- Вы больше не будете играть, - уверенно изрек врач, - вы должны лечиться.
      - Я должна играть, а тем более сегодня, - спокойно сказала Вера Федоровна и дала понять, что визит врача окончен.
      Перед выходом на сцену она с трудом держалась на ногах, смертельную бледность удалось скрыть под искусно нанесенным гримом. Коллеги смотрели на нее со страхом. Ждали, что она упадет на сцене.
      Комиссаржевская появилась на сцене. Куда делась болезнь? Более энергичной, веселой, задорной ее не видели. Она увлекала партнеров темпом игры, интонациями, и на время они забыли о ее болезни. А зрители и подумать об этом не могли, они с востогом следили за игрой великой русской актрисы. Между тем она собирала всю свою жизненную энергию только для спектакля. После его окончания она с трудом доносила ноги до постели.
      За четыре месяца ее гастролей ей аплодировали Иркутск, Томск, Омск, Красноярск, Чита, Харбин, Владивосток, Хабаровск, Челябинск, Ново-Николаевск и снова Иркутск.
      Когда актриса отправлялась на эти гастроли, она и не предполагала, что и в далеких уголках России встретит такой прием. Она рисковала, показывая пьесы Ибсена и Гамсуна, и поэтому восторженный прием спектаклей был ей дорог, как никогда, как не были дороги премьеры в своем театре. Этот прием публики, не избалованной, но безошибочно угадавшей гениальную актрису, поддерживал в ней силы, не давая умереть от болезни, которая прогрессировала с каждым днем.
      Спектакли в Ташкенте начались 17 января 1910 года. 19 января на репетицию не явилась Любавина - заболела. Вечером 21 января, весело играя "Дикарку", Вера Федоровна не могла избавиться от мыслей о том, что еще двое в труппе заболели. Спустя три дня свалились еще трое. Гостиница превратилась в лазарет.
      - Скажите правду, что с ними? - просит она врача. - Тиф? Лихорадка?
      - Боюсь, что хуже, - мрачно ответил врач. - Оспа.
      Приходится отменять спектакль: недостает четырех артистов.
      "Бой бабочек" был первым спектаклем, в котором она выступила на петербургской сцене шестнадцать лет назад. Этот же спектакль стал последним в ее жизни. За кулисами она садилась на стул и пила холодный кофе. У нее был сильный жар. "Боже! Что со мной?!" - думала она, с трудом вспоминая слова роли. Как всегда, она максимально собиралась для зрителя, и тот ничего не подозревал. Когда были сказаны последние слова в пьесе под восторженный шум зала, она вышла за кулисы и упала на руки актеров.
      Поздно вечером приехал врач. Диагноз безжалостен - оспа.
      Во время последних гастролей у Веры Федоровны возникла идея создания новой театральной школы, которая будет руководствоваться новым подходом к преподаванию. Она советовалась со многими режиссерами и педагогами, писателями, и они обещали поддержать ее, соглашаясь с ней работать. Но, увы, этому проекту Комиссаржевской не суждено было воплотиться в жизнь. Десятого февраля 1910 года Россия потеряла великую актрису.
      Она распорядилась, чтобы никто, кроме врача и медсестер, не видел ее во время последних дней болезни, когда оспа стала выступать на лице. Только позвала к себе актера Зонова и попросила:
      - Письма мои - вот в этой шкатулке - сожгите в первый же час после моей смерти.
      Актер труппы Зонов выполнил ее просьбу. Эпоха трагической актрисы окончилась.
      Рыжеволосая Венера Лиля Брик
      Лиля Брик принадлежит к числу самых ярких женщин ХХ века. Она всегда была в центре событий самых творческих, ее окружали лучшие художники, режиссеры, музыканты, писатели и, конечно, поэты. Любовь к Владимиру Маяковскому, которая не была неразделенной (поэт любил ее самозабвенно и порой трагически), Лиля Брик пронесла через всю свою жизнь.
