Но планы Марго не разделяли жители Ажана, и вскоре их недовольство своей госпожой переросло в открытое восстание. Этим воспользовались враги графини Ажанской, и она оказалась беззащитной как вне, так и внутри собственных владений. На ее стороне было несколько вооруженных человек, но и они раздумывали о том, как перейти на сторону противника. Надо было бежать.
      Маргарита по-прежнему была молода и красива и по-прежнему в нее без памяти влюблялась мужчины. Это ее спасло. Брат одной из ее фрейлин капитан д'Обиак, красивый и мужественный юноша, готов был отдать жизнь за свою госпожу. Он не раз говорил своей сестре, а та передавала его слова Маргарите: "Хотел бы я провести с ней ночку, а там можно и умирать".
      И в критический момент Марго вспомнила о поклоннике и обратилась к нему за помощью. Д'Обиак был на седьмом небе. Он оседлал коня, посадил Марго сзади себя на круп, и уже через несколько минут они мчались галопом в сторону города Карлат, расположенного на расстоянии сорока лье от Ажана. За ними скакали еще несколько фрейлин, подхваченных офицерами.
      Они блуждали по диким горам шесть дней. Наконец кавалькада достигла Карлата, где жители встретили Марго приветливо, как своего суверена. Своего спасителя д'Обиака Марго отблагодарила еще в дороге, отблагодарила так, как он только мечтал.
      Марго поселилась во дворце Бридорe - в прошлом роскошном, теперь обветшалом замке. Только д'Обиак и его жаркие ласки согревали ее и физически, и душевно. Она повысила его от конюшего до камердинера и... неожиданно забеременела от него. Марго старалась как можно меньше покидать замок и выходить на улицу, чтобы никто не мог видеть ее положение. Родился мальчик. Начались лютые холода. Мороз проникал в замок. Мальчика пеленали так плохо, что он потерял слух. Марго отдала его кормилице в соседнюю деревню. Маргарита и ее приближенные испытывали нужду - денег не хватало, фамильные драгоценности, которые она послала продавать во Флоренцию, не принесли денег - они попали в руки мошенников, и Марго осталась ни с чем. Она заболела. Два с половиной месяца провела в постели, а когда вышла после болезни в первый раз из своего дома на улицу, викарий устроил городской праздник в ее честь.
      На улице она познакомилась с молодым аптекарем Сильвио. Ему было всего шестнадцать лет, и он не отрывал дерзких глаз от Марго, пожирая глазами ее губы, шею, грудь. Молодость Сильвио - она это понимала - могла отогреть ее измученную душу, и она в этот же день пригласила его в гости, а потом и в свою спальню. Ради Сильвио она перестала спать с двумя другими своими любовниками - д'Обиаком и распутным капитаном Линьераком из своей свиты. Капитан д'Обиак смирился с новым выбором Марго, он считал, что Бог и так дал ему достаточно, ведь он провел с Маргаритой столько ночей. А вот Линьерак не мог смириться с тем, что его предпочли какому-то мальчишке-аптекарю. И однажды, узнав, что голубки в спальне Марго, он влетел, как коршун, и вонзил кинжал в грудь изумленного Сильвио, забрызгав его кровью голую Марго.
      Марго вновь "вернулась" к д'Обиаку, а о Линьераке она не могла и думать. Теперь она уже не имела столько власти, чтобы казнить или миловать.
      Около года провела Марго в Карлате. Она узнала, что Генрих III решил захватить в плен свою мятежную сестру и прислал за ней герцога Жуаеза с небольшим войском. Когда Жуаез подошел к городу, Марго решилась на побег. Как всегда, сзади на крупе коня верного д'Обиака она выехала из города, который служил ей убежищем. Они переходили вброд реки, пробирались сквозь густой лес, и наконец обессиленная Маргарита прибыла в замок Ибуа, который принадлежал ее матери Екатерине Медичи. Она рассчитывала, что мать разрешит ей там поселиться и не будет преследовать. "В том состоянии, в котором я оказалась, сжальтесь надо мной за все выпавшие мне долгие тяготы..." Но на следующий день Марго разбудил шум снаружи. Многочисленные всадники окружили замок. Она поняла, что бежать поздно: она в плену.
