Как это все называется? А очень просто. Струсил Минька Бударин! Никогда ничего не боялся, а вот сумасшедшим прослыть - духу не хватило.
      Выйдя из здания, мы пересекли трамвайную линию и углубились в парк. Шли молча. В левой руке у меня была сумка, в правой - спичечный коробок. Потом я швырнул все это на первую подвернувшуюся скамейку и сгреб Гришу за отвороты куртки.
      - Твоя работа?
      - Ты что, Минька? Ты о чем?
      - О пистолете, - процедил я. - Какой там внутри детали не хватает?
      - Да я же к нему не прикасался! - закричал Гриша, и я, подумав, отпустил его. Ведь в самом деле не прикасался…
      - Ладно, извини, - буркнул я. - Давай тогда перекурим, что ли…
      Мы присели на скамейку. Поодаль галдели пацаны и серебрилась беседка, сделанная в виде богатырского шлема.
      - Ты не расстраивайся, - сказал Гриша, глядя на меня чуть ли не с жалостью. - В каком-то смысле там действительно не хватало одной детали. Самой главной.
      Я не донес сигарету до рта.
      - А что за деталь?
      - Коллектор, - сказал Гриша. - Не хватало камеры коллектора. Пистолет
      - он как антенна, понимаешь? Ну вот представь: человек не имеет понятия о радио, а в руки ему попала антенна от твоего транзистора. Что он о ней подумает? Игрушка. Раздвижная металлическая трубочка…
      - Погоди-ка! - Я наконец сообразил. - Так это, выходит, у них на корабле авария?
      На какое-то мгновение мне показалось, что все еще поправимо. Я почти видел этот застрявший где-нибудь возле отвала в щебкарьере корабль.
      - Все гораздо проще, - вздохнул Гриша. - Они улетели. И пистолет этот, как ты его называешь, теперь в самом деле не больше чем игрушка.
      - Улетели? - встрепенулся я. - Совсем?
      Гриша молчал. В том конце парка, утопленное на треть в серебристо-зеленую листву тополей, ожило «чертово колесо». Ярко-желтая кабинка всплыла над кронами и, очертив неторопливый полукруг, снова ушла из виду.
      - Гриш… А это устройство, которое ты ликвидировал… От него хоть что-нибудь осталось?
      - Нет, Минька, - виновато сказал он. - Ничего…
      Вот так. Ни доказательств, ни свидетелей…
      - А ну-ка покажи, как ты там чего нажимал! В механизме этом… ликвидации…
      Гриша нацарапал прутиком на асфальте квадрат и разделил его на четыре части. Четыре квадратные кнопки впритык друг к другу. Левую верхнюю - раз, правую нижнюю - два раза, правую верхнюю и левую нижнюю - одновременно, и еще раз - левую верхнюю. Система…
      - А откуда узнал, как нажимать надо?
      - Там было указано…
      - Гриша! - с угрозой проговорил я. - Ох, Гриша!..
      - Что? - испуганно отозвался он.
      - Я же их видел вчера, Гриша! Я с ними дрался вчера, понимаешь? И дурачками ты мне их тут не изображай! Ангелы небесные - техника у них без охраны… Ты себя вспомни - каким ты был, когда от ангелов этих сбежал! Сам после смены с ног валится, а морда - счастливая!..
      Невесело усмехаясь, Гриша смотрел куда-то поверх деревьев.
      - Физическая усталость… - выговорил он чуть ли не с нежностью. - Это еще не самое страшное, Минька. Здесь хотя бы никто у тебя не спрашивает, о чем ты думаешь в данный момент…
      - А там?
      - А там спрашивают, - тихо ответил он, и опять неизвестно откуда взявшийся знобящий сквознячок заставил меня поежиться.
