Нет автомата. Разворошил траву, землю пощупал - нету.
      "Э! А туда ли я попал вообще?" - думает Пиньков.
      И в самом деле, товарищ старший лейтенант, не узнать местности. Во-первых, в прошлый раз лето было, а теперь вроде как осень: листья сохнут, желтеют, падают. А во-вторых, бардак, товарищ старший лейтенант! Трава не стрижена, листву сгребать никто и не думает, поляна уже не квадратная - расплылась, съела гравийные дорожки, зато в траве кругом тропки протоптаны. Раньше, значит, ходили как положено, а теперь ходят как удобно. А автомат кто-то подобрал, не иначе. И хорошо, если так. А то ведь поди пойми, сколько тут в овраге времени прошло, пока Пиньков старшине о своих приключениях докладывал! Может, месяц, может, год, а ну как все пять лет? Проржавел бы в гречневую кашу - под открытым-то небом!
      И направился рядовой Пиньков к ближайшему дереву. К тому самому.
      Полпути еще не прошел, а сообразил, что никакая это не осень. Болеет дерево. Мало того что листья желтеют и сохнут, банки тоже скукожились, помельче стали, искривленных полно, деформированных, кое-где уже бочок ржавчиной тронут…
      Под деревом должен бы пупырчатый стоять на задних лапах - пусто. Возле самых корней - норы какие-то, земля кучками.
      - Эй! Есть тут кто-нибудь? - говорит Пиньков.
      В одной из нор что-то заворочалось, и вылезает пупырчатый. Но какой! Уж на что Пиньков не робкого десятка - и то попятился. Бегемот, честное слово! Лоб - низкий, глазенки - злобные, загривок прямо от ушей растет. Уставился на Пинькова, с четверенек, правда, не встает, но видно, что колеблется: не встать ли на всякий случай?
      - Слышь, браток, - дружески обращается к нему Пиньков. - Ты тут на полянке автомата моего случаем не видел?
      Ошибка это была, товарищ старший лейтенант. Явный тактический просчет. Как услышал пупырчатый, что добром его о чем-то просят, засопел, скосомордился… Зарычал в том смысле, что гуляй, мол, свободен, и снова в нору полез. Кормой вперед.
      "Что это они так разболтались? - озадаченно думает Пиньков. - Может, колдун помер?"
      Постоял он, постоял перед норой и решил не связываться - ну его, уж больно здоровый… Повернулся и пошел в сторону центрального оврага - тем путем, что в прошлый раз шли. Доберусь, думает, до речки, а там уж выспрошу, где этого колдуна искать.
      Идет и головой качает. Во что овраг превратили - больно смотреть! Там банка пустая лежит ржавеет, там деревце в неположенном месте проклюнулось… А сорняки по обе стороны все выше и выше. Вот уже в человеческий рост пошли…
      И тут из-за поворота тропинки выкатывается ему навстречу гномик. Счастливый, сияет, а в руках - помятая банка сгущенки с пятнышком ржавчины…
      То есть не сгущенки, какой сгущенки?.. Тушенки, конечно! Хотя… Ну точно, товарищ старший лейтенант! Там и сгущеночные деревья тоже были, только у них плоды белые и помельче - граммов на триста…
      Так вот, увидел гномик Пинькова - перепугался. Стал быстренько на четвереньки, сделал одно плечико выше другого и робко, неубедительно так зарычал. Пупырчатым, что ли, прикинуться хотел? Неясно…
      - Ты больной или голодный? - прямо спрашивает его Пиньков.
      Гномик ужасно смутился, встал с четверенек и, чуть не плача, протягивает банку Пинькову.
      Не понял его Пиньков.
      - Чей паек?
      - Мой.
      - А чего ж ты мне его суешь?
      - Все равно ведь отнимешь! - рыдающе говорит гномик.
      "Порядочки!" - думает Пиньков.
      - А где живешь?
      - В яме.
      - Да вижу, что в яме… Далеко это?
