– А разве они замки ломают?
      – Да кто ж их знает, что они делают! Я никогда не вызывал…
      – А вы, Николай Васильевич, вызывали? – с большой надеждой в голосе спросила уже не на шутку испуганная классная руководительница седьмого «Д».
      – Тоже, знаете ли, не приходилось… Пожалуй… Придется мне сбегать домой. Мой сосед – слесарь-золотые руки! Думаю, откроет!
      Возле дверей кабинета информатики осталась Наталья Ивановна с очень воинственно настроенным Игорем Дмитриевичем.
      – Я вас предупреждаю, Наталья Ивановна, что я – материально ответственное лицо! И если ваши… я не побоюсь этого слова – охламоны… Да-да! Охламоны! Так вот, если ваши охламоны испортят хоть один компьютер!!! Вы понимаете?!! Хоть один!!!
      – Я все понимаю, Игорь Дмитриевич… Но, с другой стороны, – не понимаю! – очень замысловато выразилась классная руководительница. – Как вы могли оставить класс без присмотра?!! Если бы после урока вы вывели мой седьмой «Д» в коридор, как, между прочим, делает всякий порядочный учитель… Да-да! Я не побоюсь этих слов – как всякий порядочный учитель! Так вот, если бы вы это сделали, то не случилось бы ничего из того, что случилось!
      – Ах, вы, значит, считаете меня виноватым?! – взвизгнул учитель информатики.
      – Я только сказала, что вы могли бы предотвратить…
      – Нет!!! Это неслыханно! Класс крадет мой ключ, и я же еще и… А не пройти ли нам, Наталья Ивановна, к директору?
      – С удовольствием, Игорь Дмитриевич!
      – Я не хотел доводить дело до директора, уважаемая Наталья Ивановна, но, видимо, придется!
      – Я тоже так думаю, не менее уважаемый Игорь Дмитриевич!
      И обиженные друг на друга учителя покинули тамбур кабинета информатики, бросив седьмой «Д» на милость судьбы и Николая Васильевича, который пообещал привести слесаря-золотые руки.
      – Пока мы будем ждать обэжэшника с его чудо-соседом, все соревнования закончатся, – угрюмо произнес Джек, когда за дверью стихли голоса учителей.
      – Да-а-а, – протянул Летяга. – Вы только представьте, как завтра на стенде про «Зарницу» нам станут выводить нули. Будем хуже даже восьмого «В».
      – Какие там нули, – махнул рукой Джек. – Наш счет уже в минус пойдет…
      – Как стыдно, – покачала головой Тася, а потом обвела взглядом одноклассников и тихим, совсем не командирским голосом попросила: – Ребята, пожалуйста, отдайте ключ! Не доводите класс до такого позора!
      – Держи карман шире! – презрительно бросила ей Малинина. – Так он и признается, когда уже такой сыр-бор заварился!
      – Почему это сразу «он»? – возмутился Летяга. – Может, это ваш брат – девчонка!
      – Знаете что?! – Журавлева опять обвела класс глазами, но уже не печальными, а обрадованными. – Я придумала! – Она сняла свою вязаную курточку на «молнии», расстелила ее на учительском столе и сказала: – Вот!!!
      – Таська, ты часом от расстройства умом не тронулась? – с жалостью посмотрел на нее Летяга.
      – Не беспокойся, Толик, со мной все в порядке! – заверила его Тася. – Я предлагаю каждому подойти к куртке и сунуть под нее руку! Тот, кто взял ключ, должен там его оставить. Никто ничего не увидит.
      – Придумала тоже! – недовольно буркнул Джек. – Хочешь, чтобы этот гад вышел сухим из воды?
      – Может, он не гад! Понимаете? Может быть, он… ну… Этот человек хотел просто пошутить, а дело вышло нешуточное! Он уже и сам не рад, а выхода никакого не видит.
      – А что? По-моему, это хорошее предложение! – обрадовался ротный командир и в очередной раз с большим уважением посмотрел на Журавлеву. – Я могу первым!
      – Нет, погоди, – задержала его Люба Малинина. – Когда под кофтой появится ключ, это сразу почувствует тот, кто подойдет к столу после нашего преступника.
