёшься – всё ломается!.. Может, она теперь летать не будет без этой хреновины?

– А там ещё одна такая есть, – сказал Ромка.

Василий открыл было рот – выложить всё, что он думает о своем косоруком спутнике, но тут по тёмному залу беззвучно прозмеился огромный огненный знак, причём один из его языков вильнул им прямо под ноги. Василий от неожиданности подскочил, а Ромку подбросило с пола.

– Берегись! – рявкнул вдруг Василий. – Уйди, на хрен!

Он схватил за шиворот только что успевшего встать на четвереньки Ромку и отволок шагов на пять прочь.

Летающая тарелка оживала. По выпуклой броне уже вовсю бежали, потрескивая, фиолетовые электрические разряды. Округлая чёрная глыба неспешно всплыла над полом, потом остановилась, и мрак под днищем зашевелился – бронированная черепаха подбирала конечности и смыкала клюзы. Затем, приглушённо взвыв, крутнулась – мощно, как турбина, и, обдав лица волной озона, ушла ввысь стремительным неуловимым броском. А вот куда делась потом – понять трудно. Такое впечатление, что испарилась на полдороге…

А по полу прозмеился ещё один иероглиф – на этот раз изумрудный. Правда, теперь уже никто не подпрыгнул: хмуро переглянулись – и только.

– Может, отремонтируется – прилетит? – жалобно предположил Ромка.

Василий злобно молчал, поигрывая желваками.

– Отремонтируется… – проговорил он сквозь зубы. – Кто бы тебя, придурка, отремонтировал!.. Ну и куда теперь?

Оба одновременно повернулись к зияющей чёрными окнами пятиэтажке, причём Василий наступил на что-то и чертыхнулся.

– Да ну её на фиг! – торопливо проговорил Ромка. – Чего там делать? И так видно, что нет никого…

Василий, поигрывая желваками, изучал здание.

– Трубку подбери, – негромко приказал он.

– А?

– Трубку свою подбери, – не повышая голоса, повторил Василий и указал носком ботинка. – Чего валяется?..

– А-а… – Не сводя широко раскрытых глаз с пятиэтажки, Ромка послушно поднял с пола размочаленную телефонную трубку, и тут в одном из окон второго этажа включился свет.

Ромка охнул и выпрямился. Рубиновое сияние, пролившееся из прямоугольного проёма, окрасило в кремовые тона серое пористое покрытие под ногами и положило лёгкий розовый мазок на ствол табельного оружия, возникшего вдруг в правой руке сержанта милиции.

– Так… – невыразительным голосом, от которого у Ромки кожа поползла на затылке, проговорил Василий. – Кого-то мы разбудили…

Глава 3

И дале мы пошли – и страх обнял меня.

Александр Пушкин

Окно погасло, провалилось чёрной ямой, зато зажглось соседнее, правда, уже не рубиновым, а мертвенно-голубоватым светом. Василий и Ромка увидели в прямоугольном проёме всё то же, что и прежде: голые стены и потолок без каких-либо признаков люстры или плафона. Такое ощущение, что кто-то, переходя из комнаты в комнату, дотянулся сразу до обоих выключателей и одновременно нажал их, убрав свет в одном помещении и включив в другом. Выключатели, надо понимать, работали бесшумно – в такой тишине и при отсутствии стёкол щелчок просто не мог быть не услышан.

– Да что за чёрт! – всматриваясь, тихо сказал Василий. – Это ж разные квартиры! Он что, сквозь стены ходит?

От такого предположения обоих слегка зазнобило, но оставалась ещё надежда, что строение только снаружи представляет собой точную копию хрущёвской пятиэтажки. Внутри оно могло быть устроено как угодно.

Однако вскоре свет перепрыгнул в следующее окно, и версия об оригинальной планировке отпала – окно это располагалось этажом выше. Кто-то шёл сквозь дом, и похоже, что для него не существовало не только стен, но и перекрытий: пронизав третий этаж, снова перескочил на второй, двинулся влево, вернулся… Окна вспыхивали поочерёдно, каждый раз бросая на ствол пистолета новый отсвет: голубоватый, рубиновый, но чаще всего прозрачно-жёлтый, как от обыкновенной лампочки накаливания.

«Да нет там никого! – внезапно озарило Ромку. – Сидит себе где-нибудь перед распределительным щитом и балуется с выключателями, а мы тут с ума сходим!..» Но обрадоваться своей остроумной, в общем-то, догадке он так и не успел: из прозрачно-жёлтого окна пришёл звук – кто-то обо что-то споткнулся и вроде бы даже сказал: «Ух!..» Далее, судя по всему, замер и, выждав с минуту, двинулся обратно, откуда прибыл…

– Чего-то ищет… – обмирая, сообразил Ромка, и в этот миг свет погас вообще. Дом снова стоял пустой и тёмный.

– Орать-то зачем? – злым придушенным шёпотом осведомился Василий.

– А я орал? – огрызнулся Ромка, тоже шёпотом.

Подождали, не вспыхнет ли где ещё окошко. Не вспыхнуло. Пятиэтажка тонула в вечных сумерках огромного зала серой издырявленной чёрными проёмами глыбой. Василий хотел вернуть пистолет в кобуру, но раздумал.

– А ну-ка давай ещё с той стороны посмотрим, – сказал он. – Может, он как раз там сейчас и шарит… Да спрячь ты, на хрен, свою трубку! Стрелять из неё, что ли, собрался?

Ромка взглянул на свою правую руку, смутился и, запихнув изувеченную трубку микрофоном в карман джинсов, подобрал с пола отломанный от летающей тарелки металлический стержень с зеркальным бруском на конце.