      - А вон, за бурьяном…
      - Тогда пошли, - говорит Пиньков. - Ну чего уставился? Провожу тебя до твоей ямы, чтобы банку никто не отобрал. А ты мне по дороге расскажешь, что у вас тут в овраге делается.
      - А ты кто? - пораженно спрашивает гномик.
      Поглядел на него Пиньков: вроде малый неплохой, забитый вот только, запуганный…
      - Зови Лешей…
      И пока до ямы шли, товарищ старший лейтенант, гномик ему такого понарассказывал!.. Короче, эти две расы (в смысле - гномики и пупырчатые) живут в овраге издавна. И каждая имеет свои национальные традиции… Так вот пупырчатые в последнее время обнаглели вконец! Нарыли, понимаете, нор под деревьями, живут в них целыми сворами, а деревья от этого сохнут, пропадают. А крайними опять выходят гномики: дескать, не поливали. А попробуй полей: не дай Бог нору зальешь кому-нибудь - пополам ведь перекусит!..
      Гномикам, товарищ старший лейтенант, вообще житья не стало. Придешь за банкой, за своей, за положенной - так он еще и не дает, куражится - скучно ему!.. Обойди, рычит, вокруг дерева на руках - тогда посмотрим. Обойдешь, а он все равно не дает, придирается: не с той, мол, руки пошел…
      Никак нет, товарищ старший лейтенант, человеческой речью пупырчатые не владеют. Рычат, рявкают по-всякому… Как их гномики понимают? А куда денешься, товарищ старший лейтенант! Приходится…
      Вот и Пиньков тоже возмутился, не выдержал:
      - А куда ж колдун смотрит?
      И тут выясняется интереснейшая деталь: оказывается, колдун уже года три, как в овраге не показывался. Раньше-то при нем пупырчатые какие были? Ребра одни с позвоночником!.. Нет, воровать они, конечно, и тогда воровали, но хотя бы жрать боялись наворованное! Чуть поправишься - улика налицо…
      - Что же все-таки с колдуном-то, а? - размышляет вслух рядовой Пиньков.
      - Я так думаю, - говорит гномик, и в глазах у него начинает светиться огромное уважение, - что у колдуна сейчас какие-то серьезные дела. Такие серьезные, что нам и не снились. А вот закончит он их, поглядит, что в овраге делается, и строго пупырчатых накажет.
      "Хорошо, если так, - думает Пиньков. - Хуже, если помер".
      Добрались до ямы. Яма как яма, на четверых гномиков рассчитанная, живут шестеро. Остальные пятеро, правда, временно отсутствуют - на работах где-то, а у этого, что с Пиньковым (его, кстати, Голиафом зовут), у него вроде как отгул.
      Да нет, товарищ старший лейтенант, нормальный гномик - ростом чуть выше автомата. А Голиафом его зовут не потому что здоровый, а потому что в лоб то и дело получает…
      Спустились они в яму, банку в уголке прикопали, сидят, беседуют.
      - Так, значит, говоришь, года три уже? - хмурится Пиньков.
      - Или четыре, - неуверенно отвечает гномик. - Да вот сразу после проверки…
      - А! - говорит Пиньков, оживившись. - Так, значит, была все-таки проверка?
      - Была, - подтверждает гномик. - Сам-то я, правда, не видел, но говорят, была.
      Любопытство разобрало Пинькова.
      - Слушай, а как проверяющий выглядел?
      - Проверяющий?.. - с тихой улыбкой восторга говорит гномик. - Высокий, выше колдуна… В одеждах защитного цвета… Пуговицы - сияют, бляха - солнышком. А уж сапоги у него!..
      Тут смотрит гномик на Пинькова, умолкает и, затрепетав, начинает подниматься в стойку "смирно".
      - Да сиди ты! - с досадой говорит Пиньков. - Тоже мне проверка! Никакая это была не проверка. Я это был…
      Сел гномик, дыхнуть не смеет и держит равнение на Пинькова.