      Поначалу я даже не мог понять, о чем он говорит. Грише то и дело не хватало наших слов, и он либо заменял их своими, либо переводил так, что запутывал все окончательно. Голова у меня гудела и шла кругом. Мерещились, например, какие-то огромные соты типа осиных, и в каждой - по Грише Прахову. Потом в соты эти ни с того ни с сего вдвинулся вдруг самый обыкновенный коридор, в котором Гриша встречался с каким-то человеком и почему-то тайно…
      Потом вроде бы мало-помалу кое-что начало проясняться. Насчет закона, правда, который Гришка нарушал, я так ничего и не понял. И не пойму, наверное. А вот насчет наказания… Страшноватая штука, честно говоря: что-то вроде бойкота. Ни тюрем, ни лагерей - ничего… Просто разговаривать с тобой никто не станет. Вернее, как… На служебные темы - пожалуйста, сколько угодно. А начнешь с кем-нибудь, ну, скажем, о погоде - он идет и тут же тебя закладывает…
      - Погоди… А… с матерью, например?
      Гриша вздохнул.
      - Видишь ли… Боюсь, что это будет трудно объяснить… Словом, я не знаю, кто мои родители. Это вообще запрещено знать… Иначе нарушается принцип равенства…
      - Что… серьезно?..
      Гриша не ответил.
      - Да, - сказал я. - Житуха… Ну ладно, давай дальше…
      Дальше - проще. Несмотря на все запреты, нашелся человек, с которым Гришка мог болтать о чем угодно. Она…
      - Стоп! - снова перебил я. - Кто «она»?
      - Человек…
      - О ч-черт!.. - только и смог выговорить я. - Так это, значит, она, а не он?
      Выяснилось, что она. Ангелок с изъяном - все черные, а эта рыжая… Рыжая?
      - Гриша, - позвал я. - А что, Люська сильно на нее похожа?
      - Нет, - помолчав, отозвался он. - Но сначала показалось, что сильно…
      О знакомстве своем Гриша тоже рассказывал путано. Я, например, так понял, что влюбился он в эту Рыжую… А выплыви все наружу - быть бы и ей в особо опасных… Да тут еще вот какая штука: в любое время - хоть посреди ночи - пиликнул сигнальчик - и будь любезен на контроль: докладывайся, где был, что делал. Даже думал о чем. О Рыжей Гришка, понятно, молчал - врал как мог, выкручивался по-всякому. А выкручиваться становилось все труднее и труднее…
      Была суббота, парк помаленьку заполнялся народом, и на нашу скамейку уже дважды нацеливались присесть. Но я каждый раз встречал заходящего на посадку таким взглядом, что он вздрагивал и шел дальше.
      А Гриша все говорил и говорил. К концу рассказа лицо у него осунулось, побледнело, шевелились одни губы.
      - А потом я узнал… - уже совсем умирая, закончил он, - что она ко мне…
      - Равнодушна? - спросил я.
      - Приставлена, - сказал Гриша.
      Я медленно повернулся к нему.
      - Стучала, что ли? - изумленно вырвалось у меня.
      И не просто стучала. Оказывается, это их обычный ангельский прием. Особо опасные, в какой их оборот ни бери, обязательно что-нибудь да скрывают. Исповедуются, но не до конца. И вот чтобы не упускать их из-под контроля да и чтобы окружающих от них уберечь, приставляют к ним кого-нибудь вроде этой Рыжей. И некоторых таким образом даже перевоспитывают.
      Последние слова Гриша договаривал с трудом. Кто-кто, а уж я-то его мог понять.
      - Да все они такие, Гришк…
      Гриша слепо смотрел поверх деревьев, туда, где ужасающе медленно проворачивалось «чертово колесо».
      - Не знаю… - сказал он. - Кажется, нет…
      - Ну ладно, - хмурясь, бросил я. - Дальше давай.
      - Дальше… Дальше я решил бежать.
      - Так сразу?
      - Да, - сказал он. - Сразу. Теперь-то я понимаю, что застал их врасплох. Задумайся я на минуту - и меня бы перехватили… Но так совпало, что я оказался возле исследовательского центра. Ну, это такое… - Гриша беспомощно посмотрел вверх, и я представил увеличенное раз в пять здание заводской лаборатории. - Словом, я вошел туда…
      - И не задержали?
      - А некому было задерживать, Минька. Исследования свернуты, нигде никого… Да и потом кому бы пришло в голову, что кто-то может шагнуть за знак! Это же все равно, что из окна шагнуть. Или сквозь стену…
      - Ну, ясно, ясно, - проворчал я. - Газон перебежать, короче.