      Маргарита была препровождена в неприступную крепость Юсон. Несчастного д'Обиака приговорили к смерти через повешение, как простолюдина, хоть он был настоящим дворянином. Палач повесил его, а потом бросил в наспех вырытую у подножия виселицы могилу, несмотря на то что несчастный еще дышал. Но когда д'Обиак всходил на эшафот, он страстно поцеловал голубую бархатную муфту Марго. Он не боялся смерти. Он добился того, чего хотел, он любил самую прекрасную женщину Франции и она отвечала ему взаимностью.
      В Юсоне королева Марго провела почти 20 лет. Но когда она туда попала, ей исполнилось только 34 года. Это был величественный замок, опоясанный кольцом гор. Тюремщиком был комендант Канияк, мужчина невысокого роста и тщедушной наружности, который быстро превратился из тюремщика Марго в ее любовника, а значит, и слугу.
      "Бедняга! - восклицает Брантом о Канияке. - На что он рассчитывал? Содержать в подчинении, в заключении, в плену женщину, которая своим взглядом и своей красотой может на весь мир наложить такие узы и цепи, что избавиться от них посложнее, чем от каторжных! Само собой, маркиз был восхищен, покорен этой красотой..."
      В Юсоне ее жизнь потекла размеренно и очень спокойно. Она с философским спокойствием узнавала о том, какие страсти разгорались в Париже, как устанавливалось согласие между ее братом королем и ее мужем Генрихом, как умирал король от кинжала Жака Клемана.
      Она занималась литературным творчеством. Писала мемуары, стихи. Читала своих любимых Горация, Овидия, Данте, Петрарку, Боккаччо. Любовь продолжала по-прежнему владеть ее мыслями. Приближаясь к сорокалетнему рубежу, она написала "Диалог между Маргаритой де Валуа и ломовой лошадью о любви". Одним словом, несмотря на свое вынужденное отшельничество, Маргарита жила полной жизнью. И, несмотря ни на что, оставалась внутренне свободной. Молодой Жозеф Скалиже говорил о ней с восхищением: "Она свободна, знает, чего хочет, мужчин у нее столько, сколько сама пожелает..."
      Несмотря на то что возраст подходил к сорока, Марго чувствовала себя молодой, и ее все больше привлекали юноши. Они отвечали ей взаимностью, она вызывала у них восхищение, она была по-прежнему удивительно красива, хотя формы ее приобрели округлость. Впрочем, для Рубенса они могли показаться даже недостаточно округлыми.
      Генрих Наваррский просил у нее развода. Она не стала возражать, стараясь извлечь из этого максимальную для себя выгоду. Он вновь, в очередной раз перешел в католицизм и собирался заключить брак с Марией Медичи, что и сделал 5 октября 1600 года.
      В июле 1605 года Маргарита покинула Юсон и переселилась в Париж. Ее никто не держал в плену, она сама еще долгое время после своего "освобождения" жила в ставшем милом ее сердцу замке. Здесь начался новый период ее жизни, здесь она ощутила и развила в себе писательский талант, здесь с высоты гор она по-новому посмотрела на суету дворцовых интриг и вообще на суету жизни.
      То, что ей было нужно, она имела в изобилии - честолюбивые мечты о короне Франции были небольшим эпизодом в ее жизни, о котором она и не вспоминала.
      Итак, в июле 1605 года, когда ей было 52 года, она покинула Юсон вместе со своим молодым любовником Датом де Сен-Жюльеном. Он гарцевал на лошади рядом с дверцей ее кареты. Множество овернских дворян пришли проводить Маргариту до самых границ своей провинции. Они давно полюбили свою заключенную.
      Марго отказалась от предложенного ей королем, ее бывшим мужем, замка Шенонсо, сославшись на то, что это слишком далеко от Сены, и попросила короля о предоставлении ей Мадридского замка в Булони. Король теперь выполнял все ее просьбы, обиды и вражда были забыты, и Марго интересовалась, как здоровье детей Генриха и Марии Медичи.