      - Сказано тебе: вольно… - сердито говорит Пиньков. - А про автомат про мой ты нигде ничего не слышал?
      Не знает гномик, что такое автомат. Пришлось объяснить.
      - Нет, - отвечает, подумав. - Про реликвию слышал, а вот про автомат - ни разу…
      Насторожился Пиньков.
      - А что за реликвия?
      А реликвия, товарищ старший лейтенант, следующая. Во-первых, черт его знает, что это такое. Во-вторых, слышно о ней стало года три-четыре назад, то есть по времени вполне совпадает. В-третьих, известно, что стоит она в некой пещере, а пещера эта находится аж в низовом овражье за ободранной пустошью. И многие в эту реликвию верят.
      - А как она хоть выглядит? - допытывается Пиньков. - Ствол есть? Затвор есть?
      - Может, и есть… - вздыхает гномик. - Одним бы глазком на нее взглянуть…
      Задумался Пиньков.
      - А как считаешь, - спрашивает, - знает колдун, где сейчас мой автомат?
      Гномик даже встал от почтительности.
      - Колдун знает все, - объявляет торжественно.
      - Знает он там с редькой десять! - недовольно говорит Пиньков. - Что ж ты думаешь, я с ним не беседовал?
      Гномик брык - и в обморок. Не привык он такие вещи про колдуна слышать. Минут восемь его Пиньков в сознание приводил. Хлипкий народец, товарищ старший лейтенант, нестроевой…
      Оживил его Пиньков, поднял, к стеночке прислонил.
      - А далеко отсюда этот ваш колдун живет? - спрашивает.
      - День пути, - слабым голосом отвечает гномик. - Только там не пройдешь - пупырчатых много…
      Сомнительно? Виноват, товарищ старший лейтенант, что именно сомнительно? Ах в смысле: почему колдун в прошлый раз так быстро явился к Пинькову, если день пути?.. Трудно сказать, товарищ старший лейтенант. Видимо, по каким-то своим каналам. А может, просто рядом околачивался…
      - В общем так, Голька, - говорит Пиньков (Голька - это уменьшительно-ласкательное от Голиафа). - Пойдем-ка мы к колдуну вместе. Я его про автомат спрошу, а ты все, что мне рассказывал, ему расскажешь. Надо с этим бардаком кончать.
      А сам уже изготовился гномика подхватить, когда тот в обморок падать начнет. И верно - зашатался гномик, но потом вдруг выправился, глаза вспыхнули.
      - Да! - говорит. - Пойду! Должен же кто-то ему сказать всю правду о пупырчатых!
      И - брык в обморок. А Пиньков уже руки успел убрать.
      Оживил его по новой - и двинулись. А чего тянуть? Глазомер, быстрота и натиск! Поначалу гномик этот, Голиаф, дорогу показывал, а как тропки знакомые кончились - шаг, конечно, пришлось убавить, а бдительность удвоить.
      Вышли в центральный овраг. Та же картина, товарищ старший лейтенант. Речка по камушкам банки ржавые перекатывает, о террасах-ступеньках одна только легкая волнистость склонов напоминает.
      - Ну и куда теперь? - спрашивает Пиньков.
      Оказалось - вверх по течению. Колдун, по слухам, живет в самом начале центрального оврага - бункер там у него, что ли…
      И тут, товарищ старший лейтенант, вспомнил Голиаф, что банку-то они как в уголке тогда прикопали, так и оставили. Но не возвращаться же! Зашли-то далеко…
      "Плохо дело, - думает Пиньков. - Дневной переход на голодный желудок - это уже не служба, а так, несерьезность одна…"
      - Слышь, Голька, - обращается он к гномику, - а банку эту тебе на сегодня выдали?
      - Что ты! Что ты! - Голька на него даже ручонками замахал. - Банка - это не на день. Это на неделю.
      - Н-ни черта себе! - говорит Пиньков. - Выходит, за эту неделю ты уже все получил?