      Но эта женщина была натурой очень широкой, я не вкладываю ни доли иронии в эти слова. Ее готовность любить и быть любимой била через край. Поэтому так бурно протекала ее жизнь, так насыщена она любовными романами. Те счастливцы, которые попадали в поле ее любви, даже никому не известные люди, вошли в историю только потому, что имели отношение к Лиле Брик, но с большинством ее мужчин вы знакомы давно.
      Лиля родилась в центре Москвы в 1891 году в семье Урия, или Юрия, Кагана, который работал юрисконсультом в австрийском посольстве. При этом он занимался "еврейским вопросом" - проблемами, с которыми сталкивались проживающие в Москве евреи, проблемами, связанными с антисемитизмом. Ее мама, Елена Юрьевна, была родом из Риги, окончила Московскую консерваторию по классу рояля, но работала нерегулярно. Свое имя Лиля получила благодаря тому, что отец увлекался Гете. У Гете была возлюбленная Лили Шенеман. В ее честь и назвали дочку. Спустя пять лет после Лили родилась сестра Эльза.
      Родители дали детям блестящее образование, сестры говорили по-французски, по-немецки. Мать давала им уроки игры на рояле. Девочки были очень милы, ими восхищались все гости, которых в доме Кагана было немало.
      "Как-то ранней весной я шла с дочерьми по Тверскому бульвару, вспоминала Елена Юрьевна. - А нам навстречу ехал господин в роскошной шубе. Он остановил извозчика и воскликнул:
      - Боже, какие прелестные создания! Я бы хотел видеть вас вместе с ними на моем спектакле. Приходите завтра к Большому театру и скажите, что вас пригласил Шаляпин.
      Мы воспользовались приглашением, и для нас были оставлены места в ложе. Вот такая была удивительная встреча".
      Ярко-рыжие волосы и огромные глаза Лили с детства заставляли обращать на себя внимание. Родители ее обожали. В гимназии она училась очень хорошо, но выделялась из группы своих сверстниц особым характером, самостоятельностью, стремлением к независимости. Наперекор всем она отрезала себе косу, чем привела в ужас и родителей, и учителей.
      Эльза была ее полной противоположностью - блондинка с голубыми глазами и мягким характером, послушная и смирная. Но сестры любили друг друга, хотя лидерство держала Лиля, старшая.
      Эльза была красивее, но привлекала юношей и мужчин больше Лиля. Ее рыжие волосы, большие глаза, порывистое поведение, беспрерывное и довольно тонкое кокетство. Иногда казалось, что это опытная в искусстве обольщения женщина. Одним словом, теперь бы про нее сказали - очень сексуальная. Она прекрасно понимала это и купалась во внимании мужчин. Счет поклонников она начала вести с девических лет в своих дневниках.
      Много приключений было у нее на каникулах. Ей исполнилось 15 лет, когда они с мамой поехали на каникулы в Бельгию. В Лилю влюбился студент и даже сделал ей предложение. "Вот уже и замуж зовут", - весело подумала Лиля. Но студенту отказала, не оставив никакой надежды. А в Москве, когда вернулась, получила от него открытку: замок, увитый плющом. "Я умираю без вас..." - писал юноша. "Надеюсь, что он все-таки выживет", - смеялась молодая кокетка.
      Родители любили путешествия и всегда брали с собой дочерей. Когда все спали, Лиля тихонько выходила из купе и стояла в коридоре поезда, вдыхая свежий ветерок и ожидая, пока какой-нибудь мужчина не заговорит с ней. Ждать приходилось недолго.
      Однажды к ней подошел военный, завел беседу, потом наговорил ей комплиментов. Когда разговор зашел о ее семье, Лиля сказала, что она еврейка. Офицер тут же потерял к ней интерес, это было видно.
      - Ну, ничего, ничего, вы не расстраивайтесь, девушка, для женщины это не страшно.
      Лиля смеялась.
      "Мама не знала со мной ни минуты покоя и не спускала с меня глаз", вспоминала Лиля Юрьевна в своих мемуарах.
      В Тифлисе ее атакует молодой татарин, "богатый, красивый, воспитанный в Париже". В Польше, когда семья живет у бабушки, дядя (!) падает перед ней на колени и бурно требует выйти за него замуж и обещает, что с родными все уладит. Владелец санатория в Дрездене засыпает ее комнату цветами и каждый вечер к ужину ей одной подает голубую форель.