Угол миновали благополучно, но, когда проходили мимо второго окна, кто-то из чёрного провала внятно произнёс: «Бу!» – и обоих отбросило от дома шагов на пять.

Луч фонарика канул в окно, как в колодец.

– Вроде никого… – пробормотал Василий.

– Может, показалось? – с надеждой спросил Ромка.

– Обоим, что ли?.. – Василий ощупал лучом торец дома, ругнулся и убрал свет.

Одолеваемые самыми нехорошими предчувствиями, двинулись дальше. Василий с пистолетом – чуть впереди, а чуть поотстав – Ромка со стержнем. Вылитый индеец на тропе войны. Шли боком, как бы ожидая всё время нападения с тыла.

– Стоп! – тихо скомандовал Василий, вглядываясь во что-то под ногами. – Это ещё что за чертовщина?..

Впереди, в трёх шагах, на сером покрытии лежал овальный отсвет. Из окна он никак падать не мог – иначе он был бы вытянут в другую сторону. Присев, Василий провёл над светлым пятном рукой, но тени растопыренной пятерни в пятне не обозначилось.

Поглядели с тревогой друг на друга. Ромка высвободил из кармана исковерканную трубку и движением, каким обычно подбрасывают хворост в костёр, кинул её в центр овала. Обрывок телефонного провода больно хлестнул по лодыжкам – трубка исчезла, даже не долетев до покрытия. Оба отпрянули.

– Так… – сипло проговорил Василий. – Будем знать…

Внимательно глядя под ноги, они добрались до угла и вышли за дом. Ни в одной из квартир, обращённых окнами в эту сторону, света не было. Зато по серому покрытию здесь и там беспорядочно разбросаны были всё те же овальные светлые пятна, как будто штук пятнадцать невидимых карманных фонариков освещали пористый похожий на пемзу пол.

– Капканы… – еле выговорил Ромка.

Василий мрачно кивнул.

С прежними предосторожностями они вернулись к подъезду.

– Одно из двух, – угрюмо подытожил Василий. – Или он, зараза такая, сейчас за нами следит, или я не знаю что… Ну не спать же он лёг, в конце-то концов!

Они огляделись ещё раз. До мерцающего леса колонн было очень далеко. Пятиэтажка была рядом.

– Может, до утра подождать? – жалобно сказал Ромка.

– Мы ж под крышей, – напомнил Василий. – Какое тут может быть утро?

Он помолчал, явно на что-то решаясь.

– Значит, так… – заговорил он наконец. – Возвращаемся на угол, будто идём обратно, потом резко влево – и вдоль стены к парадному…

***

Оказавшись под бетонным козырьком, который впрочем, кажется, бетонным не был, Василий включил фонарик. Неровное волокнистое кольцо света медленно скользнуло по стенам короткого коридорчика, выхватило в глубине его пяток ступеней, площадку, затем вернулось и, облизав косяки, снова провалилось в глубину подъезда.

– Это не мы строили, – глухо проговорил Василий.

– Ага… – сдавленным эхом отозвался из-за плеча Ромка.

Дверей в парадном не было и, судя по отсутствию петель, не предполагалось. Но главное, конечно, не в этом. Вблизи здание поражало небывалой чистотой отделки и какой-то… наготой, что ли… Нигде ни карниза, ни выступа, порожка вот даже нет… Вдобавок возникало ощущение, что пятиэтажка эта вся выточена из единой глыбы. Да, наверное, Василий был прав: здание строили не люди.

– За улицей последи, – негромко приказал он, видимо, подразумевая другие подъезды, и осторожно перенёс ногу через несуществующий порог. Стоило ему это сделать, как в глаза ударил свет, и что-то с нечеловеческой силой ухватило левую руку Василия повыше локтя.

Он шарахнулся назад и вправо. Подъезд вновь провалился во тьму.

– Вот как звездану промеж фар! – прошипел Василий, в самом деле занося рукоять пистолета. – Чуть не застрелил тебя, дурак!..

Ромка отпустил локоть и, кажется, хихикнул. Василий, не поверив, посветил спутнику в лицо и увидел, что оно и впрямь перекошено диковатой улыбкой.

– Так страшно ведь… – с нервным смешком объяснил Ромка.

Василий двинулся на него, выпятив челюсть.

– А трубку? – севшим от бешенства голосом проговорил он. – Трубку из автомата выдирать – не страшно было?..

Ромка убито молчал, и Василий снова повернулся к подъезду. Шагнул – и помещение исправно озарилось ровным, довольно ярким светом.

– Ну ясно… – проворчал Василий. – Хоть с этим разобрались…

Он внимательно изучил голые стены, потолок и остался в недоумении: лампочки нигде видно не было и откуда изливался свет – непонятно. Посмотрел, куда падает тень, и убедился, что не падает никуда, а расплывается из-под ног смутным пятном сразу во все стороны.

– Всё спокойно? – спросил он оставшегося снаружи Ромку.

Тот, спохватившись, огляделся и ответил, что всё спокойно. Василий продолжал осмотр помещения. Лестница ему, судя по выражению лица, решительно не понравилась: во-первых, без перил, во-вторых, ступеньки. Они были строго прямоугольные, без скруглений – тоже, короче, подделка…

– Слушай, – сказал Василий, и голос его гулко прозвучал в пустом подъезде, – а ведь, похоже, до нас здесь людей вообще не было…

– Почему?

Вместо ответа он обернулся и указал глазами на девственно чистые стены: нигде ни рисунка, ни надписи, ни даже копоти от прилепленной к потолку спички…

– А из окна тогда кто пугал?

– А хрен его знает… – Василий поставил ногу на первую ступеньку – и тут же осветился следующий пролёт, но зато погас свет в коридорчике. Погас и вспыхнул снова – это в подъезд вошёл Ромка.