      - Ну да - за эту… - слабенько усмехается Голиаф. - Это за позапрошлую, и то еле выпросил…
      - Ага… - говорит Пиньков и начинает соображать. Сообразил и говорит: - Слышь, Голька, а как пупырчатые определяют, кому положена банка, а кому нет?
      - А по ребрам… - со вздохом отвечает Голиаф.
      Тут такая тонкость, товарищ старший лейтенант: если гномик возьмет вдруг и помрет с голоду, то у пупырчатых из-за него могут быть крупные неприятности. Но, конечно, могут и не быть.
      Продолжают, короче, движение. От деревьев на всякий случай держатся подальше, а если услышат, что кто-то по тропинке навстречу ломится, то прячутся в бурьян. Причем прятаться все труднее, сорняки заметно ниже стали. И поляны тоже мало-помалу некую слабую квадратность обретать начинают. Оно и понятно: к начальству ближе - порядку больше.
      Ну и наконец все. Пришли. В смысле - трава дальше стриженая и не демаскироваться просто невозможно. Присели в бурьяне, наблюдают за ближайшим деревом.
      - Нет! - говорит минут через пять Пиньков. - Не могу я этот бардак видеть!
      Достал из-за голенища бархотку и придал сапогам надлежащую черноту с млечным мерцанием.
      - Значит, так, Голька, - инструктирует. - Посиди здесь немного, а потом иди и проси банку. Она тебе положена.
      Поднимается в рост и твердым начальственным шагом направляется к дереву. Пупырчатые из нор вылезли, пасти поотворяли, смотрят.
      - Встать! - рявкает рядовой Пиньков. - Смир-рна!
      Опешили пупырчатые, переглянулись. Ну и как всегда, товарищ старший лейтенант, нашелся один слабонервный - встал. А за ним уже и остальные. Трудно им с непривычки на задних лапах, но ничего - стоят, терпят.
      - Кто дневальный?! - гремит рядовой Пиньков. - Какую команду положено подавать, когда подходит старший по званию?!
      …Как может быть рядовой старшим по званию? Ну это с какой стороны взглянуть, товарищ старший лейтенант! Взять, к примеру, наш деревянный - уж, казалось бы, мельче денег не бывает… А если перевести на карбованцы? Вот то-то и оно… Так неужели же один наш рядовой не стоит десятка ихних пупырчатых?!
      Проходит Пиньков вдоль строя, и никакая мелочь от его глаза укрыться не может.
      - Как стоишь?! Носки развернуть по линии фронта на ширину ступни! Ноги в коленях выпрямить! Живот подобрать! Подобрать, я сказал, живот!..
      И тычет пупырчатого кулаком в бронированное брюхо. Тот бы и рад его втянуть, да куда его такое втянешь! А у главаря их, у правофлангового, еще и клок волос торчит на загривке.
      Вознегодовал Пиньков.
      - Эт-то еще что за плацдарм для насекомых? Сбрить!
      - Есть! - с перепугу рявкает пупырчатый.
      Вот что значит дисциплина, товарищ старший лейтенант! Животное ведь, носорог носорогом - и то человеческий голос прорезался!..
      А тут и Голиаф подходит - робко, бочком. Пиньков и на него сгоряча пса спустил - вернул к бурьяну, потребовал подойти и попросить банку как положено.
      Ох как не хотелось пупырчатому банку-то отдавать! Взялся было за искривленную, с ржавым бочком, но покосился на Пинькова и передумал - полновесную сорвал, чистенькую.
      Выждал Пиньков, пока Голька с банкой отойдет подальше, и скомандовал:
      - Вольно! Продолжайте по распорядку.
      Волосатый пупырчатый с облегчением опустился на четвереньки, перевел дух и так рыкнул на прочих, что разлетелись все вмиг по норам.
      Догнал Пиньков Голиафа.
      - Ты - колдун, - с трепетом говорит ему гномик.
      - Какой там колдун! - хмурясь отвечает Пиньков. - Жить надо по Уставу - вот тебе и все колдовство.