      Когда она выходила из кареты, подъехавшей к ее замку, ей протянул руку, чтобы помочь сойти со ступенек, немолодой дворянин. Марго узнала красавца Шамваллона. Она улыбнулась ему, а про себя - приказу короля, который поручил встретить ее в Париже ее бывшему любовнику.
      Когда Генрих увидал свою бывшую супругу, он, должно быть, испытал шок, хотя он вполне мог представить, что в пятьдесят с лишним лет Марго не будет выглядеть, как в двадцать. Но она была неисправима. Не желая признавать свой возраст, она одевалась так, как будто была молода. Глубокое декольте по-прежнему открывало большую часть груди, теперь, конечно, далеко не такой, как раньше. Однако и в этом возрасте отбоя от поклонников не было. Причем молодые люди руковод-ствовались не расчетом, они действительно влюблялись в легендарную Маргариту Валуа.
      Марго и в пятьдесят была все так же ненасытна. И в Юсоне редкую ночь она спала без мужчины. Если с ней не было ее постоянного любовника, она не брезговала и молодым стройным лакеем. Это Маргариту Валуа имел в виду хроникер того времени Брантом, когда писал:
      "Хороший воин всегда хорош собой, и особенно на войне, но если он не знает, что надо делать в постели, то пригожий и сильный слуга окажется никак не менее ценен, чем красивый и доблестный, но усталый дворянин".
      Встреча бывших супругов длилась целых три часа. Они не могли наговориться, предаваясь воспоминаниям молодости. Генрих уже не обращал внимания на слишком неуместно открытое декольте Марго, он наслаждался беседой с умнейшей и интереснейшей из женщин, которые когда-либо встречались на его жизненном пути. В завершение беседы он заботливо и с полуулыбкой, таившей в себе недвусмысленный намек, сказал:
      - Следите за своим здоровьем, не превращайте ночь в день, а день в ночь, как вы к тому привыкли.
      - Я обещаю сделать все, что в моих силах, чтобы ваше величество были довольны, хотя для меня это далеко не просто, учитывая мои многолетние привычки, - лучезарно улыбаясь, ответила Марго.
      Генрих заметил ей, что она чересчур расточительна. Хотя и понимал, что вряд ли сможет образумить ее не тратить так много его денег.
      - Это совершенно невозможно, я не умею жить иначе, такова моя природа, - ответила Маргарита.
      Другого Генрих IV и не ждал от нее. Валуа всегда швыряли деньги на ветер, проматывая свои доходы.
      - Могу ли я увидеть дофина? - осведомилась она напоследок.
      - Я вам это обещаю.
      И на следующий день экс-королева нанесла визит королю. Генрих сказал ей:
      - Душа моя, я всегда чувствовал себя привязанным к вам. Теперь вы снова в доме, где когда-то были столь могущественны...
      Между Марией Медичи и Маргаритой не было никакой холодности, напротив, когда Мария увидела, как Маргарита искренне засвидетельствовала ей свое почтение - в этом не было ни капли лицемерия, - между ними возникло что-то вроде дружбы. Наследником престола, будущим Людовиком XIII, она была совершенно очарована и вскоре купила ему брошь за три тысячи экю. Одним словом, в отношениях с королевской семьей у Марго царила идиллия. Почему это произошло так поздно? Впрочем, Маргарита ни о чем не жалела. Она была благодарна Богу за все, что испытала в жизни.
      Она вела в замке королевский образ жизни. Ни в чем себе не отказывая, она занималась творчеством и... любовью, как всегда. Перешагнув пятидесятилетний рубеж, что считалось в то время глубокой старостью, она с удовольствием принимала жаркие ласки двадцатилетнего Сен-Жюльена. Она питала к нему сумасшедшую страсть и вовсе не жаловалась на здоровье, что бы там Генрих ей ехидно ни говорил.