      - Да, - сказал Гриша. - Газон.
      Он помолчал, потом поднял на меня темные усталые глаза.
      - Вот, собственно, и все…
      - Как все? - всполошился я. - А документы? А язык?
      - Язык? - безразлично переспросил он. - Да что язык… Там это просто, Минька: надел шлем, нажал кнопку… Главное - решиться…
      Из какого же сволочного рая ты вырвался, Гриша, если сидишь вот так, сгорбясь, с остановившимися глазами, и ничего перед собой не видишь: ни людей, ни пыльного летнего парка!
      - Ну и что? - постепенно наливаясь злостью, проговорил я. - Ну не повезло! Ну не сработала эта машинка, черт ее дери! Мне вон всю жизнь не везет - так что ж теперь, повеситься?!
      Я вскочил. И в тот же самый момент пришла мысль. Вот всегда так со мной. Стоит разозлиться - и уже ясно, что делать дальше.
      - Слушай, - сказал я. - Ну а, допустим, прилетает за тобой еще один корабль… Он тоже с этим… с коллектором?
      - Насколько я знаю, все корабли с коллекторами.
      - Все корабли с коллекторами… И что будет с этим… - я потыкал пальцем в сумку, - …с пистолетом?
      - Видимо, заработает.
      - Заработает? - И я почувствовал, как по лицу моему расползается глупейшая блаженная улыбка.
      - Гриша! - сказал я. - Так какого же мы с тобой черта?.. Надо просто проверять эту машинку каждый день. Все время ее проверять! И как только заработает - все бросать и бегом к майору!.. Ангелы, да? Охотиться за вами, да? Ну, давайте-давайте… Вы - за нами, а мы - за вами!..
      Я уже был крепко взвинчен и расхаживал перед скамейкой, говоря без остановки.
      - Брось, Гриша! - убеждал я его. - Чтобы два таких мужика - да не выкрутились? Со мной, Гриша, не пропадешь! Ты, главное, Гриша, не робей!
      Домой мы вернулись часам к пяти.
      - Да! - вспоминал я перед самой калиткой. - Ключ-то забери. И не оставляй больше…
      Слова мои поразили Гришу Прахова. Он взял у меня ключ от своего шкафчика, стиснул его в кулаке, а кулак прижал и груди.
      - Минька, - сказал он. - Можно, я задам тебе один вопрос?
      - Ну, задай.
      - Зачем я вам нужен?
      Ничего себе вопросец!
      - А черт его знает, - честно ответил я. - Вроде привыкли уже к тебе…
      Дома нас ждал сюрприз. Заходим мы с Гришей в большую комнату, а на диванчике - рядышком и чуть ли не за руки ваявшись - сидят мать и Люська, обе заплаканные.
      Увидев Гришу, Люська вскочила, вскрикнула и кинулась к нему. Я, конечно, посторонился - того и гляди затопчут.
      - Я так и знала, я так и знала!.. - всхлипывала Люська, вцепившись в бедного Гришу. - Я же чувствовала - что-то случится!..
      Интересное дело, вяло подумал я. Мать - чувствовала, Люська - чувствовала… Один я ничего не чувствовал.
      - Я его посажу! - всхлипывала Люська. - Я его посажу!..
      - Кого? - спросил я.
      - Бехтеря, кого же еще! - ответила за нее мать. Тоже всхлипывая.
      - Какой Бехтерь, чего вы плетете? - сказал я. - Бехтерь к нему и близко не подходил.
      Люська уставилась на меня бешеными зелеными глазами.
      - Не подходил? А лоб почему разбит?
      - Так это не Бехтерь, - объяснил я. - Это я ему рейкой заехал.
      - Как? - в один голос сказали мать и Люська.
      - Случайно, - буркнул я и пошел спать, хотя солнце только еще собиралось садиться. Пусть сами как хотят, так и разбираются.