      – И что?
      – А то! Никто не станет там оставлять ключ, чтобы его не вычислили! Неужели неясно?
      – Тогда сделаем так! – Тася шлепнула на стол коробку из-под принтера, сняв ее с подоконника, и опять накрыла курткой. – Вот! Я буду следить, чтобы, сунув руку под куртку, до дна никто не дотрагивался. Ключ можно бросить. Или пусть кто-нибудь другой следит, если мне не доверяете.
      Ольга Дятлова вдруг сняла свою мягкую кофточку с опушкой, безжалостно смяла в комок, опустила на дно коробки и сказала:
      – Это чтобы стука ключа о дно не слышно было.
      – Молодец, Оля! – похвалила ее Тася и обратилась ко всем: – Только нужно, чтобы никто демонстративно не совал под куртку растопыренную пустую ладонь! Пусть каждый сделает вид, будто у него в руке что-то лежит. Вот так. – И она показала классу сжатый кулак.
      – Нет! Вы только подумайте! Этому гаду прямо все условия! – недовольно пробурчал Летяга, вытащил из кармана джинсов руку со сжатым кулаком и подошел к коробке. – Следи, Таська! – сказал он и сунул руку под куртку, подержал ее там немного и вытащил на волю.
      – Хорошо! Молодец, Толик! Делайте все так же! – сказала Тася.
      И седьмой «Д» начал по одному человеку подходить к коробке. Тася внимательно следила, чтобы никто не нарушал правил, и старалась определить, кто же виновен в похищении ключа. Но никто не выдал себя ни суетливыми движениями, ни бегающими глазами, ни излишним румянцем. То ли похититель умел очень хорошо владеть собой, то ли такового среди одноклассников не было. Тогда вообще непонятно, куда делся ключ.
      Тася сунула руку в коробку последней. Когда вытащила ее обратно, почувствовала, что в лицо бросилась краска. Сейчас все узнают, брал ли кто-нибудь из них ключ.
      – Джек, посмотри ты в коробку, – попросила она Рудакова. – Что-то мне как-то нервно…
      Ротный командир, тоже почему-то нервничая, подошел к столу и сдернул Тасину куртку. На нежных перышках кофточки Дятловой лежало два ключа, красивые, длинные, с узорчатыми бородками.
      – Ничего себе, – пробормотал Джек и вытащил ключи на всеобщее обозрение. – Размножаются они, что ли?
      Ксюша Воробьянинова так громко охнула, будто Женя достал из коробки не ключи, а страшно ядовитую гремучую змею.
      – Два? – удивился Летяга. – Игорь Дмитрич оставил нам один…
      – Так это, наверно, тот, который с вахты пропал! – догадался Сеня Головлев.
      – И как же он сюда попал? – Толик обвел взглядом одноклассников, призывая их высказать свои предположения. – Никто же после урока из класса не выходил!
      – Значит, это было до урока, – предположила Тася, – или… – она медленно повернулась к Мите Толоконникову, – …во время урока… Ты ведь, Митя, выходил с информатики…
      – И что?! – взвился Толоконников. – Имею право! Это вовсе не значит, что я взял ключ!
      – Ну… вообще-то… Не значит, но… – Тася не договорила, потому что из-за дверей послышались голоса вернувшегося со своим золоторуким соседом учителя ОБЖ, а также Игоря Дмитриевича, Натальи Ивановны и директора школы.
      – Погодите! – бросился к дверям Джек. – Не ломайте! Мы ключ нашли! – И он вставил его в замочную скважину.
      В распахнувшейся двери семиклассникам предстал разъяренный Николай Васильевич.
      – И как же это называется?! Совесть-то у вас есть?!. Егорыч! – обернулся он к соседу, маленькому юркому мужичку с блестящей красной лысиной. – Извини, друг! Видишь, эти…
      – Охламоны! – подсказал Игорь Дмитриевич.
      – Не могу с вами не согласиться! – учитель ОБЖ кивнул учителю информатики и опять обратился к соседу: – Эти охламоны, видите ли, нашли ключ! Им наплевать, что я за тобой бегал, что тебя оторвали от дела!