      Но Лиля была уже почти влюблена. Ее избранником был Ося Брик. Родился он в 1888 году в семье потомственного коммерсанта, владельца торгового дома "Павел Брик, вдова и сын". Его отец, Максим Павлович, был обычный бизнесмен, как сказали бы сегодня. Он покупал в Средиземноморье темные кораллы, а потом продавал их в Средней Азии и Сибири. У Оси были брат Паша и сестра Вера. Вера училась в одной гимназии с Лилей. Благодаря Вере они и познакомились.
      "Ося стал звонить мне по телефону, тогда это было редкостью, вспоминала Лиля. - Я была у них на елке, и, провожая меня домой на извозчике, он спросил:
      - А не кажется ли вам, Лиля, что между нами что-то большее, чем дружба?
      Мне не казалось, но очень понравилась формулировка, и от неожиданности я ответила:
      - Да, кажется.
      Мы стали встречаться ежедневно, но Ося испугался и в один из вечеров сказал мне, что ошибся и что недостаточно меня любит. Я больше удивилась, чем огорчилась. Но вскоре поняла, что каждую минуту хочу быть вместе с ним. Когда Ося садился на окно, я немедленно оказывалась в кресле у его ног, а на диване я садилась рядом и непременно брала его руку. Только один раз за полтора года он как-то смешно и неловко поцеловал меня.
      Летом мы с мамой собрались уезжать в Тюрингию, и расставаться с Осей мне было очень тяжело, хотя он обещал писать мне ежедневно. Я немедленно отправила ему длинное любовное письмо, еще и еще... Много дней нет ответа. Наконец, вот оно, его почерк! Бегу в сад, за деревья. Всего любезные три строчки! Почему? Я тут же разорвала письмо и бросила ему писать. Ося не удивился, он на это, видимо, и рассчитывал. Я не могла понять его поведения и очень страдала. С горя у меня начался тик, который продолжался несколько лет".
      И тогда Лиля предприняла попытку самоубийства. Она позвонила своему приятелю, который тоже, разумеется, был влюблен в нее, но взаимностью не пользовался, и сказала ему, что вернется к нему, если он достанет цианистый калий для ее подруги. Он так обожал Лилю, что, несмотря на ее довольно экстравагантную просьбу, которая его конечно же напугала, принес то, что она просила.
      Лиля не играла и не собиралась устраивать показных истерических спектаклей. Она поставила яд к себе на тумбочку и решила принять его на следующий день. Что и сделала следующим утром. У нее учащенно забилось сердце от близости смерти. Вот сейчас оно должно остановиться. Но вместо этого она ощутила резкий позыв на... понос. Еле добежала до уборной. Приступы повторились еще несколько раз. Смерть не наступала. Лиля почувствовала некоторое облегчение, ей уже не хотелось прощаться с жизнью. Она видела, что, когда бегала в туалет, мама внимательно наблюдала за ней. Но ничего не спрашивала. Наконец Лиля не выдержала и спросила:
      - Мама, что со мной?
      - Ничего особенного, просто ты приняла двойную дозу слабительного. Я увидела у тебя на тумбочке какой-то порошок, заподозрила неладное и заменила его. Ты жалеешь об этом, доченька?
      - Ну что ты, мама, прости меня! - бросилась к ней Лиля.
      Они обнялись и расплакались.
      - Не пугай нас так больше, девочка моя. Обещаешь?
      - Обещаю, мама.
      Через несколько дней она встретила Осю в Каретном ряду. Они поздоровались довольно холодно.
      - Как дела? - спросил Брик.
      - Все хорошо. А у вас?
      - У меня тоже.
      Затянувшаяся пауза, после которой самое время разойтись. И вдруг Лиля сказала:
      - Я люблю вас, Ося.
      Он посмотрел ей в глаза и взял ее за руку. Они молча пошли по Садовому кольцу.