      Между прочим, глубокая мысль, товарищ старший лейтенант.
 

      Но в световой день они, конечно, не уложились. А ночной марш в условиях оврага - это, разрешите доложить, дело гиблое. Пупырчатые, товарищ старший лейтенант, в темноте видят, как кошки, а вот у гномиков наоборот: чуть сумерки - и сразу куриная слепота.
      Стали думать, где ночевать. Пиньков предложил было нагрянуть с проверкой в какую-нибудь нору, нагнать на пупырчатых страху и остаться там на ночь. Но, во-первых, чем страх нагонять-то? Время позднее, пуговицы с бляхой отсияли и не впечатляют в сумерках. А во-вторых, Голиаф, пока ему Пиньков эту свою мысль излагал, три раза в обморок падал…
      Хочешь не хочешь, а приходится продолжать движение. Чернота кругом, ногу ставишь - и не видишь куда. Ну и поставили в конце концов. Хорошо хоть высота была небольшая - без травм обошлось.
      Вроде бы яма. Довольно просторная и, похоже, пустая. Фанеркой почему-то перегорожена. А пощупали в углу - гномик. Скорчился, трясется… Почувствовал, что щупают, и - в крик:
      - Я - селекционер! Я - селекционер!..
      - Обязательно вопить надо, раз селекционер? - сердито спрашивает Пиньков.
      Удивился гномик, замолчал, но дрожать - все еще дрожит.
      - Ну и что ты тут, селекционер, селекционируешь?
      Оказалось, деревья. Вот так, товарищ старший лейтенант! Оказывается, и тушеночные, и сгущеночные, и разные прочие - все это на поверку выращено гномиками. Народец-то, оказывается, талантливый, хоть и забитый. Угнетаемое национальное меньшинство. А может, и большинство - кто их там когда считал!.. И им же, главное, вредительство шьют: нарочно, дескать, такие деревья вывели, что, стоит под ним нору вырыть, оно тут же сохнуть начинает.
      Чистая дискриминация, товарищ старший лейтенант!
      А этот, которого в углу нащупали, он, значит, как раз и занимается селекцией: ну там прививает одно к другому, опыляет по-всякому… За это ему банку в неделю выдают аккуратно, и яма у него попросторнее.
      Ну, слово за слово, осмелел селекционер, разговорился, даже, кажется, расхаживать стал по яме - голос в темноте туда-сюда мотается. Пощупал в углу Пиньков - точно, нет гномика, одна только вмятина от него.
      - Главная наша беда, - излагает из темноты селекционер, - что мало банок. Банок должно быть много. И тогда всем будет хорошо. Пупырчатые полюбят гномиков. Гномики полюбят пупырчатых…
      - Это когда ж такое будет? - раздается тут развязный голос из-за фанерной перегородки.
      - Скоро! Очень скоро! - запальчиво восклицает селекционер. - Вот только новое дерево выведу! Банок на нем будет видимо-невидимо!..
      - Нор под ним будет видимо-невидимо, - еще развязнее отвечает голос из-за перегородки.
      Очень странный голос, товарищ старший лейтенант. Гномики обычно разговаривают тихо, почти шепчут… А пупырчатые человеческой речью, как я уже докладывал, не владеют. Тот случай в строю - редчайшее исключение, чудо, можно сказать…
      - Кто это у тебя там? - спрашивает Пиньков.
      - Да помощник… - смущенно говорит селекционер. - Талантливый мальчуган, только испорченный сильно…
      - Понятно, - говорит Пиньков. - Вы мне вот что, ребята, скажите: до колдуна далеко отсюда?
      - А колдуну все до фени, - тут же встревает голос из-за перегородки. - Он проверяющему взятку сунул.
      Рядом в темноте - бум! Глухо и мягко, словно тючок с метровой высоты упал. Голиаф, конечно.
      - Молчи! - вне себя кричит селекционер. - Я тебя по доброте покрываю! Ты нарочно в прошлый раз сгущенку к тушенке привил!