      – Нам не наплевать, Николай Васильевич! Простите нас! – взмолился Джек. – Честное слово, мы не специально! Мы еще и сами не поняли, как ключ нашелся! Мы потом разберемся, а сейчас… Может быть, можно еще подтянуться?
      – То, что вы сделали, Рудаков, не лезет ни в какие ворота! – Николая Васильевича оттеснила от дверей в сторону директор школы. – Всех подняли на ноги, оторвали от дел столько взрослых людей! И после этого ты еще имеешь наглость требовать, чтобы вам устроили дополнительные соревнования!
      – Я не требую… – пробубнил Джек.
      – Мы еще разберемся с ключами! После! Сегодня у нас в школе в гостях офицеры и солдаты из воинской части. Они сейчас в актовом зале. Малыши им такой концерт приготовили, а я тут… с вами… Марш по домам! И никаких соревнований! Штрафники!!! Стыд и срам!!!
      Директриса величественно удалилась. Учитель информатики ворвался в класс и бросился проверять целостность дорогих его сердцу компьютеров. Раздраженный Николай Васильевич пошел провожать своего соседа, а Наталья Ивановна тяжело опустилась на стул. Видно было, что она медленно отходит от пережитого волнения. Она радовалась, что с ее учениками ничего страшного не произошло, но чувство беспокойства ее не отпускало. С ключами предстоит еще разбираться.
      – Ваше счастье, что с компьютерами все в порядке! – обиженный Игорь Дмитриевич сказал это то ли семиклассникам, то ли их классной даме, ни на кого не глядя.
      Джек, который так и стоял впереди своих притихших товарищей с двумя ключами в руке, спросил:
      – Нам-то что делать?
      – Как это что? – учитель наконец соизволил перевести взгляд на седьмой «Д». – Вас же послали… по домам! Вот и идите себе! Ключи только оставьте! Кто их стянул, потом разберемся… Когда время будет… Но разберемся! Уж будьте уверены!
      Одноклассники начали медленно расходиться. Наталья Ивановна пошла следом. Понурая Тася еле передвигала ноги. Она уже забыла, что приглашала Митю в парк, потому что все ее мысли были заняты только классными неприятностями. Она уже надевала куртку, когда увидела, что Джек, горячась, пытается что-то объяснить учителю ОБЖ. Тася посчитала своим долгом прийти Рудакову на помощь.
      – Ну Николай Иванович! Это же такой позор получится, если вы завтра нам нули на стенде нарисуете! Ну разрешите! – упрашивал учителя Джек.
      – Глупости ты, Рудаков, говоришь! Ты же не сможешь отработать за весь класс!
      – Ну хоть сколько-нибудь! Скажи, Тась! – обратился он к подошедшей Журавлевой. – Нам бы хоть сколько-нибудь баллов! Обидно же, что из-за одного гада весь класс должен страдать!
      Тася поняла, что Джек просит разрешить ему подтянуться, с сомнением покачала головой (ну сколько один человек может набрать баллов?) и все же поддержала его:
      – Разрешите, Николай Иванович! Ну что вам стоит?
      – Ладно! – махнул рукой учитель. – Что с вами делать?! Приятно видеть людей, до такой степени болеющих за класс. Пошли!
      В физкультурном зале судьи соревнований по подтягиванию уже подводили итоги. Николай Васильевич подошел к физруку, являющемуся главным судьей, и что-то долго говорил ему, периодически показывая рукой в сторону Джека и Таси. Тот сначала только отрицательно качал головой. Потом Николай Васильевич, видимо, нашел какие-то убедительные слова, потому что к ним подтянулись остальные судьи и, похоже, тоже стали уговаривать физрука разрешить Рудакову подтя-нуться. В конце концов он в сердцах шлепнул на стол листочки с результатами соревнований и подошел к семиклассникам.
      – Ну что, Рудаков! И на что же ты рассчитываешь?
      – Баллов на двадцать, если вы засчитываете количество подтягиваний…
      – Мы засчитываем сумму, состоящую из наибольшего числа подтягиваний, наименьшего числа подтягиваний, и прибавляем три балла, если в соревнованиях участвуют все. Ты собираешься двадцать раз подтянуться, Евгений? Это очень много!