      Каждый день они не встречались, их встречи были эпизодическими. Но о той, в Каретном ряду, оба помнили всегда. Лиля влюблялась всю свою жизнь. И даже в этот период первой любви к Осе она увлекалась другими мужчинами. Но когда встречала Брика, понимала, что все остальное было мимолетным увлечением, что любит она только его.
      Можно ли назвать увлечением или романом минутную слабость и быстрый сексуальный акт? Тогда ей казалось, что да, позже она вспоминала об этом если не с насмешкой, то с полным равнодушием. "Роман" с учителем музыки Крейном развивался вяло, он состоял из тайных прикосновений и откровенных взглядов. Нельзя сказать, что молодой учитель нравился ей, но он обожал ее и очень хотел. Это возбуждало девушку.
      Они пили чай с Крейном и его сестрой. Потом сестра вышла на кухню мыть посуду. Крейн тут же повалил Лилю на диван. Задрал юбку, стянул панталоны и суетливо расстегнул брюки. Все произошло быстро, больно и не доставило Лиле никакого удовольствия. Она сразу собралась и убежала, поклявшись больше никогда не входить в этот дом. Она возненавидела учителя музыки.
      С кем не бывает, дело житейское, скажете вы. Но от этого дурацкого эпизода, "житейского дела" Лиля забеременела. В семье был жуткий скандал и, не предавая дело никакой огласке, отец, пользуясь своими связями, принял необходимые меры, после чего Лиля прервала учебу и была отправлена в провинцию к родственникам на реабилитацию после тяжелого стресса, вызванного абортом.
      Но печальная история с Крейном не могла изменить нрав Лили, ищущей приключений, и главным образом любовных.
      Гарри Блюменфельду было 18. Увидела она этого художника, только что приехавшего из Парижа, у своей гимназической подруги. У него было подвижное лицо со светло-серыми глазами, с густыми бровями. Волосы черные, нижняя челюсть выдается вперед, огромный, чувственный, с опущенными уголками рот. Он обладал талантом общения. Несмотря на свой молодой возраст, он подолгу мог беседовать с людьми пожилыми, и те с интересом слушали его.
      Гарри показывал Лиле свои рисунки и рассказывал о них, о живописи, о Париже. Не влюбиться в него она не могла.
      Роман начался стремительно. Они любили ездить на Воробьевы горы. Когда были деньги, ужинали в ресторане. И после этого всегда отправлялись в его мастерскую.
      Лиля после гимназии перешла на курсы в Архитектурном институте и там увлеклась лепкой. Когда она рассказала об этом Гарри, он посоветовал ей поехать в Мюнхен и заняться скульптурой. Авторитет Блюменфельда был для нее очень велик, на подъем Лиля была легка и вскоре последовала его совету.
      В Мюнхен приехал Алексей Грановский, чтобы учиться режиссуре у Макса Рейхардта. Тот самый Грановский, который будет ставить спектакли в Еврейском театре в Москве. Лиля и он увидели друг друга и... Очередная страсть.
      Но с Блюменфельдом разрыва не было, напротив, они условились, что он приедет к ней в Мюнхен. И он приехал. Лиля была этому рада. Он не застал ее врасплох. Она мыслила другими категориями. Ей нравилось любить обоих мужчин, и это действительно было искренне, но так, чтобы не огорчать ни того ни другого. Одним словом, приходилось пускаться на множество хитростей и быть очень осторожной.
      Пока у Грановского днем была репетиция, она шла в мастерскую Гарри, а когда у того были занятия в студии, спокойно поднималась в номер Грановского. Когда Алексей Грановский уехал, ей было немножко грустно, но в то же время теперь она целиком могла отдавать себя Гарри и расслабиться, не занимаясь постоянным контролем своих действий.
      Она занималась скульптурой в студии Швергеле. Лепила днем, а вечером позировала Гарри. Позировала обнаженной. Он затем и приехал в Мюнхен, чтобы писать ее. Он говорил, что создаст шедевр "Рыжеволосая Венера". Она лежала на кушетке среди подушек, обтянутых золотой парчой. Волосы перекинуты на плечо. В руках - деревянное, с позолотой венецианское зеркало. Уставала, мерзла, но, когда видела, что у Блюменфельда получается, терпела - эскизы были очень хороши и удивительного сходства.
