– Он впервые применил там вогнутые щиты, – напомнил Ар-Шарлахи. – У кимирцев их тогда еще не было…

– А откуда они вообще взялись? – перебил судья. – Он что, сам их выдумал? Ты когда-нибудь в руках держал такой щит? Бросает солнечный свет в одну точку на двадцать-тридцать шагов! Кто их ему дал? Как такое вообще можно выковать?.. Нет, как хочешь, а без колдовства здесь не обошлось…

– Нганга ондонго, – меланхолически молвил Ар-Шарлахи, в свою очередь разливая вино в чашки.

– Что-что?

– Заклинание, – со вздохом пояснил тот. – А может, и ругательство. Я его услышал от Левве… Он ведь изучал, если помнишь, язык туземцев. За что и был затоптан сразу после воцарения… Однако, согласно указу государя, колдовства не существует. Странно, что я напоминаю об этом судье… Да! – Он оживился. – Вот я что еще слышал! Будто вогнутые щиты скованы для Улькара кивающими молотами…

Судья недоуменно сдвинул брови.

– Ты что-нибудь о них знаешь?

– О кивающих молотах? Да нет, ничего… Знаю только, что все их боятся, но никто не видел… Премудрый Гоен считал их просто суеверием… Но мы, по-моему, отвлеклись… Так что там третий Улькар?

– Третий… – Тяжелое лицо досточтимого Ар-Мауры дрогнуло и застыло в скорбной гримасе. – А третий – безумец, которому ударила в голову власть. Знаешь, когда он разрушил храм Четырех Верблюдов и объявил себя богом, мне стало страшно… Боги не прощают тех, кто помнит их еще людьми… Потом этот указ о собственном бессмертии… А уж когда он начал издавать законы природы…

– Нет, почему же, – деликатно возразил Ар-Шарлахи, а в глазах у самого тушканчики плясали. – Законы природы – это мудро. Воде надлежит течь сверху вниз. Стало быть, учись у воды, как надо исполнять законы…

Судья не слушал. Лицо его было по-прежнему угрюмо.

– Я давно уже перестал понимать, что происходит, – устало пожаловался он. – Разворачиваешь свиток с новым указом – и заранее ждешь бунта. А бунта все нет и нет…

Ар-Шарлахи с любопытством взглянул на судью.

– Зачем же бунтовать? – сказал он. – Можно просто не исполнять. Или исполнять, но наполовину… Как, собственно, и делается.

– Да? Ты так полагаешь? А вот представь: придет завтра указ, что всем подданным надлежит ходить с открытыми лицами… И что тогда?

– Н-ну… тогда, конечно, бунт, – признал Ар-Шарлахи. – А кстати, чем ты хуже Улькара? Стань во главе. Тот отделил Харву от Кимира, а ты отделишь Пальмовую дорогу от Харвы.

Досточтимый Ар-Маура смотрел на шутника с улыбкой сожаления.

– Безнадежно… – сказал он наконец и залпом осушил чашку. – Ни ты, ни я на это не способны. Я слишком стар, а ты… – Тут судья вскинул глаза и взглянул на собеседника в упор. – Ты даже сам не знаешь, как ты меня разочаровал. Когда в пустыне объявился Шарлах, я поначалу подумал: да уж не ты ли это? Тем более, на тебя был донос… Смешно, конечно, об этом говорить, но я обрадовался… Обрадовался, что хоть кто-то из нас, бывших владык, покажет этим голорылым пеший путь к морю… Жаль, что это был не ты.

– А вдруг? – возразил слегка уже захмелевший Ар-Шарлахи. – Разбойник, он ведь, знаешь, только при луне разбойник. А днем он может на базаре финиками торговать…

Досточтимый Ар-Маура выслушал все это без тени улыбки, с самым печальным видом.

– Да нет, – ответил он, вздохнув. – Никакого «вдруг» здесь быть не может. Вчера ночью шайка Шарлаха была уничтожена, а сам он захвачен. Странно… Государь отрядил на это целый караван, причем потребовал, чтобы главаря взяли живым. Возможно, к вечеру его доставят сюда…

Глава 3. ЛУНА И ЯМА

Ар-Шарлахи лежал лицом вверх и смотрел на вырезанный в камне круг ночного, чуть тронутого серебристой пылью неба. Где-то совсем рядом сияла за кромкой разбойничья злая луна или, как было принято говорить в Харве, – полная. Мерцало, растворяясь в лунной дымке, алмазное копыто голенастого созвездия Ганеб. Верблюд, на котором предки Ар-Шарлахи прибыли в этот мир, шествовал теперь по ночному небу над Пальмовой дорогой.