      – Ну… Я постараюсь…
      – А наименьший результат будет Журавлева организовывать? – усмехнулся физрук.
      – Я вообще-то не думала об этом… – испугалась Тася, – но могу попробовать…
      – Да я пошутил! Соревнования-то мужские! Но, если честно, то наименьшее число подтягиваний у многих классов равняется нулю! Так что кое-какие шансы у вас есть. Пошли, Рудаков!
      Джек тяжело вздохнул, посмотрел на Тасю, будто ожидая от нее поддержки. Журавлева немедленно сделала самые сочувствующие глаза и отчаянно закивала головой, что должно было означать: давай, Джек, я с тобой!
      Первые десять раз Рудаков подтянулся довольно легко. Следующие пять дались ему уже труднее. Тася, затаив дыхание и вытаращив глаза, считала про себя, хотя делать это было необязательно: физрук считал вслух. Последние разы до двадцати Джек подтягивался уже с трудом. Лицо его покраснело, по вискам потекли струйки пота.
      – Двадцать! – крикнул физрук. – Как обещал! Молодец, Женька! Настоящий мужик! Хорош! Заканчивай!
      Но Джек заканчивать не собирался. С большой натугой, скривившись всем лицом, он продолжал подтягиваться дальше.
      – Двадцать один… двадцать два… двадцать три… – продолжали считать уже все присутствующие в зале. – Хватит, Женя! Плохо станет! Нельзя так напрягаться!
      Двадцать четвертый раз Джеку не дался. Рудаков, судорожно извернувшись, так и не смог приблизиться к перекладине. Руки его разжались, он упал на маты и замер.
      – Женька-а-а!!! – испуганно крикнула Тася и подбежала к однокласснику.
      Джек неловко лежал на боку, закрыв глаза, и очень тяжело дышал.
      – Что же это?! Ему плохо! Помогите! Надо врача! – прошептала Тася, хотя хотела крикнуть, но Рудаков ее расслышал.
      – Не надо врача, – прохрипел он, перевернулся на спину, и на его багровом лице вдруг расцвела улыбка. Он скосил глаза на Журавлеву и все так же хрипло сказал: – Целых двадцать три раза, Таська… Личный рекорд…
      Рудакова со всех сторон обступили учителя и запричитали:
      – Женя! Ты в порядке?
      – Может, все-таки вызвать врача?!
      – Разве же так можно!
      – С ума сошел?
      – Кому нужно такое самоистязание?!
      Ротный командир седьмого «Д» класса отыскал глазами учителя ОБЖ и уже почти обычным голосом сказал:
      – Записывайте, Николай Васильевич, двадцать три балла!
      – Пожалуй, Рудаков, я приплюсую тебе еще один балл! Таисия так за тебя болела, что вполне может сойти за участницу, которая один раз подтянулась, – рассмеялся Николай Васильевич. – Думаю, никто возражать не будет?
      Он оглядел учителей. Никто не возражал. Все улыбались.
 
      Тася с Джеком вышли на крыльцо школы и остановились друг против друга. Им надо было идти в разные стороны.
      – Ты молодец, Женька! – восхищенно сказала Тася. – У других классов гораздо меньше баллов, хотя там целый класс участвовал!
      – Да что там! – махнул рукой Джек. – Я, может, и больше бы подтянулся, если бы не перенервничал с этим ключом. Как ты думаешь, кто его украл? Вернее, даже целых два?
      У Таси были некоторые подозрения, но верить им не хотелось. Она опять вспомнила, что Митя Толоконников выходил на информатике из класса. Еще она вспомнила, что собиралась с ним в парк. Почему Митя сразу ушел, как только их отпустили? К ней даже не подошел… Неужели все-таки виноват? Сказать это Рудакову Тася не могла.
      – Не знаю. – Она пожала плечами. – Ни на кого не хочется думать.
      – Честно говоря, мне тоже.
      Им пора было расходиться, но почему-то оба медлили и не уходили.
      – Знаешь что, Тась, давай сходим в парк, – предложил вдруг Джек и вытащил из кармана несколько десятирублевок. – У меня полтинник есть. Отметим нашу маленькую победу – покатаемся на аттракционах, а?