      5 апреля 1606 года она возвращалась с мессы из селестинского монастыря. В карете рядом с ней, как всегда, сидел ее возлюбленный Сен-Жюльен. Вдруг прогремел выстрел. Сен-Жюльен упал на колени Марго, истекающий кровью на ее платье. Ему выстрелили в голову.
      Кто же был убийцей ее любовника? Его соперник! Маргарита узнала своего бывшего любовника, молоденького Вермона. Ситуация с Сильвио вновь повторилась в ее жизни. Восемнадцатилетний Вермон, безумно влюбленный в Маргариту и тоже вкусивший ее прелестей, когда получил отставку и узнал, что его место занял другой, поклялся уничтожить соперника. Видя, как он бросился наутек после выстрела, она крикнула:
      - Убейте этого безумца!
      Его схватили и привели к Марго. Крепко связали и доставили во дворец. Она распорядилась, чтобы рядом с ним положили труп несчастного Сен-Жюльена, рассчитывая этим вызвать муки совести убийцы. Но она ошиблась. Вермон не скрывал своей радости:
      - Поверните его, я хочу убедиться, что он действительно мертв.
      По настоянию Маргариты казнь состоялась на следующий день прямо у ворот ее дворца. "Преступник шел на казнь с улыбкой, - пишет Пер де Лэтуаль. - Он повторял, что ему не страшно умереть, ибо враг его мертв, значит, правосудие свершилось..." Марго наблюдала за казнью из окна. Когда голова покатилась с плеч, она упала в обморок. На следующий день она покинула этот замок и переехала в Исси, в дом, принадлежавший Ла Гаагу, ювелиру короля.
      Марго очень тяжело пережила эту драму. Но она не была бы собой, если бы не утешилась в новой любви. На этот раз это был опять очень молодой и, как говорили, очень глупый малый Божомон. Они так много предавались любовным ласкам, что Божомон заболел от истощения. Марго испереживалась так, что Генриху IV пришлось приехать в Исси, чтобы подбодрить ее. Выйдя из комнаты, он сказал одной из фрейлин:
      - Молитесь за его выздоровление. Не дай Бог, он умрет, тогда ей придется покупать новый дом!
      Божомон выздоровел, и любовники вновь слились в экстазе. Но вскоре Божомон исчез. Наверное, сбежал, избегая нового истощения, - шутили при дворе.
      Не теряя драгоценного времени, Марго обзавелась новым молодым любовником Вилларом, которого прозвали "король Марго". Чтобы окунуться в свою молодость, она заставляла своего возлюбленного наряжаться по моде времен Генриха III, со шпагой на боку и плюмажем на шапочке. А сама принимала его в комнате, увешанной персидскими коврами, в роскошном дворце, который распорядилась построить на берегу Сены, прямо напротив Лувра.
      Дворец Марго был наполнен роскошной мебелью. Она набрала хористов, и они распевали хором романсы или церковные гимны. Вскоре она сочла, что территория, окружавшая ее дворец, недостаточно просторна. И купила значительную часть бывшего парка Пре-о-Клер. Марго решила основать здесь монастырь, и на первом камне будущей постройки была выбита надпись:
      "21 марта 1608 года королева Маргарита, герцогиня Валуа, внучка великого короля Франциска, сестра трех королей, последняя из династии Валуа, пребывая в божественном озарении и исполняя завет Господень, построила и основала этот монастырь, именуемый Храмом Иакова, где по ее желанию вечно должны воздаваться благодарения в знак признательности за великие благодеяния, оказанные ей Всевышним".
      Несмотря на все свои греховные увлечения, Маргарита продолжала оставаться глубоко набожной. Она посещала по три мессы в день и трижды в неделю причащалась.
      Она часто подвергалась насмешкам, про нее писали издевательские стихи, в которых называли ее потасканной старой шлюхой. Но, обладая большим чувством юмора и острым умом, который не затупился с возрастом и всегда служил ей защитой, она могла всегда отшутиться от насмешек и дать достойный отпор обидчику его же оружием.