Большая честь – потомка владыки поместили в одну из главных ям, каменный колодец, сооруженный разбойничками прадедами для особо знатных пленников. Кверху колодец слегка сужался, так что вылезти без посторонней помощи из него было невозможно. Злая луна вынула из мрака широкий смеющийся оскал старой каменной кладки, и зубов в этом оскале по мере восхождения светила как бы прибавлялось и прибавлялось.

Шакал ты, досточтимый Ар-Маура! Хотя… Тебя тоже можно понять. Отпусти ты Ар-Шарлахи без наказания, поползли бы шепотки, что судья покрывает бывших владык Пальмовой дороги, а там, глядишь, юный голорылый секретарь, преодолев трепетное уважение к досточтимому, догадался бы отправить донос в предгорья…

Так значит Ар-Маура учился вместе с Улькаром?.. Непостижимым и бессмертным, повелевающим громами… Ну тогда становится ясно, как это он ухитрился получить место судьи в своей собственной тени… Зато ему есть теперь что терять. Не то что Ар-Шарлахи!..

Узник хотел было усмехнуться бесшабашно, но вместо этого вдруг затосковал: стало жалко себя, заныло легонько под ложечкой. Завтра прикажут в течение дня покинуть тень Ар-Мауры. Это опять наниматься на торговую каторгу – и в пустыню… Ненавижу пустыню, бессильно подумал Ар-Шарлахи. Любую. Песчаную, каменную, усыпанную красным щебнем. Любую… Поселиться бы в Харве… Хотя кто тебя в Харву пустит? И даже если пустят… Предгорья нынче уже не те. Веселые кварталы разогнали… В Зибре говорил с голорылым, так они нам, оказывается, еще и завидуют. Воля у вас, говорят, на Пальмовой дороге… А в предгорьях строго. Ох, строго!..

Впору и впрямь в разбойнички податься… Нелепая эта мысль пришла внезапно и слегка позабавила. Нет, в самом деле! Согласно последнему указу, никаких разбойников в природе не существует. Грабь на здоровье!.. Только ведь не годишься ты, братец, в разбойники. При твоей-то любви к пустыням!..

Ар-Шарлахи сел и со вздохом поправил сбившийся коврик. Любезен все-таки досточтимый Ар-Маура. И какая отчаянная храбрость! Ковриком снабдил, вы подумайте!..

Ар-Шарлахи уже задремывал, мысли путались. Ну ладно, указ… Разбоя нет… Разбойников тоже… А как же тогда облава на тезку Шарлаха?.. Почти тезку… За что ловить-то, если не разбойник?..

***

Разбудивший его шум, смолк мгновенно, во всяком случае, открыв глаза, Ар-Шарлахи так и не понял, что это было. Язык лунного света, пока он спал, спустился по грубой старинной кладке и теперь готов был лизнуть песчаное дно колодца. Голенастое созвездие Ганеб сместилось, ушло за каменную кромку. Вот-вот покажется краешек холодного яркого диска.

Где-то наверху неспешно поскрипывал песок под башмаками удаляющихся стражников, кто-то лениво и негромко выругался, помянув разбойничью злую луну, четырех верблюдов и кивающие молоты впридачу.

Вскоре стало совсем тихо. Потом совершенно неожиданно рядом послышался шорох и сдавленный вздох. Вот оно что! Оказывается, в яму спустили на веревке еще одного узника… Обычное развлечение стражников: отдают канат не до конца, и приходится спрыгивать чуть ли не с высоты человеческого роста. Этот-то шум падения, надо полагать, и разбудил Ар-Шарлахи.

– Значит, еще судить будут… – безнадежно произнес надломленный с хрипотцой мальчишеский голос.