      И они катались на машинках. Да-да, на тех самых, на которых Тася мечтала прокатиться с Митей Толоконниковым. Вместе в одну машинку они сесть постеснялись. Они катались на разных. Катались, сталкивались друг с другом и опять разъезжались, а потом снова сталкивались – и хохотали, и хохотали до колик в боку.

7 Не хуже Билла Гейтса

      На следующее утро вся школа столпилась у стенда «Мы играем в „Зарницу“. Впереди всех по очкам, разумеется, был девятый „А“. За строй и песню они получили максимально возможное количество баллов, а именно: двадцать. Седьмой „Д“ – всего лишь девять. За подтягивание девятый „А“ получил девятнадцать баллов и десять – за бинтование, а седьмой „Д“ только двадцать четыре – за подтягивание. Девятый „А“ опережал седьмой „Д“ аж на целых двадцать пять баллов.
      – Ничего не понимаю, откуда у нас какие-то цифры за подтягивание? – удивилась Люба Малинина. – Перепутали, что ли?
      – Ничего не перепутали! – ответила ей довольная Тася. – Это все Джек! – И она принялась рассказывать одноклассникам, как Рудаков упросил учителей разрешить ему подтянуться за весь класс и как потрясающе это сделал. Журавлева не жалела красок, и Джек выглядел в ее рассказе Гераклом, Ильей Муромцем и бойцом спецназа в одном лице.
      Любе Малининой ее рассказ не понравился. Вернее, не сам рассказ. Ей очень не понравилось, какие при этом восхищенные взгляды Тася бросала на ротного командира. Еще ей не понравилось, какими теплыми взглядами отвечал Журавлевой Рудаков. Все знали, что до сегодняшнего дня он так смотрел только на нее, на Любу. И зачем она вчера так быстро ушла из школы? Ну и проныра эта Журавлева! Везде хочет успеть!
      Ире Пенкиной переглядки Таси с Джеком тоже очень не понравились. Она повернула голову к Толоконникову и прикинула, насколько он ей симпатичен. Выходило, что так себе… Не слишком… Но, чтобы отомстить Таське, которая, похоже, перехватила Рудакова и у нее, и у Малининой, пожалуй, симпатии к Мите у нее хватит.
      А Митя Толоконников со вчерашнего дня находился в самом растерянном состоянии. Он вообще не понимал, что происходит. Ему тоже не нравились взгляды, которые бросали друг на друга Джек с Тасей. Еще вчера ничто этих взглядов не предвещало. Неужели какие-то подтягивания могут произвести на девчонку такое впечатление? Что такое, в сущности, подтягивание? Возвратно-поступательные перемещения тела в вертикальной плоскости! И только! Большого ума не надо! Вообще никакого ума не надо! Одни мышцы! Да если бы он, Митя, захотел, то… Он просто не хочет зря терять время на все эти упражнения. Ему куда интереснее игра ума, чем мускулатуры. Вот, например, последнюю «самостоялку» по информатике он единственный в классе написал на «пятерку», а Рудакову, между прочим, с трудом тройку с минусом натянули. Билл Гейтс наверняка плохо подтягивался. Если бы он тратил время на подтягивания, то еще неизвестно, какие сейчас у нас были бы компьютеры! А девчонки не могут понять, что ум для мужчины гораздо главнее силы. Сила – что? Ее раз-два – и накачал! А попробуй-ка накачать мозг? Вон Сене Головлеву каких только репетиторов мамаша не нанимает, а все без толку! Мозги – они или есть, или их нет!