      Ее часто посещал король, они прогуливались по затененным аллеям парка. Однажды, незадолго до смерти от руки убийцы, Генриху пришла в голову мысль посадить деревья на правом берегу Сены. Маргарита воплотила эту идею в жизнь. Так родилась Аллея Королевы.
      Зимой 1615 года Марго простудилась, и болезнь прогрессировала. Маргарита увядала на глазах. Епископ Грасса Менигр де Бусико предупредил, что конец близок. Она поблагодарила священника и подарила ему все свое серебро. На следующий день, исповедавшись, королева Марго отдала Богу душу.
      - Прощай, цветок всех Маргарит, цветок Франции, украшение добродетели, жемчужина наших дней... - так начал епископ заупокойную мессу.
      Увял яркий и неповторимый цветок Франции. Смерть Марго завершила эпоху. Ее бывший муж король Генрих IV пять лет лежал в могиле. Стояли уже времена Людовика XIII.
      Последняя исповедь царевны Софьи
      Колокол в Новодевичьем монастыре сзывал на службу. Я остановила машину, чтобы спокойно послушать настоящую колокольную симфонию. Так, наверное, звонили и в конце XVII - начале XVIII века, когда монастырь стал последним пристанищем царевны Софьи, подумала я. Вышла из машины и вошла в ворота монастыря.
      В окне киоска висело объявление "Выставка "Царевна-инокиня Софья", цена билета 30 рублей". Экскурсовод, женщина лет пятидесяти, откровенно скучала - видно, за целый день ей так и не пришлось поработать. Я прошла в терем, где жила сводная сестра Петра I царевна Софья, так мало известная своим потомкам. Историки писали о Петре, как о великом преобразователе России, и Софья всегда оставалась в его тени. А между тем эта женщина семь лет фактически правила нашей страной, и эти годы ее регентства были годами прогресса в области культуры и религии, они в корне изменили внешнюю политику России и предопределили многие будущие преобразования. К тому же сам факт правления Софьи был первой ласточкой освобождения женщин России от унизительного положения, близкого к рабству.
      * * *
      Теперь она причащалась и исповедовалась каждое воскресенье. Отец Михаил внимательно выслушивал Сусанну - такое имя она взяла при пострижении - и отпускал грехи. Смирение пришло далеко не сразу. Все в ее характере противилось спокойному размеренному ходу жизни монастыря. Она привыкла к постоянной деятельности, к постоянному вызову и решению самых сложных задач. Всe, теперь она осталась вне бурной политической жизни.
      Когда в октябре 1698 года ее постригли в монахини без ее согласия, она была уверена, что отдаст Богу душу. Софья всегда была очень религиозным православным человеком, не мыслящим себя без церкви, но, помимо церковной, она вела активную светскую и политическую жизнь. Все внутри бунтовало. Но она была вынуждена смириться. Теперь она Сусанна. И служит только Богу.
      "Отче наш, иже еси на небесех..." Сегодня на исповеди она вновь будет говорить о Василии Голицыне. Где-то он теперь? Чем занят без чинов и имущества? В его жизни, как и в ее, начался совершенно новый этап. И в ссылке, селе Кологоры Пинежской области, он сохранил свою доблесть и честь, свое благородство и наверняка организовал с местными жителями полезные дела. В этом она не сомневалась.
      А вот она, Сусанна, а тогда Софья, честь с ним потеряла. Согрешила. И этот великий грех, один из семи смертных грехов, называемый блудом, творила в течение нескольких лет. Одной исповеди не хватит. Она будет исповедоваться о Голицыне много раз. Отец Михаил узнает то, что знают только два человека на земле - она и Василий. Впрочем, Бог всегда знал о ее грехе и прощал до поры до времени.
      Василий Васильевич был старше ее на 14 лет. Когда Софья впервые увидела его, она испытала смешанное чувство радости и печали. Радость оттого, что увидела мужчину, с которым готова разделить всю свою жизнь, и печаль - потому что знала: это практически невозможно. Она была царевна, и замуж за Голицына ей не выйти никогда. К тому же он был женат и имел взрослых детей.