      Из Москвы пришло известие, что смертельно заболел отец, и надо было ехать. Судьба картины Гарри, увы, осталась неизвестна.
      Лиля вернулась в Москву, и на следующий день Ося Брик, узнав об этом, пригласил ее в кафе. Без предисловий он сделал ей предложение.
      - Лилечка, не отказывай мне, ведь ты - моя весна!
      - Давай попробуем, - улыбнулась Лиля.
      Она вспоминает об этом периоде ее жизни: "Мы с Осей много философствовали и окончательно поверили, что созданы друг для друга". Действительно, они понимали друг друга с полуслова.
      Ося написал родителям:
      "Я стал женихом. Моя невеста, как вы уже догадываетесь, Лиля Каган. Я ее люблю безумно; всегда любил. А она меня любит так, как, кажется, еще никогда ни одна женщина на свете не любила. Вы не можете себе вообразить, дорогие папа и мама, в каком удивительном счастливом состоянии я сейчас нахожусь". (Письмо 17 декабря 1911 года.)
      Родители были против этого брака, зная характер его невесты, но в конце концов поддались на уговоры сына. Он слишком ее любил, и мешать ему было бессмысленно. Он все равно поступил бы по-своему.
      О свадьбе в синагоге Лиля и слышать не хотела, и свадьбу отпраздновали в скромном семейном кругу 26 марта 1912 года. В угоду родным раввин все-таки был приглашен на дом и произвел необходимую церемонию. Лиля надела сильно декольтированное белое платье. Мама ее была в ужасе. Но в последний ответственный момент исхитрилась и накинула на дочь шаль.
      Лиля терпеть не могла загсы, венчания, браки, называя все это мещанством. Она предпочитала связывать жизнь с мужчинами без подтверждений со стороны государства или религии. Но, так или иначе, теперь она была молодой женой и переезжала в четырехкомнатную квартиру, которую молодоженам сняли родители Бриков в Чернышевском переулке.
      Ее муж Осип Брик окончил юридический факультет Московского университета и начал работать в фирме своего отца. Пока он был на работе, Лиля украшала дом, готовила что-нибудь изысканное. Сооружала причудливую прическу, в общем, развлекалась, как могла, в ожидании мужа. Когда он возвращался, начинались оживленные вечера. Они в четыре руки играли на рояле, читали вслух Чехова, Достоевского, по-немецки Гете, Фрейда или Ницше. Они оба любили его "Так говорил Заратустра". Как ни странно, очень любили Чернышевского, и именно "Что делать?". Лиля придумала оригинальный экслибрис - на нем были изображены целующиеся Франческо и Паола и книга, выпавшая из рук влюбленных. А под рисунком поставила подпись: "И в этот день мы больше не читали". Все книжки своей библиотеки они украшали этим экслибрисом.
      Началась Первая мировая война. Лиля с сестрой Брика Верой поступили на курсы сестер милосердия. Уже через две недели их перевели в перевязочное отделение при 1-й городской больнице. Лиля при всей ее брезгливости выполняла любую самую грязную работу, выносила за ранеными судна и удивлялась, как они без ног могут играть в карты или пытаться заигрывать с ней.
      Осенью 1914 года они переехали в Питер, где Брик поступил на службу в автомобильную роту, чтобы не идти на фронт. Протекцию Осипу составил знаменитый тенор Виталий Собинов.
      Из отцовской фирмы шли деньги на жизнь, и деньги немалые. Супруги не отказывали себе ни в чем, ходили по ресторанам, вращались в самом "высшем свете". Компания не напоминала артистическую - это были в основном коммерсанты, денди, завсегдатаи ресторанов, нувориши, дамы полусвета. Лиля Брик писала в своих поздних записках о том, как она и одна из этих дам завтракали с князем Трубецким:
      "Мы завтракали втроем с князем Трубецким, жуликом и проходимцем. Я ее спросила: "Любовь Викторовна, говорят, вы с мужчинами живете за деньги?" "А что, Лиля Юрьевна, разве даром лучше?"