      "Ничего себе! - ошеломленно думает Пиньков. - Да что они, с ума тут посходили? Когда это он мне взятку давал?.."
      - Ну и привил! - нахально отвечает испорченный мальчуган. - А что мне терять? Меня вон сожрать обещали! И сожрут…
      - Ну, ребята… - покачав головой, говорит Пиньков. - Мое дело, конечно, сторона, но пора вам, по-моему, отделяться, на фиг.
      В темноте шорох - Голиаф очнулся и на ноги поднимается.
      - Куда-куда отделяться? - робко переспрашивает хозяин ямы.
      Объяснил Пиньков. И тут же - бум! бум! - селекционер с Голиафом.
      - Что? Уже отделились? - спрашивает наглец из-за перегородки, хотя прекрасно ведь понимает, что произошло…
      Да нет, какой сепаратизм, товарищ старший лейтенант? Ну сами подумайте: где Россия и где овраг!.. И потом Пиньков же сразу оговорился: мое, мол, дело - сторона… Просто дружеский совет, да и не совет даже, а так, сочувствие… Обидно же за гномиков-то!..
      Короче, в яме и заночевали. Подъем сыграли чуть свет. Утро, товарищ старший лейтенант, прямо-таки лучезарное. Речка разлилась - аж до того берега! Дали кругом расстилаются… Так точно, в овраге… А почему нет, товарищ старший лейтенант? Впереди - да, согласен, впереди овраг смыкается, а если оглянуться, то там он, напротив, расходится, расходится… до бесконечности. Есть такое явление в природе: два луча, например, из одной точки… Так что если в ту сторону, то расстилающиеся дали там вполне могли быть… И даже были…
      К полудню добрались до колдуна. Бункер не бункер, но что-то вроде. Одной гранатой развалить можно. В предбаннике пупырчатая сидит… Так точно, не пупырчатый, а пупырчатая… Виноват, товарищ старший лейтенант, иногда очень даже хорошенькие попадаются. Пока, конечно, хайло не откроют.
      Ну, Пиньков - парень бравый, видный, подмигнул, потрепал этак игриво по холке - та, дура, и растаяла.
      Прошли в бункер. А там еще один пупырчатый, да такой, что и "Смирно!" ему не скомандуешь. А скомандуешь - все равно толку не будет, потому что потолок в бункере низковат.
      - К колдуну с докладом, - говорит рядовой Пиньков.
      А мордоворот этот его вроде и не слышит - смотрит с веселым удивлением на съежившегося Голиафа и как бы прикидывает: сразу его сглотнуть или погодить немного.
      - Э! Э! - говорит Пиньков. - Ты на него так не смотри. Это со мной.
      В желтеньких глазенках у пупырчатого - сожаление. Поглядел еще раз на Голиафа, вроде даже вздохнул и нехотя отвалил корму от стенки. А там - дверца. К колдуну, видать.
      Хотели оба пройти - не тут-то было! Пинькова пупырчатый пропускает, а на гномика рычит: нет, и все. Что тут будешь делать!
      - Ладно, - говорит Пиньков. - Придется тебе, Голька, в предбаннике подождать. Если кто обидит… - тут Пиньков поворачивается и пристально смотрит в глаза пупырчатому. - Скажи мне - голову буду свертывать против резьбы. Чтоб враз и навсегда.
      Вошел. Лежит колдун живехонький на диванчике и, глядя в потолок, умиротворенно чему-то улыбается. Увидел Пинькова - обрадовался.
      - А, служивый! Здорово, здорово…
      - Здоровей видали, - холодно отвечает ему Пиньков. - Ты что ж делаешь, дед?
      - А что такое?
      - Да то самое! В овраге-то, а? Бардак!.. Пупырчатые, а? Кровь пьют шлангами! Хрящ за мясо не считают!..
      - Быть того не может, - лукаво отвечает колдун. - Мне об этом никто не докладывал…