Ар-Шарлахи решил было, что юный узник разговаривает сам с собою, но тут в темноте снова зашуршало, и другой голос, низкий и властный, буркнул:

– Молчи…

Ах, вот даже как? Ну, спасибо тебе, досточтимый! Если так и дальше дело пойдет, то к утру в этой яме станет тесновато… Надо же, сразу двоих подсадил! Для более крепкого сна, не иначе…

Ар-Шарлахи тихонько фыркнул – и колодец тут же словно опустел. Оба новых узника замерли. Наконец обладатель низкого грубого голоса приказал ворчливо:

– Пойди узнай, кто такой…

Снова шорох балахона, и подросток, пригнувшись, подобрался к Ар-Шарлахи. Такое впечатление, что мальчишка опасался выпрямиться, дабы не попасть в косой поток лунного света.

– Ты кто?

– Ар-Шарлахи.

В колодце опять стало гулко. Похоже, ответ поразил обоих вновь прибывших. Прошло несколько секунд, прежде чем старший узник издал некое задумчивое рычание.

– Какой Ар-Шарлахи? Сирота? Тот самый, которого в Харву спровадили?..

– Да, – довольно резко бросил Ар-Шарлахи. Собеседник его явно не отличался вежливостью. Если он будет продолжать в том же духе… Однако нового вопроса не последовало. Надо полагать, обладатель грубого властного голоса полностью удовлетворил свое любопытство.

Что же до подростка, то он как-то неуверенно пошевелился, оглянувшись, видно, на старшего, и вновь занялся Ар-Шарлахи.

– А сюда за что?

– Мухам лишние лапки обрывал.

– Ты отвечай, когда спрашивают! – Хрипловатый мальчишеский голос внезапно стал злым, опасным.

Опершись на локоть, Ар-Шарлахи приподнялся на коврике, всмотрелся. Выбеленная луною часть вогнутой стены бросала слабый отсвет на его юного собеседника. Среднего роста мальчуган, лет семнадцать, наверное. Вроде склонен слегка к полноте, как горожанин… А вот одет по-кочевому: балахон, головная накидка, лицо прикрыто повязкой…

– А кто ты такой, чтобы спрашивать? Судья?

Подросток чуть отпрянул – и такое впечатление, что задохнулся от бешенства. Странно… Отчаянным, что ли хочет, прослыть? Это в яме-то!.. Тут ведь чуть что – сразу стражники прибегут, и товарищ твой низкоголосый тебе не поможет… Да потом еще судье доложат…

Подросток тем временем опомнился, сделал глубокий вдох, кажется, даже сосчитал до пяти. Потом снова подался к Ар-Шарлахи.

– Да ладно, чего ты!.. – доверительно зашептал он. – Ну, прости, сгоряча сорвалось… В одной ведь яме сидим, а ты все владыку из себя строишь!.. На сколько тебя укатали-то?

– Вот ночь отсижу, – со вздохом ответил Ар-Шарлахи, – а завтра после заката солнца ноги моей здесь быть не должно…

– А-а… – понимающе протянул подросток. – Тоже, значит, по мелочи… Как и мы…

Откуда-то из темноты презрительно хмыкнул старший узник. Что он хотел этим сказать – неясно…

– Значит, просто отпустят – и все? – допытывался подросток.

– Да вроде так…

Подросток помолчал и вдруг, ни слова не прибавив, канул во тьму. Передвигался он по-прежнему пригнувшись. Два голоса забубнили, зашептались неразборчиво. Ар-Шарлахи удалось различить лишь отдельные слова:

– …ну не нарочно же… в одну яму…

– …подсадили…

– …спросонья… запросто могли…

– …переменить судьбу?..

Услышав про судьбу, Ар-Шарлахи удивился. В беседе двух бродяг, посаженных до рассвета в каменный колодец, такие слова звучали несколько неуместно. Впрочем, глаза у него уже снова слипались, так что к бормотанию их он особо и не прислушивался…

***

– Справедливо приговоренный Ар-Шарлахи!

Ар-Шарлахи рывком сел на коврике. Было еще темно. Рассвет только подкрадывался к маленькому оазису. Луна, успевшая перекатиться на другую половину неба, вымывала из мрака фигуры трех стражей на краю колодца, налитого теперь чернотой почти доверху.

– Именем государя судья освобождает тебя из ямы и дает тебе время от восхода до заката солнца, чтобы ты, справедливо приговоренный Ар-Шарлахи, покинул пределы этой тени. Если же ты, случайно или умышленно, задержишься в пределах тени после заката, знай, что судья именем государя приговорит тебя к казенной каторге до Зибры и обратно. – Глашатай сделал положенную паузу и приказал негромко: – Веревку!