      Добравшись до койки, сел и долго смотрел на шнурки кроссовок - не было сил нагнуться и развязать… Но Люська-то, а? Ишь как вскинулась! Это потому, Люсенька, что у тебя никогда никого не отнимали… Надо же - сама прибежала!..
      Мне снилось вчерашнее сражение в старом сквере. Вернее, даже не само сражение - всего один момент: я сижу в проломе, стискивая штакетину, а они уходят - два ангела и Гриша между ними, - и серый полусвет льется им навстречу, и это уже не люди, а три плоских колеблющихся силуэта… Я заставляю себя броситься за ними - и не могу. Вот ведь какая штука: наяву не испугался - во сне боюсь…
      Я просыпался и подолгу лежал, глядя в потолок и понимая с облегчением, что Гришу я все-таки отбил. Потом запускал руку под подушку, доставал пистолет и брал на прицел спичечный коробок. Нажимал на спуск, вздыхал, запихивал мертвую машину обратно и снова оказывался в проломе со штакетиной в руках…
 

      - Гринь, - сказал Сталевар с умильной улыбкой, отчего сразу стал похож на старого китайца, - пока смена не началась, слетал бы за газировкой…
      Все подождали, когда Гриша с чайником отойдет подальше, а потом повернулись ко мне.
      - Ну и что он? - уже без улыбки спросил Сталевар. - Уезжать не раздумал?
      Я взглянул на их озабоченные лица и вдруг понял, что должен был чувствовать Гриша в первые дни. Разные? Да по сравнению с ними мы - дворняжки! Мы - беспородные переулочные шавки, и каждая скроена на свой манер! А эти - на подбор, в рост, в масть, как доберманы-пинчеры на собачьей выставке!..
      - Может, он недоволен чем? - прямо спросил бригадир. - Если разрядом
      - будет у него скоро хороший разряд… Ну нельзя его отпускать, Минька! Ты ж первый резчик - сам понимать должен. Сунут опять в бригаду кого попало! Или - тоже весело - впятером тыкаться!..
      - Ты… это… - немедленно взволновался Старый Петр. - Ты, Валерка, знаешь… того… Впятером - не впятером… Чего ему уезжать? Ну ладно бы еще в техникум или учиться… А то ведь просто так, по дурости…
      - Что у него там с первой женой? - спросил Валерка.
      - Чего? - сказал я.
      - Ну, жена его из дому выгоняла или не выгоняла?
      - Не выгоняла, - ответил за меня Сталевар. - Он, говорят, сам от нее ушел. А теперь вот, видишь, родственники ее грозить приехали…
      Я только очумело переводил глаза с Валерки на Сталевара и обратно.
      - Да шалопай он, ваш Аркашка! - рассердился вдруг Старый Петр. - Откуда Аркашке про Гриньку знать? И ты тоже, Илья… - заворчал он на Сталевара. - Голова уж седая, а Аркашку слушаешь…
      - Родственники… - презрительно пробасил Вася-штангист. - Какие там родственники? Тут в Бехтере дело. В раздевалке Гриньку без каски видели? Шишмарь у него на лбу видели? Чего вы суетитесь? Все уже улажено. Встретил я вчера Бехтеря, поговорил…
      Все посмотрели на Васю. Бедный Бехтерь…
      - Ну так как же все-таки? - снова спросил меня Сталевар. - Уезжает?
      - Мужики! - сказал я. - Куда он от нас денется?
      Перед тем как включить пресс, открыл инструментальный шкафчик, залез в него по пояс и, достав из-за пазухи ярко-оранжевый пистолет, проверил. Молчит пока…
      После обеда, когда возвращались из столовой, меня окликнула Люська. Что-то, видно, случилось. Невеста наша была вне себя - аж зеленые искры из глаз сыплются. Позади нее с потерянным видом жался Гриша Прахов. И с чего это я взял, что они похожи? Так, слегка, может быть…
      - Минька! - бросила Люська, глядя мне прямо в глаза. - С кем вы вчера дрались в сквере?
      Я посмотрел на Гришу. Гриша Прахов ответил мне унылым взглядом и слабо развел руками.
      - А друг с другом, - спокойно отозвался я. - Разве не понятно?