      Но Софья всегда жила так, как будто нет ничего невозможного. Даже зная, что на пути стоят сотни препятствий, она мобилизовывала все свои силы на их преодоление. И ей удавалось все. Вернее, почти все.
      Ей тогда было 25 лет. Она ухаживала за умирающим братом - царем Федором Алексеевичем. Голицына она иногда видела и раньше, но мельком, и только здесь, у изголовья умирающего брата, она сталкивалась с ним постоянно, в спальне государя - то есть в довольно интимной для ее образа жизни обстановке. Тогда и зародилось сильное чувство. Позже Софья узнала, что именно Василий Васильевич говорил о необходимости ухода за царем близким человеком и что лучше всего на эту роль подходит она, Софья.
      Софья любила болезненного Федора и жалела его. Только два месяца пожил он со своей молодой женой Марфой Апраксиной. 15 февраля 1682 года они обвенчались, а через два месяца, 27 апреля 1682 года, государь Федор Алексеевич отошел в мир иной.
      С тех пор прошло 18 лет. Тогда, в 25, ей надо было решать - либо монастырь, либо власть. Царевен замуж не выдавали. При своем честолюбии о монастыре Софья не желала и думать. Она, по сути, и так жила, как в монастыре. Одиночество, строгое исполнение обрядов, бесконечные посты. Ее кремлевский терем был настоящим заточением. Единственные посторонние посетители, кроме родных, - патриарх, учитель и врач, который допускался только в случае очень серьезной болезни. Когда врач входил, затворялись ставни. Пульс лекарь мог прощупать только через ткань. Потайные ходы вели из терема в церковь, где царица и царевны скрывались за красными занавесями от любопытства остальных молящихся.
      Однажды был такой случай. В 1674 году, когда Соне было 17 лет, два молодых дворянина, Бутурлин и Дашков, сворачивая в один из внутренних дворов дворца, случайно встретили карету, в которой царица отправлялась на богомолье в монастырь. Этот случай чуть не стоил им головы. Молодые люди были арестованы, и их жестоко допрашивали.
      Места царевен не указывались ни при одном торжестве, которые нарушали ужасное однообразие подчиненной неизменному и строгому этикету жизни всех остальных членов царской семьи и придворных. Царевны появлялись исключительно на похоронах, да и то очень редко, следуя за гробом в непроницаемых фатах. Народ знал их только по именам. Из-за своего высокого положения они не имели возможности выйти замуж ни за русского боярина, ни за иностранного принца: этого не позволяла православная религия. Царевнам не ведомы были радости любви и материнства. Таков был суровый закон.
      Не нарушая этих строгих правил, Софья никогда бы не смогла прийти к власти и прожить пусть недолгую, но яркую, полную страстей жизнь.
      Теперь на исповеди монахиня Сусанна каялась в этих страстях. А когда возвращалась в келью, вновь начинала вспоминать то, в чем только недавно исповедалась, и вновь румянец заливал щеки, и вновь из Сусанны она превращалась в Софью.
      ...Похороны царя Федора. Софья идет за гробом вместе с Натальей Кирилловной Нарышкиной, матерью молодого Петра, провозглашенного государем. Протест против избрания Петра на царство зреет в ее душе. Времени нет, надо решаться, либо сейчас, либо никогда, потом будет поздно. В Москве продолжаются беспорядки, начавшиеся еще до смерти Федора. Стрельцы подают челобитную с требованием арестовать их полковников и взыскать с них свои убытки. Правительство напугано такой просьбой и выполняет требование стрельцов. 1 и 2 мая офицеров подвергают телесному наказанию и заставляют выплатить стрельцам положенные деньги. В эти же первые майские дни изгнаны со двора бывшие царские фавориты Языковы, Лихачевы, Дашков. Кругом царит атмосфера недовольства и подозрительности.
      Стрельцы, люди по большей части необразованные и восприимчивые к слухам, недовольны и обеспокоены избранием младшего царевича. Они боятся, что, как и во времена Федора, они будут подвергаться преследованиям со стороны советников нового государя, что с таким трудом добытые ими привилегии закончатся.