Упала белая гладкая (хоть бы один узел навязали, вараны!) веревка. Поднявшийся на ноги Ар-Шарлахи наклонился, чтобы скатать коврик, но тут его жестко взяли с двух сторон за локти и ткнули лицом в песок, едва не сломав шею. К счастью, глаза он успел зажмурить, а ноздри спасла повязка. Мощная мужская рука влезла под головную накидку, рванула за волосы, и Ар-Шарлахи почувствовал, как на горле его захлестнулась удавка. Рванулся, но был прижат к песку, потом навалившаяся тяжесть ослабла, зато петля стянулась рывком.

– Ар-Шарлахи!.. – уже раздраженно повторил глашатай.

– Здесь!.. – отозвался хриплый голос, и Ар-Шарлахи увидел, как зашевелился, уходя вверх, смутный белый балахон – самозванец лез по веревке. Рванулся еще раз, но удавка перекрыла ток крови, в ушах зазвенело, сплелись и расплелись перед глазами черно-багровые кольца, а дальше сознание покинуло Ар-Шарлахи.

…В себя он пришел довольно быстро. Горло – пережато, над ухом – злобное быстрое дыхание. Память не утратила ни момента из того, что произошло. Бродяга с грубым властным голосом воспользовался его именем и был отпущен на свободу. Да что же это они, одного узника от другого отличить не могут?.. Ах да, стражники же сплошь голорылые, мы для них все на одно лицо… Тем более ночью… Ар-Шарлахи дернулся, и затяжка на горле стала жестче. Закричать? Бесполезно… Раскормленный, как горожанин, подросток был, конечно же, слабее, но позиция его была куда более выгодной.

«Идиоты!.. – в отчаянии подумал Ар-Шарлахи. – Идиоты!.. Все равно ведь все выплывет наружу… Ар-Маура знает меня в лицо…»

Подросток, лежащий у него на спине, судорожно заерзал, занимая положение посподручнее, и что-то в движении этом поразило Ар-Шарлахи… Да ослепи тебя злая луна! Какой подросток? Какой, занеси тебя самум, подросток? Как можно было этот слегка охрипший высокий голос принять за ломающийся мальчишеский?.. На спине Ар-Шарлахи лежала женщина, одетая по-мужски! Лежала – и то ослабляла, то затягивала удавку…

Ну уж этого он никак стерпеть не мог! Испустил короткий стон и обмяк, как бы снова лишившись чувств. Удавка мигом ослабла, и Ар-Шарлахи тут же вскинул руки к горлу, успев запустить пальцы под тонкую жесткую веревку. Уперся лбом в песок, стал на колени, качнулся обманно влево, а потом резко повалился на правый бок, придавив плечом руку душительницы. Последовал приглушенный кошачий взвизг, а затем удар растопыренными пальцами в прикрытую повязкой щеку. Должно быть, метила в глаза, но в темноте промахнулась… Ар-Шарлахи схватил гадину за плечи и вмял спиной в песок. «Придушу!» – задыхаясь, подумал он, но тут маленькие сильные руки сорвали с него повязку, а в следующий миг Ар-Шарлахи был атакован самым неожиданным образом. Смутное пятно лица метнулось навстречу, и рот узника внезапно ожгло жадным поцелуем.

– Хочу!.. Хочу!.. – застонала она. – Какой ты… сильный!..

Яростным движением он сбросил с шеи удавку, но вот оторвать от себя незнакомку оказалось куда труднее.

– Пусть!.. – стонала она. – Пусть… уходит… Пусть!..

Да будет тому свидетелем разбойничья злая луна, но Ар-Шарлахи так и не понял, каким образом могло случиться, что их смертельная схватка перешла в схватку любовную. Он был настолько ошарашен этой внезапной сменой тактики, что вскоре ничего уже не соображал… Причем стоило опомниться хотя бы на миг, как страсть незнакомки вскипала с удвоенной силой, и Ар-Шарлахи вновь терял голову. Чувство времени он при этом, естественно, утратил. Когда же они наконец, тяжело дыша, поднялись с измятого песка и, отступив на шаг, уставились друг на друга, – в каменный колодец уже лился серенький предутренний свет.

Дурной сон. Просто дурной сон, не иначе… Незнакомка, не спуская с Ар-Шарлахи темных, пристально прищуренных глаз, неспешно одернула балахон и вновь закрыла лицо повязкой.