      - Я серьезно! - сказала она.
      Да уж вижу, что серьезно… Серьезней некуда. Надо понимать, проболтался Григорий.
      - Я все рассказал Людмиле, Минька, - виновато пояснил он.
      - А все - это как?
      - Н-ну… в общих чертах…
      - С кем вы вчера дрались? - еле сдерживалась, повторила она.
      - С инопланетянами, Люся, - сказал я. - Тут, понимаешь, за Гришей с его планеты прилетели… А что ты на меня так смотришь? Сама спросила…
      - Минька! - голос у Люськи дрогнул от бешенства. - Мне твои шуточки еще с такого вот возраста надоели! С вот такого вот…
      И она показала рукой, с какого возраста ей надоели мои шуточки. Потом резко обернулась к Грише.
      - А ты учись у него! - зловеще посоветовала она. - Учись, он тебя много чему научит! Вместе шутить будете! Но только не со мной, понятно?!
      Брызнула напоследок зелеными искрами - и пошла. Гриша дернулся было вслед, остановился и беспомощно поглядел на меня.
      - Кто тебя за язык тянул? - сказал я. - Ну беги теперь, догоняй… Скажи: извиняюсь, мол, за глупую шутку, попал под дурное влияние Миньки Бударина.
      - Но…
      - Иди-иди. - Я развернул его и подтолкнул в спину. - А то перерыв кончится…
      Да, вразумил меня жировичок, хорошо вразумил… Спасибо ему. Не попадись он нам тогда перед дверью кабинета - я бы ведь на рожон полез, я бы майора за грудки тряс, я бы до самого их высшего начальства дошел… Чтобы все поняли как следует - психи пришли: один - буйный, другой - тихий…
      Подходя к прессу, я еще издали заметил, что вся наша бригада столпилась возле инструментального шкафчика. Почуяв неладное, я ускорил шаг. Тут они чуть расступились, и в руках Валерки мелькнуло что-то оранжевое.
      Увидев меня, бригадир лихо осклабился и, быстро прицелясь, сказал: «Бах!»
      Не раздумывая, я бросился на пол. У Валерки отвисла челюсть. В такой позиции он меня еще не видел. Да и остальные тоже… Я поднялся, кряхтя от стыда, и, подойдя к бригадиру, отобрал у него пистолет.
      - Тебя кто учил без спросу хватать?
      - А чего ж ты его в шкафчик сунул? - растерялся Валерка. - Сталевар за ветошкой полез, а он как раз под ветошкой лежал…
      - Говорил ведь шалопаям: не ваше, не трогайте… - забрюзжал Старый Петр. - Вот народ…
      - А это что ж такое? - опомнившись от изумления, спросил Сталевар.
      - Игрушка! - бросил я. - Племяннику купил…
      - А с каких это пор у тебя племянники появились?
      - Ну не племяннику… У знакомой одной пацан - вот ему…
      - А-а… - На меня поглядели с пониманием.
      - Дорогая, небось?
      - Дорогая.
      - Погоди, - все еще во мог сообразить Сталевар. - А чего ж ты тогда залег?
      - Поскользнулся! - буркнул я.
      Домой со смены нарочно пошел через сквер - посмотреть, как там, после сражения. Накрапывал дождик. Чистые пятна от выстрелов исчезли, на пропажу скамейки и урны никто не обращал внимания. Наверное, один только я и помнил, что здесь стояла скамейка…
 

      - Наташка-то развелась, - сказала мать.
      Я даже не заметил, когда она вошла, - транзистор сильно орал.
      - Наташка?.. - рассеянно переспросил я. - Какая Наташка?
      Мать остолбенела.
      - Наташка… - беспомощно повторила она, и я наконец отвлекся от разложенных на столе деталей.
      - Развелась? - спросил я. - Давно?
      - Да, говорят, недели две уже…
      - Понятно… - сказал я, помрачнев. Вставил одну деталь в другую и состыковал все это с третьей.
      Мать долго ждала продолжения. Потом подошла к столу и выключила транзистор.
      - Ты жениться когда-нибудь думаешь? - прямо спросила она.