      Зимой они вновь переехали в Москву.
      Владимира Маяковского Лиля Брик встретила в Литературно-художественном кружке на юбилее поэта Константина Бальмонта. Маяковский был тогда в моде, но ни Лиля, ни Осип не знали ни его, ни его поэзии. "Не помню, - писала Лиля Юрьевна, - кто произносил и какие речи, помню, что все они были восторженно юбилейные и что только один Маяковский выступил "от ваших врагов". Он говорил блестяще и убедительно, что раньше было красиво "дрожать ступенями под ногами", а сейчас он предпочитает подниматься в лифте. Потом я слышала, как Брюсов отчитывал Маяковского в одной из гостиных кружка: "...в день юбилея... Разве можно?" Но явно радовался, что Бальмонту досталось. Осипа Максимовича и меня Маяковский удивил, но мы продолжали возмущаться, я в особенности, скандалистами, о которых говорят, что ни одно их выступление не обходится без городового и сломанных стульев. В другой раз я видела Володю на даче в Малаховке, он гулял с Эльзой, встреча была мимолетной..."
      И в это время произошло очень важное событие в жизни Бриков. Их личная, интимная жизнь, по воспоминаниям самой Лили, "как-то расползлась". Брак их стал чисто формальным. Они продолжали жить в одной квартире, уважали друг друга, делились друг с другом всеми трудностями, и проблемами, и радостями, но вот интимные отношения прервались. Прекратились навсегда. До конца жизни они оставались самыми близкими друзьями и до конца жизни не занимались любовью.
      - Но я любила, люблю и буду любить его больше, чем брата, чем мужа, больше, чем сына, - говорила Лиля об Осипе уже после того, как они перестали спать вместе. - Про такую любовь я не читала ни в каких стихах, нигде. Я люблю его с детства, он неотделим от меня.
      Окружающие не понимали ее. Они видели, что она полюбила Маяковского, но при чем тут тогда такие горячие признания и откровения о муже? А для Лили это было абсолютно естественно.
      Однажды в беседе с Фаиной Раневской она опять говорила об этой горячей любви к мужу. Раневская удивилась: "И что, ради него вы могли бы отказаться от Маяковского?" Брик, не задумываясь, ответила: "Да, отказалась бы и от Маяковского, мне надо было быть только с Осей".
      Ее официальное знакомство с Маяковским состоялось в Петербурге в квартире на улице Жуковского в 1915 году. Владимира привела младшая сестра Лили Эльза. Поэт ухаживал за ней, они были влюблены друг в друга, и отношения у них были очень нежными.
      Но когда его увидела Лиля и он увидел ее, от этих отношений не осталось и следа. Они встретились. Они были предназначены друг для друга. Вот как вспоминает об этой встрече Лиля Брик:
      "Это было нападение. Володя не просто влюбился в меня, он напал на меня. Два с половиной года не было у меня спокойной минуты - буквально. И хотя фактически мы с Осипом Максимовичем жили в разводе, я сопротивлялась поэту. Меня пугали его напористость, рост, его громада, неуемная, необузданная страсть. Любовь его была безмерна. Володя влюбился в меня сразу и навсегда. Я говорю - навсегда, навеки - оттого, что это останется в веках, и не родился тот богатырь, который сотрет эту любовь с лица земли... Когда мы познакомились, он сразу бросился бешено за мной ухаживать, а вокруг ходили мрачные мои поклонники, и, я помню, он сказал: "Господи, как мне нравится, когда мучаются, ревнуют..."
      Маяковский ухаживал за ней бурно. Ему нравилось, ему льстило, что с ним такая элегантная молодая женщина, такая утонченная и такая непредсказуемая. Ее образованность, светскость были очаровательно прикрыты налетом богемности, ее окружали поклонники из артистической и художественной среды.
      Однажды они гуляли возле порта, и Лиля удивилась, почему из труб кораблей не идет дым.
      - Они не смеют дымить в вашем присутствии, - невозмутимо сказал Маяковский.