Впрочем Ар-Шарлахи успел рассмотреть, что у любовницы его и душительницы широкие скулы, прямой короткий нос и упрямый подбородок. Такие решительные, с излишней рельефностью вылепленные женские лица, честно говоря, никогда ему не нравились. Вдобавок в предрассветных сумерках показалось, что незнакомка смотрит на него насмешливо, чуть ли не презрительно.

И Ар-Шарлахи, ужаснувшись, осознал наконец, что произошло. Пока он тут кувыркался с этой подлой девкой, искусно изображавшей внезапный прилив страсти, ее сообщник успел скрыться, да еще и воспользовавшись его именем.

– Ах ты тварь!.. – изумленно выдохнул он.

Ничуть не испугавшись, она подалась навстречу.

– Кликнешь стражников – убью, – тихо и очень серьезно предупредила она.

Вполне возможно, что далее схватка должна была повториться, причем отнюдь не любовная, но тут в вышине снова раздался надменный голос глашатая:

– Ожидающая справедливого приговора Алият!

Оба вскинули головы. На краю колодца маячили три фигуры. Холодно мерцали прямоугольные парадные щиты.

– Именем государя тебе надлежит явиться к судье, дабы выслушать часть справедливого приговора.

Развернувшись, упала веревка. «Алият… – мелькнуло у Ар-Шарлахи. – Где-то ведь я уже слышал это имя… Алият…»

Душительница же тем временем не мешкая ухватилась за сброшенную веревку, потом вдруг обернулась к нему, и в темных глазах ее Ар-Шарлахи вновь увидел насмешку и торжество.

– Дурак… – произнесла она чуть ли не с нежностью. Взялась за канат покрепче и довольно ловко полезла к серому рассветному небу. Ар-Шарлахи ошалело смотрел, как она, достигнув каменной кромки, выбралась наверх, где тут же оказалась в крепких руках стражников.

– Эй! – наконец-то опомнившись, закричал он. – Послушайте! Меня должны были…

– Молчать! – яростно грянуло сверху. – Молчать и внимать глашатаю!

Ар-Шарлахи содрогнулся и умолк. Со стражниками шутки плохи. Глашатай выдержал паузу и возгласил торжественней, чем когда бы то ни было:

– Ожидающий справедливого приговора Шарлах! Именем государя тебе надлежит явиться к судье, дабы выслушать часть справедливого приговора.

Глава 4. ПОБЕГ, КОТОРОГО НЕ БЫЛО

Алият… Ну конечно! Конечно же, слышал!.. «Шарлаха на тебя нет с Алият…» Кто это сказал? Кажется, кто-то из каторжан с левого борта… Точно, точно… А хозяин каторги сделал вид, что не понял… Так это, значит, и есть Алият?..

Им связали запястья одной веревкой и накинули каждому на шею по петле. Сопровождаемые отрядом из восьми стражников, узники шли по кривым стиснутым глинобитными стенами улочкам. За решетчатыми навершиями многочисленных узких дверей белели повязки, мелькали открытые смуглые лица детей и женщин. Неясно, каким образом жители маленького оазиса узнали, что разбойников поведут к судье именно утром, но взглянуть на страшного Шарлаха хотелось всем.

В пересохших за ночь арыках шипела съедаемая пылью вода. Заслонки были открыты скупо; дождей в этом году, можно сказать, не выпало вовсе, и кочующее озеро Хаилве, питавшее весь оазис, пересыхало на глазах.

– Ну и чего ты этим добилась? – еле слышно цедил Ар-Шарлахи, шагая по нежной желтоватой пыли. – Все равно ведь поймают…

Алият презрительно скосила на него темный глаз над белой повязкой.

– Кого? – шепнула она. – Разве кто-нибудь бежал?

– У, дура!.. – проскрежетал тихонько Ар-Шарлахи. – Ты что же, всерьез полагаешь, что меня примут за твоего разбойника?

– Уже приняли…

Со стороны процессия, наверное, выглядела весьма забавно. Веревка, связывающая пленников друг с другом, была очень короткой, а если учесть, что Ар-Шарлахи все время норовил ускорить шаг, тогда как Алият умышленно его замедляла, то спотыкались оба постоянно.