      - Думаю, мать, думаю…
      - Вижу, как ты думаешь! - сказала она, сердито наблюдая за тем, как детали в моих руках мало-помалу собираются в большой ярко-оранжевый пистолет. - Хоть бы Гриша на тебя, что ли, подействовал! У них-то с Люсей…
      - Мать, - сказал я. - Ну ты же раньше Люську терпеть не могла.
      - Мало ли что! - возразила она. - Раньше я ее не знала.
      - Да пойми ж ты, мать, - сказал я с тоской. - Ну не до того мне сейчас!
      - Да уж вижу, что не до того! Семьи нет, детей нет, а он сидит в игрушки играет!..
      Повернулась и вышла. Я с досадой бросил собранный пистолет на стол. Развелась… Ну и развелась! Какая тут Наташка, когда мы с Гришей уже второй месяц вроде как на военном положении!
      Тут я заметил, что одна деталька осталась лишней. Ну вот… Снова теперь разбирать…
      Машинку изучил - не хуже своего пресса. Собрать-разобрать - с закрытыми глазами, хоть норматив сдавай, а как работает - убей, не пойму… Вот она откуда, эта деталька. И все равно - какая-то она лишняя…
      Мать говорит, характер у меня совсем испортился. Испортишься тут… И от Гриши проку никакого! Показать, где планета находится, - он не астроном, карту начертить - он не географ. Ну хотя бы приблизительно нарисуй: вот здесь океан, здесь материк… Ну нарисовал. А толку? Глаза б мои на него не глядели!..
      А ангелы - сволочи, как бы их там Гришка ни выгораживал!.. Живут, понимаешь, - пылинки друг с друга смахивают, только и думают, как бы кого нечаянно локотком не толкнуть… Кибернетика у них, автоматика, корабли космические… А против Гришки десант бросили! Как вспомню сквер - головы бы им всем посворачивал!.. Хотя, конечно, это еще вопрос: кто кому… Эх, не мне бы этим заниматься!..
      А что это транзистор замолчал? Ах, да… Я шлепком вогнал трубчатую антенну в гнездо по шляпку и поднялся из-за стола.
      Время было позднее. Взглянув поверх занавески, в одном из желтеньких окон соседского дома я увидел дядю Колю. Вот еще тоже жертва… Нет, кроме шуток: здорово на него тот случай подействовал. Тихий стал старичок, задумчивый. Пенсию домой приносит до копеечки, а уж сквер, наверно, за версту обходит…
      В Гришиной комнате скрипнула койка. Я удивился и, прихватив пистолет, направился к нему.
      - А я думал, ты Люську пошел провожать…
      Гриша неподвижно сидел на койке, уставясь куда-то в угол.
      - Я не имел права втягивать тебя в эту историю, - глухо сказал он. - И ее тоже…
      Неужели он весь вечер так просидел - глядя в стену?
      - Ну пойди повесься тогда, - предложил я. - Чего уж теперь…
      - Понимаешь… - сказал он. - Вернуть меня обратно - это для них дело принципа… Они не отступят, Минька.
      - А ты меня не пугай. Я и так боюсь.
      Он недоверчиво посмотрел на меня.
      - Правда?
      - А то нет? - проворчал я.
      Помолчали.
      - А хуже всего, конечно, то, - уныло добавил Гриша, - что они, в общем-то, правы…
      - Слушай, ты! - рявкнул я. - Ангелочек! Они тебе что, много доброго сделали? Правы! Мухтар - и тот больше тебя соображает… Чего уставился? На хороших людей собака выть не станет!.. Почему Люську провожать не пошел?
      Плечи у Гриши сразу опустились, взгляд потускнел - сидит, в стенку смотрит.
      - Будет лучше, если мы с ней поссоримся…
      - Поссоритесь?.. Ты с какого гвоздя сегодня сорвался?
      - Если я вдруг исчезну… для нее это будет ударом.
      - Ага… - сказал я, помаленьку приходя в себя. - Нормально… А раньше ты что же?
      - Раньше она не относилась ко мне серьезно.