      Роман с Маяковским привнес в жизнь Лили новые знакомства - в основном с людьми литературы. В дом на улице Жуковского Маяковский приводил своих друзей - Пастернака, Шкловского, Хлебникова, Бурлюка. Лиля Юрьевна вспоминала: "Бурлюк пришел к нам, поздоровался и сказал: "Встаньте, пожалуйста, под лампу, так, повернитесь", - и остался очень доволен осмотром".
      Маяковский переехал жить к Брикам. Для обывателей это был удар. До сих пор смакуется этот треугольник теми, кто склонен в жизни видеть только "квартирный вопрос". Втроем они жили в квартирах в Москве, на даче в Пушкине. Одно время снимали домик в Сокольниках и жили там зимой. Маяковский иногда уединялся в свою комнатку на Лубянке для работы. И последние четыре года Маяковский и Брики жили в крохотной квартирке в Гендриковом переулке на Таганке, опять втроем.
      С буржуазностью, с мещанством они воевали всегда. Поэтому и кольца, хоть и не регистрировали, естественно, свои отношения, заменили перстнями с печаткой. На одном из вечеров поэт получил записку: "Маяковский! Вам кольцо не к лицу!" С присущим ему остроумием он ответил: "Потому я и ношу его на пальце, а не в ноздре". На перстне, который она ему подарила, он выгравировал: "Л Ю Б". По кругу буквы читались как "ЛЮБЛЮ". А Лиля заказала на своем перстне его инициалы по-латыни WM.
      С самого начала они не скрывали своей связи, и всем все было ясно. Но детей от поэта она иметь не хотела. Ни раньше от Брика, ни теперь от Маяковского. Позднее она скажет: "Обрекать человека на те мучения, которые мы постоянно испытываем? Ведь если бы у меня был сын, то он наверняка загремел бы в 37-м, а если бы уцелел, то его убили бы на войне".
      Жизнь была нелегкой, денег не хватало, несмотря на то что оба работали. Маяковский много писал, Лиля служила в "Окнах РОСТА", раскрашивая по трафарету плакаты. Но на овощи и фрукты не хватало все равно, Лиля заболела авитаминозом и начала опухать. Непросто было и с одеждой. Но художественной вкус Лили позволял ей выглядеть элегантно, используя старые вещи.
      В 1921 году Брики получили две комнаты в коммунальной квартире в Водопьяновом переулке. Жить стало легче. Они стали чуть больше зарабатывать. И больше путешествовать. Странствовать они всегда очень любили. Во время путешествий Маяковский и Лиля Брик всегда занимали разные комнаты и никогда не ночевали в одной постели. Она говорила: "Володя такой большой, что удобнее индивидуальный гроб, чем двуспальная кровать". И никогда не обсуждали с посторонними свою интимную жизнь.
      Они стремились к свободной любви. Насколько это получалось - другой вопрос. Лиля считала, что они гибнут в мещанстве. И тогда они условились не видеться два месяца. Инициатором эксперимента была Лиля. Результатом этой разлуки стала поэма "Про это", пронизанная любовью. Поэт тяжело переживал двухмесячную разлуку. В первой главе поэмы он не случайно сравнивает себя с Оскаром Уайльдом, который томился в тюрьме.
      Маяковский провел все это время в своей комнатке на Лубянке. Он ходил под ее окнами. Лиля Брик пишет: "Он присылал мне цветы и птиц в клетках таких же узников, как он. Большого клеста, который ел мясо, гадил, как лошадь, и прогрызал клетку за клеткой. Но я ухаживала за ним из суеверного чувства - если погибнет птица, случится что-нибудь плохое с Володей".
      О романах Лили Брик было много сплетен. Даже о тех, которых никогда не было! Как, например, с танцовщиком Асафом Мессерером. Для Лили Юрьевны никогда не было преград, если ей нравился мужчина. Она очень легко влюбляла его в себя, если он сразу не влюблялся сам. Она считала, что "надо внушить мужчине, что он замечательный или даже гениальный, но что другие этого не понимают. И разрешить ему то, что не разрешают ему дома. Например, курить или ездить, куда вздумается. Ну а остальное сделают хорошая обувь и шелковое белье".