– Ну я тебе это еще припомню, ящерица! – Ар-Шарлахи задыхался от злобы. – Дай только до судьи добраться…

Судя по движению повязки, Алият вздернула верхнюю губу и оскалилась по-звериному.

– Скажешь судье хоть слово – загрызу! – прошелестела она. – Ты – это он, запомнил? Голорылые нас только по росту и различают…

Ар-Шарлахи невольно повысил голос:

– Это тень Ар-Мауры! И судья здесь не голорылый. Кроме того, мы с ним знакомы!..

Алият запнулась и бросила на него взгляд, исполненный ненависти, недоверия и страха.

– Врешь!..

– А ну-ка тихо! – прикрикнул глава стражников. – Молча идти!

И они пошли молча. Пересекли небольшую рыночную площадь, можно сказать, пустую, где на месте сломанного храмика горделиво задирал подбородок еще один каменный голорылый идол в полтора человеческих роста. Краем глаза Ар-Шарлахи заметил хозяина каторги, с которой прибыл в тень Ар-Мауры. Судя по всему, торговля шелками, завезенными из Харвы, шла из рук вон плохо. Да и как могло быть иначе! Пальмовая дорога обнищала, а в Кимир шелка не повезешь – остановят на границе и заберут товар в казну…

Завидев процессию, торговцы зашевелились, привставая, по рядам прошелестело имя Шарлаха, и хозяин каторги обмер, узнав в связанном разбойнике своего скарабея. Что он при этом подумал, сказать трудно. Должно быть, только и смог, что, запинаясь, возблагодарить Улькара (а может, и четырех верблюдов, кто знает!) за поистине чудесное избавление от едва не приключившейся беды. Шутка ли – провести два дня с самим Шарлахом, прикинувшимся простым каторжанином!..

***

– Ты?! – не веря, выдохнул досточтимый Ар-Маура, и глаза его начали выкатываться. Казалось, еще немного – и досточтимого хватит удар. – А… а где же?..

Нечеловеческим усилием воли судья все же совладал с собой и с оглядкой осел на высокий резной стул. Помолчал, со страхом глядя на узника.

– Начальника первой стражи, – приказал он наконец перехваченным горлом.

– Он сейчас… э-э… – начал было секретарь.

– Знаю. Поднять и привести.

Во дворике возникла легкая суматоха. Слабым мановением руки досточтимый Ар-Маура повелел пленнику приблизиться. Ар-Шарлахи двинулся к судье, и веревка натянулась.

– Убью, – тихонько предостерегла Алият.

Не обращая на нее внимания, Ар-Шарлахи сделал еще один шаг, увлекая женщину за собой.

– Понимаешь, ночью ко мне подсадили двоих, – торопливо начал он. – Вот ее и…

В этот миг Алият мотнула головой, сбрасывая повязку, и кинулась на Ар-Шарлахи, явно норовя впиться ему зубами в горло. Однако стражники свое дело знали. Веревочные петли рванули узников в разные стороны, едва не придушив обоих.

Досточтимый Ар-Маура сидел неподвижно. Сбивчивые невнятные слова Ар-Шарлахи поразили судью настолько, что он, казалось, даже и не заметил короткой схватки, разыгравшейся у его ног. Наконец медленно повернулся к испуганно моргающему секретарю.

– Закрыть порт! – рявкнул судья так страшно, что юноша отшатнулся. – Обыскать все каторги и парусники! Нанявшихся сегодняшним утром – привести сюда!.. – Досточтимый замолчал и с отвращением взглянул на корчащуюся у ног полузадушенную Алият. – Кобру эту – отвязать и запереть!

И сразу кругом забегали, засуетились, забренчали оружием. Кашляя и держась за горло, Ар-Шарлахи поднялся с плоских влажных камней, которыми был вымощен судейский дворик. Алият увели в дом.

– Говори, – глухо приказал судья.

Кое-как, ощупывая без малого не раздавленную гортань, Ар-Шарлахи сипло поведал судье горестную свою историю. Некоторые подробности интимного характера он, правда, счел возможным опустить, ограничившись утверждением, что злобная разбойница Алият держала его на удавке до самого рассвета.

Густые с проседью брови судьи зашевелились угрожающе.

– Сын владыки! – прохрипел он, стискивая огромные кулаки. – Потомок разбойников! И не сладил с женщиной?..

– Ты видел, что это за женщина? – беспомощно возразил Ар-Шарлахи. – Сам же говоришь: кобра!..