      Народ толкует о том, что избрание нового царя произошло незаконно, мол, не может быть, чтобы старший царевич отказался по болезни. Стрельцы полагают, что все это устроено партией изменников, что несовершеннолетний Петр будет марионеткой в руках недобросовестных родственников Нарышкиных. Особенно настораживают стрельцов слухи о том, что Нарышкины якобы собираются распустить их, стрелецкое, войско. Кроме того, поскольку избрание Петра одобрила Боярская дума, они сделали вывод, что бояре также настроены против них.
      Кто-то запустил слух о том, что в России теперь два царя: один народный - Иван, другой боярский - Петр. Таким образом, Иван Алексеевич превратился в лидера простого народа, сам того не желая. Но он был болен. А на Руси всегда любили больных и несчастных. Да еще при этом отстраненных от власти.
      Одним словом, пора было действовать. Софья пригласила к себе патриарха Иоакима и бояр. Она предложила, чтобы правили оба брата, поскольку Петру еще и десяти лет нет. Избрание Петра, таким образом, совершенно противно законам.
      Гробовое молчание длилось минут десять. Потом заговорил патриарх Иоаким:
      - Многоначалие зло есть. Един царь да будет! Богу тако изволившу.
      Софья дала понять, что разговор окончен. Патриарх был возмущен и молча удалился.
      Стрельцы готовы, князь Иван Хованский на ее стороне, хотя преследует собственные интересы. Его пламенное обращение к стрельцам она помнила слово в слово. Иван Андреевич Хованский с возвышения говорил:
      - Вы сами видите, какое тяжелое ярмо было наложено на вас и до сих пор не облегчено, а между тем царем вам избрали стрелецкого сына по матери. Увидите, что не только жалованья и корму не дадут вам, но и заставят отбывать тяжелые повинности, как это было раньше; сыновья же ваши будут вечными рабами у них, Нарышкиных. Но самое главное зло в том, что и вас, и нас отдадут в неволю чужеземному врагу. Москву погубят, а веру православную истребят.
      Среди стрельцов началась паника. Их ответ на призыв князя был поистине ужасным. Начались убийства, разбой, Москва захлебнулась в крови. Пьяные стрельцы объявили охоту на бояр. Они останавливали кареты бегущих из города бояр, убивали мужчин и насиловали женщин. Офицеров, которые пытались навести порядок, затаскивали на высокие каланчи и сбрасывали оттуда, взяв за руки и за ноги.
      "Видит Бог, я в этом не виновата", - говорила себе Софья. А Сусанна отвечала ей: "Но ты же хотела этого. Ты знала, что без крови не обойдется. Значит, виновна". Виновна, хоть и не участвовала в заговоре, как утверждал ее брат Петр.
      Чтобы разгорелось восстание, достаточно было только маленькой вспышки. И этой вспышкой, которая зажгла пламя, стал слух об убийстве царевича Ивана. Слух этот появился в символический день 15 мая - в годовщину смерти сына Ивана Грозного Дмитрия, виновником которой был Борис Годунов, ставший царем после пресечения династии Рюриковичей в 1598 году. В настроении народа во время событий столетней давности и накануне восстания 1682 года было много общего. Смутное время.
      Стрельцы, схватив оружие, пошли во дворец и потребовали показать им тело царевича. Стрелецкое войско жаждало крови. Сначала натиск стрельцов остановили. Перед ними предстал царевич Иван, которого вывела на крыльцо его мачеха Наталья Нарышкина. Софья и Марфа, ее сестра, стояли за их спинами. Марфа дрожала от страха, Софья - от волнения и возбуждения. Примерно так она все и представляла. Вывели Петра. Стрельцы замерли. Некоторые даже забрались на крыльцо, чтобы получше рассмотреть братьев. Стрельцы обратились к Ивану. Действительно ли с ним плохо обращались?
      - Успокойтесь. Ни от кого никакой к себе злобы я не имел, и никто меня не изводит, и жаловаться ни на кого не могу, - сказал Иван.