      Звонок на урок прервал Митины размышления. Он с досадой передернул плечами и поплелся на третий этаж, где находился их кабинет. Первым уроком была математика. Наверняка классная затеет разборку с ключами. Да, один ключ действительно взял он. И именно тогда, когда выходил с информатики. Он сделал это очень ловко. Спустившись вниз, на вахту, затеял разговор с молодым охранником Степаном и даже попросил дать закурить. Вообще-то он, Митя, не курит. Не потому, что не крутой или маменькин сынок. Просто это не для него. Он пробовал несколько раз. Во рту делается горько, а потом противно пахнут руки и одежда. А этому Степану нравится покровительствовать мальчишкам. Он обычно читает нудную лекцию о вреде курения, ни в одно слово которой сам не верит, а потом, воровато озираясь по сторонам, сует сигарету или даже две, если у него хорошее настроение. И даже выпускает из школы покурить в подъезде дома напротив. Вчера Митя попросил у Степана сигарету. Пока тот, закатив глаза к потолку, рассказывал, как мучительно от капли никотина умирает лошадь, Толоконников, прислонившись к стенду с ключами, осторожно снял ключ от кабинета информатики и положил себе в карман. Ключ приметный – длинный, золотистый, с узорной бородкой. Настоящее произведение ключного искусства. Перепутать трудно. Получив от Степана сигарету, Митя пошел обратно в кабинет. Он действительно намеревался закрыть дверь на замок, чтобы никто не смог пойти на подтягивание. Он знал, что учитель обязательно оставит им свой ключ. Он всегда так делал: после последнего урока оставлял его дежурным и уходил обедать. Митя собирался прихватить и ключ Игоря Дмитриевича, но не успел. Он ничего не успел и, самое странное, ничего не видел. Кто-то другой взял с кафедры ключ и закрыл замок, видимо, тогда, когда Митя еще раздумывал, как лучше провести задуманную операцию. Интересно, кому еще надо было запереть седьмой «Д» в кабинете информатики и, главное, зачем? Они оба опустили ключи в коробку из-под принтера, потому что поняли, что к тому времени на подтягивание уже безнадежно опоздали. Или у того, второго, были какие-то другие, свои соображения?
      Наталья Ивановна на математике выяснять ничего не стала. Сказала, что о ключах они поговорят на классном часе и что будет лучше, если тот, кто их взял, объяснит ей свое поведение еще до конца уроков, чтобы они вместе подготовились, как доложить обо всем коллективу.
      На перемене к Толоконникову подошла Тася.
      – Митя, – задушевно начала она. – Может быть, ты сначала мне скажешь, зачем всех запер? Может быть, мы вместе найдем выход из создавшегося положения?
      – Мы его не найдем, – раздраженно ответил Митя и еще раз мысленно восхитился Тасиными золотыми волосами.
      – Почему?
      – Потому что не я запер класс.
      – Митя, я понимаю, что неприятно сознаваться в некрасивых поступках, но все равно все тебя подозревают, – сказала Тася и подумала, что Митя со вчерашнего дня как-то потускнел. Какой-то он бледный и худой. Наверняка не смог бы столько раз подтянуться, сколько Джек.
      – Это почему? – взвился Митя.
      – Потому что ты один из класса на информатике выходил!
      – Чтобы взять ключ с кафедры, вовсе не нужно было выходить из кабинета!
      – Это было бы веским аргументом в твою пользу, если бы не пропал ключ еще и с вахты. Ведь если бы с вахты он не пропал, нас быстро открыли бы.
      – Но ключ с вахты можно было взять в любой момент вчерашнего дня! Вовсе не обязательно на последнем уроке! Тебе так не кажется?
      Митя твердо решил не сознаваться, потому что не чувствовал себя виноватым, даже несмотря на доводы Таси. Класс закрыл не он, значит, главный виновник – кто-то другой.
      – Не знаю… Может, ты и прав… – вздохнула Тася. – Но кто же тогда это сделал? Зачем? У тебя есть какие-нибудь соображения?
      – Нет у меня никаких соображений, – честно ответил Митя. – Сам удивляюсь, кому это было нужно.
 
      На классном часе все молчали. Не признался никто, несмотря на пламенные речи Натальи Ивановны, Таси и Джека. Когда все поняли, что ждать признаний дольше уже не имеет смысла, начали обсуждать дальнейшие этапы «Зарницы». Сегодня они должны были сдать судьям стенгазету о городе-герое Одессе. Подготовить материал было трудно, потому что в библиотеках его оказалось не так много. Повезло опять-таки девятому «А», поскольку ему достался Ленинград, хулиганистому восьмому «В» – Сталинград, и двум шестым классам – Брест и Севастополь. Про эти города книжек навалом. Одно было хорошо – весь Птичий базар седьмого «Д» умел неплохо рисовать и газета получилась очень красочная.