Узкая дверь открылась, и в судейский дворик нетвердо ступил не на шутку встревоженный начальник первой стражи. Будучи не на службе, он был, согласно меткому определению секретаря, именно «э-э…», но, правда, трезвел на глазах.

– Каким образом могло так случиться, что ждущий приговора Шарлах и приговоренный Ар-Шарлахи оказались в одной яме? – скрипуче осведомился судья.

– Как в одной? – растерялся голорылый. – Почему в одной?..

Не получив ответа, он оглянулся по сторонам. Взгляд его упал на Ар-Шарлахи.

– Так это же… – Стражник осекся, моргнул и вдруг резко повернулся к судье. – А… тот? Другой!

– Выпущен из ямы перед рассветом, – сухо сообщил досточтимый Ар-Маура.

Начальник первой стражи побледнел. Вот теперь он был трезв, как горный родник.

– З-закрыть порт!.. – заикаясь, выговорил он.

– Уже закрыт, – сказал судья.

Голорылый обмяк. Ар-Шарлахи покосился на юного секретаря и увидел, что и тот близок к обмороку. Румянец сбежал с его нежных щек, и теперь юноша стоял, вцепившись в ажурные перила лесенки, с ужасом глядя на судью.

Ах да, вспомнил Ар-Шарлахи, это ведь именно он насчет меня распорядился… Точно, точно… Ар-Маура еще сказал ему: «Присмотри, чтобы не в общую яму и чтобы коврик бросили…» Да-а… Стало быть, влип мальчуган… Да что говорить! Все влипли…

– Что же делать? – беспомощно проговорил начальник первой стражи.

– Меньше увлекаться пальмовым вином, – процедил судья и кивнул стражникам на Ар-Шарлахи. – Этого можно развязать.

Те сноровисто освободили узника от веревок и вновь отступили на шаг.

– Ну и как же я теперь покину тень до заката? – сердито спросил Ар-Шарлахи, разминая запястья. – Порт-то закрыт…

– А ты ее и не покинешь, – мрачно промолвил досточтимый Ар-Маура. – Посидишь пока взаперти, а там видно будет…

***

Узкая дверь с решетчатым навершием закрылась, щелкнул хитрый стальной замок. Алият, сжавшись в комочек, сидела в углу и только посверкивала сердито глазами из щели меж белых складок плаща и накидки.

– Ты! Кобра! – с угрозой сказал Ар-Шарлахи. – Еще раз на меня кинешься – придушу! Запомнила?

Ответом было презрительное молчание.

– Главное, было бы из-за чего кидаться! – недовольно прибавил он. – Мы с судьей сто лет знакомы. И секретарь меня узнал, и начальник стражи… Так что, считай, поймают скоро твоего Шарлаха. Порт уже закрыли…

Из угла послышался злобный смешок. Ар-Шарлахи опустился на прохладный плиточный пол и подобрал под себя ноги. Теперь их с Алият разделяло ровно три шага. Расстояние вполне безопасное.

Да, история… Стоило устраивать на Шарлаха целую облаву и посылать за ним караван, чтобы потом так по-глупому его упустить! Судье сейчас не позавидуешь. Да и начальнику стражи – тоже, не говоря уже о секретаре… Хотя… Тебе-то до них какое дело, досточтимый Ар-Шарлахи? Скажи спасибо, что сам выкрутился!..

– Кто, ты выкрутился? – ядовито переспросила Алият, и Ар-Шарлахи вздрогнул. Оказывается, последнюю фразу он произнес вслух. Плохо дело… Так, глядишь, скоро бормотать начнешь без умолку вроде того старикана с торговой каторги…

– Выкрутился он! – злорадно продолжала Алият. – Нет уж! Вместе бежать помогали – вместе и отвечать будем!..

– Что?! – страшным шепотом переспросил Ар-Шарлахи и медленно поднялся на ноги. Алият вскочила, вжалась спиной в угол. Глаза ее, однако, по-прежнему были бесстрашны.

Несколько секунд прошло в напряженном молчании.

– Дура! – буркнул наконец Ар-Шарлахи и снова сел. – Кто тебе поверит?

Подумал и добавил в отместку:

– И вообще… Вот узнает Шарлах, что ты в яме под меня легла…

– А я ему не скажу, – успокоила Алият, тоже опускаясь на пол.