      Единственный, кто не поддался на ее чары, был режиссер Всеволод Пудовкин. Он сказал, что хочет остаться только ее другом. Это очень задело и огорчило Лилю. Из самолюбия, чтобы не звонить ему утром, она приняла большую дозу веронала. Доза действительно оказалась слишком сильной, даже опасной для жизни, и лишь к вечеру ее привели в чувство. Следуя своей теории свободной любви, она рассказала об этом случае Маяковскому. "Он как-то дернулся и вышел из комнаты", - вспоминала Брик.
      Любовь их была полна кризисов и взлетов. Они надолго расставались и сходились вновь, не представляя, как можно жить друг без друга. Однажды Брик написала ему, что "не испытывает к нему прежних чувств". Это было в 1925 году. Поэт уехал в командировку в Америку и Мексику. И писал ей письма, полные любви. И вдруг получает ответ: "Я тебя люблю и скучаю. Твоя Киса".
      В Нью-Йорке Маяковский знакомится с эмигранткой из России Элли Джонс. Он попросил ее сходить с ним в магазин "купить подарков для жены". Их знакомство кончилось тем, что у Элли от Маяковского родилась дочь.
      "Маяковский мне тут же рассказал о своем романе, - писала Брик спустя много лет, - и то, что у него родилась дочь. Он получал от Элли Джонс письма, но просил не распространяться среди знакомых ни о ней, ни о дочери".
      Брик имела над Маяковским огромную власть. Даже если у него завязывался роман на стороне, если он кем-то увлекался, он обо всем докладывал ей, как мальчик, влюбившись в девочку, рассказывает об этом маме, если, конечно, с мамой у него доверительные откровенные отношения. С ее стороны это была свободная любовь, с его - нет. Скорее, любовь Эдипа. Но Фрейда поэт не читал.
      Это влияние Лили Брик распространялось и на творчество Маяковского. Она очень помогала поэту. Ее критика приносила пользу, а ее образы вдохновляли поэта. Художник Нюрнберг в своих воспоминаниях пишет: "Это была женщина самоуверенная и эксцентричная. Маяковский, что меня удивляло, охотно ей подчинялся, особенно ее воле, ее вкусу и мере вещей. И вся эта воля приносила, мне кажется, пользу творческой жизни поэта. Конечно, она не была Белинским, но она делала замечания по существу. Я был свидетелем, когда она делала ему замечания и он соглашался". Одну из книг он надписал: "Лиленьке, автору стихов моих".
      Лиля Брик вспоминает: "В 1926 году Маяковский получил комнату в Гендриковом переулке, оттуда выселили нэпманов, там была чудовищная грязь, потолки оклеены бумагой, под которой шуршали клопы... Несколько дней Маяковский, Брик, художник Левин и Незнамов ночевали там на чемоданах боялись, что кто-нибудь туда вселится. Потом был ремонт, перестройка, выкроили даже ванную. Получилась квартирка принципиальная по своей простоте. Три каюты - Маяковского, Брика и моя и одна кают-компания, столовая. Маяковский был счастлив этой квартирой, наконец-то мы были у себя".
      Там теперь всегда было много гостей. Помимо известных поэтов и писателей, с которыми дружил Маяковский и теперь Брики, искусствовед Николай Пунин, журналист Михаил Кольцов, кинорежиссер Борис Барнет, американский писатель Синклер, даже актеры японского театра "Кабуки". И просто хорошие люди - портные, инженеры, врачи. Приходили и чекисты, их приводил Маяковский. Это теперь были его новые друзья - Яков Агранов, заместитель шефа ОГПУ, Эльберт по кличке Сноб, Фаня и Зоря Воловичи советские резиденты в Париже.
      Лиля не скрывала своих романов никогда. Не скрыла она от Владимира и связь с талантливым кинорежиссером Львом Кулешовым. В двадцатых годах его картины пользовались огромным успехом. В кино он создал целую школу, и у него было много известных учеников, которые принесли славу нашему кино.