      Вид живого и невредимого Ивана усмирил волну негодования. Однако среди стрельцов нашлись такие, кто все еще хотел свести счеты с "изменниками и злодеями", задумавшими недоброе против царевича. Как бы то ни было, стрельцы не спешили расходиться. Если бы придворные Артамон Матвеев и князь Долгорукий в тот момент не спустились с крыльца, чтобы попытаться окончательно успокоить стрельцов! Неизвестно, как бы тогда повернулась вся дальнейшая жизнь. Артамон Матвеев стал первой жертвой.
      Стрельцы ворвались в царские хоромы. Искали изменников. Будущая пролитая кровь стучала у них в головах, и их уже нельзя было остановить. Когда наконец они обнаружили Артамона Матвеева, они вытащили его на Красное крыльцо и сбросили прямо на копья сотоварищей. И пошло-поехало. Особенно нравилось стрельцам не просто убивать изменника, а разрубать его на куски. В течение следующих трех дней было убито еще около шестнадцати человек. Некоторых из них нашли прямо во дворце, куда запрещалось входить посторонним. Теперь хозяевами здесь были стрельцы.
      15-16 мая они назвали имена следующих жертв. И привели приговор в исполнение. Мятеж превращался в бессмысленную резню. 17 мая стрельцы назвали свою главную жертву - Ивана Нарышкина. В представлении мятежников Нарышкин был первым изменником, покушавшимся на жизнь царевича Ивана и имевшим виды на царскую корону. Его правление отождествлялось с периодом притеснений стрельцов. С 15 мая Нарышкин при помощи царского семейства скрывался во дворце, но вскоре стало очевидно, что только его смерть сможет предотвратить дальнейшую резню.
      - Мы знаем, что Иван Нарышкин спрятан здесь, отдайте его, с нас будет довольно, никого не тронем больше! - кричали стрельцы.
      И Наталья, и Софья умоляли сохранить Ивану жизнь. Но было видно, что эти головорезы не остановятся ни перед чем. Даже перед образом Богородицы, которую Наталья в отчаянии дала в руки Ивану. Стрельцы набросились на Нарышкина, утащили его в застенок и после страшных пыток убили. В тот же вечер было объявлено, что родственники погибших могут похоронить останки. Хотя убийства на время прекратились, еще немало жертв ожидали своей участи.
      Видит Бог, Софья делала все возможное, чтобы кровопролития было как можно меньше. Она понимала, что только она сейчас способна остановить кровавую вакханалию и, взяв в руки власть, навести порядок во дворце. Она одна вела переговоры со стрельцами. И стрельцы слушали ее с уважением.
      18 мая стрельцы опять пришли в Кремль. Софья вышла к ним навстречу вместе с отцом царицы Натальи, Кириллом Нарышкиным. Толпа требовала его ссылки. Софья понимала, что компромисс необходим, что иначе стрельцов не унять. И убедила Наталью Кирилловну уговорить отца постричься в монахи. Что он и сделал в Кирилло-Белозерском монастыре. Заручившись согласием Нарышкиной, Софья на следующий день успокоила стрельцов. Она приказала уплатить им долги и отдала распоряжение похоронить всех убитых во время восстания. На эти цели была собрана огромная сумма - 240 тысяч рублей. Когда 23 мая представители стрельцов опять пришли в Кремль, они попросили Ивана Хованского обратиться к великой государыне царевне с предложением, чтобы царевичи Петр и Иван правили вместе. Предложение было принято.
      Совместное правление Ивана и Петра официально началось 25 июня - в этот день состоялась совместная их коронация, но еще 29 мая Софья стала регентшей. По сути, она правила страной.
      Отец Михаил прочел молитву, и Сусанна прошла к алтарю причаститься святых таинств. На следующий день было легко на душе. Она вновь читала Святое Слово Божие, молилась, советовалась с матушкой о распределении финансов на хозяйственные нужды. Но ночью, во сне, к ней вновь пришел Василий. Они любили друг друга как тогда, в первый раз. Нет, во второй, первый раз она помнила очень смутно.