      – Ну что ж! Здорово! – восхитилась классная руководительница. – Главное достоинство вашей газеты в том, что она вся рисованная. Другие классы наверняка облепят свой лист журнальными картинками, как это часто делается. Думаю, что баллы вы получите приличные. А как дела с радиогазетой?
      С радиогазетой дела были плохи, потому что быть дикторами хотели абсолютно все девчонки и довольно много мальчишек. Вместо того чтобы обсуждать содержание передачи, одноклассники без конца ссорились, кому говорить в микрофон.
      – Ксюшка пришепетывает! Ее нельзя! – горячилась Ольга Дятлова.
      – Почему это я пришепетываю?! Ничего не пришепетываю! – чуть не плакала Воробьянинова. – Это ты тарахтишь так, что ни слова не разобрать! Что это будет за передача, если ничего не понятно?!
      – А мне за выразительное чтение всегда «пятерки» ставят! – объявила Люба Малинина.
      – Ну и что?! Передача – это тебе не стихи «Мороз и солнце – день чудесный»! Передача должна быть патриотической! А это чисто мужское дело! – возразил ей Летяга.
      – Интересно, почему это женщины не могут быть патриотками?! Еще как могут! – вставила свое слово Ира Пенкина.
      Ей очень хотелось быть диктором. Дикторство казалось Ире чуть ли не последней возможностью обратить на себя ускользающее внимание Джека. Он бы услышал, как на всю школу звучит ее проникновенный бархатный голос, и обомлел. Конечно, гораздо лучше было бы выступить по телевидению, но до школьного телецентра пока еще никто не додумался, что бесконечно жаль.
      – А материал для радиогазеты? Вы собрали материал? – возвратила всех на землю Наталья Ивановна.
      Класс ответил ей дружным молчанием.
      – Вот как! – рассердилась классная руководительница. – Тогда я вам категорически заявляю: кто в четверг принесет лучший проект радиопередачи, тот и будет диктором! А завтра не забудьте захватить с собой купальные принадлежности! Завтра идем в бассейн. Заплыв на пятьдесят метров. Надеюсь, больных и убогих среди вас нет? Все поплывут?
      Седьмой «Д» нестройно заголосил:
      – Нет больных!
      – Все поплывем!
      – Куда денемся!
      – Пусть только кто-нибудь попробует увильнуть! – этот возглас, разумеется, принадлежал Джеку.

8 Сушите весла, клейте ласты!

      Серега Раскоряда, более известный под гнусной кличкой Раскоряка, увиливать от плавания не собирался. Более того, он ждал этого дня, потому что надеялся на триумф. Плавал он очень хорошо. Его бабушка с дедушкой жили у моря в том самом городе-герое Севастополе, который достался шестиклашкам. Серега проводил там каждое лето. Если бы он не научился плавать, то его засмеяло бы все местное пацанье! И он научился. Да так, что если плыть на быстроту, то его мог обогнать только севастопольский плывун Вовик Корж. А этот Вовик, между прочим, на целых три года его старше. Еще Серега умел здорово нырять. Вот если бы на «Зарнице» еще ввели соревнования по нырянию, то он точно взял бы первое место. Он может нырнуть с какой хотите вышки! Он в Севастополе нырял с такой верхотуры, что высота вышек бассейна для него – семечки!