      Вот так! А я думал, он ничего не понимает…
      - Пойдешь завтра провожать! - бросил я. - И попробуй только не пойди!
      Тут я спохватился, что постоянно тычу в Гришу стволом, и засунул пистолет рукояткой в карман.
      Гриша моргал. Поссориться с Люськой - пара пустяков, а вот помириться… Внезапно лицо его прояснилось. Придумал, значит.
      - Минька, - осторожно начал он. - Тридцатого наши всей сменой за грибами собираются… На автобусе…
      - Не бери в голову, - сказал я.
      - Да, но… Люся ведь тоже едет…
      - Слушай, Гришк! Ты просто не знаешь, что я за человек! Вот попомни мои слова: стоит нам высунуть нос за город - и машинка заработает! По закону подлости - знаешь такой закон?.. В общем, никаких грибов, Гриша. Нельзя нам от майора отрываться…
      Кончался август. И я не знаю, в чем дело, но только Наташка стала попадаться мне на глаза чуть ли не каждый день. Еле успевал на другую сторону переходить. Но однажды все-таки не уберегся.
      - Ну куда ты полез, Миша! - услышал я совсем рядом ее рассерженный голос и, вздрогнув, остановился. - Куда тебя понесло? Вернись сейчас же!
      Это она со своим пацаном воевала. Увидев меня, растерялась.
      - Миша?.. Здравствуй…
      А губы - ну совершенно детские. И носик такой пряменький, аккуратный…
      - Привет… - осторожно отозвался я. - Как жизнь?
      - Вот… погулять вышли… - ответила она.
      Я смотрел на нее и соображал, что бы еще такое сказать.
      - Я слышал, развелась ты…
      - Развелась. А ты? Так до сих пор и не женился?
      - Да некогда все, - сказал я. - Дела.
      Тут подошвы моих кроссовок словно приплавились к асфальту, а рука сама прыгнула в сумку, где лежал пистолет. Вдоль решетки сквера прямо на нас шли трое молодых людей. Все одного роста, смуглые, горбоносые… Гортанно переговариваясь, прошли мимо. С Кавказа, видать, ребята… Я наконец обратил внимание, что Наташка меня о чем-то спрашивает.
      - Дела? Какие?
      - Такие дела, что закачаешься, - хмуро ответил я.
      - Скамейку нашу помнишь? - спросила она вдруг.
      Я буркнул, что помню.
      - Сменили ее. Новую поставили…
      - Серьезно? - сказал я. - Надо пойти посмотреть.
      Она жалко улыбнулась уголком рта.
      - Чего уж там смотреть…
      Замолчали. Наташкин пацан штурмовал ограду сквера - протискивался меж прутьев туда и обратно.
      - А у меня день рождения скоро…
      - И что? - насторожившись, спросил я.
      - Приходи. Если сможешь, конечно…
      Так… Потянули телка за веревочку… Не дурачок ведь, понимаю, в чем дело. Все прекрасно понимаю. Не дождалась, выскочила замуж, промахнулась, развелась, вспомнила, что Минька Бударин до сих пор не женат.
      - Не знаю, в общем… - промямлил я. - Мы тут, понимаешь, как раз тридцатого всей сменой за грибами выезжаем…
      Кое-как унеся ноги, решил взглянуть на новую скамейку. Посидел на ней, потрогал гладкий брус, где раньше было вырезано крупно и глубоко: «НАТАША!» Ладно. По грибы - так по грибы. За мной ведь тоже, как за Гришей, глаз да глаз нужен. Оставь меня в городе - возьму да и сорвусь на день рождения, кто меня знает!
      Кто-то остановился передо мной, постоял немного и сел рядом. Я покосился на подсевшего и увидел, что это Бехтерь.
      - Ну, здравствуй, - неприветливо сказал я ему. - Что? Лавки другой не нашлось?
      Бехтерь снял фирменные очки и долго тер переносицу.
      - Ну хоть бы ты мне, что ли, объяснил, - с тоской попросил он. - Бил я его тогда или мне это так, от злости померещилось?
      - От злости, - сказал я.
      Бехтерь усмехнулся. Что-то плохо он выглядел - то ли больной, то ли усталый.