Ар-Шарлахи заморгал.

– Ого! – проговорил он чуть ли не с уважением. – Так ты с ним еще надеешься встретиться?

– Шарлах своих не бросает, – надменно изронила она. – Не то что вы, слизняки…

***

Оба успели проголодаться к тому времени, когда за дверью снова зазвучали тяжелые шаги стражников. Звонко щелкнул иноземной работы замок, скрипнули петли, упало узкое полотно света.

– Выходи по одному!

Первым, на правах мужчины, вышел Ар-Шарлахи и, к своему удивлению, опять был связан. Накрест захлестнув запястья, стражник затянул узел потуже и повернулся к переступающей порожек Алият. Еще один ловкий захлест другого конца все той же веревки, и пленники оказались в прежнем положении.

– Да погодите… Я же… – начал было Ар-Шарлахи, но ему приказали замолчать и накинули на шею уже знакомую петлю.

Затем без особых церемоний связанных вытолкнули в судейский дворик и поставили перед досточтимым Ар-Маурой. Судья собственной тени был мрачен как никогда. Вдоль глинобитных стен, выложенных голубыми с пунцовой прожилкой изразцами, выстроились голорылые стражники. Зеркальные щиты казались окнами, каждое из которых было прорезано в точно такой же дворик, где точно так же восседал на высоком резном стуле грузный судья и стояли у него за плечом начальник первой стражи и секретарь – оба очень бледные, с поджатыми решительно губами. Точь-в-точь мраморное изваяние Улькара, что возле фонтанчика.

Судья поднялся и выпрямился во весь свой внушительный рост. Такое случалось не часто – разве что при оглашении очередного указа государя. Непостижимого и бессмертного.

– Ожидающая справедливого приговора Алият!

Ар-Шарлахи почувствовал, как напряглось в ожидании тело стоящей рядом с ним женщины. Не будь он столь озабочен собственной судьбой, сердце его, наверное, стиснулось бы от жалости к этой кобре. Несмотря ни на что.

– Передаем тебя в руки государя.

Ар-Шарлахи содрогнулся. Такой формулировки ему еще слышать не доводилось. Это могло означать что угодно, вплоть до смертного приговора.

Однако следующие слова судьи поразили его еще больше.

– Ожидающий справедливого приговора Шарлах!

Сначала он подумал, что ослышался. Или что судья нечетко произнес его имя. Однако в следующий миг глаза их встретились, и Ар-Шарлахи понял, холодея, что никакой ошибки не было…

– Передаем тебя в руки государя…

Он разомкнул внезапно пересохшие губы, но из перехваченного горла выдавился лишь жалкий, недостойный мужчины писк. Судья внезапно шагнул к Ар-Шарлахи и, явно нарушая церемониал, дрогнувшей рукой пожал связанные запястья. Так и не подняв глаз, прогудел расстроенно:

– Прости… Так уж вышло…

Глава 5. НЕПОСТИЖИМЫЙ И БЕССМЕРТНЫЙ

Одолевая встречный ветер, легкая почтовая каторга шла на мускульной тяге по огромным такырам Талланы, держа курс на Харву. Внизу, во тьме, духоте и вони, подогреваемые крепким вином каторжане, лежа в промокших от пота люльках, из последних сил толкали ногами перекладины ведущих барабанов. Смену приходилось делать каждые полчаса, и все же люди были измотаны до крайности. Потом, к полудню, ветер сменился, на обеих мачтах взвились косые паруса, и каторжанам наконец дали отдых.

Крохотный полутемный отсек с узким зарешеченным окошком на потолке потряхивало и накреняло. Скрипели переборки. Стиснув зубы, Ар-Шарлахи лежал лицом к стене и в который раз с ужасом осмысливал случившееся.

Его просто принесли в жертву. Судья, секретарь, начальник первой стражи – все трое с откровенной и бесстыдной прямотой спасали свои шкуры. А разбойник, конечно, ушел… Во всяком случае, на след его они так и не напали… Вполне возможно, что Шарлах даже и не покидал тени Ар-Мауры, затаился в доме у какого-нибудь своего пособника и теперь ждет, когда кончится суматоха… Да она, собственно, уже и кончилась. Какой смысл ловить разбойника, если он пойман еще позавчера, а сегодня утром отправлен с почтовой каторгой в Харву?..