      Раскоряде сильно надоело быть Раскорякой. Сколько можно, в конце концов? Они уже в седьмом классе! Совсем взрослые! Птичий базар уже во всю красит клювы и завивает перышки, а он, Серега, все Раскоряка да Раскоряка! И как избавиться от этого ненавистного прозвища? Он уже и сердился на приятелей, и дулся, и дрался – ничего не помогает. Конечно, почерк у него тот еще! Что в тетради, что на доске! Не буквы, а натуральные раскоряки! Русачка все время ругается и отметки снижает! А, собственно, за что? Почерк человеку от рождения дается, как походка или голос! Ни один учитель не снижает отметки Сеньке Головлеву, который пищит, как девчонка, несмотря на всю свою чудовищную толщину! И потом, у всех парней почерки не очень. Вот у Джека – почерк тоже гадкий: острый такой, неразборчивый! Его же никто не зовет Раскорякой! Почему Женьку можно называть Джеком, а его нельзя, например, звать Сержем? Тоже красиво! И вообще! Чем этот Рудаков лучше? Почему на него пялится весь Птичий базар? Конечно, он, Серега, не смог бы столько раз подтянуться, как Рудаков. Если честно, то подтянуться он может от силы три раза. Он очень надеялся, что Рудакову не удастся продемонстрировать свои способности. Для этого он и взял с кафедры ключ Игоря Дмитриевича и закрыл класс. Конечно, он даже не вспомнил, что на вахте висит второй ключ и что их очень легко открыть, но об этом подумал кто-то другой, чем здорово ему помог. Интересно кто? У него даже нет на этот счет никакого предположения! И зачем этот человек закрыл класс? Неужели тоже завидует Джеку? Серега первый раз подумал о себе, как о завистнике, и у него похолодело в животе. Некрасиво как-то… Хотя, с другой стороны, разве красиво всегда лезть вперед, как Рудаков? Ничего! В бассейне он, Серега, еще даст Джеку прикурить! Посмотрим, кому Птичий базар будет строить глазки после заплыва!
 
      В бассейн, который находился на соседней улице, Серега пришел раньше всех и изнывал в ожидании одноклассников. Ему казалось, что они непростительно опаздывают и что если они еще немного задержатся, то вода будет занята какой-нибудь пенсионерской группой. Вон их сколько – бравых бабок, расхаживающих по холлу в купальных шлепанцах и с мочалками, торчащими из прозрачных пакетов! Такие непременно заладят нудить: у нас абонемент, а потому – выньте и положьте нам воду!
      Три года назад школа строем ходила в бассейн целую учебную четверть вместо уроков физкультуры, но тогда еще Серега не слишком хорошо плавал, и хвастаться особенно было нечем. Теперь, когда он может плавать и кролем, и брассом, и знаменитыми саженками, и на спинке, и на боку, бассейн сильно подорожал и уроки физкультуры в нем не проводят. И вот сейчас, когда до Серегиного триумфа осталось каких-нибудь жалких сорок минут, одноклассники почему-то совершенно не торопились приобщиться к этому великому событию.
      Серега уже выпил два стакана сока в буфете, посмотрел три мультика по телевизору, стоящему в холле, и уже собирался у тетеньки, сидящей за стойкой, попросить разрешения позвонить Джеку или Журавлевой, когда в двери бассейна кое-как протиснул свою мощную фигуру Сеня Головлев. Серега бросился к нему, как к родному.
      – Ну наконец-то! – счастливо приветствовал он Головлева. – Сколько можно ждать?
      – А что, все уже пришли? – удивился Сеня и посмотрел на часы. – Не может быть! Полчаса до заплыва! Вот говорил матери – рано еще! А она – опоздаешь да опоздаешь!
      – Вот именно, что не пришли! Вот именно, что можно опоздать! Гляди, сколько народищу! – и Серега, будто полководец свои неисчислимые батальоны, обвел рукой снующий по холлу бассейна народ.
      Вслед за Сеней в бассейн ворвался Летяга.
      – Что, все уже тут? – спросил он, прямо у дверей наткнувшись на одноклассников.
      – Не-е-е, – небрежно протянул Головлев. – Я да Раскоряка!
      – За Раскоряку можно и ответить! – взревел Серега и хотел уже отвесить Головлеву хороший подзатыльник, но тот привычно увернулся.
      Ловить его Серега не стал, потому что в дверь широкой рекой потекли наконец одноклассники и ученики других классов их школы. Пришла и Наталья Ивановна. В разговорах незаметно прошло оставшееся до заплыва время, и параллель семиклассников пригласили в раздевалку.
      Переодевшись в спортивную форму, школьники вывалились в спортзал на разминку. Серега с особым остервенением делал все упражнения, которые предлагал физрук, и еще дополнительно массировал себе мышцы. На водной дорожке не должно быть никакого сбоя. С Раскорякой будет покончено навсегда! Он обязательно придет первым, и красиво придет! По собственной инициативе Серега залез еще и на шведскую стенку и гнулся там до тех пор, пока его не снял оттуда физрук.