      - Ничего, - сказал он. - Она еще с ним наплачется.
      - Это почему же?
      - Наплачется, - упрямо повторил Бехтерь. - Вот увидишь. Я-то знаю, что он за человек…
      - А ты-то сам что за человек?
      Бехтерь вдруг ухватил меня за руку.
      - Минька! - сказал он. - Не хотел я с ним тогда драться, веришь? Хотел подойти, поговорить по-людски, с глазу на глаз… Она ведь заявление из загса забрала. Минька! А он даже говорить со мной не хочет. Морду воротит, понимаешь? Простите, говорит, мы с вами не знакомы… Ах ты, думаю!..
      Бехтерь задохнулся и умолк. Так это он, выходит, один на один отделал того… которого я потом рейкой? Ай да Валька! Как же надо было разозлиться!..
      - Не того ты отлупил, Бехтерь, - сказал я ему. - Не Гришу.
      Он вскинул голову.
      - Что… правда?
      - Правда, - сказал я.
      Бехтерь подумал, потом уныло кивнул.
      - И что он теперь? Этот, кого я… В суд на меня, да?
      - Да нет, Бехтерь, - вздохнул я. - Никто на тебя в суд подавать не будет…
      Первый раз в жизни я говорил с ним не раздражаясь. А может, меня и раньше раздражал не столько сам Бехтерь, сколько этот его дурацкий фирменный оскал.
      - Кончай киснуть, Валька, - сказал я ему. - Сам понимаешь: ушла - значит, ушла. Другую найдешь.
      - Не найду, - безразлично ответил мне Валька Бехтерь.
 

      Наш автобус стоял у ручья на опушке, и огромная верба время от времени лениво проводила по его крыше кончиками узких листьев.
      Я влез в автобус, и спавший на заднем сиденье шофер поднял голову.
      - Свои, свои… - успокоил я его. - Спички только возьму.
      Я пробрался к своей сумке и устроил в ней маленький переворот. Коробок, конечно, оказался на самом дне. Я разгреб продукты, переложил пистолет… и от кисти к локтю проскочили знакомые электрические мурашки.
      Еще не веря, я торопливо установил спичечный коробок на сиденье, прицелился и утопил спусковую клавишу.
      Коробок исчез.
      Несколько секунд я тупо смотрел на глянцевый от чистоты край кожаного сиденья. Потом швырнул пистолет в сумку, ремень - через плечо и вылетел из автобуса.
      С трех сторон шевелился лес, огромный, просвеченный солнцем. Ну и где мне их теперь искать, этих голубков? Я прикинул, на какое расстояние могли разбрестись грибники, и чуть не застонал…
      Полчаса, не меньше, я бегал по лесу сломя голову и выспрашивал наших, не видел ли кто Гришку с крановщицей. Как провалились, честное слово! Отмахав здоровенный крюк, вернулся к автобусу и там, на краю опушки, наконец увидел Люську. Сердце у меня радостно прыгнуло и тут же оборвалось: Гриши с ней рядом не было.
      - А где…
      Я не договорил. Она вскинула голову, и лишь тогда я понял, что никакая это не Люська.
      Куртка - другая, волосы - рыжие, но чуть потемнее, потом - короткая стрижка, каких Люська отродясь не носила… И даже не в этом дело! Лицо. Вроде бы Люськино - одно к одному, а вглядишься… Куда там до нее Люське! Ну вот как киноактриса на плакате: красивая - аж дух захватывает, а в жизни такую - расшибись - не встретишь…
      Уж не знаю, как я тогда выглядел, но, по-моему, она меня испугалась. Смотрит - глаза серые, большие, зрачки - вздрагивают…
      - Я здесь гуляю… - пояснила она.
      - Ага… - Я обалдело кивнул, и мы двинулись в разные стороны. Боком. Не спуская друг с друга глаз. У нее левая рука - за пазухой, у меня - в сумке.
      Стоило ей скрыться из виду, я шарахнулся вправо и, хрустя сучками, скатился в какую-то канаву. Слева - как бы в ответ - тоже раздался короткий треск веток. Понятно…